Индиец открыл дверь. На пороге появился улыбающийся усатый человек, при виде которого у Андрея Васильевича немедленно испортилось настроение. Человек, увидев Андрея Васильевича, тоже стер с лица улыбку. "Тебя только здесь не хватало. На кой черт глупый Рамалингамсвами нас обоих пригласил?" - подумал Андрей Васильевич и приподнялся, чтобы приветствовать новоприбывшего, который был не кем иным, как афганским военным атташе Гуль Ака. В отличие от Рахмата, спасенного по просьбе Виктора Ивановича одним европейским посольством, Гуль Ака был взят пакистанцами, но, присягнув на верность им и новым афганским властям, остался работать в Исламабаде. Андрей Васильевич всеми силами избегал встреч с ним, испытывая немалое смущение из-за постыдного поведения московского руководства, бросившего своих афганских друзей в беде, хотя и знал, что сам ни в чем не виноват.
Деваться было некуда. Гуль Ака, поговорив немного с хозяином, подсел к Андрею Васильевичу и как ни в чем не бывало начал неторопливый разговор об афганских делах. Говорил он, впрочем, не по-русски, как прежде, а только по-английски и называл Андрея Васильевича "мистером", а не "товарищем".
"Что ему от меня надо?" - гадал Андрей Васильевич, но вскоре сообразил, услышав заданный как бы невзначай вопрос:
- А куда девался Рахмат, вы не знаете?
- Не знаю! - соврал Андрей Васильевич. - Не имею ни малейшего представления.
- Ну да, конечно! - согласился афганец и спросил: - Я слышал, что когда ваше посольство эвакуировалось из Кабула, то попало под ракетный обстрел в аэропорту. Говорят, были жертвы?
- Да, - неохотно признал Андрей Васильевич.
- Так вам и надо! Иногда очень полезно побывать в чужой шкуре! - неожиданно грубо и резко сказал по-русски Гуль Ака, встал, злорадно ухмыльнулся и направился в столовую, куда хозяин уже созывал гостей.
Глава десятая
ЯНВАРЬ 1993 ГОДА
Противостояние моджахедов в Кабуле привело к почти полному разгрому города. Боевые действия между различными афганскими партиями охватили практически всю страну.
Наиболее остро последствия этих событий ощутил на себе Пакистан, который не смог найти взаимопонимания с правительством Раббани. Более того, многие афганские командиры и боевики переключили внимание на своего бывшего покровителя, опираясь на окрепшие за годы войны экстремистские исламские организации в самом Пакистане. Итог их деятельности - взрывы в Пешаваре, Лахоре и Исламабаде, контрабанда наркотиков и оружия, резкое ухудшение криминогенной обстановки в Пакистане - стал, по сути, расплатой Исламабада за собственное многолетнее вмешательство в афганские дела.
Пытаясь вновь поставить ситуацию в Афганистане под свой контроль, осенью 1994 года пакистанцы "выпустили на арену" созданное ими Движение Талибан, костяк которого составили получившие необходимую боевую подготовку учащиеся пакистанских духовных училищ-медресе. За очень короткое время талибы захватили большую часть страны, население которой приветствовало их как избавителей от произвола моджахедов. В свою очередь, это привело к резкому обострению и без того непростых отношений между пакистанцами и президентом Афганистана Раббани, не желавшим проводить угодную Исламабаду политику. Дело дошло до погрома пакистанского посольства в Кабуле и практически полного прекращения отношений между Кабулом и Исламабадом после того, как в сентябре 1995 года талибы взяли крупнейший афганский город Герат. Дальнейшее наступление талибов привело к захвату ими в сентябре 1996 года Кабула, отступлению отрядов Раббани и Масуда на север и новой вспышке войны, все более приобретающей форму этнического противостояния между различными народами Афганистана.
В стороне от афганских событий не осталась и Россия. Вспыхнувшая в 1992 году гражданская война в Таджикистане, в немалой степени спровоцированная нестабильностью в соседнем Афганистане, вынудила эмигрировать из Таджикистана тысячи мирных русских жителей. Россия до сих пор расплачивается жизнями своих солдат и пограничников, отбивающих вот уже несколько лет нападения и рейды афганских и таджикских боевиков через таджикско-афганскую границу. Из Афганистана и Таджикистана в Россию хлынул поток наркотиков.
Захват Кабула талибами и их последующий наступательный порыв на север, к границе СНГ, лишний раз показали, что Россия никак не изолирована от происходящего в Афганистане и по сей день.
- Что теперь с ним делать, просто не знаю, - жаловался посол Виктор Иванович сидевшим у него Андрею Васильевичу и офицеру по безопасности Жоре Галкину. - Казалось бы, такое везение - пленный к нам сам в посольство пришел. Это же редчайший случай, а что же в итоге получается? Ведь мы уже пакистанцам сообщили, что у нас пленный туркмен объявился, который день переговоры с ними ведем, торопим, чтобы они скорее бумаги на его отъезд оформляли, - и на тебе!
Виктор Иванович уже в третий раз стал с озабоченным видом перечитывать вслух телеграмму из Москвы - ответ на сообщение посольства о туркмене Аманове, который на днях внезапно объявился в посольстве и заявил, что он пленный, сбежавший от моджахедов. Обрадованный посол немедленно велел привести Аманова к себе, напоил его чаем и расспросил о том, где и когда он попал в плен и как ему удалось вырваться от афганцев. Аманов отвечал на вопросы Виктора Ивановича как-то глухо и сбивчиво, но посол, принявший это за проявление вполне понятной усталости и нервного потрясения, деликатно не стал вдаваться в детали, отправил туркмена отдыхать и дожидаться решения своей судьбы, а сам в тот же день послал донесение в Москву о случившемся, добавив, что сейчас же начнет прорабатывать с пакистанцами вопрос об отъезде Аманова на родину.
- Так вот, повторяю! - громко сказал Виктор Иванович. - Они пишут, что Аманов никогда в Советской Армии не служил и в Афганистане тем более не воевал. Более того, он, как установлено, наркоман - ну, это мы теперь и без них знаем.
- Да уж! - подтвердил Жора Галкин. - Его уже вторые сутки крутит и ломает. Мечется по квартире, грозит, что обратно уйдет, если ему хотя бы план не дадут…
- Какой еще ему план понадобился? - спросил у Жоры удивленный Андрей Васильевич. - ГОЭЛРО? - пошутил он.
- Нет, не в обычном смысле план, а план - наркотик, - пояснил раздраженный Жора. - При чем здесь ГОЭЛРО! Пора бы уж тебе знать, востоковед, что план - это так у нас в Средней Азии гашиш называется, а здесь - чарс, понял? Знаешь? Тогда нечего острить, будто нам одних этих угонщиков "Аэрофлота" не хватало - знай мотайся к ним в тюрьму - так тут еще и этот кадр на голову свалился! Еле-еле его утихомирили, успокоительного дали, а я двум пограничникам еще велел все время у него сидеть, разговоры с ним вести и без передыху в шахматы играть, чтобы отвлечь от черных мыслей. Вторую ночь уже с ним о жизни беседуют - ни отдохнуть им, ни поспать - а ведь их у меня всего четверо. Как службу нести? А он еще нахваливает: "Хорошо у вас тут! Чисто и еда вкусная. А женщины есть?"
- Просто ум за разум заходит! - с тяжелым вздохом признался посол. - Если бы он только наркоман был, так ведь он к тому же, как из Москвы сообщают, собственную мать в наркотическом припадке ярости зарезал и… исчез.
- Он, надо думать, потом из Туркмении через границу в Афганистан махнул, поблуждал там, а когда надоело, решил с нашей помощью домой вернуться и сюда поэтому притопал, - высказал предположение Андрей Васильевич. - Интересно, на что он рассчитывал? Думал, что мы все за чистую монету примем?
- Наверное, - сказал хмурый посол. - То-то он мне при разговоре в первый день нес какую-то маловразумительную околесицу о своих злоключениях в Афганистане. Я тогда еще его по списку пленных и пропавших без вести посмотрел - нет его там, но это ничего не значит, поскольку список-то, кажется, весьма приблизительный. А на что он рассчитывал, когда к нам пошел? Сие мне неведомо! Впрочем, хотел бы я знать, каким местом думали и те девять наших уголовников, что сюда в девяностом году на захваченном самолете прилетели? "Аллах акбар, Аллаху акбар!" - твердили, когда пакистанцам в аэропорту в Карачи сдавались. Видать, надеялись на то, что их за это мусульмане с распростертыми объятиями примут. Счас! Здесь не забалуешь - схлопотали по пятнадцать лет каждый и сидят теперь в кандалах в пакистанской тюрьме, после которой им наша курортом покажется. Что же все-таки будем делать, а, коллеги? Какие у вас мысли на этот счет?
В кабинете воцарилось тягостное молчание. Андрей Васильевич, дисциплинированно, но безуспешно попытавшийся собраться с мыслями "на этот счет", насторожился, услышав какие-то странные приглушенные звуки, доносившиеся снизу, из узкого колодца посольского двора, на который выходила окнами представительская квартира с поселенным в ней Амановым. Жора Галкин, извинившись, тут же исчез. Через пару минут звуки прекратились и снова стало тихо, так тихо, что можно было расслышать отдаленное нежное воркование голубя в посольском саду.
"Тишина, - подумал Андрей Васильевич. - Слава Богу, что пограничники и Жора - ребята опытные и знают, как с такой публикой обходиться. Что все-таки дальше? Ну же, думай! Какой бы этот Аманов ни был, но на родину мы его отправить обязаны, особенно раз он сам туда рвется. С другой стороны, если паки узнают, что он убийца, то нипочем его не выпустят, поскольку у нас с ними нет соглашения о выдаче уголовных преступников. Значит, об этом нам надо молчать. Да, но ведь он теперь не наш гражданин, а туркменский. Посольства у туркмен пока здесь нет. Как с этим быть? Будь он пленный, то никаких бы вопросов - наш, не наш, но тут ведь совсем другое дело… Может быть, в телеграмме есть какие-нибудь мудрые указания на этот счет? Сейчас спросим…"
Спросить Андрей Васильевич не успел. Снизу внезапно донесся звон бьющихся стекол и пронзительный, дикий вопль, сорвавшийся на визг и многократно отразившийся от стен здания. Не попросив разрешения у посла, Андрей Васильевич вскочил, слетел по лестнице вниз, выскочил во двор и помчался к двери представительской квартиры. Там уже никого не было, зато в дальнем углу посольского сада, примыкавшем вплотную к жилому городку, метались какие-то фигуры. Прохрустев подошвами ботинок по осколкам стекла, Андрей Васильевич устремился в сад, где моментально оказался в гуще событий, а точнее, жестокой схватки. Маленький, тщедушный Аманов с невероятной силой и ловкостью выворачивался из рук Жоры и двух крепких пограничников - Федора и Терентия, - бешено хрипя и закатываясь в крике: "Пусти, гад, пусти-и-и! Я на волю хочу! Убью! Бабу мне, бабу дайте! А-а-а!"
Выскочивший из-за кустов третий пограничник, Миша, оттолкнул растерявшегося Андрея Васильевича в сторону, подскочил к Аманову и со всему маху двинул его кулаком в челюсть. Аманов мотнул головой и обвис на руках тяжело дышавших пограничников, а подоспевший кстати врач быстро воткнул ему в руку шприц.
- Силен! - Терентий стер кровь, сочившуюся из порезов на лице, и нехорошо выругался. - Я еще когда в Киргизии служил, на таких вот вдоволь насмотрелся - если у них ломка, их и трактором не удержать. Ну что, Федь, потащили?
- Давай! - ответил мрачный Федор, ощупывая свободной рукой здоровенный синяк под глазом. - Вот по морде получил, и все за те же деньги. Ладно, поехали!
- Видал, Андрей? - спросил Жора, после того как бесчувственный Аманов был затащен в здание посольства. - В следующий раз, если еще такой же тип сюда заявится, сам с ним воевать будешь. Нас-то - то есть меня и моих пограничников - ваш министр в целях экономии со следующего года сокращает, и так во всех посольствах. Будете теперь вместе с вольнонаемными гражданскими, или там с поваром, или, скажем, с нашим сантехником - унитазных дел мастером - охрану нести, решать такие вот, с позволения сказать, внештатные ситуации и своих детишек в городке оборонять - ишь как бегают, и твой с ними тоже! Желаю успеха!
- Георгий Палыч! - воскликнул Андрей Васильевич. - Ну что вы, в самом деле! Я-то или мои мидовские коллеги чем виноваты? Будто мы не понимаем, как вы нужны! Мы ведь с вами общее дело делаем, на одну страну работаем! Разве можно на таких вещах экономить?
- Рад слышать, да что толку? - спросил Жора. - Главное, что ваш министр-"атлантист" насчет этого общего дела не понимает, или, точнее сказать, слишком хорошо понимает, потому так и поступает. Экономия здесь ни при чем.
Через несколько часов у посла состоялся финальный консилиум по поводу Аманова, пришедшего в себя и требовавшего его отпустить. Было решено - держать его против воли, да еще в таком состоянии, далее нельзя, да и просто невозможно. Пусть идет! Жора, Андрей Васильевич и пограничники проводили Аманова во двор и молча показали ему на открытые ворота. Аманов вышел вялой походкой наружу, перешел через дорогу и в изнеможении лег на чарпаи, на котором обычно отдыхали полицейские. Через минуту к нему подошли два пакистанца в простой одежде, взяли под руки, посадили в автомобиль с темными стеклами и увезли.
- Занавес! - сказал Жора и подал рукой знак дежурному на посту.
Вздрогнув, автоматическая железная дверь ворот покатилась по роликам и с лязгом захлопнулась.
* * *
Вечером того же дня Андрей Васильевич отправился в "Рэдио сити" - центр проката видеокассет, чтобы взять какой-нибудь фильм полегче, мирно посмотреть его дома в кругу семьи и успокоиться после бурного эпизода с Амановым. Жена Вера заказала фильм о любви, однако, пошарив по полкам с кассетами, Андрей Васильевич так и не решил, что брать, поскольку сам киноискусством не интересовался, а похожие друг на друга названия многочисленных западных любовных мелодрам ни о чем ему не говорили.
- Послушайте, господин Рашид! - обратился он к хозяину заведения, стоявшему, приятно улыбаясь, за стойкой. - Не могли бы вы порекомендовать мне какой-нибудь фильм про любовь? Только настоящий, не как в прошлый раз…
- Конечно, конечно, сэр! - поспешно ответил услужливый пакистанец, все еще немного сконфуженный тем, что в минувший четверг не совсем правильно понял просьбу клиента и вместо запрошенной лирической любовной повести дал посмотреть совершенно бесстыжий порнофильм. Андрею Васильевичу тогда крепко влетело от жены, которая, ничего не подозревая, уселась смотреть это скотство вместе с детьми, а Андрей Васильевич, в свою очередь, в довольно решительных выражениях высказал господину Рашиду свое неудовольствие, заодно упрекнув его за то, что и сама кассета была неважного качества.
- Самый что ни на есть о любви, сэр, не извольте сомневаться! И кассета хорошая, сэр, японская! - заверил Рашид и протянул кассету. Поблагодарив, Андрей Васильевич полез за деньгами, чтобы расплатиться, начал энергично шарить в кармане пиджака, как всегда забитого какой-то мелкой дрянью - бумажками, монетками, фантиками от жвачки, ключами и прочим - и случайно ткнул локтем в чей-то приблизившийся сзади мягкий живот.
- Извините! - сказал Андрей Васильевич и повернулся к обладателю живота. - Прошу прощения! А, это вы, Хамид! Как дела? Сто лет вас не видел! Где вы были?
- Сейчас, Андрей, расскажу, - пообещал Хамид. - Давайте только в сторонку отойдем.
Хамид, видный деятель партии Моджаддеди, в течение тех двух месяцев - с апреля по июнь, - что его патрон занимал пост президента после падения Наджибуллы, был заместителем министра иностранных дел Афганистана. После того как, сменив Моджаддеди, к власти в Кабуле пришел Раббани, Хамиду пришлось перебраться в Пакистан, где он и жил последние несколько месяцев - то в Пешаваре, то в Исламабаде - в ожидании дальнейшего развития событий в своей стране. Придерживаясь умеренных политических взглядов и подчеркивая важность для Афганистана восстановления в будущем добрых отношений с Россией, Хамид никогда не отказывал Андрею Васильевичу во встрече, зачастую рассказывал весьма любопытные вещи, однако не так давно внезапно и бесследно исчез из Исламабада.
- Я вам неоднократно звонил домой, - сказал Андрей Васильевич, - но безрезультатно. Вы куда-то уезжали? Наверное, в Кветту, к вашему отцу?
- Да, ездил, но не в Кветту, а в Кабул. Только позавчера вернулся, - пояснил Хамид.
- Ну и как там? - живо заинтересовался Андрей Васильевич.
- Сказать, что плохо, - это ничего не сказать! Хекматияр еще с августа такую пальбу по городу открыл, что просто ужас! Совсем рассвирепел, когда понял, что его от власти в Кабуле оттерли, причем, как он считает, не без помощи американцев. До того зол на них, что на днях где-то изрек: "Мы еще вспашем их свиными рылами священную землю Афганистана!" Он их и раньше-то особо не жаловал и даже отказался, как вы помните, встретиться с Рейганом на сессии ООН в Нью-Йорке в тысяча девятьсот восемьдесят пятом году. Он хоть и получал от них помощь, но признаваться в этом считает неудобным, чтобы его, моджахеда, американским наемником не обзывали. Ну а теперь и подавно - до "свиных рыл" дошел. Так вот - каждый день десятки ракет по городу попадают, от большинства кварталов одни развалины остались, жители толпами в Пакистан бегут. Сейчас зима, холодно, голодно, а Хекматияр Кабул осадил - ни топлива, ни еды, или только за большие деньги их и можно достать. От вашего посольства, кстати, ничего не осталось, ограбили до нитки - одни голые стены да разбитый забор. Даже подземные цистерны для горючего, и те вырыли!
- Кто, хотелось бы знать?
- Поди разберись! Кто угодно! Я думаю, что скорее всего масудовские боевики из Бадахшана. Если бы вы знали, какие они дикари! Рассказывали мне - зашла как-то парочка таких молодцов в кабульский зоопарк, живого льва впервые в жизни увидели, обрадовались, и один из них, чтобы свою отвагу доказать, прямо в вольер к нему залез.
- Ничего себе! - удивился Андрей Васильевич. - Ну и что лев?
- Лев тоже обрадовался, потому что уже давно ничего, кроме пресных лепешек и обглоданных костей, не ел, и моджахеда тут же сожрал, конечно.
- Правильно сделал! - заметил Андрей Васильевич. - Нечего куда попало лазить.
- Вы думаете? Может быть. Да, товарищ съеденного поклялся отомстить и на следующий день пришел опять, но с двумя ручными гранатами. Закатил их в вольер прямо под нос льву, который от него в пещере пытался спрятаться. Всю морду ему разворотило и оба глаза выбило!
- Вот зверь! - в изумлении протянул Андрей Васильевич. - А Раббани что же? Как он собирается дальше действовать?
- Он и так вовсю действует! Воюет вместе с Масудом против Хекматияра и власть, которую ему совет вождей джихада после Моджаддеди всего на полгода дал, никому отдавать не собирается. Вот на днях организовал на скорую руку съезд делегатов-старейшин - шура халь-о-акд называется. Собрал только своих сторонников, понятное дело, чтобы они продлили ему срок президентских полномочий еще на полгода. До того дошел, что для верности велел затащить в зал под видом старейшин всяких там сторожей, уборщиков и водителей и заставил их за себя проголосовать.
- Да, я кое-что об этом мероприятии от ооновцев уже слышал, - сказал Андрей Васильевич. - Они говорят, что Раббани у них потребовал пятьсот тысяч долларов на организацию шуры - чай для делегатов, подарки там разные и прочие накладные расходы. На эти деньги можно было бы весь Кабул долго кормить.
- Так они ему и дали! Даже если бы захотели, то ничего бы не вышло - денег западные доноры на гуманитарную помощь после свержения Наджиба давать почти перестали, а она-то именно сейчас бедным жителям очень бы пригодилась, даже больше, чем при Наджибулле.