- "Хованщина" еще лучше, - сказал Аарон. - Я бы хотел, чтобы мы вернулись к простой и ясной мелодии, но, хотя "Хованщина" представляет собою музыкальные гармонии необычной сложности, она доставляет мне большее наслаждение, чем какая-либо другая опера.
- Неужели? Я бы этого не сказала, о нет! Но не может быть, чтобы вы действительно мечтали о возвращении музыки к простой и ясной мелодии. Нельзя же все свести к флейте, к простой дудке. О, мистер Сиссон, вы слишком фанатично преданы своему инструменту. Что касается меня, то я просто живу гармонией - о, аккорды, аккорды!.. - Она взяла воображаемые аккорды на белой скатерти, ее сапфиры засверкали синим блеском. В то же время не забывала следить взглядом за тем, подали ли сэру Уильяму лекарство, которое он должен был принимать за каждой едой. Если бы он упустил принять его, она сейчас же напомнила бы ему об этом, но как раз в этот момент он высыпал порошок себе на язык. Итак, она могла опять уделить свое внимание Аарону и воображаемым аккордам на белой скатерти.
Когда, по обычаю, женщины после обеда удалились, сэр Уильям подошел к Аарону и ласково положил ему руку на плечо. Очевидно, обычное обаяние Аарона начинало уже действовать. Сэр Уильям ничуть не был снобом, и ему нравилась в Аароне именно его природная простоватость и здоровая грубость плебея.
- Мы очень рады видеть вас, мистер Сиссон, чрезвычайно рады. Я считаю мистера Лилли одним из самых интересных людей, каких мне только посчастливилось встретить. Итак, - ради вас самих, так и ради мистера Лилли, - мы вам чрезвычайно рады! Артур, налейте мистеру Сиссону вина, да и себя не забудьте.
- Благодарю вас, сэр, - сказал упитанный молодой человек в элегантном костюме. - Не выпьете ли вы сами еще стаканчик, сэр?
- Выпью, выпью. Я хочу выпить с мистером Сиссоном. Майор, где вы там бродите? Идите сюда и выпейте с нами, дорогой.
- Благодарствуйте, сэр Уильям, - протянул молодой майор с черной повязкой.
- Полковник, я надеюсь, вы хорошо себя чувствуете - и телом и душой?
- Как нельзя лучше, сэр Уильям, как нельзя лучше.
- Рад слышать, очень рад. Попробуйте мою марсалу, - по-моему, она недурна. Приходится обходиться без портвейна, но это ненадолго, ненадолго…
И старик пригубил свое темное вино, продолжая улыбаться.
- А куда вы направляетесь, мистер Сиссон? В Рим?..
- Я приехал, чтобы повидаться с Лилли.
- А Лилли улетел уже за тридевять земель. Он необыкновенно легко переезжает границы. Просто изумительный человек в этом отношении.
- Куда он поехал? - спросил Аарон.
- Кажется, сейчас уже в Женеву, но он говорил что-то и о Венеции. А у вас нет определенной цели?
- Нет.
- Разве вы приехали в Италию не для того, чтобы играть?
- Мне придется играть, но я приехал не ради этого.
- Ах, вам придется играть. Да, да. Без хлеба насущного не проживешь. У вас, кажется, есть семья в Англии, не правда ли?
- Совершенно верно. У меня есть семья, которую я содержу.
- В таком случае вам необходимо играть, необходимо. А теперь не присоединиться ли нам к дамам? Сейчас, верно, подадут кофе.
- Может быть, вы обопретесь на мою руку, сэр? - сказал упитанный Артур.
- Нет, благодарю вас, благодарю вас. - И старик отстранил его руку.
Они поднялись наверх, в библиотеку, где все три женщины сидели у камина, вяло перебрасываясь словами. Появление сэра Уильяма сразу внесло оживление. Молодая женщина в белом платье с крупным носом стала увиваться вокруг него. Она была женой Артура. Дама в голубом удобно устроилась на софе. Эта оказалась женой майора. Полковник упорно суетился возле леди Фрэнкс и столика с ликером.
Внесли кофе, и сэр Уильям стал разливать из глиняной бутылки мятный ликер. Разговор не клеился. Маленькое общество казалось Аарону банальным и скучным. Один только сэр Уильям, своими руками создавший себе состояние и положение, был достоин внимания, да еще, может быть, молодой майор со своей английской застенчивостью и своим единственным, задумчивым глазом, словно ожидавшим возможности приняться за какое-нибудь дело.
Аарон с тоской подумал, что ему предстояли часы, заполненные скучными разговорами скучных людей, которым нечего было сказать друг другу. Впрочем для хозяина дома Аарон делал в этом смысле исключение. Сэр Уильям сидел на своем стуле очень прямо, с тою подтянутостью, какая бывает у людей, старающихся удержаться на уровне молодежи. Аарон сидел в низком кресле и курил; на его лице светилось то присущее ему привлекательное выражение, которое делало его столь обаятельным. В сущности он наблюдал всю сцену совсем со стороны, точно находясь по другую сторону какого-то забора. Сэр Уильям обратился к нему:
- Итак, мистер Сиссон, вы приехали в Италию без определенной цели?
- Да, - ответил Аарон, - моей единственной целью было - встретиться с Лилли.
- А что вы думали делать после того, как встретите его?
- Ничего особенного. Просто пробыть некоторое время в этой стране, если бы мне удалось здесь прокормиться.
- Так вы надеетесь здесь зарабатывать? А смею спросить, каким образом?
- Игрой на флейте.
- Италия бедная страна.
- Мне немного надо.
- Но у вас есть семья, которую вы должны содержать.
- Моя семья обеспечена на несколько лет.
- Ах, вот как! Неужели?
Старик заставил Аарона подробно рассказать ему о своих денежных обстоятельствах и о том, что он оставил в Англии довольно крупную сумму денег, которые должны были регулярно выплачиваться его жене, а себе оставил лишь очень скромную цифру.
- Я вижу, что вы, как Лилли рассчитываете на провидение, - сказал сэр Уильям.
- Хотите - называйте это провидением, хотите - судьбой, - ответил Аарон.
- Лилли называет это провидением, - сказал сэр Уильям. - Что касается меня, то я всегда советую, помимо провидения, иметь еще текущий счет в банке. Я крепко верю в провидение плюс текущий счет, но провидение без текущего счета, по моим наблюдениям, - очень неверная штука. Мы с Лилли много спорили на эту тему. Надейтесь на провидение, когда вы предварительно обеспечили свое существование, но я считал бы просто губительным надеяться на него прежде, чем это достигнуто. На провидение никогда нельзя положиться с уверенностью!
- А на что в мире можно положиться с уверенностью? - спросил Аарон.
- При некоторой скромности человек может считать, что с него достаточно небольшой, но определенной суммы, которую он может заработать. Надо только, чтобы человек имел уверенность, что у него хватит способностей на это.
- Может быть, и у Лилли есть эта уверенность в своих способностях?
- Нет. Это совсем не то, потому что он никогда не станет работать непосредственно ради денег. Он работает, - и говорят очень недурно, но лишь постольку, поскольку им движет творческий импульс и никогда не оглядываясь на рынок. Я же называю это - искушать провидение. Допустим, что его творческий дух поведет его в сторону противоположную, - что тогда останется от Лилли? Я говорил ему все это, и не раз.
- Его дух ведет его обычно именно в противоположную сторону, но он кое-как лавирует.
- Но ведь это значит - всегда находиться в опасности, всегда рисковать, - сказал старик. - Все существование его и его жены зиждется на чрезвычайно шатком основании. В молодости мой темперамент часто побуждал меня делать вещи, которые легко могли бы привести нас с женой к голодной смерти. Но я вовремя спохватился, взял свой темперамент в руки и заставил его идти по тому пути, по которому идет человечество. Я взнуздал его и принудил к производительному труду. Теперь я пожинаю плоды.
- Да, - сказал Аарон, - но у каждого человека свое особое призвание.
- Я никак не могу понять, - продолжал сэр Уильям, - как может человек надеяться на провидение, если он сам не прилагает своих усилий к добыванию себе хлеба насущного и не откладывает денег на будущее. Вот что такое для меня провидение, которому можно верить: кругленькая сумма, прикопленная на черный день для себя и своей семьи. Вы же с Лилли утверждаете, что верите в провидение, которое избавляет вас от всего этого. Признаюсь, я этого не в состоянии понять, и Лилли ни разу не удалось убедить меня в своей правоте.
- Я вовсе не верю в великодушное провидение, - сказал Аарон, - и не думаю, чтобы и Лилли верил в него. Но я верю в счастливый случай. Я верю, что, если я буду идти своим путем, не придерживаясь никакой определенной службы, случай будет достаточно щедр, и я смогу просуществовать на то, что он мне бросит.
- Но на чем вы строите такую необоснованную надежду?
- Я просто так чувствую.
- А если на вашу долю никогда не выпадет успеха и некуда будет податься?
- Я примусь за какую-нибудь работу.
- А если вы, например, заболеете?
- Лягу в больницу или умру.
- Избави Бог! Во всяком случае вы, мой дорогой, последовательнее и логичнее, чем Лилли. Он, как будто, убежден, что некая незримая сила - назовем ее, если хотите, провидением - всегда на его стороне, никогда его не покинет и не даст ему упасть, даже если он не будет работать. В сущности, я не совсем понимаю, в чем заключается его работа. Он, несомненно, принадлежит к людям, которые в большей мере расточают на ветер свои силы и свой талант. Но он почему-то называет это подлинной, живой деятельностью и с презрением относится к той конкретной работе, при помощи которой люди обеспечивают будущее своих семей. В конце концов ему придется прибегнуть к благотворительности. Когда я ему это говорю, он отвергает это и утверждает, что, наоборот, - кончится тем, что мы, деловые люди, люди, обладающие сбережениями, принуждены будем прибегнуть к нему. Все, что я могу на это сказать, это то, что, судя по тому, как дело обстоит сейчас, гораздо больше вероятно, что ему придется обратиться за помощью ко мне, чем мне к нему!
Старик откинулся на своем стуле и засмеялся коротким, торжествующим смехом. Однако, смех этот прозвучал в ушах Аарона почти демонически, и в первый раз в своей жизни он понял, что бывают случаи, когда необходимо определенно стать на чью-нибудь сторону.
- Я не думаю, чтобы Лилли очутился когда-нибудь в большой нужде, - сказал он.
- Погодите! Он пока еще молод. Вы оба еще молоды и проматываете свою юность, а я - старик и ясно вижу, чем это кончится.
- Чем же, сэр Уильям?
- Милостыней, нищетой и какой-нибудь, далеко не соответствующей вашим способностям, работой из-за куска хлеба. Нет, нет! Я бы не доверился ни провидению, ни случаю. Впрочем, я признаю, что ваш случай надежнее и прочнее провидения Лилли. Вы спекулируете своей жизнью и талантом. Я люблю натуры прирожденных спекулянтов. В конце концов, вы с вашей флейтой так же спекулируете на пристрастии людей к роскоши, как другие дельцы спекулируют на том же, строя театры или рестораны. Вы - спекулянт. Я никак не могу уловить, в чем его сердцевина, что впрочем, не мешает мне восхищаться его умом.
Во время этого разговора старик пришел в сильное возбуждение, тогда как все остальные замолчали. Леди Фрэнкс было, видимо, не по себе. Она одна знала, как хрупок и невынослив был ее муж, - гораздо более хрупок и дряхл, чем полагалось бы в его годы. Она одна знала, как его мучил страх старости, страх смерти, страх перед небытием. Старость была для него агонией, хуже, чем агонией, - ужасом. Он жаждал быть молодым, чтобы жить, жить, а он был стар, и силы его убывали. Полная сил молодость Аарона и смелость Лилли очаровывали его, и вместе с тем оба они одним своим видом как бы разрушали ценность добытого им благосостояния и почета.
Леди Фрэнсис старалась ввести разговор в русло обыденной болтовни. Она видела, как ужасно скучал полковник и дамы. Артур был безразличен. Один только майор был заинтересован, благодаря философскому складу своего ума.
- Чего я не понимаю, - сказал он, - так это того места, какое занимают в вашей теории другие люди.
- Это не теория, - сказал Аарон.
- Все равно, в вашей манере жить. Разве это не крайне эгоистично - жениться на женщине и заставить ее жить на маленькие и неверные средства на том единственном основании, что вы верите в провидение или в случай, что по-моему, еще хуже… Вот я и не понимаю: почему же должны страдать другие? Что было бы, если бы все люди стали на эту точку зрения?
- Пусть каждый поступает так, как ему нравится, - сказал Аарон.
- Это невозможно. Допустим, ваша жена или жена Лилли захочет быть обеспеченной, - ведь она, несомненно, имеет на это право.
- Если я не имею на это права, - а я не имею, если этого не хочу, - то какие же права может иметь она?
- Все права. Тем более, раз вы присвоили себе право непредусмотрительности.
- В таком случае она сама должна осуществлять свои права. С какой стати сваливать это на меня?
- Разве это не чистейший эгоизм?
- Называйте, как хотите. Я буду посылать своей жене деньги до тех пор, пока у меня будет, что посылать.
- А допустим, что у вас денег не станет?
- Тогда мне нечего будет посылать, и ей придется самой о себе позаботиться.
- Я считаю это преступным эгоизмом.
- Ничего не имею против такой терминологии.
На этом разговор с молодым майором прервался.
- Во всяком случае, для общества это хорошо, что такие люди, как вы и Лилли, попадаются довольно редко! - сказал посмеиваясь сэр Уильям.
- Встречаются все чаще с каждым днем! - вмешался вдруг полковник.
- Это, пожалуй, верно. А теперь разрешите задать вам другой вопрос, мистер Сиссон. Надеюсь, вы ничего не имеете против нашего допроса? - опять вступил в беседу сэр Уильям.
- Нет. Так же, как против вашего будущего приговора, - ответил Аарон с улыбкой.
- В таком случае скажите нам: на каких основаниях вы покинули вашу семью? Я знаю, что это - деликатная тема, но Лилли говорил нам об этом и, насколько я могу понять…
- Оснований не было никаких, - сказал Аарон, - да, да, никаких. Просто я их покинул.
- Простой каприз?
- Если быть зачатым - каприз, родиться - каприз и умереть - тоже каприз, то это было капризом, потому что это явление того же порядка.
- Того же порядка, что рождение или смерть? Не понимаю.
- Это случилось со мной точно так же, как в свое время мне случилось родиться и когда-нибудь случится умереть. Это тоже было своего рода смертью или, если хотите, своего рода рождением. Во всяком случае столь же безусловным и непредотвратимым, как рождение и смерть. И без больших разумных оснований, чем рождение и смерть.
Старик и Аарон пристально взглянули друг на друга.
- Явление природы?
- Явление природы.
- А не то, что вы полюбили какую-нибудь другую женщину?
- Упаси меня Бог!..
- Вы просто разлюбили?
- Даже не то. Попросту - я бежал.
- От чего?
- От всего вместе.
- Но главным образом от женщины?
- О да, это несомненно!
- И вы не могли бы вернуться?
Аарон покачал головой.
- И все же не можете указать причин?
- Тут не было причин, которые бы что-нибудь объяснили. Дело было вовсе не в причинах. Дело было в ней, во мне и в том, что должно было случиться. Какие причины заставляют ребенка появиться на свет из утробы матери, невзирая на страдания и муки обоих? Я не знаю.
- Но ведь это - естественный процесс.
- И это - тоже естественный процесс.
- Нет, - вмешался майор, - это неверно: рождение - явление всеобщее, а ваш случай специфичен и индивидуален.
- Индивидуален он или нет, - он случился. Я даже не переставал ее любить, насколько могу в этом разобраться. Я покинул ее так, как покину землю, когда умру - только потому, что это неизбежно.
- Знаете, что я думаю, мистер Сиссон, - сказала леди Фрэнкс. - Я думаю, что вы находитесь в болезненном состоянии духа, так же, как мистер Лилли. И вы должны быть очень осторожны, иначе с вами случится большое несчастье.
- Пусть, - сказал Аарон.
- И случится, помяните мое слово - случится.
- Вы как будто почти желаете этого, в виде достойной кары мне, - улыбнулся Аарон.
- О, нет. Я была бы очень огорчена. Но я чувствую, что, если только вы не будете очень осторожны, - случится несчастье.
- Вы меня пугаете, миледи.
- Я хотела бы вас напугать настолько, чтобы вы смиренно вернулись к вашей жене и детям.
- О, для этого я действительно должен быть сильно напуган!
- Ах, вы совершенно бессердечны. Это меня сердит. - И она с раздражением отвернулась от него.
- Ну, что ж, ну, что ж! Жизнь идет! Молодые люди - совсем новая вещь для меня, - сказал сэр Уильям, качая головой. - Так, так! Ну, а что вы скажете о виски с содовой, полковник? Не попробовать ли нам его?
- С наслаждением, сэр Уильям, - сказал полковник, вскакивая.
Аарон сидел и думал. Он знал, что нравится сэру Уильяму и не нравится его жене. В один прекрасный день, может быть, придется обратиться за помощью к сэру Уильяму, - на этот случай лучше уж предварительно умилостивить миледи.
Вызвав на своем лице тонкую, чуть насмешливую улыбку и пустив в ход все свое обаяние, он обратился к хозяйке дома:
- Вы ничего бы не возразили, леди Фрэнкс, если бы я рассказал вам какие-нибудь гадости про мою жену и предъявил ей целую кучу обвинений. Вас сердит именно то, что я сознаю, что в нашем расхождении она виновата ничуть не более, чем я. Что поделаешь! Я хочу быть правдивым.
- Да, да. Я осуждаю в основном вашу точку зрения. Она кажется мне холодной, недостойной мужчины и бесчеловечной. В моей жизни я, слава Богу, встретилась с мужчиной другого склада.
- Нельзя, чтобы все мы были одинаковы, не правда ли? И если я при вас не позволю себе плакать, то это еще не значит, что я никогда не переживал тяжелых минут. В моей жизни таких минут было много, ах, как много.
- Почему же вы так неправильно, так чудовищно неправильно поступаете?
- Вероятно, во мне есть определенный заряд, который должен разрядиться. После этого я, может быть, и переменюсь.
- Лучшее, что вы можете сделать, это - сейчас же вернуться в Англию к жене.
- А не лучше ли сначала справиться, захочет ли она меня принять? - сказал он с горечью.
- Да, пожалуй, вам следует это сделать, - и леди Фрэнкс почувствовала высокое удовлетворение от того, что ей удалось довести до конца дело исправления Аарона и, кроме того, вернуть женщине ее царственное место. - Лучше не слишком торопиться.
- Вы уезжаете завтра, мистер Сиссон? - спросила она немного спустя.