По уверению Александера, переписка иностранных дипломатов дала ему доказательство того, чему Гитлер долго не хотел верить: заговор Рема. В руках Александера был список будущего правительства, составленный генералом Шлейхером. Рем был назван в этом списке министром рейхсвера. Это доказательство и привёз Александер в подкрепление приказа рурских промышленников: Гитлеру опереться на рейхсвер с его старым генералитетом и покончить с Ремом.
Знай Гаусс о таком обороте дела, он, может быть, и не поехал бы к Гитлеру.
Никто пока не знает, привёз ли Александер расшифрованные подлинные депеши иностранных дипломатов или ловко сфабрикованные фальшивки и убедили ли Гитлера представленные Александером доказательства измены старых сообщников. Как бы там ни было, Гитлер жадно впился в бумаги. Он читал их и перечитывал. Снова, в который раз уже в эту ночь, наливалась жила на его лбу и его пальцы впивались в скатерть. Наконец он испустил хриплый рёв и тут же затих и сжался. Минуту он сидел скорчившись, потом медленно поднялся и, шаря в воздухе, как слепой, пошёл по комнате. Его глаза были устремлены в пространство, губы шептали что-то бессвязное. Он вернулся к креслу, схватил документы и с воплями: "Ложь!.. Ложь!.. Ложь!.." - принялся рвать их. Когда клочья бумаги усеяли пол у ног невозмутимо стоявшего Александера, Гитлер выбежал из комнаты.
Вошёл Гесс. Прислонившись спиной к двери, как бы для того, чтобы никто не мог войти следом за ним, он вопросительно поглядел на Александера. Полковник пожал плечами.
- Я так и не получил ответа. - Он показал взглядом на клочья разорванных документов. - Это были подлинники.
Гесс понимающе кивнул головой.
- Это обходится чрезвычайно дорого, а мы вечно нуждаемся в деньгах, - с укором продолжал Александер.
- Скоро деньги будут…
Александер ответил пожатием плеч, выражавшим сомнение, взял шляпу и перчатки и вышел.
Гесс сам запер входную дверь за полковником.
В эту беспокойную ночь дверь виллы Вахенфельд не долго оставалась закрытой. Едва успели исчезнуть в темноте огни автомобиля Александера, как в дом вошёл новый гость. Его голос звучал уверенно и громко, и держался он здесь, как свой человек. Это был Геринг.
Он первым долгом подошёл к зеркалу, и было непонятно, к кому он обратился - к Гессу или к своему отражению:
- Как дела?
Гесс пожал плечами и кивком головы указал на дверь, за которой отчётливо слышались беспокойные шаги Гитлера.
Геринг рассмеялся. Он держался так, словно ему все было нипочём. Но Гесса нелегко было обмануть. Сквозь напускную весёлость Геринга он угадывал нервное напряжение, во власти которого находился министр.
- Здесь был Гаусс, - сказал Гесс.
Геринг звучно ударил ладонями по кожаному поясу, стягивавшему его живот.
- Александер здесь был?.. Надо подумать о Реме.
- У вас есть новые доказательства?
- Неужели фюреру ещё мало?
- Я его понимаю. Кроме меня, Рем - единственный, кому он мог верить…
Геринг насмешливо взглянул на Гесса.
- Значит, Рем и вы самые доверенные люди фюрера?!. Браво, Гесс. И всё-таки Рем должен быть уничтожен! Вместе со всеми этими хайнесами, эрнстами и прочей сволочью…
- Что вы предлагаете?
- Разделить задачу. Я возьму на себя Берлин. Он, - Геринг кивнул на дверь, - должен взять Мюнхен. Удар нужно нанести неожиданно. Иначе они будут сопротивляться.
- Так или иначе, сопротивления не избежать.
- Ничего подобного: в Берлине все подготовлено.
- А Мюнхен?
- Фюрер должен вместо Висзее приехать туда и выступить перед штурмовиками.
- Он не согласится.
- Это уж ваше дело.
- Все-таки… постарайтесь добыть ещё какие-нибудь доказательства.
Геринг вынул из нагрудного кармана большой лист, сложенный в несколько раз, и торжественным движением развернул его перед Гессом. Это был плакат с портретом Гитлера. На груди портрета фюрера виднелось несколько характерных отверстий, какие образуются от пуль на мишенях.
Гесс вопросительно поднял брови. Геринг рассмеялся.
- Хайнес тренируется в стрельбе.
- Странно!
- Стреляя в присутствии Рема, он сказал: "Так же мы поступим и с оригиналом, если он посмеет предать штурмовые отряды".
- У вас есть доказательства?
- Донесение собственного адъютанта Рема.
- Кто такой?
- Ну, это не ваше дело!
- Не верю анонимам.
- Шверер, капитан Отто фон Шверер, - убеждающе сказал Геринг.
- Не сын ли того Шверера, из старой академии?
- Чорт его знает! Может быть.
- Ну что же, если Адольф поверит…
Геринг хвастливо щёлкнул пальцем по лбу портрета:
- По-вашему, и это недостаточно убедительно?
- Это производит впечатление!.. Пройдёмте к нему? - спросил Гесс.
- Сначала глоток чего-нибудь.
Гесс вышел.
Геринг бережно сложил плакат и сунул в карман. Затем вынул из ящика, стоявшего на столике, сигару и стал старательно слюнить её конец.
Вошёл Гесс с подносом, на котором стояло несколько бутылок.
- Вам что? - спросил Гесс.
- Что-нибудь покрепче…
- Хотите импровизацию?
- Отлично. Что-нибудь из вашей африканской серии. - Геринг весело потёр руки. - Давайте "Устрицу пустыни". Это у вас здорово выходит.
Благодаря тому, что внимание его было сосредоточено на руках Гесса, готовивших смесь, Геринг не заметил быстрого пристального взгляда, брошенного на него из-под косматых бровей при словах "Устрица пустыни".
- "Устрица"?..
- "Устрица пустыни", - повторил Геринг. - Вы же сами поили меня.
Гесс в сомнении покачал головой:
- Первый раз слышу… - Несколько мгновений он испытующе смотрел на Геринга, преодолевая желание спросить, откуда тот знает это название. Но только сказал: - Звучит это, во всяком случае, здорово.
- Зверская штука.
Из-за двери донеслись звуки не то радио, не то граммофона.
- Это единственная пластинка, которую он признает? - спросил Геринг.
- Фюрер часто слушает этот марш.
- Похоронный марш?! Скверная склонность.
- Вагнер!
- Не спорю, но почему именно траурный марш? Почему "Гибель богов"?
- Он любит это без всяких ассоциаций…
- А я люблю пластинки только с весёлыми названиями!
- Кажется, фюрер хочет переписать эту музыку по-новому.
Геринг громко расхохотался.
- Когда я жил в Швеции, там тоже был один оригинал, писавший симфонии, не умея прочесть ни одной нотной строки.
Гесс хмуро посмотрел на собеседника, а Геринг снова расхохотался и подошёл к двери, из-за которой доносились звуки вагнеровского марша.
Гесс остался сидеть в глубоком кресле, потягивая коктейль, и, прищуря один глаз, словно целясь при стрельбе, глядел на жирный затылок Геринга. Его подмывало крикнуть Герингу что-нибудь обидное, так как он ненавидел его и боялся. Можно было бы напомнить, что в Швеции "господин министр" сидел в сумасшедшем доме и лично он, Гесс, не уверен в том, что лечение там было доведено до конца… Вероятно, и тот сумасшедший творец симфонии был его коллега по дому умалишённых… А может быть, даже то был сам Геринг?
Геринг постучал и вошёл к Гитлеру, не ожидая ответа.
Гесс подошёл к двери и прислушался. Доносившиеся голоса были не очень ясны, но, напрягая слух, можно было разобрать почти всё, что говорилось.
Слышались взволнованные шаги Гитлера, часто останавливавшегося, выкрикивавшего чьё-нибудь имя и снова принимавшегося ходить.
Гитлер: - Хорошо, я согласен. Теперь запишите: Хелльдорф.
Геринг: - Хелльдорф служит у меня по коннозаводству и совершенно безвреден.
Гитлер: - Человек, знающий о поджоге рейхстага столько, сколько знает этот ваш граф, не может быть безопасен!
Геринг: - Я за него ручаюсь:
Гитлер: - Час тому назад я тоже готов был прозакладывать голову за Рема.
Геринг: - Есть кое-что поважней этого Хелльдорфа…
Наступило молчание. Не было слышно даже шагов Гитлера. Гесс представил себе, как тот остановился около склонившегося над списком Геринга.
Наконец Гитлер нетерпеливо крикнул:
- Ну?! Кого вы ещё имели в виду?
Геринг: - Я говорю о… Папене.
Снова воцарилось молчание. И снова Гесс представил себе, как поражённый Гитлер, раздвинув короткие ноги, стоит перед Герингом. Молчание не прерывалось, пока Геринг не спросил:
- Как же с Папеном?
Гитлер: - Он не лучше других… Он никогда не примирится с тем, что мы сели ему на шею.
Геринг: - Вероятно.
Быстрые шаги Гитлера приблизились к двери. Гесс поспешно вернулся в кресло. Когда Гитлер вбежал в комнату, Гесс беззаботно рассматривал свои карманные часы.
- Что вы об этом думаете?! - с порога крикнул Гитлер.
- О чем? - недоуменно спросил Гесс.
- Что делать с Папеном?
Гесс пожал плечами.
- Если бы не был жив Гинденбург, я бы не колебался.
- Я того же мнения.
Гесс понизил голос до шопота, которого не мог слышать Геринг.
- Дайте приказ, но только устный, так, чтобы… - Гесс кивнул в сторону двери, за которою остался Геринг, - отвечал он.
Гитлер круто повернулся на каблуках и выбежал из комнаты.
Сквозь незатворенную дверь Гесс слышал, как Гитлер спросил Геринга:
- Вы вписали Папена?.. Хорошо, необязательно писать. Достаточно того, что я вам говорю. Хотя я уверен, что второго такого помощника себе не найду. Во всяком случае, пошлите ему вот это письмо…
Гитлер умолк. Гесс слышал, как перо царапает бумагу, под нажимом нервной руки фюрера.
Через минуту Гитлер громко прочёл своё письмо Папену, кончавшееся словами: "…Ваше сотрудничество в имперском кабинете, которому вы посвятили столько сил, чрезвычайно ценно. Моё отношение к вам истинно дружеское. Я буду рад помощи, которую буду получать от вас и впредь. Гитлер".
- Непременно перешлите это ему, - сказал Гитлер. - Сегодня же. Слышите?
- У вас есть ещё кто-нибудь? - спросил Геринг.
- Мы забыли Кара.
- Записываю.
- И оба Штрассера, конечно.
Гесс принялся смешивать коктейль. Со стаканом в руке он подошёл к окну и растворил его. Утренний воздух вместе со щебетаньем птиц ворвался в комнату, как дыхание другого мира - светлого, удивительного, почти неправдоподобного. Над миром поднималось солнце. За тёмными силуэтами гор его ещё не было видно, но серебро их снежных вершин уже стало розовым.
За спиною Гесса послышались шаги. Когда Гесс обернулся, у столика с бутылками стоял Геринг и приготовлял себе напиток.
- Ну? - спросил Гесс.
- Кажется, договорились! - Геринг старательно встряхнул стаканчик и, отведав смеси, прищёлкнул языком. Он допил смесь и облизал липкий от ликёра палец. Как большинство наркоманов, он не курил, но зато любил сладости.
- Дело Гиммлера - не прозевать, кто из этого списка будет в Мюнхене, кто в Висзее. - Геринг с минуту помолчал. - Надо проследить и за самим Гиммлером. Что бы вы ни говорили, я ему не очень верю.
Гесс кивнул.
- От имени фюрера прошу вас наблюдать за Гиммлером. У вас для этого найдутся люди… Сколько в списке? - спросил Гесс.
- Около полутора тысяч, - сказал Геринг и, попрощался.
Но прежде чем он вышел, Гесс тихо спросил.
- Вы так и не показали ему плакат?
Геринг рассмеялся.
- Ещё пригодится. Он может заколебаться в последнюю минуту.
Несколько мгновений Гесс стоял задумавшись, словно забыв об окружающем. Его маленькие глазки, спрятавшиеся в глубоких глазницах, прикрытых клокастыми бровями, уставились в угол. Тонкие губы сжались ещё плотней, чем обычно, так что рот казался старчески провалившимся.
Гесса привело в себя шуршанье автомобильных шин за окном.
Уехал Геринг.
Гесс пошёл к кабинету, за дверью которого все ещё слышались тяжёлые, торопливые шаги Гитлера.
При появлении Гесса Гитлер резко остановился и чуть-чуть попятился.
Его глаза насторожённо следили за каждым движением Гесса.
- Вы держали себя прекрасно, - с оттенком покровительства сказал Гесс.
Гитлер расправил плечи.
- Я буду обращаться с ними, как с собаками! - проворчал он.
- Не вздумайте тронуть Геринга.
- Он мне надоел!..
- Ну вот!..
- Совсем не то… вовсе не то! Я просто ненавижу этого проклятого борова. Я ему не верю! - крикнул Гитлер. - Я не уверен даже в том, что он не ведёт двойной игры! Кто мне поручится, что Геринг не держит нож за пазухой! Кто поручится?
- Гиммлер!
Гитлер рассмеялся тихим, шипящим смехом:
- А за Гиммлера?
- Гейдрих.
- А за Гейдриха?
- Кальтенбруннер.
- А за него? За всех других? Кто, кто?
- Я.
- А за генерала? За каждым углом по генералу! И каждый думает только о том, как со мною разделаться, чтобы сесть на моё место.
- Не нужно показывать, что вы кого-нибудь боитесь. Старики просто торгуются. Вот и все.
- Если бы в этом было все дело.
- Только в этом.
- Вы всегда во всем уверены. Кто вам сказал, что они не устроятся и без нас с вами?
- Ни один здравомыслящий человек не даст ни пфеннига этим людям.
- Пожалуй, вы правы, - неуверенно пробормотал Гитлер. - Американцам с ними тоже не договориться.
- И вы, мой фюрер, должны твёрдо усвоить: никто не станет без личного интереса таскать для нас каштаны из огня.
По внезапно заблестевшему взгляду Гитлера видно было, что он о чём-то догадался.
- Вы видели Шрейбера?
- Да…
- Что он говорит о займе?
- Англичане, как всегда, хотят иметь больше, чем заслужили.
- Так пусть он наплюёт на них. Пусть ищет деньги в Америке.
- Он так и делает.
- Тогда и генералы будут нашими. Все! Все до одного! - в восторге воскликнул Гитлер.
- Вероятно.
- А тех, кто не захочет… к чорту таких! К дьяволу, заодно с Ремом.
Гитлер порывисто повернулся и, не прощаясь, пошёл к двери, видневшейся в глубине кабинета. Уже взявшись за ручку, он обернулся к Гессу и крикнул:
- А этому старому Гауссу скажите: если он вздумает хитрить…
И Гитлер быстро вышел, хлопнув дверью.
Гесс подождал, пока не затихли его тяжёлые шаги, и снял телефонную трубку.
- Вы не спали, Гиммлер?.. Геринг передаст вам утверждённый фюрером список наград к тридцатому июня. На вас падает Мюнхен и Висзее. Что?.. Нужно справиться… Фюрер на вас рассчитывает… И вот что… - Гесс сделал большую паузу, как бы подыскивая слова. - Вы должны проследить за тем, чтобы Геринг придерживался списка, - там есть его друзья… Фюрер? Чувствует себя прекрасно… Спокойной ночи. Хайль Гитлер!
Он придавил пальцем рычаг телефона и набрал новый номер.
- Гейдрих?.. Не сердитесь, что разбудил. Я просил Гиммлера проследить за выдачей наград по списку, который передаст ему Геринг. На вас лежит ответственность за то, чтобы Гиммлер не проявил своеволия в отношении каких-нибудь лиц. Понятно?.. Конечно, мы так и думаем, вы с этим справитесь… Отлично. Спите. Хайль Гитлер!
Он потянулся движением уставшего человека.
Прислушался. Вокруг было тихо. Из другого мира, за растворёнными окнами, доносился едва слышный, множимый горным эхом перезвон колоколов - стада выходили на пастбища. Гесс снова потянулся и вышел.
В доме царила тишина. Не нарушая её, без малейшего звука отворилась дверь, и в комнату вошёл человек. На нем был зелёный фартук слуги, в руках - тряпка и метёлка из петушиных перьев. Прежде чем приступить к уборке, он внимательно осмотрел корзинку для бумаг, пепельницы, вазы, вынул все бумажки, все обрывочки и сложил в карман. Лишь после этого он принялся смахивать пыль петушиной метёлкой.
22
Мысль о привлечении через посредство Шверера отставных офицеров к работе штаба подал Гауссу генерал Пруст, состоявший когда-то со Шверером в дружеских отношениях.
Каждый, кто видел Пруста впервые, охотно поверил бы тому, что интриганство не только не входило в привычки этого бравого генерала, но, пожалуй, даже было ему противно. Но знавшие Пруста ближе не поддавались обману при виде его широких жестов, громкого смеха и подчёркнутого неумения говорить шёпотом. В военных кругах он был известен как один из самых ловких интриганов. Не принадлежа к генеральному штабу, он уже в веймарский период играл кое-какую роль. Слывя доверенным лицом и даже любимцем отстранённого командующего рейхсвером Гаммерштейна, он умудрился в то же время быть в дружеских отношениях даже со Шлейхером. К тому же он занимал должность помощника Гаусса по Берлинскому военному округу.
Наигранная жизнерадостность Пруста оказывала, повидимому, мало влияния на сухого, насторожённо прислушивающегося к каждому его слову Шверера. Поджав губы, Шверер сумрачно поглядывал на своего бывшего приятеля.
Пруст пытался убедить его в том, что настало время перейти к практической работе по сколачиванию армии.
Ворчливо, словно сердясь на то, что и он вынужден говорить, Гаусс тоже сказал несколько слов.
- Необходимо понять, se figurer bien clairment, что вопрос поставлен просто: malntenant ou jamais, сейчас или никогда армия должна остаться нашей, или все мы должны перестать существовать.
- Моё дело - оперативная работа, - возразил Шверер.
- Как только мы получим окончательную уверенность в том, что раз и навсегда являемся хозяевами своих солдат, придёт и большая оперативная работа! - Гаусс на мгновение замолк и, натянув на сухое лицо нечто вроде улыбки, закончил: - Если, конечно, вы откажетесь от старых бредней о немедленной молниеносной войне на востоке! Il faut abandonner cette ideee absurde.
- Никогда! - с неожиданным жаром воскликнул Шверер. - Вы не имеете права не понимать, что…
- Совершенно верно, - несколько более раздражённо, чем ему самому хотелось, перебил Гаусс: - теория блицкрига, вполне оправданная на западном театре, является чистейшей спекуляцией, когда речь идёт о России! Вспомним слова Клаузевица, практику Наполеона, заветы Бисмарка. Le vieux comprenait quelque chose en matiere de guerre.
- Спекуляцией является извлечение на свет того, что сдано мною в архив! - запальчиво ответил Шверер.
- Вы меня дурно поняли, - желая прекратить спор, проговорил Гаусс. - Я вовсе не имел в виду недобросовестной подтасовки предпосылок для такого рода войны с Россией. Mais non. Мне только продолжает казаться: в силу факторов, которые не хуже моего известны вам, молниеносная война, пусть даже вначале победоносная, на просторах России является спекуляцией…