- На этот вопрос ответ дан давно, - серьезно заговорил Гребенкин. - Руководить - это предвидеть! Если бы ты, товарищ Обухов, предвидел, что сданные семена придется весной завозить, ты бы осенью поставил вопрос перед обкомом: товарищи, семена сдаем! А ты не поставил… Если бы мы предвидели, что к осени не будет нужного количества силосоуборочной техники, не утраивали бы посевы силосных…
…Прения становились все более острыми. Создалось впечатление, что у председательствующего под конец совещания были оставлены самые толковые ораторы. Критиковали областных руководителей, называли фамилии уполномоченных, которые заставляли сеять рано на сорных полях или приложили руку к сдаче семенного зерна.
Выступив последним, секретарь обкома отметил как отрадный факт, что на совещании имели место сильная, справедливая критика и откровенный разговор по самым главным вопросам сельского хозяйства.
7
В пакете, присланном из редакции, - копия коллективного письма колхозников артели "Сибиряк". Из письма было видно, что Соколов уже не работает председателем, что его место занимает бывший агроном МТС Дмитриев, которого, как говорилось в письме, "колхозники не выбирали и не выберут" своим вожаком. Они просили газету помочь "исправить эту большую несправедливость", напечатать их письмо в газете.
Приехав в Дронкино, я зашел в райком.
- Опять заявление, - недовольно поморщился Обухов. - Держатся за последнего неграмотного председателя… А вообще этот вопрос уже разбирался, - заявил Обухов. - Кто-то из колхоза уже писал в обком, оттуда приезжал инструктор, выяснял… Да, собственно говоря, тут и разбираться нечего: Соколов сам просил. По болезни. Чего старика мучить?
Говоря о Дмитриеве, Обухов заявил так:
- Компания Соколова пытается провалить кандидатуру, предложенную райкомом. Соколов там пятьдесят лет живет. Полвека! Все, наверное, родня ему - вот и… Да, - спохватился Обухов, - собственно, о Соколове-то и речи нет. Колхозники его отвергли, они просят вернуть в колхоз этого… бывшего заместителя - Петрова.
Я заметил, что Петров тоже не имеет специального образования, значит, в районе стало уже двенадцать процентов председателей без образования.
- Это секретарь обкома свеликодушничал: приезжал он в колхоз Калинина, колхозники просят сменить председателя и называют этого заместителя Соколова. Ну, секретарь говорит: "Давайте поддержим инициативу колхозников". Вот и послали. А в сводке, - усмехнулся Обухов, - все-таки шесть процентов.
- Но Дмитриев пока не председатель, не избран.
- Изберут! После конференции сам поеду - изберут!
В колхоз "Сибиряк" я приехал днем. В конторе сказали, что Соколов теперь заходит редко, но, как заметил бухгалтер, "он колхозный огород превратит в золотой клад".
Я отправился на квартиру Соколова, но дома его не застал.
- Давненько что-то не заглядывали, - пожурила меня Матрена Харитоновна. - Или, может, и заглядывали, да уж к новому председателю?
Мы разговорились. Матрена Харитоновна поставила самовар, а с морозу чай был как нельзя кстати.
- А чего произошло? - отвечала на мой вопрос Матрена Харитоновна. - Ничего такого не произошло. Я-то шибко рада за Ивана Ивановича… Он теперь хоть на спокое… Хотя, по правде сказать, и тут весь день с самой зорьки на колхозном огороде. Мы, говорит, столько овощей нарастим, что пол-области прокормим! Веселый такой стал! Навоз возят. А тут обложили каждую семью: сдавай в неделю по ведру золы и по ведру помета птичьего. Вот и выполняем твердое задание, - рассмеялась хозяйка. - Я ему все уши прожужжала: поедем к дочери - хорошо там в совхозе живут, и нас приглашают. Так нет же - ни в какую! "Я, - говорит, - и тут еще могу пользу приносить, да на своей земле как-то спокойней". А за ним уже и из другого района приезжали, - тихо, словно по секрету, продолжала Матрена Харитоновна. - Сергей Устиныч, а вместе с ним ихний секретарь приезжал. Долго уговаривали Ивана Ивановича: поедем, и конец. Колхоз-то уж сильно расписывали: все-то будто там можно быстро поправить, и колхозники про Ивана-то Ивановича будто слышали и попросили самого секретаря поехать пригласить. Уж и я напоследок слово замолвила: "Поедем, Иван Иванович, ведь люди просят, надо уважить". А он ни в какую! И слушать не хочет. "Когда, - говорит, - умру, тогда со своим селом расстанусь…" Да оно, может, и верно, лучше ему здесь… Вот только беспокойство все. Прокурор сколько раз приезжал, допрашивал Иван Ивановича. Недоглядел, вишь. Осенью-то убирали хлеба и ночами. Вот какой-то комбайнер и высыпал зерно на стерню, да, видно, никому не наказал, что хлеб там оставленный. А трактористы зябь пахать стали да кучу и увидели. Ну, тогда акт составили, и все уж забыли, а теперь Ивану Ивановичу на шею это все повесили: недоглядел, вот и отвечай. Оно, конечно, недоглядел. Все-таки, говорят, пудов шестьдесят там было, в кучке-то, и все сопрело… Тяжело это слушать Ивану Ивановичу, тяжело. Посоветовались мы с ним да вчера отвезли в колхозную кладовую десять центнеров своей пшеницы. А теперь и спокойней нам обоим.
Рассказ Матрены Харитоновны потряс меня до глубины души. На десяти тысячах гектаров затерялся в стерне бункер зерна, и вся вина - на одного бывшего председателя… Странно как-то. Но мне вспомнились гневные слова самого Соколова: "Кто виноват?" Да, за такую ошибку, принесшую материальный ущерб государственному или общественному добру, должен кто-то отвечать, и не только морально, но и материально.
И Соколов первым подал пример такой ответственности!
Я пошел разыскивать Соколова и на улице неожиданно встретил Зину.
С раскрасневшимся на морозе лицом, в черном полушубочке, подбитом белым мехом, в пыжиковой шапке, Зина выглядела красавицей. Она чему-то улыбалась - видно, дела в порядке. Но когда я заговорил о Соколове, брови ее нахмурились и на лбу появилась едва заметная складочка.
Она сразу набросилась на меня:
- Вот ездите, пишете обо всем, кажется: о навозе, о задержании снега, а вот о судьбах несправедливо обиженных людей некому писать.
Однако вскоре Зина успокоилась и, улыбнувшись, уже оправдывалась:
- Эта вспышка не случайна. Иной раз так досадно делается, что, честное слово, не знаешь, как все и понять.
И пока мы шли по поселку, Зина рассказала мне:
- Приезжает к нам Обухов вместе с главным агрономом МТС Дмитриевым. Ну, думаю, мою работу будут проверять! А они созывают общее собрание. И вдруг: Соколова надо заменить. Обухов начал с того, что у Ивана Ивановича образования нет, а теперь будто нельзя быть председателем без диплома. А кончил тем, что Соколов попросил райком освободить его по состоянию здоровья. Колхозники зашумели: почему председатель о здоровье ничего не говорил? Некоторые заявили, что если надо, то для Соколова дадут отпуск на курорт и за счет колхоза. Словом, началось что-то непонятное. Все требуют ответа от Ивана Ивановича: чем болен? А если болен, отправляйся на курорт. А Иван Иванович говорит, что он староват и что без образования трудно стало управляться с большим хозяйством. Словом, просит освободить. После стали обсуждать кандидатуру нового председателя. А колхозники не хотят Дмитриева - очень молодой. Обухов разъясняет: "Дмитриев - агроном, с высшим образованием, будучи в МТС, несколькими колхозами руководил". А люди кричат: "У нас агроном есть, нам хозяин нужен, давай хорошего хозяина!" Кто-то предложил вернуть в колхоз Василия Матвеевича Петрова. Он председателем в колхозе Калинина. И все за это предложение. Давай Василия Матвеевича, и все тут! Обухов несколько раз выступал, а под конец, видимо, рассердился и крикнул: "Что вы тут антимонию разводите! Вы же знаете, что по-вашему не будет". После этого поднимается наш дед Савелий Петрович, помните его? Вот он и говорит: "А если по-нашему не будет, то нам, мужики, и делать тут нечего!" Прямо так и сказал! Все хотели уходить, но тут объявили, что собрание переносится на завтра. Потом было партийное собрание. Я не знаю, что там говорилось, но на другой день на собрании выступил Иван Иванович и просил колхозников согласиться с кандидатурой Дмитриева, поскольку его рекомендует райком. А колхозники ни в какую. Они сами давай упрашивать Ивана Ивановича отказаться от своего заявления и оставаться председателем. Уже к вечеру Обухов поставил вопрос на голосование. За Дмитриева - девятнадцать голосов, остальные - против. Так и не избрали председателем. А Обухов уехал и приказал Дмитриеву руководить колхозом. Вот так теперь и живем… Вопреки всяким законам и здравому рассудку.
Вечером я побеседовал с авторами письма в редакцию, и все они в один голос заявили, что Соколова силой заставили уйти и что Обухов невзлюбил его за то, что он сильно критиковал Обухова за неправильное руководство.
Сам же Соколов говорил уклончиво:
- Колхозники просьбу мою уважили…
Я попытался вызвать его на откровенность, сообщил о разговоре с Обуховым.
- Если уж Михаил Николаевич так рассуждает, то вот вам, понимаешь, все как было, - заговорил Иван Иванович. - После уборки я маленько прихворнул. Наш районный доктор, Виктор Петрович, говорит: надо подремонтироваться. Советует в Кисловодск, сердчишко подлечить. И так он строго про мое сердце сказал, что, понимаешь, я маленько испугался. Ведь за всю жизнь отпусков мы не пользовали, не было такого заведения для председателя колхоза, да и здоровье ничего - не пошаливало. А тут… Я первым делом к Михаилу Николаевичу: прошу помочь путевку купить. Мне доктор посоветовал через райком это делать. По правде сказать, Михаил Николаевич внимательно отнесся: попросил написать заявление, обязательно сказать, что с сердцем плохо, потом, понимаешь, приложить справку врача. А после совещания в области…
Соколов добавил еще одну немаловажную деталь: на партийном собрании в колхозе Обухов потребовал от него, чтобы он написал уже официальное заявление об освобождении.
Как же быть с письмом колхозников? Ведь формально все правильно: Соколов собственноручно написал заявление об освобождении, и собрание удовлетворило его просьбу. Ненормально лишь то, что в колхозе нет законного председателя.
В Дронкино я вернулся вместе с делегатами на районную партийную конференцию. Среди делегатов был и Соколов. Представителем обкома на конференцию приехал завотделом Конусов. Я переговорил с ним о письме колхозников, и Конусов посоветовал обождать. Он обещал сразу после конференции заняться этим делом, выехать в колхоз "Сибиряк". И я остался ждать.
8
С отчетным докладом выступил Обухов. Он умело построил его, сделав упор на дела, принесшие славу району: хлебозаготовки за два года выполнены, денежные доходы колхозов удвоились, подбор председателей закончен: все, кроме одного, - со специальным образованием. Вообще успехи хотя и не особенно крупные, но в сравнении с ближайшими соседними районами были. Это радовало всех. Делегаты тоже говорили об успехах, и было ясно, что работа райкома будет признана удовлетворительной. Это понимал и Обухов. Он был весел, шутил в перерывах с делегатами. Но вот в выступлении Григорьева - председателя колхоза "Труд" - проскользнул упрек райкому за то, что лучшего председателя колхоза Соколова сняли с работы и привлекли к ответственности за порчу кучки зерна, забытого комбайнером на стерне.
- Этот пример говорит о том, что райком и его первый секретарь товарищ Обухов легковесно относятся к кадрам председателей, не берегут их, - говорил Григорьев.
После этого в выступлениях еще нескольких делегатов проскользнули упреки в адрес Обухова, пренебрегающего принципами коллективного руководства. Секретарь партийной организации колхоза рассказал довольно неприятную для Обухова историю: коммунисты колхоза дважды выносили решение об исключении из партии председателя артели - за бытовое разложение, за разбазаривание колхозного добра. Но Обухов почему-то взял под свою защиту этого пьяницу, подхалима. И лишь когда в дело вмешался областной прокурор, растратчика наказали.
Но эти критические замечания, казалось, не особенно волновали конференцию. Делегаты больше говорили о будущем района, о ближайших задачах.
Последним в прениях выступил Соколов. Он заметно волновался. Только теперь я заметил, что у него подергивается правая бровь.
Соколов начал с упреков:
- Слушал я, товарищи, доклад и думал: неужто так много мы сделали, что победами упиваемся? А сделали-то очень мало. Пусть, может, и получше соседей, но так мало, что нам самих себя ругать надо. Михаил Николаевич цифры приводил за последние два года. Это потому, понимаешь, что сам Михаил Николаевич в нашем районе два года. Он как бы за свою работу отчитывался. А ведь мы-то все, вся партийная организация, не можем вести счет с того года, когда новый секретарь придет? Не можем! Вся страна, смотрите, как далеко шагнула, а наш Дронкинский район собрал по семь центнеров пшеницы с гектара и шумит на всю область: победа! Пока, понимаешь, не победа, а поражение. Если в будущем году мы соберем по семь с половиной, Михаил Николаевич тогда "ура" закричит. Как будто у нас в районе нет еще колхозов, которые на круг по три центнера с гектара собрали! Есть и такие! А мы шумим: "Ура!" И вот я, как делегат конференции и как проживший здесь пятьдесят годов, начинаю сомневаться: под силу ли Михаилу Николаевичу вести за собой такую большую партийную организацию в таком ответственном районе? Если он доволен тремя центнерами урожая, то вожак с такими запросами нам не подойдет. Аппетит мал! Задачи-то ведь знаете какие большие поставлены? И вот, товарищи, заканчивая свое выступление, я хотел бы сказать так: руководить нашим районом, большим и сложным, должны бы, понимаешь, люди серьезные. А у нас такие есть. Возьмите товарища Павлова. Он сам прошел школу колхозной жизни, во всех вопросах с душой разбирается, его в районе сильно уважают. Мне думается, что во главе нашей организации и надо поставить товарища Павлова.
Взрыв аплодисментов.
Обухов испуганно - именно таким показалось мне его лицо - глядел на рукоплещущий зал. Но едва ли и Обухов мог догадаться о последующих событиях. При выдвижении кандидатов в члены райкома Обухова оставили в списках для тайного голосования, но за него проголосовали только девять человек. И он не вошел в новый состав райкома.
В тот же день на состоявшемся пленуме первым секретарем райкома был избран предрика Андрей Михайлович Павлов.
А на следующий день мы с Конусовым выехали в колхоз.
Конусов говорил, что за двадцать лет работы ему не часто приходилось сталкиваться с такими фактами: работа райкома признана удовлетворительной, а за первого секретаря - девять голосов!
- Времена меняются! - заключил Конусов.
Именно эти слова Конусова мне вспомнились на отчетно-выборном собрании в колхозе "Сибиряк".
С отчетом выступил Дмитриев - молодой, лет двадцати семи, с пышными светлыми волосами.
Хозяйственный год колхоз завершил неплохо: свыше трех миллионов рублей дохода, два с половиной килограмма зерна и по восемь рублей деньгами на трудодень.
Однако все это колхозники уже знали, и поэтому доклад слушали без особого внимания, переговаривались о чем-то друг с другом. Но зато, когда Дмитриев начал говорить о планах нового года и о мерах по улучшению дела с оплатой труда колхозников, все вдруг оживились: это было уже интересно.
И вот вопрос о выборе председателя.
- А чего нам выбирать! - поднялся один из колхозников. - У нас есть председатель - Иван Иванович Соколов.
- Соколов! - дружно поддержали колхозники.
А дальше произошло непонятное. Соколов, поблагодарив колхозников за доверие, сам вдруг предложил кандидатуру Дмитриева.
В зале раздались протестующие возгласы, но Соколов поднял руку, и люди успокоились.
- На этот раз, товарищи, - продолжал он, - я ото всей души предлагаю Валентина Ивановича. Мы же за это время присмотрелись к нему. Теперь главное возьмите: советуется он с правлением? Да, советуется, единолично не командует. И вот, понимаешь, раскиньте мозгами: хорошую он перспективу рассказал про новую оплату? Очень хорошую! Пусть не сам придумал, но дорого то, что почуял в этом деле хорошее, не поленился в другой район съездить, с другим председателем посоветоваться. Вот это самое ценное. А мы с вами поможем Валентину Ивановичу правильно руководить. Руководство-то должно быть коллективное.
Конусов, с которым мы сидели рядом, удивленно пожимал плечами. Не меньше его был удивлен и Дмитриев. Он беспокойно посматривал своими большими голубыми глазами то на Соколова, то в зал - на колхозников, и казалось, очень смутно понимал происходившее.
После речи Соколова в зале стало очень тихо: все задумались над словами своего испытанного вожака. И Зинаида Николаевна точно забыла о своих обязанностях председателя собрания - долго не спрашивает: кому еще предоставить слово? Молчание нарушил Савелий Петрович.
- А что, мужики! - начал он. - Подумал я, чего тут говорил Иван Иванович, и скажу я вам: толково говорил.
- Соколова председателем, и конец! - крикнул кто-то.
- А ты подожди, Федька, - одернул Савелий Петрович, - когда старики говорят, молодым, скажу я вам, впору и помолчать… Так вот, я и считаю: хорошо сказал нам Иван Иванович. Хорошо! И правильно! Только не договорил он до конца. Так вот, скажу я вам, из Валентина Ивановича хороший председатель будет… Мы, старики, все к такому мнению пришли.
- Молод! - крикнули снова.
- И это правда, - согласился Савелий Петрович. - Старики тоже так думают: молодоват. А сноровка к управлению есть! А мое такое будет предложение… - Савелий Петрович почесал свою седенькую коротенькую бороденку, поглядел на Дмитриева. - Предложение такое: председателем выбрать Соколова Ивана Ивановича, а заместителем ему - Валентина Ивановича.
Зал ответил шумными возгласами недоумения и одобрения. Савелий Петрович переждал шум, заговорил снова:
- Если Валентин Иванович парень с умом, он и сам поймет, что поучиться ему у Ивана Ивановича есть чему. А нам, товарищи, так и так председателя растить надо. Пусть Иван Иванович не в обиде останется, но старость есть старость… А колхоз он, скажу я вам, шибко любит, вот и пусть поможет замену себе готовить, чтобы вожжи-то сразу в крепкие руки попали. Всякая птица учит своих птенцов летать, гнезда строить, корм добывать. Вот Иван Иванович пусть поучит Валентина Ивановича… А через годик-другой у нас опять председатель будет лучше, чем во всех других колхозах.
Речь Савелия Петровича произвела большое впечатление. И, кажется, самое сильное - на Дмитриева. Он попросил слова и заявил, что если колхозники доверят и Соколов согласится, он с удовольствием стал бы заместителем у Соколова, так как давно уважает его и знает, что поучиться у него есть чему.
Так и было решено.
Когда мы с Конусовым возвращались домой, он, припоминая события последних дней в Дронкинском районе, снова повторил:
- Вот они - новые времена!