- И все это из-за того, что герцог возненавидел меня, - задумчиво произнес Ротерби и выругался. - Мерзавец! Ради спасения своего имени он принес меня в жертву - точно так же, как и махинаторов Южноморской компании. Грязный распутник, ему хотелось одного - оправдаться в глазах горожан, которых уже тошнит от него самого и его выходок. Корыстный мерзавец, требует от окружающих высокой нравственности, а сам утопает в роскоши и грехе! - Виконт ударил кулаком по ладони. - Но есть способ заставить его замолчать.
- Какой? - с надеждой спросила мать.
- Стальной клинок, - объяснил Ротерби и похлопал по эфесу шпаги. - Я могу вызвать его на дуэль. Это нетрудно. Скажем, неожиданно подойти и ударить его. Вспыхнет ссора.
- Глупости! Он использует твою стычку с Кэриллом в качестве предлога ни при каких обстоятельствах не встречаться с тобой. Он велит слугам пресекать любые твои попытки оскорбить его.
- Он не посмеет!
- Фу! Любой одобрит его действия, поскольку ты напал на Кэрилла со спины. Это была такая глупость, Чарлз!
Виконт отвернулся и повесил голову, полностью признавая в душе, хотя и без горечи, ее правоту.
- Ты можешь получить помощь из рук того же человека, который стал причиной твоих нынешних затруднений - я говорю о Кэрилле, - сказала графиня. - Я больше чем когда-либо подозреваю, что он - сторонник изгнанного короля.
- Я знаю.
- Ты знаешь об этом?
- Почти уверен. И Грин тоже. - Ротерби принялся рассказывать матери о том, что он знал. - Грин заподозрил Кэрилла еще во время их встречи в Мэйдстоуне, но отказался от этой мысли, поскольку я заставил его сотрудничать со мной. Теперь и я, и лорд Картерет платим ему, и если ему удастся загнать Кэрилла в его нору, он получит плату с обоих.
- Вот как? И что ему удалось узнать? Он что-нибудь узнал?
- Самую малость. Этот Кэрилл частенько появляется в доме некоего Ричарда Эверарда, который прибыл в город неделю спустя после приезда Кэрилла. Известно, что этот самый Эверард - сторонник короля Якова. Агент изгнанного короля. Поначалу его собирались арестовать, но затем решили установить слежку, и в настоящее время ему предоставлена свобода действий. И вот из-за моей оплошности Кэрилл прекратил ездить к нему. Но они переписывались.
- Я знаю, - сказала ее светлость. - Только что ему передали письмо. Я пыталась выведать его содержание. Но он слишком хитер.
- Хитер он или нет, - отозвался ее сын, - но, покинув Стреттон, он рано или поздно выдаст себя и тем самым даст повод для ареста. Но какая нам-то от этого польза?
- Какая, спрашиваешь ты? Если существует заговор и мы сумеем его раскрыть, мы могли бы, поторговавшись с министром, прекратить следствие, которое затевает Уортон в связи со скандалом в Южных морях.
- Это означало бы выдать отца! Какая нам от этого польза? Ничуть не лучше, чем изобличение в махинациях.
- Какой же ты тугодум, Чарлз! Неужели ты думаешь, что мы не сумеем раскрыть заговор и выдать Кэрилла и Эверарда, если ты решишь их выдать, не впутывая в это дело отца? Его светлость осторожен и нерешителен, и ты можешь быть уверен в том, что он не дастся им в руки.
Ротерби неторопливо, широким шагом расхаживал по комнате, задумчиво опустив голову и сложив руки за спиной.
- Нужно подумать, - сказал он. - Этот план может сработать, к тому же я могу рассчитывать на Грина. Он уверен в том, что в Мэйдстоуне Кэрилл обвел его вокруг пальца и скрыл документы, несмотря на тщательный обыск. К тому же, Кэрилл вел себя непочтительно. Грин жаждет расквитаться с ним. Мне кажется, он с удовольствием поможет нам.
- Но не забывай: это оружие нужно пускать в ход ловко и осторожно, - сказала ему мать. - Лучше тебе остаться в городе, Чарлз.
- Ничего подобного, - возразил он. - Я устроюсь где-нибудь в удобном местечке, ведь мой любимый отец не желает, чтобы я осквернял своим присутствием его священное обиталище. Может быть, после того как я вытащу его из болота, в котором он завяз, он соизволит смягчиться. Хотя, честно говоря, я отлично проживу и без его благословения.
- Ты его сын, - сказала графиня, поднимая глаза. - Его отцовские чувства слишком сильны. Именно поэтому он так возненавидел тебя. Он видит в тебе те самые недостатки, которых не замечает в себе.
- Милая матушка! - воскликнул виконт, кланяясь.
Графиня бросила на сына сердитый взгляд. Она обожала иронизировать сама, но не терпела иронии по отношению к себе.
Ротерби вновь поклонился. Он подошел к двери и собирался уже выйти, когда его остановил голос матери.
- Очень жаль, что нам придется столь решительно порвать с Кэриллом, - сказала леди Остермор. - Порой он ведет себя как шут гороховый, но у него есть немало достоинств.
Сын молчал, вопросительно глядя на нее.
- Он мог бы стать мужем Гортензии и избавить меня от этой бледной дурочки.
- В самом деле? - спросил виконт безразличным голосом.
- Они созданы друг для друга.
- Вот как?
- Да, так оно и есть. И я готова поклясться, они сами знают об этом. Видел бы ты этих голубков в беседке, когда я застала их час назад.
Ротерби попытался улыбнуться, но сумел лишь изобразить кривую ухмылку. В глазах матери, наблюдавшей за его лицом, внезапно появилось выражение озабоченности.
- Что ты? - спросила она. - Неужели ты еще не забыл об этом увлечении?
- О чем вы, мадам?
- О глупости, которая обошлась тебе так дорого. Боже! Я просто не понимаю, если девушка была тебе столь небезразлична, чего же ты не женился на ней, когда все было в твоих руках?
Лицо Ротерби стало еще бледнее. Он стиснул кулаки.
- Я и сам удивляюсь, - с жаром в голосе ответил виконт и вышел, закрыв за собой дверь и оставив ее светлость изумленной и рассерженной.
Глава 15
Любовь и ярость
Спускаясь по лестнице после разговора с матерью, лорд Ротерби увидел Гортензию, пересекавшую зал. Позабыв о приличествующих его титулу манерах, виконт ринулся вниз, преодолев оставшиеся ступени в два прыжка. Его светлость был возбужден и рассержен, и в этот момент соображения личного достоинства не имели для него никакого значения. Впрочем, такое случалось с ним нередко.
- Гортензия! Гортензия! - крикнул он. Услышав его голос, девушка остановилась.
Большую часть последнего месяца виконт проводил в своей комнате, словно узник, и за это время они с Гортензией ни разу не обменялись и парой слов. Их встречи были редки.
Девушка сама удивилась спокойствию, с которым остановилась, услышав его призыв. Она любила Ротерби - или думала, что любит - всего лишь месяц назад, но сумела усилием воли избавиться от своего увлечения. Угасшее было чувство могло вспыхнуть вновь в своем противоположном обличье, и поначалу Гортензия решила, что именно это с ней и происходит. Но сейчас она поняла, что ее любовь окончательно умерла, поскольку ее былая привязанность так и не превратилась в ненависть. Возможно, она ощущала неприязнь, но это было холодное чувство, порождающее лишь полное безразличие, которое выражалось только в стремлении избегать встречи с человеком, на которого оно было направлено.
Пораженный спокойствием, написанным на ее исполненном возвышенной красоты лице, в каждой линии ее стройной грациозной фигуры, виконт на мгновение замер и, встретив холодный равнодушный взгляд карих глаз, сконфуженно опустил голову.
Ему потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя от смущения. Подойдя к расположенной в правой стене залы двери маленькой комнаты, Ротерби открыл ее, поклонился и пригласил девушку войти.
- Прежде чем уйти, я прошу вас уделить мне пять минут, Гортензия, - его голос был в равной мере просящим и повелительным.
После краткого раздумья она слегка наклонила голову и направилась туда, куда приглашал ее виконт.
Это была солнечная комната, окрашенная в светлые тона и изысканно обставленная, с высокими стеклянными дверьми, открывавшимися в сад. Две трети площади выложенного полированным камнем пола закрывал светло-зеленый ковер с фестонами в виде розовых бутонов. На отделанной белым деревом стене сияло зеркало, по обе стороны которого были укреплены канделябры из позолоченной бронзы. В маленькой нише стоял открытый спинет, на котором лежали ноты, несколько книг и стояла изумрудно-зеленая глиняная чаша с розами, наполнявшими комнату сильным ароматом. Рядом с двумя изящными столиками соседствовали кресла, гобеленовая обивка которых была расшита иллюстрациями к басням Лафонтена.
Гортензия считала эту комнату своей гостиной, что признавалось всеми - даже графиней.
Виконт, аккуратно затворил дверь. Гортензия села на стул у спинета, повернувшись к инструменту спиной и положив руки на колени, с холодной невозмутимостью ожидая объяснений.
Ротерби встал рядом с девушкой, опершись локтем об угол спинета. Его смуглое с крупными чертами лицо обрамляли ниспадавшие завитки парика.
- Я лишь хотел попрощаться, Гортензия, - сказал он. - Наконец-то я покидаю Стреттон-Хауз. Уезжаю сегодня же.
- Я рада, - ответила она ровным бесцветным голосом, - что все устроилось и вы теперь можете поступать, как вам заблагорассудится.
- Вы рады? - спросил он, чуть нахмурившись и слегка наклоняясь к девушке. - Вы рады? За мистера Кэрилла?
Она спокойно и бесстрашно посмотрела ему в лицо.
- И за вас тоже.
Темные беспокойные глаза виконта впились в глаза Гортензии, но она не дрогнула под его пристальным взглядом.
- Это правда? - требовательно произнес он.
- Отчего же. Я не жажду вашей смерти.
- Вы желаете, чтобы меня здесь не было! - воскликнул он. - Вы этого хотите? Сознайтесь, вы только об этом и мечтаете?
- Я даже и не думала об этом, - заявила Гортензия с безжалостной прямотой.
Он тихо и злобно рассмеялся.
- Итак, никакой надежды, верно? Вы даже и не думали об этом - может быть, вы даже и не вспоминали обо мне?
- Разве это не лучшее из того, что я могла сделать? Вы не дали мне повода думать о вас хорошо. С моей стороны было весьма любезно - не думать о вас вообще.
- Любезно? - передразнил ее Ротерби. - Вы полагаете, это любезно - забыть меня, человека, который вас любит?
Гортензия тут же поднялась на ноги и направилась к двери, на ее щеках появился румянец.
- Ваша светлость, - сказала она, - нам не о чем больше говорить.
- Нет, есть! - воскликнул он. - Я хочу сказать еще кое-что.
Ротерби преградил ей путь.
- Я попросил у вас встречи не только для того, чтобы попрощаться, - его голос внезапно смягчился. - Прежде чем уехать, я хочу услышать, что вы прощаете меня. - В его тихом голосе послышались нотки раскаяния. Он опустился перед девушкой на колени и протянул к ней руку. - Я не встану, пока не получу прощения, дитя мое.
- Что ж, если это все, что вам надо, то я охотно вас прощаю, - ответила она по-прежнему бесстрастно.
Виконт нахмурился.
- Охотно! - воскликнул он. - Вы прощаете меня слишком охотно, чтобы быть искренней. Такое прощение я не приму.
- Вам трудно угодить. Хорошо. Я прощаю вас от всего сердца.
- Правда? - воскликнул Ротерби и попытался поймать ее руки, но девушка спрятала их за спину. - Вы не питаете ко мне неприязни?
На сей раз Гортензия устремила на виконта спокойный критический взгляд, вынудивший его опустить глаза.
- За что?
- За то, что я сделал, что собирался сделать.
- Интересно, знаете ли вы обо всем, что сделали? - задумчиво спросила она. - Сказать вам, сэр? Вы избавили меня от заблуждений. Я хотела избежать одной напасти, но вы помогли мне понять, что я рискую навлечь на себя еще большую. Я была слепа, но вы открыли мне глаза. Вы спасли меня от меня самой. Вы заставили меня страдать, но это была исцеляющая боль. Отчего же мне обижаться на вас?
Ротерби встал с колен. Он встал поодаль, глядя на девушку из-под нахмуренных бровей, и в его глазах горел сердитый огонек.
- Мне кажется, - закончила Гортензия, - что нам больше не о чем говорить. Я поняла вас еще в тот памятный день в Мэйдстоуне. Прощайте.
Она шагнула к двери, но виконт снова преградил ей путь, на сей раз куда решительнее.
- Подождите, - серьезным тоном произнес он. - Подождите. Я причинил вам зло. Как бы жестоко ни звучали ваши слова - я их заслужил. Но я хочу загладить свою вину. Я люблю вас, Гортензия.
Она задумчиво улыбнулась.
- Об этом поздно говорить.
- Но почему? - с жаром спросил он, схватив девушку за руки. - Почему поздно?
- Позвольте мне уйти, - сказала она скорее требовательным, чем просящим, голосом и сделала попытку высвободить руки.
- Я хочу, чтобы вы стали моей женой, Гортензия, моей законной супругой.
Девушка посмотрела на виконта и рассмеялась холодным презрительным смехом, в котором, впрочем, не слышалось горечи.
- У вас и прежде появлялось такое желание, но вы пренебрегли возможностью, которую вам давало мое глупое увлечение. И - о Боже, - я благодарна вам за это!
- Не говорите так! - взмолился он. - Не говорите так! Я люблю вас, неужели вы не понимаете?
- Разве можно было не понять после того, как вы представили мне исчерпывающие доказательства своей искренности и преданности?
- Вы издеваетесь надо мной? - спросил виконт, справившись с приступом гнева. - Неужели вы считаете меня настолько ничтожным, что оттачиваете на мне свое остроумие?
- Разве я дала вам повод подумать такое? Позвольте мне уйти.
Виконт еще мгновение стоял, держа девушку за руки и глядя на нее с мольбой и яростью. Вдруг из груди вырвался хриплый вздох, и он с силой привлек к себе Гортензию, склонив над нею потемневшее пунцовое лицо.
- Отпустите меня, ваша светлость, - воскликнула девушка трепещущим от страха голосом. - Отпустите!
- Я люблю вас, Гортензия! Я не могу без вас! - простонал он, осыпая жадными поцелуями ее щеки и губы. По ее телу от головы до ног пробежала горячая волна стыда, и девушка беспомощно забилась в крепких руках виконта.
- Животное! - крикнула она и, высвободив руку, ударила его по лицу. - Гадина! Трус!
Они отпрянули друг от друга, тяжело дыша. Гортензия прислонилась к спинету, ее грудь судорожно вздымалась. Виконт бормотал проклятья - ударив Ротерби по лицу, девушка угодила пальцем ему в глаз, и боль, заставившая его ослабить хватку и отпустить Гортензию, сорвала последние покровы с истинной сущности этого человека.
- Может быть, вы уйдете? - гневно спросила она, разъяренная гнусными воплями виконта. - Уйдете или мне позвать на помощь?
Его светлость стоял, глядя на нее, поправляя парик и стараясь обрести внешнее спокойствие.
- Итак, - сказал он, - вы презираете меня? Вы не выйдете за меня замуж? Отказываетесь от такой возможности? Но почему? Отчего?
- Видимо, потому, что не вижу особой чести в таком союзе, - ответила она, справившись с собой. - Так вы уйдете?
Ротерби не двинулся.
- Ведь вы меня любили…
- Неправда! - воскликнула Гортензия. - Мне так казалось… к моему стыду.
- Вы любили меня, - настаивал он. - Вы и теперь любили бы меня, если бы не этот проклятый Кэрилл, французский шут, втершийся к вам доверие, словно ползучая скользкая гадина!
- Говорить о человеке гадости за глаза - это так вам к лицу, сэр! Вы неплохо научились нападать со спины!
Насмешка пронзила виконта болью, какую способна вызвать только истинная правда, и его гнев утих. Его светлость стоял красный и растерянный. Затем он пришел в себя.
- Известно ли вам, кто он и что он? - спросил виконт. - Так я вам расскажу. Он шпион - шпион короля Якова. Одно мое слово - и этот французишка будет болтаться на веревке.
Ее взгляд обдал виконта презрением.
- Было бы глупостью поверить вам, - высокомерно ответила девушка.
- Спросите его сами, - Ротерби рассмеялся, повернулся и пошел к двери. Остановившись, он окинул Гортензию сардоническим взглядом. - Между нами все кончено, мадемуазель. Все кончено! Я повешу вашего ненаглядного голубка в Тибурне. Так ему и передайте.
Он распахнул дверь и вышел, оставив в комнате похолодевшую от страха девушку.
Может быть, это была пустая угроза, цель которой - испугать ее? Первым побуждением Гортензии было немедленно отыскать мистера Кэрилла, расспросить его и поделиться своими опасениями. Но какое она имела право? По какому праву она могла задавать вопросы, касающиеся столь секретных дел? Она представила себе, как он поднимет брови - надменно, как это делал он всегда - и окинет ее взглядом с ног до головы, словно пытаясь проникнуть в сущность этого странного создания, что осмеливается задавать ему подобные вопросы. Она представила себе улыбку и остроту, которыми он ответит на ее любопытство.
На следующий день недомогание Кэрилла обострилось, и он счел за лучшее покинуть Стреттон-Хауз и вернуться домой, на Олд-Палас-Ярд.
Перед отъездом Кирилл еще раз переговорил с лордом Остермором. Его светлость, по чьей инициативе состоялась беседа, вновь повторил большую часть того, что было сказано им накануне в беседке, и мистер Кэрилл вновь привел те же аргументы в пользу оттяжки дела, которые упоминал тогда же.
- Подождите хотя бы день-другой, - просил он, - после моего отъезда за границу, чтобы я успел сообразить, куда дует ветер.
- А разве это неясно?
- Я могу дать правильный ответ, только если у меня будет возможность подумать. Не сомневайтесь: я не уеду во Францию, не известив вас. У вас еще будет достаточно времени, чтобы передать письмо, если вы, конечно, не измените своих намерений.
- Будь по-вашему, - ответил граф. - Мы все обговорили, а письмо будет у меня в большей безопасности, чем у вас в кармане, - он легонько постучал по секретеру. - И все же посмотрите, что я написал его величеству, и скажите, не нужно ли что-нибудь изменить.
Граф вынул из гнезда правый ящик, сунул в образовавшееся отверстие руку и шарил ей внутри стола до тех пор, пока, по-видимому, не нащупал пружину: в этот момент распахнулся маленький тайничок. Его светлость выудил оттуда два документа: тонкий пергамент послания короля Якова и ответ лорда Остермора, написанный на плотном листе. Граф развернул его, передал мистеру Кэриллу, и тот принялся читать.
Письмо было составлено крайне неосторожно; лорд Остермор совершенно не позаботился о сохранении тайны, он излагал свои мысли прямо и откровенно, и каждая строчка письма неопровержимо свидетельствовала об измене и заговоре.
Мистер Кэрилл вернул письмо. Его лицо помрачнело.
- Это чрезвычайно опасный документ, - заявил он. - Я не вижу необходимости писать столь подробно.
- Я хочу, чтобы его величество знал, как искренне я ему предан.
- Я думаю, лучше будет сжечь это послание. Когда настанет время отправлять, вы напишете другое.
Однако лорд Остермор был не из тех людей, которые прислушиваются к разумным советам.
- Фу! Письмо здесь в полной безопасности. О тайнике никто не знает, - он положил оба документа в тайник, закрыл его и вставил на место выдвижной ящик.
Мистер Кэрилл еще раз пообещал графу извещать его обо всем, что сумеет узнать, и отбыл из Стреттона.