Хозяин каптерки прапорщик-азербайджанец, выпив несколько рюмок коньяка, расчувствовался, разговорился и напомнил Эдику, как он спас ему жизнь прошлой осенью. Этому говорливому и хвастливому Халипову, капитан Громобоев действительно был обязан жизнью. В октябре Рамзан единственный раз за год пошёл на боевую операцию. Напросился. Сумел уговорить молодого на тот момент (прежний погиб) командира роты Александра, по кличке Марабу, взять с собой в рейд. Халилов покинул каптёрку и, по его словам, оправился в поход за медалью. Опасаясь за свою драгоценную жизнь, нацепил на себя тяжёлый бронежилет и обшитую камуфляжем каску, чем вызвал многочисленные насмешки офицеров. Однако же старшина не оплошал и действительно пригодился: оказался в нужном месте и в нужное время…
…Дивизия проводила массированную зачистку местности в районе Мирбачакота: минировали местность, взрывали развалины, ломали дувалы, давили виноградники, задымляли колодцы-кяризы. Внезапно взвод саперов попал в засаду и был расстрелян мятежниками почти в упор из укрытий. Первая рота находилась рядом на отдыхе, и бросилась их спасать, а Эдик как старший от батальона побежал в "зелёнку" вместе с ними.
Почти сразу завязался жёстокий скоротечный бой. Громобоев укрывшись за большим деревом, пытался подавить огневую точку за арыком, как вдруг, позади, раздалась короткая очередь, и две пули впились в ствол ореха в считанных сантиметрах над головой. Эдуард обернулся и в груди похолодело. В двадцати шагах позади, раскинувшись в пыли, валялся мёртвый афганец. К убитому душману (выглядело это забавно, если бы не обстоятельства), то ползком, то вприсядку, то на четвереньках, подбирался старшина и что-то громко завывая, кричал на родном языке. Капитан выпустил ещё несколько очередей в сторону мятежников, опустошил весь магазин, и лишь потом подбежал к поверженному противнику. Он склонился над трупом, внимательно посмотрел на поверженного врага. Убитый лежал в луже крови, три пули в груди и в животе навылет, и был совсем мальчишка, лет тринадцати-четырнадцати, не больше, ему бы в школу ходить, да в футбол играть, а не воевать. Одной рукой безбородый "моджахед" всё ещё крепко сжимал автомат за цевьё, вторая рука была неестественно заломлена за спину.
Старшина стоял рядом, трясся всем телом, цокал языком и бормотал что-то невнятное. Затем чуть успокоившись, снял каску с головы и вытер пот со лба.
- Я не знал! - воскликнул Рамзан громко. - Стрельнул - он упал!
- Что ты не знал? - спросил командир роты.
- Не видел, что это малчык!
- Рамзан, все правильно! Ты спас замкомбата! Благодаря твоим метким попаданиям он стрелял в капитана уже убитым!
В груди Эдика похолодело: он понял и отчётливо представил - а ведь верно, ещё доля секунды и было бы поздно, душман расстрелял бы его в упор! Гибель была неминуема!
- Малчык! Сапсэм малчык! - охал, не переставая переживать старшина.
- Не убей ты его, тогда бы он убил Эдуарда! Виноват, товарища капитана Громобоева! - выкрикнул ротный. - А потом и тебя тоже грохнул бы, ни на секунду не задумываясь!
Командир роты разжал пальцы подростка, забрал китайский АК-47, срезал нагрудник с магазинами и гранатами, протянул Громобоеву. Эдик отрицательно покачал головой.
- Нет, пусть старшина себе забирает, это его трофей. Спасибо, Халилыч!
В тот день рота с большим трудом выбралась из огневого мешка - спас положение комбат танкового батальона, лично пробившись к ним на танке. Потеряв ранеными несколько человек (один солдат позже в госпитале умер от ран), прорвались к своим позициям.
По возвращению в полк, старшина повесил трофейный окровавленный "лифчик" в каптерке над столом и при случае хвастался перед друзьями прапорщиками, как он спас заместителя командира батальона. Через полгода Рамзан получил свою заслуженную медаль "За отвагу", а в рейды предпочитал больше не ходить и заниматься имущественными проблемами роты…
Громобоев довольно быстро захмелел, потерял нить разговора, хоть и пытался думать, но получалось плохо, поэтому он, то глуповато улыбался, то внезапно грустил и вытирал ладонью набегавшую слезу.
- Да, повезло тебе Эдик! Столько боёв и передряг, но выжил, - хлопнул по плечу ветерана начальник штаба батальона Тарбеев. - Поделись удачей!
- А ты в момент опасности плюй три раза по три раза через левое плечо, соблюдай нехитрые правила: не ходить в рейд перед отпуском и перед заменой, перед выходом на боевые не пей, и не ставь прививки в санчасти - тогда точно не заболеешь. И ещё у меня всегда был со мной амулет - на шее на цепочке личный номер. (Эдуард вынул номерок из-за пазухи и продемонстрировал друзьям.) Один раз его забыл и чуть не погиб!
- Чуть - не считается! - хмыкнул Афоня. - Но как можно забыть свой талисман?
- Да так вот! Накануне выхода на боевые в Баграмскую зелёнку драл я одну симпатичную "козу" - кладовщицу с торговой базы, а ей мой амулет всё время по носу стучал. Попросила убрать, мол, отвлекает и мешает получать удовольствие - я и снял. А потом, когда на следующий день в кишлаке по нам минами долбанули, и осколки вокруг кучно засвистели, я рукой хвать грудь - а там под тельняшкой пустота - нет номерка! Ну, думаю, Эдик, тут твоя смерть и пришла… Один осколок размером с половину ладони возле головы в дувал врезался, чуть башку мне не размозжил, я его потом еле-еле финкой из глины выковырял. Так вот едва-едва от меня удача не отвернулась. Чудеса, но опять повезло…
Приглашённые на проводы командиры чуть притихли, но выслушав рассказ, вновь загомонили, сдвинули стаканы, разлили спиртное и выпили за удачу. Несколько секунд помолчали, размышляя, но вскоре вновь вразнобой зашумели, заговорили. Вспоминали бои, забавные истории, хвалились подвигами. Как смогли, нестройно спели пару песен. Дойдя до нужной кондиции, друзья-приятели расползлись по комнатам примерно часа в три ночи. Проводы удались…
* * *
Раскалённое солнце, стоявшее в зените, прожаривало сухой кабульский воздух и свирепо обжигало лучами людей, не сумевших найти себе укрытие. Время от времени порывы ветра швыряли пыль, и даже мелкие камешки, словно шрапнель в лицо, и всюду проникающий мелкий песок хрустел на зубах.
Кабульский аэродром вблизи "Теплого стана" жил своей бурной и шумной боевой жизнью. Ежеминутно взлетали на бомбежку парами штурмовики "Грачи", через некоторое время, опустошив боезапас, уцелевшие возвращались на базу, вереницы вертушек уносили взвода и роты на очередную операцию в горы, в сторону Пагмана, а четверки "крокодилов" с километровой высоты, поливая "нурсами" горные хребты, как могли, прикрывали группы десантирующихся.
Горнострелковый полк рано утром ушёл на выполнение задачи, в батальоне остались лишь больные и выздоравливающие. Всё шло обыденно, и как говорится во французской поговорке: на войне как на войне! Одним предписано идти в рейд, других везут в госпиталь, а третьих уже упаковывают в "цинки". А самые счастливчики едут домой: в отпуск или по замене.
Эдуард прищурившись, неприязненно посмотрел на высокогорные ледники - сколько сил и здоровья оставил там! Величавые заснеженные горные вершины застывшие вокруг древнего города, были равнодушны к суетящимся у подножья людям. Да и стены древнего Кабула видели очень многое и если бы могли говорить, то поведали бы о набегах кочевников, о нашествии войска Александра Македонского, вторжения английских экспедиционных корпусов…
Капитан Громобоев с грустью на сердце прощался с друзьями на краю "взлётки", нынче он возвращался домой - два года беспрерывной войны успешно завершились. И хотя слегка был ранен, немного контужен, чуть подморожен зимой на высокогорном леднике и хорошенько прогрет на солнцепёке, но без увечий для здоровья и главное дело - живой. А могло быть гораздо хуже, за время боев он потерял несколько друзей: двух командиров рот, начальника штаба, взводного-сапёра, батальонного разведчика, замполита роты…
Провожающие то хмурились, то улыбались, и расставались с другом явно с неохотой. Старший лейтенант Сашка Афанасьев и прапорщик Вадик Гонза с нескрываемой завистью смотрели на уезжающего, им тоже хотелось домой, однако бодрились, громко болтали, смеялись и много пили. Дружная компания, покачиваясь на нетвердых ногах (ведь после вчерашнего возлияния, они добавили добрую новую порцию напитков), стояла полукругом возле капота запыленного "Уазика", превращенного в стол.
Импровизированный "достархан" был застелен основательно заляпанной жиром газетой "Правда", уставлен стаканами, открытыми банками рыбных консервов и тушёнки, а в алюминиевой солдатской тарелке лежали недоеденные вчерашние голубцы в виноградных листьях.
Вылет "борта" откладывался уже несколько раз и задерживался дольше четырёх часов. Пузатую громадину "Ил-76" неспешно грузили чьим-то добром, поэтому пассажиров не подпускали и держали на удалении. Приятели допивали бутылку "Арарата" и сожалели об отсутствии второй.
- Я же говорил, что будет маловато - этим не опохмелимся! - возмущался красавчик Вадик. Этот кудрявый и голубоглазый прапорщик был грозой женского модуля, обитательницы которого сдавались ему почти без боя и чаще всего "за так". И на халяву выпить он был тоже не дурак. - Надо было купить ещё одну…
- Так и купил бы! В чём проблема? Болтался целый час неизвестно где!
- Я бойцу помогал! - парировал упрёк Гонза. - Смотрю, стоит неприкаянный солдат на обочине, грустит. Жалко стало, спросил в чём дело. Оказалось наш, однополчанин, с заставы из третьего батальона. Вылечился после желтухи, за ним не приехали, а из госпиталя выписали, ему тыловые крысы сказали: иди и жди старшего. А этот старший где-то загулял. Может запил? Боец с утра стоял и не знал, куда ему приткнуться. Я его на попутку до Суруби посадил, а то не ровен час ещё пропадёт.
- Молодец! Хвалю за гуманизм. Но для нас почему всего бутылку одну взял? - недоумевал и одновременно возмущался Афанасьев, широко улыбаясь и демонстрируя два ряда ровных и красивых зубов. - Пошлёшь дурака за бутылкой - он одну и возьмёт…
Улыбчивый русоволосый старший лейтенант был почти двухметровым крепышом. Широкоплечий, длиннорукий, неуклюжий, похожий на медведя, однако добряк, просто так мухи не обидит. Со стороны Афоня казался богатырём, сошедшим с картины о русских былинах. Обычный граненый стакан в его ладони размером с лопату был едва виден, и больше походил на рюмку. Сейчас Сашка с сожалением смотрел на быстро пустеющую ёмкость и тяжко вздыхал.
- Сам дурак! Проблема в деньгах! - огрызнулся прапорщик после короткой паузы вызванной пережёвыванием большого куска мяса. - Дали мне двадцать чеков, на бутылку, я и взял одну, а не поскупились бы, не пожадничали - купил бы две или три.
- А свои добавить - слабо?
- Я же говорил, я - пуст! Ей-ей, не вру! - Гонза продемонстрировал отсутствие финансов, вывернув наружу карманы. - Чеки с получки в медсанбате спустил с командиром артдивизиона, славно покутили с медсестричками за неделю лечения. Не попади я тогда на выходе с задачи в засаду - мы сейчас были бы в шоколаде! Который день кляну себя последними словами - это надо же такая удача привалила - взял кассу банды! И всё бездарно прошляпил! И нет бы, сразу дать ходу из кишлака - решил ещё и боевые трофеи взять - погнался за орденом! И на хрен мне был тот сраный ДШК? Он нам не мешал, "духи" нас не видели, но, я же, як дурко, велел бойцам меня прикрыть, и полез забрасывать расчет пулемёта гранатами. Представляете, пополз с полным мешком пайсы!
- Эдик, он решил вместо тебя, героем стать! Хотел получить "Звезду Героя" посмертно?
- Ага, захотел второй орден…
- Конечно, получишь. Теперь дадут за ранение, в жопу - улыбнулся Афоня. - Полный мешок, говоришь… наверняка, врешь… Поди, нашел лишь горсть мятых "афошек", а трёпа на миллион!
- Первое, что я хочу сказать - ранение не в жопу, а в бедро! Второе. Миллион там был и не меньше! Ей-ей не вру! Подполз поближе, две гранаты швырнул, и вроде двоих из расчета пулемёта завалил, а охранение с двух стволов как по мне долбанёт! Я распластался как медуза, в землю вжимаюсь, пыль глотаю, молюсь Богу, прощаюсь с жизнью. Духам меня не видно, но вещмешок над землей торчит, словно мишень. По нему они и жахнули, очередь прошила рюкзак и порвала в клочья, смотрю - вокруг бумага летает, меня демаскирует. Я про ту "пайсу" и думать забыл, жизнь дороже, стянул с себя, отшвырнул его подальше…
- Ай, молодец! Дал ему на один рейд поносить счастливый лифчик-разгрузку на удачу, новый мешок, новый горник, новый маскхалат и что в итоге? Где всё вещи? Пошло прахом, ни одной военной шмотки у меня не осталось на память о войне…
Симпатяга Гонза насупился и покраснел.
- Хватит уже укорять, и так стыдно. Только и думать мне было про горный костюм в мешке. Но если б даже и вспомнил, то честное слово, деньги кинул бы, пропади они пропадом, а горник твой даже под пулями забрал бы…
- Да ладно, я не со зла… Ладно горный костюм и мешок, а где мой лифчик?
- В госпитале спёрли вместе с маскировочным халатом. Кстати, твой маскхалат мне жизнь спас, я слился с травой, пуля лишь чиркнула, а в хэбэшке меня б точно добили…
- Я ж говорю, ловлю на слове! Ты мой должник! - Громобоев хлопнул Вадима по плечу. - С тебя магарыч, готовь цистерну самогона!
- Приедешь в Жмеринку, налью! Короче говоря, отполз я в сторону, а духи по-прежнему лупят в тот мешок из всех стволов. Наверняка потом когда нашли денежные клочки - переживали! И вот, когда я почти отполз к разведчикам, духи долбанули из гранатомета по дувалу, стена рухнула - меня и присыпало. Хорошо бойцы сразу откопали! Легко отделался, бедро зажило быстро, голова пару дней поболела, лишь немного поблевал. Тебе-то в прошлый раз Эдик, досталось тяжелее, но теперь мы на равных, оба с контуженой башкой, я гол как сокол, и ты не богаче. Так что зря вы насмехаетесь - я не жадничаю. Пайсы - нет…
- Да ладно, уймись, замяли…, - Афоня прервал загоревавшего о пропажах прапорщика, резко сменил ход разговора, и перешёл на любимую тему: - Кстати, Эдик, ты ведь одним бортом с Викой летишь?
- И что?
- Согрей её в воздухе, там ведь холодно, а она девушка хрупкая, южная…
- Что же сам не обогрел?
- Я пытался, да обломился. Эх, таких как я невезучих дураков - поискать надо…
- В смысле? - заинтересовался Эдик. Хмель ударил в голову, а после выпитой бутылки разговоры о бабах - любимая тема компании мужчин, особенно если женщины - в дефиците.
Афоня быстро разлил по стаканам остатки содержимого бутылки и похвалил сам себя.
- Смотрите-ка, глаз - алмаз! - офицер поднял стаканы на уровень глаз и удовлетворённо цокнул языком. - Так вот, год назад, когда она только приехала в наш славный боевой полчок, я к ней приценился, примерился, решил объездить. Обожаю воронежских девчат, красавицы как на подбор, не зря в народе говорят, что Екатерина Вторая туда всех проституток ссылала, а шлюхи как известно, в основном красотки.
- Да не тяни ты кота за хвост, ближе к делу, - оборвал Вадик долгие разглагольствования друга.
- Я и так иду к телу! Заманил её как-то музыку послушать, коньячку пригубить, соседа специально выгнал на ночь в казарму спать, думал напою быстренько девицу и овладею. Оказалось - она пьёт не хуже меня. Весь запас мой выдула, потом давай на столе танцевать, еле-еле в койку завалил и раздел! Лапаю её везде, целую. Она целуется, но трусы никак не стянуть - не дается и всё тут! Хотел уже порвать и силу применить, и тут звук сирены. Тревога! Я этой заразе говорю: лежи смирно, жди меня и я вернусь…
- Только очень жди… - хохотнул Эдик.
- Дождалась? - подмигнул прапорщик, прищурив хитрый и бесстыжий глаз небесно-голубого цвета.
- Дверь запер на ключ, помчался на плац, затем в штаб, а это ложная тревога: дежурный нечаянно нажал на кнопку. Прибегаю назад - в комнате уже никого нет!
- Дверь высадила? - улыбнулся Эдик.
- Окно открыла, нашла снятую оконную ручку под столом! Оделась, чмокнула напомаженными губами зеркало на прощанье и сбежала.
- И каково было самочувствие? Кончил во сне?
- Циники!
- Мы лирики!
- Смейся Громобоев! Я посмотрю на твои успехи, теперь твоя очередь пытаться…
Друзья чокнулись стаканами, пригубили крепкого напитка.
- А я и не буду пытаться, меня в Ташкенте ждут…
- Наслышан… - буркнул Вадик. - Но одно другому не мешает. Оторвись за нас двоих на полную катушку! Всех красоток подряд отъе… Слышь, Афоня! А ведь он и взаправду не станет драть Вику, даже если ему даст! Зажравшаяся ты скотина, Эдуард! Мы тут на голодном пайке, а он харчи перебирает…
- Вадик, не нервничай и не дёргайся! - одёрнул друга капитан. - Врачи верно поставили диагноз, хорошо тебя контузило, явно не симулировал. Ишь, как тебя сразу затрясло от злости. Эх, хорошо сидим, жалко только то, что коньяк заканчивается…
- Ну, да не беда, ничего страшного, если что - сгоняет ещё раз в дукан, не развалится, отсыплю ему мелочи, - пьяно ухмыльнулся Сашка. - Чует моё сердце - сегодня Громобоев никуда не улетит. Рановато ты решил нас покинуть, брат.
- Пошёл в жопу! Чтоб тебе в своё время рейс отменили! Не каркай - один хрен улечу! Барахлишко начальства погрузят, потом и мы грешные пойдем на посадку. А если честно - не хочу улетать! Что я там буду делать? Отвык я от России. Как там жить? Не представляю…
- Не дури! Живи как все: ходи в кино, в кабаки, баб трахай… - Афанасьев не рассчитывая силы, от души хлопнул Эдика по плечу и Громобоев со стоном потер место ушиба.
- Но, ты, полегче! Громила безмозглый!
- Завидую я тебе, Эдик! Мочи нет - домой хочу! Как приеду - сразу женюсь! Такая восхитительная девица у меня на примете в Одессе. До чего же я её здорово отлюбил на ступенях подвала ресторана! Девчонка - супер! Представьте портрет: блондинка, зеленые глаза, осиная талия, стройные ножки от ушей, словно Дюймовочка из сказки! Двадцать восемь лет, но тело девочки! Двое детей, но это пустяки. Громобоев, ты будешь моим свидетелем?
- Если перестанешь колотить меня по плечу и бокам, пытаясь от восторга сломать мне кости. Как же… женится он… Да ведь ты после каждой командировки объявляешь, что женишься и всякая блядь у тебя - классная девка! Уймись!
- Нет, в этот раз "железобетонно" женюсь, пора остепениться. Поверь мне, ох, какая она сладкая и хорошенькая! Зовут её Оксана. Ждёт меня к осени - приеду и женюсь! Ах, моя Оксаночка! Родителям я уже сказал…
- Обязательно засвидетельствую твой брак! - пообещал капитан. - Да хоть с ведьмой, мне то что! Только свою непутёвую башку под пули больше не подставляй!
Афоня обнял друга, чмокнул пьяно в ухо и вытряс в раскрытый рот последние капли из стакана.
- И меня тоже в гости жди, через полгода приеду! Примешь? Хочу Питер посмотреть, ни разу в нём не был, - прапорщик Гонза затянулся сигареткой и закашлялся.
- Сколько раз говорить - не кури! - Эдик выхватил окурок у приятеля и отбросил в сторону. - Твоя простреленная грудь с прошлого года ещё не зажила толком. В лёгких дырка - хрипишь - опять сляжешь…
- Ты что творишь! Целую сигарету выкинул… - обиделся прапорщик. - Кто тебя просил?
- Тебе доктор запретил смолить!