Да, вот сейчас состоится встреча с Джоном. О чем тот будет говорить, кажется, вполне ясно - пыль станет хвостом заметать, зная, какое впечатление произвела на Исламабад "поправка Пресслера" и прекращение военной и экономической помощи. Ядерная бомба, видите ли, их очень беспокоить стала. Что-то они раньше об этой бомбе помалкивали. Так, для приличия выражали иногда озабоченность, и только. Теперь же, по мере минования надобности в наших услугах в Афганистане, решили проявить принципиальность. Иначе говоря - использовали и выбросили. А кто нас толкал затевать всю эту историю с поддержкой моджахедов? Да, повоевали! Советские из Афганистана уже два года как ушли и, кажется, об этой войне уже успели забыть, а нам чем утешаться? Афганистан в руинах, у нас два миллиона афганских беженцев, наркотики, "Калашников" чуть ли не в каждом доме, муллы совсем осмелели и вместе с афганскими и арабскими боевиками, что у нас осели, по всей стране друг с другом и с правительством счеты сводят. Помощи американской, к которой правительство так привыкло, теперь нет - выкручивайся, как знаешь. Ладно, хватит! Попридержим пока эти мысли при себе, а там посмотрим, да, посмотрим!
- Господин Манзур? - услышал он негромкий голос, поднял глаза и встретился взглядом с молодым, спортивного вида человеком. - Здравствуйте, я за вами.
* * *
Манзур просидел в кабинете Джона в Лэнгли уже более часа. Разговор шел туго, хотя Джон упорно делал вид, что все по-старому, и бодро излагал свои мысли. Манзур, умевший скрывать свои чувства, говорил все же неохотно и вяло. После длительного обсуждения обстановки в Афганистане Джон наконец решил приступить к главному.
- Я понимаю, о чем вы сейчас думаете, Манзур, - сказал он. - Поверьте, я и сам не в восторге от этой поправки. Уверяю вас, что мы в ЦРУ вовсе не хотели этого. Президент просто был вынужден пойти на ее введение из-за неумной шумихи, которую подняли сенатор Пресслер и его сторонники в конгрессе вокруг вашей ядерной программы. Я уверен, что мы сможем вскоре добиться ее отмены. Для нас и Пентагона вы остаетесь все тем же ценным стратегическим партнером, что и раньше. Более того, Афганистан Афганистаном, но у нас теперь появляются новые общие задачи.
- Какие же? - сухо спросил Манзур.
- Грандиозные, я бы даже сказал - исторические!
- Вот как? Из одной истории - афганской, в другую, да, Джон? - иронично заметил Манзур.
- Афганистан - это еще не все! - объявил Джон. - Есть вещи и поважнее, правда, с Афганистаном они связаны самым тесным образом. Мне кажется, что если мы наладим сотрудничество в вопросе, о котором я сейчас скажу, то мы сможем еще быстрее преодолеть нынешние проблемы наших отношений. Вот что я имею в виду - Советский Союз, как мы полагаем, протянет еще от силы два-три года. Его конец практически предрешен, а нам надо уже сейчас смотреть вперед. Что будет? Ясно - на карте появятся несколько новых среднеазиатских государств. Ну вот - пока Россия будет приходить в себя, мы должны успеть и повести вместе с вами дело так, чтобы навсегда положить там конец вековому засилию Москвы. Это выгодно и вам, и нам.
- Постойте-ка, Джон! - перебил Манзур. - У них ведь недавно, в марте, был референдум, и, насколько мне известно, чуть ли не девяносто процентов, особенно в Средней Азии, высказались за сохранение Союза.
- Ну и что? Когда Москва прислушивалась к голосу своего народа? Никогда! Если влиятельные люди там решат, что развалить Союз - в их интересах, то они так и поступят. Большая страна - большие проблемы. У нас, я имею в виду, а станет она поменьше, и проблем столько с ней не будет! - засмеялся довольный Джон.
- А с руководством этих самых Среднеазиатских республик вы что делать будете? По-моему, они не очень-то к независимости рвутся. Потом - как все они смогут игнорировать тысячи нитей, которые связывают их с Москвой? Ведь это реальность!
- Ерунда! - махнул рукой Джон. - Этих вождей никто спрашивать не станет, чего им хочется. А что касается всяких нитей да связей, то есть штука и посильнее - власть, деньги и шкурные интересы политиков. Никакие нити с этим не справятся - порвут их, и делу конец. Это потом они начнут думать, что, может быть, стоит их опять связать, но к этому моменту мы и должны быть готовы и все подобные поползновения предупреждать! Если же кто-нибудь из среднеазиатских лидеров, в Таджикистане скажем, станет проявлять излишнее рвение, тогда ведь в его стране и другие силы всегда найдутся, не так ли? Вот мы и станем им помогать, в том числе через нашу агентуру. Мостик туда - через дружественный нам Афганистан - у нас скоро будет. Мы с прошлого года ведем переговоры с Москвой об одновременном прекращении поставок оружия в Афганистан, и, как только договоримся, - Наджибулле конец! Ему-то оружия, кроме как в России, взять негде, а моджахедам все равно, поскольку вы у них остаетесь под боком. Продолжим и с окружением Наджиба работать. В прошлом году у нас с выступлением министра обороны Таная не получилось - не беда, в другой раз получится. Кстати, как ваш премьер-министр к этим идеям отнесется?
- Нынешний может и согласиться, хотя наверняка не знаю. А что касается лидера оппозиции, то она, по-моему, думает несколько иначе. У нас ведь скоро выборы, и она может опять прийти к власти. В общем, пока ничего определенного сказать не могу. Потом, откровенно говоря, вся эта история с прекращением вашей помощи вызвала у всех наших лидеров большое раздражение, да и ваши действия в Ираке вам популярности у нас не прибавили, нет! Впрочем, я, конечно, обо всем этом в Исламабаде самым подробным и благожелательным образом доложу. "И от себя еще кое-что добавлю, только это тебя не обрадовало бы, братец Джон", - мысленно пообещал себе Манзур. - Мне уже пора ехать, у меня сегодня еще две встречи.
- Вот и прекрасно! - заключил обрадованный Джон. - Спасибо, Манзур! Пойдемте, я вас провожу.
Глава седьмая
АВГУСТ 1991 ГОДА
Сообщения об августовских событиях в Советском Союзе были встречены в Пакистане с плохо скрытой надеждой на то, что казавшееся неизбежным осложнение отношений Москвы с Вашингтоном вновь подтвердит стратегическую ценность Исламабада для США. В этой мысли определенную часть пакистанской верхушки укреплял пристальный интерес американцев к событиям в соседнем с Афганистаном Таджикистане, где дело шло к открытому столкновению между властями и исламской оппозицией. И тогда, и все последующие годы пакистанцы все более открыто давали понять США, что были бы готовы играть прежнюю роль проводника их интересов, теперь уже в Средней Азии. К этому же периоду относятся и первые сообщения о рейдах афганских моджахедов через границу в Таджикистан и Туркмению, которые доставляли туда наркотики, оружие и пропагандистскую исламскую литературу.
Андрей Васильевич просунул голову в приоткрытую дверь кабинета посла:
- Разрешите, Виктор Иванович? Я по срочному делу.
- Заходите. - Посол хмуро взглянул на Андрея Васильевича. - Битый час, как сижу над телеграммами. Вроде грамотные все люди, а пишут кое-как, ленятся. Да и вы меня сегодня тоже не порадовали. Вот, пожалуйста, ну что это такое вы написали: "Командир Файзулла происходит из низших слоев бедной сельской интеллигенции…" Это в афганской деревне-то интеллигенция? Вы бы еще написали - "из самых нищих слоев". - Виктор Иванович повеселел от собственной шутки. - Ладно, бывает, не расстраивайтесь. Что там у вас?
Андрей Васильевич протянул конверт.
- Это мне только что Мартин из Красного Креста дал, всего лишь на один день, с настоятельной просьбой завтра ему вернуть. Я вам уже говорил, что ему удалось выйти на пленного таджика - Шарифов по фамилии, - который сидит под Пешаваром в лагере Исламского общества Афганистана. Мартин уговорил моджахедов разрешить ему послать письмо родным.
Посол, взглянув на письмо, набрал номер телефона.
- Анвар Назарович, будьте добры, загляните.
Когда Анвар пришел, посол отдал ему письмо и попросил:
- Здесь на таджикском написано, переведите-ка нам.
Анвар положил письмо перед собой и, сосредоточенно нахмурив брови, стал читать его про себя.
- Что в письме-то? - не сдержал нетерпения посол.
- Сейчас, Виктор Иванович, почерк не очень разборчивый. Значит, так. Он передает привет всем родным и близким, понятное дело. У него все-де хорошо, здоров. Говорит, что стал настоящим мусульманином… афганцы относятся к нему, как к своему. А вот и главное - на родину он не вернется. Боится, видите ли, что его дома арестуют… КГБ дальше ругает… о советской власти нехорошо отзывается. Вот, собственно, и все. Странное какое-то письмо.
- Чего в нем особенного-то, Анвар? Ясное дело, что афганцы его, как водится, крепко обработали. "Хочу ислам, хочу джихад, не хочу обратно туда, где учат, что человек произошел от обезьяны". Старая погудка, как говорил еще Владимир Ильич Ленин. Мы такие заявления не в первый раз слышим, да по-другому они ему и написать бы не разрешили.
- Все верно, Андрей, однако письмо действительно чудное. Вот, смотри, в нем в двух местах вместо "рахмат", то есть "спасибо", сказано "ташаккур". Наши таджики так не говорят, а афганские - да! Или вот тебе еще пример, и вот… - Анвар ткнул пальцем в письмо. - Это все не по-нашему написано.
- Может быть, он, пока у них сидел, на их лад переучился говорить?
- Возможно, но не до такой же степени. У нас, в советском, так сказать, таджикском, полно русских слов и корней, а у него нет ни одного. Вот что странно-то.
Не найдя что на это ответить, Андрей Васильевич вздохнул и протянул руку к конверту, лежавшему на столе.
- Как бы то ни было, завтра мне это письмо надо отдать. Копию себе, конечно, снимем и в Москву пошлем, а письмо вложим в этот самый конвертик и отдадим Мартину. Он его доставит по назначению, как положено. - Андрей Васильевич повертел в руках захватанный белый конверт, взглянул на него и вздрогнул. - Это еще что такое?
- Что вы там усмотрели, Андрей? - поинтересовался посол. - Новую почтовую марку правительства афганских моджахедов?
- Посмотрите сами. Я своим глазам не верю. - От волнения Андрей Васильевич ткнул конверт почти в нос послу.
Неотрывно глядя на конверт, Виктор Иванович зашарил рукой по столу в поисках очков.
- Ну что тут? Адрес по-русски написан? Ничего особенного я в этом… - Посол, не закончив фразы, приоткрыл рот от изумления. - Вот это да! "Афганский враг рядом!" Вот же, между адресом и фамилией получателя написано: "Афганский враг рядом"! Что это значит - сигнал нам? Точно, что же еще! Вы, Анвар Назарович, правы - Шарифов не просто под диктовку, а из-под палки писал. Молодец! И как он не побоялся привлечь наше внимание таким образом?! Враг, понимаете, афганский враг! Теперь все ясно. - Посол задумался. - Вот что, Андрей Васильевич, напишите телеграмму. Коротко и толково изложите суть дела. Добавьте следующее - если Центр не возражает, то предложим моджахедам обменять Шарифова на их пленных, которые сидят в тюрьме в Кабуле и в других местах. Мы ведь такой вариант уже неоднократно обсуждали. Если наши дадут добро, то я насяду на пакистанцев. Попрошусь на прием к министру иностранных дел, поговорю с ним о пленных, и, как только он заведет свою любимую песню, что их, мол, в Пакистане никогда не было и нет, я ему - р-раз! - и выдам: "Ошибаетесь, ваше превосходительство, еще как есть-то!" Он у меня повертится! Вы же, друзья, обкатайте эту идею с афганцами, причем в нажимном плане. Еще надо будет хорошенько пошуметь в дипкорпусе, чтобы они на нас поработали, особенно наши нынешние друзья американцы. У них-то влияния на пакистанцев побольше, чем у нас, вот пусть и порадеют за свои любимые принципы гуманизма и права человека. Все понятно? Тогда расходимся.
* * *
Андрей Васильевич устало опустился в кресло в зале гостиницы "Холидей Инн", где должна была состояться церемония передачи Шарифова. Позади остались три изнурительных недели, наполненных бесконечными звонками и телеграммами в Москву и обратно, добрым десятком встреч с моджахедами. Москва сразу дала согласие, но моджахеды и слышать не хотели ни о каком обмене. Потом передумали и потребовали сразу пятьдесят своих пленных за одного нашего. Тогда уперся Кабул - слишком много, дескать, запросили. Долго торговались, пока не сошлись на двадцати пяти. Тут-то и началось - этого моджахеда ни в кабульской, ни в какой другой тюрьме нет, о другом - вообще никаких сведений, а третьего выпустить никак нельзя, потому что он бандит отпетый и требуется его обязательно в расход пустить. Теперь-то, слава Богу, все позади, осталось только сегодня последнее унижение вытерпеть.
В зале замерцали вспышки фотокамер. Переваливаясь с ноги на ногу, вошел грузный пожилой пакистанец - секретарь МИДа Икрам Захид. За ним, бдительно стреляя глазами по сторонам, шествовала группа бородатых молодцов-моджахедов, щеголевато одетых в новенькие маскировочные куртки и высокие горные ботинки. Среди них маячила тщедушная фигурка представителя Раббани, который поддерживал за локти Шарифова и его отца, приехавшего за ним в Исламабад. Дойдя до микрофона, шествие организованно развернулось, сбилось в кучку и постояло так некоторое время, дав репортерам возможность всласть пофотографировать.
Икрам Захид, как и ожидал Андрей Васильевич, не стал скромничать и битых полчаса расхваливал руководство Пакистана и лично господина премьер-министра за их вклад в освобождение советского пленного. При этом, правда, он тактично не заострял внимания на том досадном факте, что Шарифов целый год просидел именно в Пакистане.
Андрей Васильевич неприязненно разглядывал Икрама, который, закончив говорить, встал в сторонке и чинно сложил руки на толстом брюхе. Ему вспомнилось, как во время своей недавней поездки в Союз, попав на экскурсию в монастырь в Загорске и не подозревая, что сопровождавший его русский понимает урду, Захид вместе со своим помощником издевался над ликами русских святых, объясняя их изможденный вид болезненным пристрастием к водке.
Следующим слово взял Ахмад Саид, один из главных исламских вождей страны, который заговорил так, будто читал пятничную проповедь в соборной мечети. Возводя очи, задирая руки и козлиную бороду к потолку, Ахмад страстно, временами срываясь на крик, убеждал собравшихся, что победа над нечистыми русскими завоевателями в Афганистане объединяет в едином порыве к джихаду мусульман всего мира.
Едва удерживаясь от смеха, Андрей Васильевич толкнул локтем Анвара.
- Погоди, сейчас старый хрыч чего-нибудь отмочит.
- Да уж, у него не заржавеет, - кивнул Анвар.
Ахмад и впрямь не подкачал. Обведя публику мутным от религиозного пыла взором, он закончил свою речь словами:
- Верьте мне - недалек тот день, когда зеленое знамя ислама, знамя нашего пророка - да пребудет его душа в мире - вознесется над стенами мирового оплота безбожия, над русским Кремлем!
- Пути Аллаховы неисповедимы, посмотрим еще, что и где вознесется, - проворчал Андрей Васильевич. - Пленного-то будете отдавать или нет?
Пакистанцы и сами сообразили, что действо слишком затянулось. К Шарифову и его отцу подошел представитель Раббани, пожал им руки, похлопал по плечу и преподнес в подарок - на добрую память о моджахедах - по маленькому молитвенному коврику.
Церемония завершилась. Виктор Иванович встал и направился к таджикам.
- Поздравляю вас, теперь все это для вас позади. Уже завтра будете дома. Знаете что - поедемте сейчас в посольство, попьем чайку, поговорим. Согласны? Ну вот и прекрасно, поехали.
* * *
Посол пригласил таджиков за круглый столик, стоявший у стены, которую украшал огромный бурый гобелен с эмблемами русских городов и неразборчивыми голубыми надписями. Андрей Васильевич, Анвар и советник Сидоров, также принимавший участие в освобождении Шарифова, уселись за другой.
- Расскажите нам, что вам пришлось испытать в Афганистане? - попросил посол. - Как вы попали в плен, где вас афганцы держали и так далее.
Шарифов поставил чашку с чаем на стол и стал неторопливо рассказывать.
- Как в плен попал? Совсем быстро, даже понять ничего не успел. Выехали мы из Торгунди, ребят на блокпосту сменить. Я на броне БТР сидел. Только от города отъехали, как нас из минометов стали обстреливать. Я от взрыва упал на дорогу, потом вскочил и за скалу бросился, чтобы укрыться. А тут опять взрыв. Мина рядом упала, и меня прямо в голову камнем ударило. Вот сюда. - Шарифов показал на глубокий шрам на голове и вывороченный из орбиты правый глаз. - Дальше я ничего не помню, очнулся уже у афганцев.
- Ну и как они с вами обращались?
- Да ничего, нормально. Кормили, правда, очень плохо, но у них у самих еда не всегда бывает. Перевозили меня несколько раз из одного места в другое, а в прошлом году привезли в Пешавар и Раббани продали.
- Так тебя не его люди взяли? - спросил Анвар.
- Нет. Есть там такой командир из местных - Азиз, он никому не подчиняется. Он тогда у Торгунди действовал, его моджахеды меня и взяли.
- А потом что было?
- Потом я рядом с Пешаваром сидел, в лагере афганских беженцев. Ко мне некоторые афганцы совсем хорошо относились, и я от них узнал, что до Исламабада всего сто шестьдесят километров.
- Сто семьдесят четыре, - поправил Анвар.
- Да, до посольства очень близко, а как туда попасть? Я об этом все время думал и никак не мог решиться. Если бы они меня поймали… Потом этот Мартин меня разыскал, предложил письмо домой послать. Я тогда и сообразил на конверте про афганского врага написать. Остальное вы сами знаете.
Посол и Анвар продолжали задавать вопросы, а Андрей Васильевич молча слушал, искренне сопереживая рассказу Шарифова.
Сквозь речь таджика до слуха Андрея Васильевича донеслось тихое, но настойчивое почавкивание. Он скосил глаза на сидевшего рядом Сидорова, который торопливо жевал, то и дело простирая руки к выставленному на столе угощению. Сидоров смел несколько бутербродов с икрой, похрустел орехами, попробовал винограду, быстро освободил от кожуры и затолкал в рот банан, потом еще, съел одну конфету, другую, зашуршал фантиком третьей… Кадык его ходил вверх-вниз, вверх-вниз, аккуратные губки вкусно причмокивали, очечки поблескивали.
"Дорвался! - подумал Андрей Васильевич. - Жрет так, будто только что из голодной губернии. Хоть бы таджиков постеснялся. Ну, жадный ты, дома деньги на еде экономишь, стоимость трехлитровой кастрюли борща до последнего цента рассчитал, на все посольство этим прославился, но совесть-то надо иметь".
- Андрей! - оторвался от еды Сидоров. - Надо бы угощение обновить, правда? Позвали бы официантку, она, наверное, на кухне.
- С меня хватит, - сухо ответил Андрей Васильевич.
- Ну что, что вы, конечно, надо обновить. Вы как насчет чайку, кофейку, еще покушать чего-нибудь? - обратился Сидоров к таджикам.
- Спасибо, не нада болше, - отозвался отец Шарифова. - Болшое спасибо, мы вам очень за все благодарны.
- Как же не надо? Галя! - окликнул Сидоров появившуюся в дверях официантку. - Будьте добры, принесите еще бутербродов, кофе и так далее, ну, сами знаете…
Через несколько минут Галя застучала донышками тарелок по стеклянной крышке стола. Сидоров, выждав, пока гости возьмут чашки с чаем, опять набросился на еду. Андрей Васильевич тихо, но яростно выматерился.
- Что это вы такое сказали? - испуганно вытаращился Сидоров.