Но повреждена внутренняя связь, и не действует электропривод поворотного устройства башни. Уже четыре часа. Докладываем Данону, что возвращаемся в Алику. Я заглушил мотор и сейчас никак не могу его завести. К счастью, нам предстоит спуск. Мотор заработал, и я его больше не выключал.
Поскольку нет внутренней связи, Рами руководит движением, сидя на крыле танка, в каске, держа наготове "узи" на боевом взводе, со снятым предохранителем. Вполне можно наткнуться за какой-нибудь террасой на сирийского солдата.
На всем обратном пути в Алику мы видели подбитые сегодня вражеские танки. Вот мостовой танк с расколотым надвое мостовым устройством. Мы знаем, что могло случиться, если бы мы их не остановили. Целый батальон танков прошел бы по этому мосту через Иордан на Тверию.
Вся местность усыпана кусками обгоревшей брони и стали. Стоят подбитые, сожженные грузовики, джипы, танки Т-54, Т-55. Ханан возле каждого останавливался: искал живых. Одни трупы. Он взволнован и потрясен. "Творец! Сколько смерти, сколько мучений, сколько страдания в Твоем мире!"
Слушая Эльханана, я вспомнил один мидраш: "Когда Господь, Благословен Он, создал первого человека, Он поместил его в райском саду и показал ему все деревья, что в нем росли. И сказал ему: посмотри, как прекрасны они и сколь искусно сделаны. Все это Я сотворил для тебя. Постарайся же не портить и не разрушать Мой мир, ведь если испортишь - его некому будет исправить…""
Эльханан продолжал:
"…Потом мы увидели наши танки. Ханан и Рами поднимались на каждый в поисках раненых. Раненых они не нашли, но возвратились в шоке от того, что видели. На этот раз они ничего не рассказывали, нам ведь еще предстояло воевать. Но мы все прочли на их лицах. И в потухших глазах Ханана, до того всегда излучавших свет.
К вечеру пришли в Алику. Для меня закончился второй день войны. Эти дни были слишком долгими. Какое счастье, что танки не могут воевать ночью. Ни у нас, ни у них нет средств для ведения ночного боя. Ханан пошел в мастерскую искать электрика. Все смертельно устали и к тому же очень голодны. Еще нужно заново загрузить танк снарядами и прочими боеприпасами. Рами отправился за ними и за горючим. Нужна была также вода. Доставка продолжалась долго, грузовики приезжали с разными грузами. Времени на отдых не было. Наконец пришел грузовик со снарядами. Нам не впервые пришлось загружать снарядами целый танк. Но сегодня мы очень устали, а прибывшие ящики были очень старыми, я открывал их с трудом. Настолько был вымотан, что не хватало сил действовать аккуратно; ящики и снаряды упали на меня, и я поранился. К тому же металлические скобы порезали мне ладони, по рукам текла кровь.
Время уже после полуночи. Нам сообщили, что в лагере Ицхак формируется новое танковое соединение. Мы прибыли туда. Ханан пошел выяснять, кто командир и каков план на завтра. Я открыл банку с едой, даже не взглянув, что на ней написано: мясо, кукуруза или просто компот. Зачерпнул ложкой смесь, которая там была, положил в рот и не почувствовал никакого вкуса. Не смог проглотить более двух ложек.
Во вторник нас разбудили в темноте, еще не было четырех. Через полчаса все соединение было готово. Вышли в строгом порядке, без огней, не зажигая даже задний свет.
Идти трудно, местность незнакомая. Иду впритык к танку, который впереди меня. Во главе колонны, на джипе, разведка. Указывает дорогу. Соединением снова командует Данон…"
- Когда Данон вернулся в лагерь Ицхак? - спросил следователь.
- Не знаю, - отвечал Эльханан. - Не надо забывать, что в первые дни войны бои велись на небольшом участке Голан, расстояния были короткими. Каждую ночь силы стягивались к лагерю Ицхак или Суфа для перегруппировки на завтра.
"…Во вторник настроение резко улучшилось, хотя продвигаться трудно. Но мы организованны, соблюдаем порядок. Как раз этому нас обучали.
В пути колонна несколько раз останавливалась, но вот мы наконец на месте. В Синдиане. Заняли позицию. Ханан объяснил, что предполагается устроить сирийцам засаду на рассвете: они готовят контратаку в направлении Нафаха. Мы дожидаемся момента, когда начнет светлеть восток. Позиция у нас хорошая, на покатом холме, где растут деревья и стоят несколько давно заброшенных развалюх. Все наше соединение занимает два смежных холма. Танк Данона справа от нас, рядом - еще два танка, с которых ведется наблюдение. Видимость плохая. Утренний туман еще не рассеялся, но восходящее солнце уже снова светит в нашу сторону. Ханан стоит на башне, пытаясь что-нибудь разглядеть. Рами решил поменять позицию. Но и отсюда видно плохо. Пришло предупреждение по связи, что сирийцев засекли, но они еще на далеком от нас расстоянии. Такое ощущение, что на этот раз мы готовы. Мы ждем, чтобы они приблизились, вышли на прямую наводку. Ход предстоящего сражения выглядит обнадеживающе.
Наши танки от них скрыты, да еще фактор внезапности. Плохо, что мы опять стоим против солнца. Густое облако пыли выдает продвижение сирийских танков. По связи передали, что они уже пришли в Эйн-Варду. Дан четкий приказ: не стрелять, пока они не приблизятся на короткую дистанцию, чтобы бить наверняка. Все время поступают донесения об их точном местоположении. И вдруг!
Данон - безо всякого предупреждения - открывает огонь. Что-то непредвиденное вторглось в первоначальный план. Потом мы узнали, что их обнаружило и атаковало другое наше подразделение. Поэтому Данон и стал по ним стрелять. Сирийцы сориентировались быстро и заняли оборонительную позицию. Мы понимали, что тоже должны открыть огонь, но не могли определить цель, потому что пока нам не было их видно. А стрелять вслепую бессмысленно и может повредить нашему плану. Но тут Данон сообщил о попадании, сирийцы открыли ответный огонь, и по вспышкам мы определили их местоположение. Нахман выстрелил, скорректировал наводку и вторым снарядом попал в цель. Снова мы под огнем, и снова снаряды ложатся рядом с нами. Снова шепчут мои губы: "…сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги". Снаряд угодил прямо в пушку танка, что стоял неподалеку от нас. Он дает задний ход. Следующий снаряд может попасть в нас. Быстрее! Мы меняем позицию. По линии связи передают, что мы их бьем. Много попаданий. Их движение приостановлено. И они больше не стреляют. Но это всего лишь минута. Минута тишины. К ним прибыло подкрепление. Они снова открыли огонь. А я уже было подумал, что этот бой мы выиграли. Оказалось, однако, что скопление сил против нас гораздо большее, чем мы предполагали. Нахман продолжает стрелять, руководствуясь в основном вспышками их выстрелов. Снова снаряды рвутся близко, и снова мы меняем позицию. Фактор внезапности нами утерян, а их позиция лучше нашей. Мы стоим против солнца…"
Я слушал Эльханана и вспоминал, как я молился о том, чтобы хоть на минуту скрылось солнце.
"Рами крикнул: "Водитель! Назад!" Я решил, что нас подбили. Но нет. Снаряд разорвался рядом."…Сохранил живыми наши души и не допустил, чтобы споткнулись наши ноги". Рами легко ранен в щеку. Ему трудно говорить. Ханан перевязывает рану. Еще один наш танк загорелся. Вытаскиваем из него раненых. У нас не работает поворотное устройство башни. Как дальше стрелять? Рами почти ничего не может произнести. Ханан принимает команду и занимает место Рами. Докладывает Данону, что башня танка вышла из строя. В это время по линии связи идут переговоры об эвакуации раненых. Дело непростое, опасное, надо пересечь открытую местность. Ищут тех, кто может это сделать. Поскольку наш танк стал к бою негоден, Данон приказывает Ханану подобрать раненых, идти в Алику, починить танк и как можно скорее возвращаться. У него остался всего один танк. Каковы сила и мужество этого человека! Я подумал тогда, узнает ли кто-нибудь об этих людях и о том, что они сделали? Мы двинулись. Ханан часто меня останавливал, чтобы "не засветиться" в этом опасном месте. Спрыгивал с танка, подбирал раненых и тащил к нам. Один был ранен очень тяжело - в живот и обе ноги. Ханан принес его на плечах. Молчал. Мы пробовали внести его внутрь, не получилось. Уложили на броне. Раненый не издавал ни звука. Ханан ушел снова, а мы тем временем освободили внутри места для раненых. Быстро пошли на Алику. По дороге встретились два танка. Мы не знали, откуда они и куда направляются. Надеялись, что к Данону. Ему так нужен сейчас каждый танк.
В Алике мы начали вытаскивать раненых и не сразу поняли, что происходит вокруг. Говорившие по-французски люди с разного вида камерами окружили танк, фотографируя его и раненых со всех мыслимых ракурсов. Один почти уселся на раненого верхом, чтобы получить нужный снимок. Мы не понимали, кто эти люди и что им нужно. Нам помогала выносить раненых лагерная обслуга, пожилые люди. Они смотрели на нас как на героев. Не хотелось говорить им, сколько раз я чувствовал полную свою беспомощность, когда кругом рвались снаряды, а я не мог справиться с коробкой передач. Ханан побежал за ремонтниками. Упирая на то, что время сейчас критическое, он привел с собой двух танкистов, чтобы сменили Рами и Нахмана. Они сказали, что служат в 188-м полку. Их полк понес огромные потери в Йом-Кипур. В первый день войны он один сдерживал сирийские танки на южном направлении Голанских высот. Эти ребята выглядели совершенно подавленными. Кто знает, через что им пришлось пройти. Мы не спрашивали. Починили танк, запаслись боеприпасами, горючим и сменили пулемет, пострадавший, когда в башню ударил крупный осколок.
Ханан пошел к заместителю командира полка доложить, что мы возвращаемся к Данону. Замкомполка Леви из Бет а-Шита, абсолютно спокойный, стоял возле джипа и принимал по рации какое-то донесение. Он сделал нам знак подождать. Мы знали, что нас ждет Данон, что положение у него тяжелое, и не хотели задерживаться.
Замкомполка тихо сказал Ханану: "Вы остаетесь здесь". Немного помолчал и добавил: "Вертолеты сирийских коммандос только что приземлились у перекрестка Нафах. Некому оборонять лагерь. Все танки, которые могли хоть как-то двигаться, я отправил в помощь Данону. Ваш танк сейчас здесь единственный исправный танк. Вы мне нужны. Оставайтесь на своих местах". Слух о десанте распространился быстро. О нем слышали все, у кого работала связь. Доносили о двух вертолетах. Кто-то передавал, что даже видел, как из них высаживаются солдаты. Другой говорил, что они идут к Нафаху…"
Я сидел и слушал рассказ Эльханана о вертолетах сирийских коммандос, которые приземлились утром во вторник у перекрестка Нафах. Рядом с нами. Я едва не вскочил с места и не вмешался, хотел сказать: "Да, да! Я их видел! Видел, как они выпрыгивают из вертолетов прямо напротив нас. Но их в ту же минуту уничтожили". Я промолчал. В конце концов, главное я теперь знаю: это мне не померещилось.
Эльханан:
"…В лагере были в основном штабные. Все в напряжении и беспокойстве: кто их защитит? Замкомполка держался здорово. Стоял, прислонясь к джипу, и отдавал распоряжения. Мы услышали самолеты. Высоко над нами, описывая в небе широкую дугу, летел МИГ. Кто-то сказал, что он, видимо, защищает те вертолеты. Но тут прилетел наш самолет, и завязался воздушный бой. Какой-то из двух истребителей стал падать. Непонятно чей. Раскрылся парашют. Летчик повис - один - между небом и землей. Между жизнью и смертью. Молимся за него. Еще один МИГ показался из-за холмов. Люди нервничают. Я понимаю: это означает, что мы еще не окончательно остановили сирийцев.
Вызвав Ханана, замкомполка приказывает ему идти на помощь к Данону. Сирийские коммандос уничтожены, говорит он. На этот раз мы идем быстро и вместе с еще одним танком. Прибыли в Синдиану. Положение там не из легких. Несмотря на прибывшее еще до нас подкрепление, сирийский напор не ослабевает.
Как раз сейчас они предпринимают контратаку. Я вижу танк Данона, стреляющий без передышки. Мы занимаем позицию недалеко от танка заместителя командира роты. И тут этот танк подбивают. Командир выпрыгивает из него и переходит к нам. Наш заряжающий сошел и дал место Ханану. Замкомроты теперь наш командир. Получаем приказ двигаться вперёд, потому что сирийская контратака захлебнулась и стрельба поутихла. Некоторые их танки начали отступать. Теперь в атаку идут наши силы. Заходим с запада, с их правого фланга. Пока все тихо, но уже начало темнеть, и местность трудна. Огромные валуны. Нам приказывают осуществить штурм-бросок на Рамтание. Наше продвижение едва ли можно назвать "броском". Мы в основном по этим камням ползем. Вступает в действие их артиллерия. Откуда? Кто нас обнаружил? И опять стреляют танки, опять снаряды ложатся вокруг нас, и наш танк опять в своем репертуаре: заглох мотор. Я высвободил тормоз, и танк завелся. Данон кричит: "Рассредоточиться! Идти вперед! Подавить все цели, все огневые точки, которые ведут по нам стрельбу!" Но наш командир никаких целей не видит. Может, это потому, что мы находимся позади. Данон повторяет свой приказ снова и снова. Место нехорошее. Вокруг беспрестанно свистят пули. Уже почти стемнело. Ничего не видно. Данон приказывает повернуть назад. Нельзя атаковать в темноте. Жаль, конечно. Наши силы подошли достаточно близко к сирийцам. Они продолжают по нам стрелять. Назад идти тоже трудно.
Впереди у нас снова ночь перегруппировки сил. Закончился еще один день войны - вторник…"
Эльханан замолчал. Он не стал рассказывать дальше. О прорыве на Хан-Арнабе, о боях за Кфар-Насаж и Халас. И еще очень и очень много о чем он бы мог рассказать.
Судный День, Йом-Кипур, пришелся в этот раз на Субботу. На его исходе, на исходе Субботы, наш полк поднялся на Голаны и воевал там всю неделю вплоть до вечера Субботы в праздник Суккот. Мы сдерживали натиск сирийцев до среды. А в четверг мы осуществили прорыв в сирийский анклав. Но об этом, и о Хан-Арнабе, и об иракских танках им расскажет Шломо. В первые дни войны он со своим неисправным танком стоял у моста Бнот-Яаков.
Эльханан встал и пересел ко мне. Офицеры открыли свои папки и писали, писали.
Я слушал все, что говорил Эльханан. Прояснились многие вещи, которые были для меня загадкой. Но того, о чем надеялся услышать, того не услышал.
ЙУД
Встал Шломо. На голове - белая вязаная кипа, подарок молодой жены к свадьбе. Они поженились за месяц до войны. Из-под рубашки аккуратно свисают белые цицит. Глаза блестят, и губы всегда готовы растянуться в улыбке. Шломо будет рассказывать, как прошел для него день прорыва в сирийский анклав. Он был наводчиком у Вагмана, командира батальона.
Я уже слышал про иракский полк, про то, что Шломо первым обнаружил их танки и подбил семь из них - один, - пока не подоспели наши, но подробностей не знал. Сейчас узнаю. В свой рассказ он привычно вплетал стихи из Писания, и получалось так, словно и они являются частью повествования. Он начал с того, что заявил трем сидящим против него офицерам:
- Так как сейчас я в первый раз говорю о том, что произошло с нами на этой войне, вначале я хочу возблагодарить Всевышнего, пастыря моего, согласно написанному: "Господи, открой уста мои, и язык мой возвестит хвалу Тебе". С вашего позволения, я прочту несколько стихов из книги Псалмов.
Шломо вынул из кармана гимнастерки маленькую книжицу Псалмов в пластиковой обертке, которую всегда носил с собой вместе с карточкой военнопленного и перевязочным пакетом. Он раскрыл ее и прочитал медленно и с выражением, сосредоточиваясь на каждом слове, как в молитве:
"Псалом Асафа.
Зачем, Боже, ты оставил навсегда, возгорелся гнев Твой на паству Твою!
Вспомни общину Свою, издревле приобрел Ты, спас Ты племя наследия Своего, эту гору Сион, на которой Ты пребываешь.
Подними стопы Свои на развалины вечные, на все, что разрушил враг в святилище.
Рычали враги Твои в собраниях Твоих, символами сделали знаки свои.
Подобно топору, занесенному над древесными зарослями.
И ныне резьбу молотом и топором отбивают. Предали огню святилище Твое, до земли осквернили обитель Имени Твоего.
Сказали в сердце своем: уничтожим их вместе; сожгли все собрания Божие в земле.
Знаков наших не видим мы, нет более пророка, и нет с нами, кто знал бы, доколе
Доколе, Боже, будет поносить враг, вечно ли будет противник хулить имя Твое?
Почему отвращаешь Ты руку Свою и десницу Свою? Из среды недр Своих порази!
Боже, Царь мой издревле, творящий спасение посреди земли".
Шломо закрыл книгу, спрятал в карман рубашки и продолжил:
"Сейчас нет пророков, которые могли бы объяснить, какую весть передают нам свыше, хотя мне ясно, что нам что-то говорят, и мы должны понять это сами.
Об этом сказал царь Давид в псалме: "Рычали враги Твои в собраниях Твоих, символами сделали знаки свои… Сожгли все собрания Божие в земле"."
Эта война велась в святые времена. Ее начало пришлось на Йом-Кипур, а прорыв в сирийский анклав мы совершили в Суккот. Тогда, на исходе Судного Дня, в душе еще звучали строфы молитв о прощении и напевы покаянных признаний. А в Суккот со мной были слова молитв о спасении и стихи во славу Всевышнего. Когда мы сидели в сукке в Алике, перед тем, как пойти в прорыв, мне подумалось: "И простри над нами шатер мира Твоего". А когда мы воздели лулавы, я вспомнил слова мудрецов: "В заслугу того, что исполняют евреи написанное: "И возьмите себе в первый день плод дерева красивого…", победят они Эсава, названного "первым": "И вышел первый, красный…""
В ночь Суккот мы начали подготовку к прорыву.
Все танки, которые еще остались у полка, и все танкисты, прошедшие Нафах и каменоломню и там уцелевшие, собрались в Алике. Наш танк в этих боях не был: ни там, ни сям. Он застрял по дороге. Только вечером в понедельник мы пришли в Нафах и увидели, что там произошло. В ту ночь в Алике ремонтники работали без отдыха, трудясь во всю мочь: чинили танки. А наш экипаж загружал в них снаряды и заправлял горючим. В воронке из-под минометного снаряда Адир устроил сукку и попросил меня ее проверить. Сукка отвечала всем требованиям закона. Правильных размеров, навес устроен из ветвей эвкалипта, выросшего из земли и не принимающего нечистоту. Чего же ей не хватало? Только одного: чтобы кто-нибудь из народа Израиля пришел, и освятил ее, и произнес благословение, и устроил праздничную трапезу - тогда пребудет в ней Шхина. Сказали мудрецы, что заповедь пребывания в сукке подобна заповеди заселения Эрец-Исраэль, и хотя нет тому доказательства, намек на то есть в Псалмах: "И была в Шалеме сукка Его и в Ционе Его обитель". И в сукке, и в Земле Израиля человек окружен святостью. И в обоих случаях заповедь состоит в том, чтобы войти и поселиться там, есть, пить, и спать, и заниматься своими делами. Так и в Земле Израиля: тот, кто живёт в ней и ходит по ней, сажает деревья и выполняет свою работу, - исполняет он этим заповедь. Сказал один из великих: "Обе заповеди исполняют всем телом". И добавил: "Даже сандалиями и сапогами".
И я пошел и принес из танка бутылку вина.
Я раздобыл вино у офицера военного раввината, который в Нафахе раздавал солдатам Танах и книжечки Псалмов. Я взял книги и несколько бутылок вина.