- Что "Корнева", что "Корнева"?! И вообще, что вы так смотрите на меня, эскулап-капитан? Словно не понимаете, что для этой украинской дивчины служба в госпитале - возможно, единственный способ вырваться из другого, более страшного ада - ада окружения и фашистской оккупации?
- Да нет же, я не только ради того, чтобы уехать из города… - попыталась было объяснить Евдокимка.
Но медсестра жестко пресекла эту ее попытку:
- Ты, эскулапка, иди себе, иди… Игнатьевна подберет для тебя все самое лучшее. Да и весь этот разговор - не для твоих непорочных ушек.
- Хорошо, хорошо, иду. Только вы из-за меня тут не ссорьтесь, - курсистка повертела головой, чтобы одновременно видеть реакцию и капитана, и медсестры.
- Можно подумать, что без тебя мы здесь не каждый день бодались! - неожиданно "успокоила" ее Вера.
30
Заметив неподалеку колодец, водитель, невысокий, чахоточного вида мужичок, взял ведро и, предупредив майора, что нужно подлить в радиатор, направился к "журавлю". Тем временем на испещренном выбоинами шоссе появилась очередная колонна беженцев: вслед за тремя грузовиками тащилось несколько доверху нагруженных подвод, рядом с ними устало брели старики, женщины и дети.
- И что же вы предлагаете, господин Смолевский? - особист с трудом вспомнил фамилию собеседника, быстро потеряв интерес к исходу беженцев.
Юродивый стоически выдержал на себе очередной пронизывающий взгляд майора и спокойно ответил:
- Как вы в будущем намерены нейтрализовать Вегерова и городского голову - это меня не интересует. Но коль уж вы спросили моего совета… На вашем месте я немедленно уходил бы дальше, на восток, - повел он подбородком в сторону хвоста удаляющейся колонны. - Полагаю, ваш чин и статус позволят вам пройти любые тыловые посты. Если, конечно, вы окончательно отказались от намерения остаться по эту сторону фронта.
- Лично у меня никогда подобного желания не возникало, - резко отреагировал Гайдук. - Но был приказ. Впрочем, вас, Гурька… - иронично осклабился майор, произнося кличку конюха, - это не касается.
- Стоит ли реагировать столь болезненно? Что такое война, как не время вселенского выбора?
- Не пытайтесь убедить меня в том, что вы еще и великий философ. Попробуйте ограничиться лаврами великого актера. В течение стольких лет играть роль городского сумасшедшего - это, знаете ли, случай в мире искусства уникальный. Как, впрочем, и в мире разведки. В принципе я должен тут же арестовать вас, господин Смолевский.
По ту сторону шоссе готовились к эвакуации какие-то учреждения. Там суетились и спорили между собой люди, занимавшиеся погрузкой всевозможных коробок и ящиков, матерился водитель машины, мотор которой никак не заводился, и, словно бы предчувствуя беду, испуганно ржали кони.
- Вряд ли мой арест способен изменить отношение к вам местных органов и руководства, господин майор, - молвил Гурька, насмешливо наблюдая за этой суетой. - Подумаешь: разоблачить местного юродивого в минуты временного просветления его разума, которое и раньше случалось не так уж и редко! Я уж не говорю о том, что сама попытка арестовать меня будет связана с определенным риском, - просунул он руку под борт френча, где за брючным ремнем покоился наган.
Воцарилась неловкая пауза, в ходе чего майор сумел изменить и тон беседы, и свое настроение:
- Ладно, отставить горячку. В самом деле, не время… Вопрос по существу: почему вдруг вы решили помочь мне, господин Смолевский? Почему предупреждаете об опасности? Ведь, при любом раскладе, я для вас - идеологический недруг.
- Когда в тридцать седьмом в органах появился донос, где я разоблачался, как скрытый враг и симулянт, именно вы, господин "идеологический недруг", спасли меня от неминуемого расстрела, убедив своих коллег, что они имеют дело с душевнобольным.
- Причем душевнобольным, "получившем не только ранение, но и душевную травму в борьбе с классовым врагом", - уточнил Гайдук.
- Вот именно. Тогда я был немало удивлен вашим заступничеством, поскольку понимал: вы-то прекрасно знали, что я действительно симулирую. Для меня до сих пор остается загадкой, почему вы поступили таким образом.
- То есть своим сегодняшним поступком вы намеревались отблагодарить меня за спасенную вам жизнь?
- Естественно. В этом городе и в этом мире найдется не так уж много людей, которые когда-либо приходили мне на помощь. Однако вы ответили всего лишь вопросом на вопрос.
- Отгадка проста: вместе с вами изобличалась бы известная вам Анна Альбертовна Жерми.
- Наша Бонапартша? - вскинул брови Смолевский. - Этого я не знал. Для меня конечно же не было секретом, что госпожа де Жерми находится под особо пристальным вниманием чекистов. Но о том, что ее имя связывают с моим - видит бог, не ведал.
- Так вот, когда Бонапартша работала в Одессе и пребывала в краткосрочном замужестве, мне, бездомному, пришлось какое-то время квартировать у нее. И даже оказаться одним из героев ее романа, возможно, в какой-то степени виновным в разводе с супругом.
- Но не в его, последовавшем после этого, аресте, как уверяла меня Анна Альбертовна.
- Ему бы оставаться обычным учителем физики, коим являлся по своему диплому, а он подался в университетский кружок философии, памятуя о том, что в молодости отец его тоже выступал со статьями и лекциями по истории христианства.
Водитель уже возвращался с полным ведром, и, краем глаза наблюдая за ним, Гайдук нервно решал, как вести себя дальше.
- О ваших отношениях с госпожой де Жерми в органах, понятное дело, знали, - помог Гурька майору вернуться к сути их диалога.
- Вот и получается, что, спасая вас, я, по существу, спасал и Анну Жерми, и себя. Тем более что наши с вами задушевные разговоры в ГПУ тоже были известны.
- А представать в образе чекиста, проворонившего сразу двух хорошо известных ему "врагов народа", вам не хотелось, - уже в который раз продемонстрировал вполне здравый смысл вчерашний юродивый. - У нас есть два варианта. То ли мы сейчас же едем в здание НКВД и без лишнего шума укладываем всех, кто там находится… - чуть приподнял он кончик рукояти финки, покоящейся у него за голенищем.
- После чего затаимся и будем ждать прихода немцев?
- Нет, я - русский офицер, и к немцам в услужение не пойду. В этом плане мы с вами союзники. Уверен, что наступление вермахта спровоцирует восстание белогвардейских сил на Дону, Кубани и на Тереке, к ним я и присоединюсь. Не исключено, что вместе с вами.
- Значит, вы все же бывший офицер?
- Почему "бывший"? Просто офицер. Прапорщик контрразведки армии Деникина и подпоручик контрразведки при штабе Врангеля. Последний свой чин в армии "черного барона" я получил за сутки до его исхода из Крыма. Не скрою, был тронут. В той ситуации, в которой находилось тогда Белое движение в Крыму, таким образом вспомнить о подчиненных…
- Для вас так важно было, в каком чине оставаться в тылу красных, причем в мирное время?
- Как минимум шесть поколений в моем роду были офицерами. Нужны еще какие-то объяснения?
- Достаточно. Даже предположить не мог, что в наши дни человек, известный в образе юродивого, способен хранить в своей биографии столько тайн.
- Случается, господин майор, случается. Поскольку уходить за море я отказался, то вместе с группой других офицеров разведки и контрразведки был оставлен для подрывной работы в тылу красных. По существу, законсервирован на территории Совдепии до лучших времен, выполняя приказ: укорениться, выжить, ждать дальнейших приказаний. О повышении до чина штабс-капитана узнал уже после завершения Гражданской войны - от связного, прибывшего из Одессы и получившего сообщение из-за рубежа.
- Долгое время там существовал канал, хорошо налаженный с помощью моряков дальнего плавания, - понимающе кивнул Гайдук. - Однако новых приказаний относительно вашей деятельности, господин штабс-капитан, так и не последовало.
- Заключительная часть приказа гласила: "До поступления нового приказа, действовать, сообразуясь с обстановкой". Её-то связник и подтвердил.
- С какой стати столько подробностей?
- Чем меньше останется тайн, тем больше мы станем доверять друг другу. Разве не так?
- Рассчитываете, что я присоединюсь к отрядам белогвардейских повстанцев?
- Вскоре вы откроете для себя, что мы, русские, наконец-то перестали делить свой народ на "белых" и "красных". И что у нас одна цель - свободная демократическая Россия. Помянете мое слово: рано или поздно над Спасской башней Кремля снова взовьется трехцветное национальное знамя России - именно то, под которым шли в бой полки Белой гвардии. А на гербе новой России появится двуглавый имперский орел.
- Стоит ли загадывать… - произнес майор, уже направляясь к машине. - Тем более - сейчас, когда у порога германская орда?
- Сам понимаю, что не время дискутировать. Что же касается нашего ухода из города… Как я понимаю, на истребление Вегерова и его подчиненных вы не решились?
- Из принципиальных соображений.
- Даже учитывая, что из этих же соображений старший лейтенант хоть сейчас готов отправить вас на тот свет, - не спросил, а бесстрастно констатировал штабс-капитан. - В таком случае, садитесь в машину и заезжайте за Серафимой Гайдук.
- Почему именно за… Серафимой?
- Какой ответ вы надеетесь услышать от меня, господин майор?
- Понятно, - вздохнул Гайдук, уясняя для себя, что даже, казалось бы, совершенно тайные отношения между ним и женой двоюродного брата Николая для штабс-капитана Гурьки тайной не являются.
- Кстати, мужа ее призвали, - не стал вдаваться в излишние объяснения и сам "юродивый". - В звании старшего лейтенанта он теперь возглавляет ветеринарную службу при штабе кавалерийской дивизии и находится далеко от Степногорска. Так что позаботиться о ней больше некому, а оставлять ее в тылу - нельзя.
- План принимается.
- Я тем временем подготовлю к уходу нашу дражайшую Бонапартшу. Мой походный чемоданчик уже у нее. Уверен, что вы подъедете к ее дому. Под ваше "слово офицера".
- Считайте, что оно сказано.
- Поскольку ночью здесь уже будет вражеский десант, до темноты мы должны оказаться в районе Ингульца. Только тогда сумеем вырваться из смыкающегося кольца окружения. Наша основная задача - как можно скорее переправиться на левый берег Днепра, где сейчас готовится очередной рубеж обороны. Дальше - исходя из обстановки. Скорее всего, мы с госпожой де Жерми направимся в сторону Дона.
- То есть опять на Дон… - понимающе кивнул Гайдук, имея в виду, что именно туда уходили тысячи бывших царских офицеров, готовясь к формированию Белой гвардии. Он произнес это, уже стоя на подножке грузовика.
- Надеюсь, мой "белый" военный билет и справка из психбольницы, полученная не без вашей помощи, все еще не утратили своей силы, - вполголоса молвил Гурий. - Даже в военное время.
- Однако оставляю за собой право задать вам еще несколько вопросов, господин Смолевский. Уже сугубо из любопытства.
- Во имя укрепления доверия, - деликатно уточнил штабс-капитан.
31
Помогая Евдокимке переоблачаться, сестра-хозяйка, выступавшая здесь и в роли каптенармуса, не могла нарадоваться: "Вот что значит настоящая казачка! Вот что значит "девка в теле". Еще "теластее" будешь, нежели Корнева. Ну вот, и юбка, будто на тебя шита. И гимнастерка… Ничего-ничего, чуточку приталим, на два пальца укоротим. Главное, сапоги на ходу терять не будешь. Всех прочих женщин обмундировывать - одно сплошное наказание. Но ты-то… ты - настоящая фронтовичка".
- А, по-моему, все какое-то мешковатое.
- Ну, тоже мне претензии! Это ж не на заказ у модного модельера шито. Поносишь, привыкнешь…
Когда минут через двадцать они снова появились на крыльце, эскулап-капитан, дежурный врач Онищенко и Корнева как раз провожали четыре выделенных командиром дивизии крытых грузовика, на которых раненых увозили в тыловой госпиталь за Ингулец. Это было началом эвакуации всей медсанчасти.
- Если я верно понял, о твоей "солдатчине" мать еще не знает? - обратился капитан к Евдокимке, как только госпитальная колонна покинула территорию госпиталя.
- Ничего, я напишу ей об этом в письме, - легкомысленно заверила его курсистка.
- Интересно, куда ты собираешься ей писать, если дня через два здесь уже будут фрицы?
- Тоже правда, - с тем же легкомыслием признала его правоту Евдокимка. В эти минуты ее больше волновало мнение Корневой и мужчин о ее фронтовом одеянии, нежели переживания матери.
- Тебе хватит ночи для марш-броска домой, а также на солдатские сборы и прощание?
- Вполне. Недалеко отсюда, у знакомых, я оставила свой велосипед.
- В таком случае, не будем разводить бузу, - вскинул капитан руку с часами. - Кстати, смотайся в училище, постарайся взять справку о том, что ты училась в нем и проходила медподготовку. Пригодится. Не позже восьми ноль-ноль утра явиться в госпиталь и доложить!
- Хорошо, ровно в восемь утра, как сказано…
- Не "хорошо", а "есть!", - с упреком прервал ее начальник госпиталя. - И не "как сказано", а "как приказано".
- Учту. Скажите, оружие мне положено?
Капитан и Корнева заинтригованно как-то переглянулись.
- Может, тебе еще и пушку-сорокапятку вручить? - на ходу бросил невропатолог Онищенко.
- Лучше бы пистолет или карабин, - вполне серьезно уточнила курсистка.
- Так ты что, и стрелять умеешь?! - удивленно вскинула брови Корнева.
- Если товарищ капитан рискнет доверить мне свое оружие - продемонстрирую на стволе ближайшего дерева.
- Не рискну, - мгновенно отреагировал капитан. - Меня же первого и застрелишь.
- Не-е-ет. Это случится, только когда в руки оружие возьму я, - пообещала медсестра. - Вот тогда уж можете не сомневаться.
- Не разводи бузу, Корнева, - решительно покачал головой капитан. - Не доводи до уставного греха.
- До "уставного греха" - это как? Неужели существует еще и такой грех?
- Кстати, - проигнорировал ее начальник госпиталя, обращаясь к Евдокимке, - подполковник Гребенин только что звонил, судьбой твоей интересовался. Причем так придирчиво интересовался… Ты что, давно знакома с ним?
Степная Воительница замялась лишь на несколько мгновений, ровно настолько, чтобы скрыть свое удивление. Вот уж чего она не ожидала, так это звонка начальника штаба.
- Кажется, я вам уже говорила, что мой отец - старший лейтенант и служит при штабе дивизии?
- Кажется.
- Так вот, майор Гребенин - его двоюродный брат, а значит, мой дядя.
- Что ж ты молчала об этом? - стушевался капитан.
- Разве сам Гребенин не сообщил?
- Значит, еще сообщит, - подыграла ей Корнева. - Так что лучше сразу же наделите ее пистолетом, а то влетит вам, товарищ капитан. Может, даже в звании понизят.
- Опять ты свою бузу мерзопакостную затеваешь, Корнева?
- Кроме того, что подполковник интересовался, как я устроилась, - перебила их курсистка, - он еще что-нибудь сказал?
- Вызова в штаб не было, это точно.
"А жаль, мог бы и вызвать", - про себя отметила Евдокимка. Знал бы этот эскулап-капитан, как ей хотелось сейчас увидеть Гребенина! Просто взглянуть на него, хотя бы издали. Но девушка понимала, что задавать какие-либо наводящие вопросы по поводу начальника штаба было бы нетактично.
- Извините, уходит мое время, - поспешила она к воротам.
- Эй, товарищ капитан! У нас там, в кладовке, в углу карабин кавалерийский пылится, - всерьез восприняла ее просьбу сестра-хозяйка, заставив Евдокимку тут же остановиться. - От конника с оторванной ногой, что на операционном столе умер, остался. Короткий такой. Думаю, в самый раз будет; не то, что винтовка.
- Из такого, кавалерийского, я уже стреляла, - оживилась курсистка. - Неси его. Лучше пойдем вместе.
- Правильно. Теперь, когда все мужское сословие на пальбе помешалось, - поддержала ее Игнатьевна, пока они приближались к кладовке, - нам, бабам, тоже не грех вооружиться.
- Ну и зачем тебе оружие? - сурово поинтересовался капитан, когда, вернувшись во двор вместе с карабином, точно таким же, на каком обучал Евдокимку военному делу старшина Разлётов, сестра-хозяйка протерла его тряпочкой и торжественно передала девушке.
Евдокимка быстро проверила затвор, заглянула в ствол, определив, что его нужно бы почистить и смазать; убедилась в том, что магазин наполнен патронами. И лишь после этого, дав понять удивленным эскулапам, что оружие для нее - не в диковинку, ответила:
- Вдруг немцы прорвутся.
- Ну, теперь-то они вряд ли прорвутся, - заметила Корнева.
- Или десант выбросят, - курсистка демонстративно перебросила перед собой карабин из руки в руку, точно так же, как это делал эскадронный старшина. В руках этой рослой, крепкой девушки оружие вовсе не выглядело таким тяжелым и бесполезным, каким оно обычно предстает в руках многих других женщин. - А то еще на диверсанта немецкого наткнусь, к его несчастью.
- Какой десант, какие диверсанты в этом городке? - опять возник на крыльце лейтенант Онищенко, и только сейчас Евдокимка обратила внимание, что он без портупеи, а значит, и без оружия.
- Считайте, что с этой минуты, товарищ лейтенант, на одного стрелка в стране стало больше. К слову, позавчера летчика сбитого немецкого самолета в плен взяла я. Правда, увидев меня, пилот расщедрился на комплимент и тут же застрелился, - приврала курсистка.
- А что еще ему оставалось делать? - попытался изобразить ухмылку на лице невропатолог. - Завидев тебя в бою, многие тут же будут кончать жизнь самоубийством.
- Угу, причем не только немцы, - тут же согласился с ним эскулап-капитан.
- Вот вы язвите, товарищ капитан, а за немецкого пилота мне уже наверняка медаль положена. Сам командир морских пехотинцев назвал меня Степной Воительницей. Так что взяли бы да походатайствовали о награждении, - и воинственно держа карабин в опущенной руке, словно уставший, только что вышедший из боя солдат, Евдокимка направилась к воротам госпиталя.
- Хотелось бы видеть тебя в бою, - бросил вслед ей невропатолог. - Интересно, под пулями ты будешь такой же бедовой?
- Эта - да, будет, - вступилась за нее Корнева. - Она у нас и в самом деле… Степная Воительница.