Заметив дерево со сломанной наверху ветвью, старший сержант вспомнил: вправо от этого дерева - овраг. Ползком добрался до него, перерезал кабель, отбросил один конец в сторону гитлеровцев, а другой потянул в сторону КНП 2-го батальона, соединил с проводом на своей катушке и бесшумно пополз в чащу леса. Отсюда побежал в направлении высоты 756. Выбрался из оврага - и чуть не напоролся на немцев. Скорее всего, они вели разведку. Они шли недалеко от кабельной линии связи и в любое время могли ее обнаружить. "Обнаружат - к роте Григоряна выйдут… И кабель порежут", - лихорадочно работала мысль у Костина. Что делать? Напрягая зрение, Костин сосчитал: "Пятнадцать или четырнадцать… Нет, пятнадцать". Шли немцы гуськом. Костин стоял сбоку, в кустах. "Поведу автоматом и одной очередью всех уложу". Дальше начиналось открытое, без кустов, место. Раздумывать было некогда. "Упущу?.. Нет, не упущу!"
Разозлившись на себя за промедление, Костин нажал на спусковой крючок автомата. Для верности бросил еще гранату. Сухой, обжигающий треск стрельбы, взрыв, человеческий вопль и стук кованых сапог - все как бы слилось в сплошной гул.
Обшарив три трупа, Костин нашел документы, письма, фотокарточки. По документам немецкого обер-ефрейтора в штабе определили, что перед нашим полком действует 82-я боевая группа гитлеровцев. На линии связи Костин обнаружил и устранил еще несколько повреждений и наконец-то услышал в телефонной трубке голоса комбата и командира 4-й стрелковой роты. Связь была восстановлена.
Утром капитан С. А. Григорян увидел Костина в окопе. Он спал, как спят смертельно уставшие люди. Шинель, изодранная в лесу и на каменистых тропах, была расстегнута, шапка упала на дно окопа.
Противник возобновил контратаку. Григорян поспешил на левый фланг роты. Чувствовал он себя увереннее, чем прежде: за ночь в роту доставили боеприпасы, унесли раненых. Когда гитлеровцы устремились на левый фланг 4-й роты, телефонист, сидевший под сосной, рядом с окопом Костина, сильно толкнул старшего сержанта в плечо:
- Старший сержант, фашисты!
Сон как рукой сняло. Схватившись за автомат, Виктор Костин первой же очередью сразил вражеского солдата. Остальные бросились назад. Телефонист был ранен. Костин отстреливался один, у него кончались патроны. Выручили подоспевшие бойцы 4-й роты.
Когда гитлеровцы скрылись в лесу, Григорян взялся за ручку телефона. Аппарат молчал. Только что связь была - и вот уже нет.
- Спасибо, орел, тебе за все. Большое спасибо. - И Григорян дотронулся до плеча Костина. Взглянул на него покрасневшими от бессонницы глазами, добавил: - А связь придется восстановить!
И вот Костин снова в пути. Спотыкаясь, бежит вперед. Он хорошо знал местность. Нашел разрыв, перетащил кабель в другое место, соединил концы, замаскировал линию.
В тот же день Костину пришлось еще раз выйти на линию связи. Теперь он был проводником группы бойцов, доставлявших боеприпасы на высоту 756. К 4-й роте подошли все подразделения 2-го батальона и завязали бой за перевал. Развивая успех, они с ходу атаковали гитлеровцев, пытавшихся удержаться на высоте 935. Атака была решительной. Противник покинул южные скаты высоты. Внизу открылись словацкое село Звала и широкая речная долина, за которой виднелись гребни Главного Карпатского хребта.
Батальоны готовились к новой атаке. На рассвете 14 октября вместе с заместителем командира батальона по политчасти П. Г. Поштаруком мы зашли на боевую позицию взвода сержанта Василия Голованя.
- Значит, вы теперь взводный? - здороваясь, спросил я сержанта.
- Ночью во время артналета тяжело ранило командира нашего взвода. Отправили в госпиталь. Вот и пришлось принять командование. Но считайте, что положение мое почти не изменилось, людей во взводе и на два отделения не наберется… Шутка ли: за двое суток взвод одиннадцать контратак противника отразил.
Я слушал сержанта, всматривался в его усталое лицо, синеватые круги под глазами и невольно думал: в характере этого крепкого человека нет мелких, незначительных черт, все в нем видится крупно, все впечатляюще; ему чужда какая-либо бравада, напускная самоуверенность.
После завтрака командир взвода по моей просьбе собрал в лощине красноармейцев и сержантов. Завязалась оживленная беседа. Проходила она в форме вопросов и ответов. Вопросы были самые разнообразные:
- Каковы успехи полка и дивизии в наступлении?
- Скоро ли пришлют во взвод пополнение?
- Правда ли, что американские и английские войска преднамеренно ослабили удары по гитлеровским армиям на Западе, чтобы замедлить продвижение наших войск в глубь Германии?
- Как идет восстановление освобожденных от оккупантов районов и городов нашей страны?
Красноармеец, задавший вопрос о восстановительных работах в освобожденных районах, показал мне письмо и прочел несколько строк из него. Ему писала старуха мать: колхоз восстанавливают (было это где-то под Винницей), но трудностей много, приходится все работы выполнять женщинам, подросткам да старикам.
- Трудная это задача, - сказал я, - восстановление хозяйства, разрушенного оккупантами. Чем скорее закончим войну, тем быстрее залечим ее раны.
Закончилась наша беседа тем, что я раскрыл полевую сумку, вынул из нее листок формата почтовой открытки. Это было благодарственное письмо командования полка, адресованное Василию Голованю. Прочел его красноармейцам и сержантам. В письме отмечалось, что в бою за высоту 840 стрелковое отделение сержанта Голованя действовало по-гвардейски - смело, ловко, стремительно - и поэтому вышло победителем. Письмо заканчивалось словами: "Командование полка благодарит Вас, товарищ Головань, за ратный подвиг и желает дальнейших боевых успехов".
- Служу Советскому Союзу! - отозвался Василий Головань. И добавил: - Считаю, что это благодарность всем нашим ребятам - вместе шли в атаку.
До начала новой атаки оставалось минут тридцать. Сержант попросил меня:
- Расскажите, пожалуйста, о Дудареве.
И я рассказал.
На высоте 840 ночью на одной из горных троп немцы захватили старшего лейтенанта Ф. И. Дударева, уполномоченного контрразведки "Смерш" нашего полка. Гитлеровцы надрезали ему кожу на пальцах рук, выкрутили ноги, выкололи глаза. Все это потом было подтверждено экспертизой и актом специальной комиссии. Видимо, гестаповцам каким-то образом удалось выяснить служебное положение Дударева.
Я видел, как бойцы, слушая рассказ о Дудареве, прижимали к груди автоматы.
- Вперед! Отомстим за Дударева! - прозвучал голос Василия Голованя, возглавлявшего первую цепь атакующих южную окраину словацкого селения Звала.
Метр за метром сокращалось расстояние до первой траншеи противника. Головань не замедлял темпа броска. Красноармейцы не отставали от него. Командир роты, находившийся на правом фланге, вырвался вперед, увлекая за собой два взвода, бежавших по соседству со взводом Голованя. Вражеская пуля ранила командира роты, его подобрали наши санинструкторы. Были ранены и два взводных командира. Головань принял командование ротой на себя. Бойцы ворвались в село. Закидали гранатами вражеский блиндаж, захватили сумку убитого немецкого офицера, в ней обнаружили важные документы. Оказалось, что в районе Звалы оборонялись гитлеровцы из 385-й боевой группы (до этого мы знали только о 82-й боевой группе).
Поредевшая рота Голованя углубилась в село. Ее поддержала 3-я рота, которой командовал сержант В. П. Иваненко, заменивший капитана Ф. Г. Лукова, раненного на высоте 840 (там же выбыли из строя все командиры взводов этой роты).
- Нажимай, ребята, деревня Звала близко! - закричал Василий Иваненко.
Бойцы и младшие командиры решительным броском захватили вражеские траншеи.
Высоко оценив подвиг сержанта, командир полка подготовил наградной лист на него. Работая над рукописью этой книги, я неоднократно обращался к тем материалам Центрального архива Министерства обороны СССР, которые относятся к боевой истории нашего корпуса, дивизии и полка. Мне удалось разыскать наградной лист на В. П. Иваненко, составленный М. Г. Шульгой в октябре 1944 года. Приведу выдержку из этого листа: "14 октября на подступах к словацкой деревне Звала выбыл из строя последний офицер в роте - ее командир. Помощник командира взвода этой роты гвардии сержант В. П. Иваненко по собственной инициативе и без промедления взял на себя командование ротой и твердо управлял ею в бою, что обеспечило непрерывное и успешное наступление роты. Всего 10 бойцов осталось в роте. Показав личный пример храбрости, Иваненко в решающий момент атаки увлек их за собой. Рота одной из первых в полку стремительно ворвалась в деревню Звала, захватила в тылу оборонявшихся гитлеровцев важный в тактическом отношении рубеж, вызвала панику у немецких солдат. Воспользовавшись этим, подразделения полка, взаимодействуя между собой, быстро разгромили вражеский гарнизон в Звале. В этом бою Иваненко со своими красноармейцами уничтожил до 50 гитлеровцев…"
Наградной лист заканчивается выводом: гвардии сержант Василий Петрович Иваненко достоин присвоения звания Героя Советского Союза.
Когда село Звала было полностью очищено от оккупантов, его жители вылезали из подвалов, возвращались из леса. Крестьяне с радостью встречали красноармейцев.
Ко мне подошла небогато, но опрятно одетая старушка. Вынула из кармана сверток. В платке был завернут экземпляр подпольной газеты словацких партизан. На первой странице - призыв к уничтожению оккупантов. Старушка сказала:
- Сын у меня в партизанах. Недавно побывал дома, оставил газету, сказал, кому в селе дать почитать. Наши прочитали, газету мне вернули… Ждем мы вас, давно ждем, одним нашим с германцем не справиться. Сын так и сказал: ждите, скоро солдаты Ленина придут.
Из дальнейшего разговора выяснилось, что одного сына старушки убили гитлеровцы. Низко поклонившись, крестьянка попросила:
- Спасибо сердечное передайте вашим солдатам!
В Звале мы не задержались - двинулись вперед, чтобы не позволить противнику занять выгодные рубежи на горной цепи южнее села.
- Неплохо наши люди воевали. Так или не так? - спросил меня Михаил Герасимович Шульга.
- Так, - ответил я.
- А если так, то давай помозгуем, кого представить к правительственным наградам. С кого начнем, комиссар?
- Пожалуй, с первого батальона. Там особенно отличился Костин.
- Знаю. Считаешь, он Героя достоин?
- Убежден в этом!
- А Головань?
- Тоже достоин. - Говоря это, я испытывал чувство гордости за наших людей.
Спустя несколько дней мы направили в штаб дивизии наградные листы на многих наших красноармейцев и командиров.
Преследуя противника, оба наши батальона продвигались на юг. За селом Звала простиралась большая долина, окаймленная горными цепями. У подножия гор сплошной полосой тянулись лесные массивы. Над ущельем, на дне которого журчала горная речка, парили ширококрылые орлы.
Связисты тянули за нами кабельную связь на новый НП, который Михаил Герасимович приказал разместить на защищенной от огня противника скале перед высотой 664,5.
Батальоны подходили к новой цепи гор. Со второй половины дня 14 октября бои протекали в запутанной, невероятно сложной обстановке. Противник яростно сопротивлялся, вводил в бой свежие силы. В частности, здесь мы впервые встретились с подразделениями 100-й немецкой легкой (горной) дивизии. Наступление затрудняли почти беспрерывные дожди и бездорожье. Численность боевого состава в ротах сократилась до 15–25 стрелков.
Ожесточенные схватки южнее Звалы на горных цепях Главного Карпатского хребта проходили с 14 по 18 октября. Боевые порядки наших и немецких подразделений были так перемешаны, что штабу полка не удавалось точно определять передний край обороны противника. Обстановка в ходе боев менялась часто, и это требовало исключительно быстрого реагирования со стороны штаба и командного состава полка.
Наши батальоны упорно, хотя иногда и медленно, продвигались вперед, в направлении населенного пункта Острожнице. Первым прорвался из Звалы к горам батальон Героя Советского Союза Андрея Мигаля. Он с ходу атаковал противника на западных скатах высоты 664,5 и вклинился в его оборону. Удачнее других в батальоне действовала рота старшего лейтенанта В. Е. Юркова, сбившая с высоты 664,5 немецкую пехотную роту. Успех бойцов Юркова имел важные для нас последствия: гитлеровцы потеряли высоту, контролирующую подход к высотам с отметками 719 и 762 на острожницком направлении.
Ночью 14 октября в долине, выводившей к высотам 719 и 762, полку пришлось остановиться. Требовалось точно оценить обстановку в условиях плохой видимости и под сильным артиллерийским огнем противника из района Острожнице. Комдив утвердил наше решение, приказав возобновить наступление с утра 15 октября. Но и утром наступление полка не развернулось. Однако об этом речь пойдет ниже.
Расскажу некоторые подробности боя за высоту 664,5.
Когда я пошел в 1-й батальон, Шульга напутствовал меня словами:
- Помоги Юркову прорубить окно на Острожнице. Почаще звони!
Подошел начштаба:
- Мигаль сообщил: ранен командир роты Юрков. Его заменил помкомвзвода Мирзаев.
Шульга несколько встревожился:
- Кто этот Мирзаев? Не подведет?
- Никак не подведет, - уверенно ответил я. - Был парторгом роты. Под Боровом заменил раненого командира взвода, с восемью красноармейцами три часа вел бой с гитлеровцами…
- Ну если так, то все в порядке, - успокоился Шульга. - Высоту удерживать во что бы то ни стало!
И вот я в 1-м батальоне. Андрей Мигаль осваивает высоту, расставляет подразделения таким образом, чтобы обеспечить уверенную ночную оборону. Я же с замполитом батальона Иваном Ефимовичем Кокориным беседую с Мирзаевым и его бойцами.
О себе Мирзаев не говорит, но о товарищах рассказывает горячо, увлеченно. Особенно тепло он отзывается о командире расчета противотанкового ружья сержанте Ламцкове и бойце Орлове.
- Наградить надо, большой орден вешать надо, - убеждает меня Мирзаев. Казах по национальности, он говорит с сильным акцентом, иногда затрудняется в подборе нужных слов. - Где карабин, автомат бессилен, там ПТР камни разбивал - и готов вражеский пулемет, бегут немцы…
- Нельзя позвать сюда Ламцкова? - спрашиваю я.
- Никак нельзя. Ранен Ламцков, не сильно ранен.
Пленных повел в штаб. Орлов один с противотанковым ружьем.
Из беседы с Мирзаевым, с его бойцами и с командиром батальона А. И. Мигалем постепенно выясняю картину атаки на высоту 664,5.
Атака началась без артподготовки, что обеспечило ее внезапность. Старший сержант Мирзаев со своим взводом уже достиг вражеских окопов, когда немцы увидели их. Открыть прицельный огонь они не успели. Началась рукопашная. Бой развернулся на всем участке наступления роты.
Оставшиеся в живых гитлеровцы побежали.
Вскоре гвардии старший сержант Кумат Мирзаев был награжден орденом Красного Знамени. О подвиге Мирзаева мы написали в его родной колхоз "Ашанубек" Чилийского района, Кзыл-Ординской области.
В числе награжденных за разгром вражеского опорного пункта был и Е. В. Ламцков. Его наградил сам комдив генерал-майор М. И. Колдубов, когда легко раненный Ламцков доставил в штаб двух пленных.
Генерал Колдубов стоял возле подвала, где размещался узел связи дивизии, когда Ламцков появился с пленными.
- Товарищ гвардии генерал, привел пленных. Разрешите доложить?
- Откуда вы, старший сержант?
- Из полка Шульги. Из роты ПТР.
- Из хозяйства Туканова? - переспросил Колдубов.
Узнав, как и где захватили пленных, Колдубов распорядился, чтобы немцев допросили, а сам, пока Ламцкова перевязывали, стал с ним беседовать.
- Как настроение у бойцов?
- Хорошее. Но людей маловато. Только атакуешь, разойдешься, разгорячишься, выбьешь немцев с высоты, а закрепиться-то нечем. Бывает страшновато…
- Но ведь воевать-то надо не только числом, а и умением? Поди, слышал такие слова?
- Да ведь число-то, товарищ генерал, тоже что-то значит? И о числе надо кому-то подумать.
- Конечно, и число что-то значит, - пытливо посмотрев на сержанта, подтвердил генерал.
А Ламцков, немного подумав, поднял глаза на генерала и сказал:
- Да, надо бы людей побольше… Но вы не думайте, товарищ генерал, худого, это я говорю, как бы лучше… А вообще-то и при нынешней силе справимся, все равно одолеем фашистов. Ведь, почитай, одним взводом мы роту у них расколошматили!
- Выходит, умением берете?
- Так выходит.
Распорядившись, чтобы ему принесли сводку о численном составе рот 327-го полка, генерал затем спросил Ламцкова:
- Как кормят?
- Неплохо. А баньку бы не мешало…
Через некоторое время мне позвонил инструктор политотдела по информации капитан М. М. Полищук и, передав содержание разговора комдива с Ламцковым, запросил по поручению Колдубова, можно ли старшего сержанта наградить орденом. Я ответил утвердительно. Ламцкову вручили орден Славы III степени.
С утра 15 октября наш полк по приказу Колдубова был выведен из боя на короткий срок, для того чтобы пополниться и помыть людей в бане. В разговоре с командиром полка по телефону Колдубов сказал: "Шульга, вы беседуете со своими бойцами?" И, не дожидаясь ответа, закончил: "Надо это делать. Полезно бывает". Озадаченный непонятными словами генерала, Шульга рассказал мне о телефонном звонке. Я его успокоил, сообщив о разговоре Колдубова с нашим бронебойщиком.
Мы с Шульгой обдумывали, как доукомплектовать стрелковые роты хотя бы до 40 человек - пополнения явно для этого не хватало. Доукомплектовать мы могли только за счет подразделений обслуживания. Во время нашего разговора на эту тему на НП прибыли майор Н. И. Войнилович, агитатор политотдела дивизии, и майор А. В. Берлезев, офицер оперативного отделения штаба дивизии. Войниловича я хорошо знал, с Берлезевым же прежде встречался редко. Он был невысок, широкоплеч, с густым темным чубом. Берлезев представился:
- Прибыл на должность начальника штаба полка.
Михаил Герасимович Шульга, заметно обрадованный, встретил нового начальника штаба градом шуток:
- Прибыл, голубчик? Вот и хорошо. С меня хватит, наслушался по телефону всякого. Теперь вы отвечайте по телефону, куда мы продвинулись или почему не продвинулись. Выслушивайте ласковые замечания начальства. А я буду заниматься внешним агрессором… - Шульга еще раз, уже шутливо, пожал руку Берлезеву.
Вскоре мы с Берлезевым, взяв с собой помощника начальника штаба полка по учету И. Я. Науменко, ушли заниматься комплектованием рот. Мне предстояло восстановить ротные парторганизации, хотя бы накоротке посоветоваться с замполитами командиров батальонов, как расставить в подразделениях коммунистов.
В 3-ю стрелковую роту пришлось направить повара батальонной кухни члена партии А. П. Олейника. Его встретили шутками.
- Ой, мама родная, повар! - воскликнул один из бойцов.
- Э-э, братцы, Олейник! - нарочито удивленно воскликнул второй боец. - Кто же кашу будет варить?
- Ничего, - в тон красноармейцам отозвался Олейник. - Поголодаете немного. А то вон как отъели пузо-то, разжирели, разучились воевать.
- Тю-ю, - свистнул худой, с глубоко запавшими глазами красноармеец в обвисшей шинели. - Я-то и не знал, что от жиру лопаюсь…
- Хлопцы, а у меня штаны что-то падают вниз - не иначе как от излишней полноты.
И пошло, и пошло - шутки, смех…