Не в первый раз выступал Брумис на митинге. Было у него, что сказать людям. Была выстраданная всей нелегкой жизнью правда, была радость от сознания того, что к правде этой тянутся люди и готовы идти за нее на смертный бой.
...Закончился митинг избранием Военно-революционного Совета нового объединенного отряда.
Председателем Военно-революционного Совета и начальником отряда выбрали Бугрова, его помощником - Вепрева, секретарем Совета - Владимира Брумиса.
- Всех членов Совета прошу после митинга в штаб, - сказал Бугров.
И, обернувшись к стоящему позади Вепреву, заметил в одном из окон девичье лицо.
- При твоей особе состоит? - спросил у Вепрева, кивнув на окно.
- Учительница здешняя, - ответил Вепрев. - Между прочим, очень помогла нам в ликвидации Малаева.
Бугров еще раз, но уже уважительно, посмотрел на Катю Смородинову.
Странный человек
1
Русло могучей реки перекрыла каменная стена. Усилиями тысячелетий река раздробила преграду, пробила себе ход к океану и, прыгая с обломка на обломок, спускалась по гранитной лестнице в узкое глубокое ущелье. Расчлененная на сотни и тысячи протоков и струй, мчалась она по огромным, зализанным ею валунам, и каждая струя высекала из первозданной тишины свою радостную, звонкую ноту.
Сотни и тысячи этих победно ликующих возгласов сливались в одно, образуя могучий голос реки.
Глухой, грозный, устойчиво постоянный гул заполнял до краев ночную долину, по узким распадкам взбирался в горы и растекался по окрестной спящей тайге...
Маленький отряд Сергея Набатова, преодолев крутой перевал, спускался к реке. Шли медленно, по извилистой, мало нахоженной тропе. У каждого нелегкая ноша. Несли на плечах оцинкованные жестянки с патронами. Корнюха Рожнов, прихрамывая, волочил за собой "максима". Палашка тащила на спине большой узел с посудой и кухонной утварью.
Идущий впереди Санька Перевалов запнулся за поваленную поперек тропы лесину. Остановился, с легким матерком потирая ушибленное колено.
- Убился? - спросил Сергей.
- Кости целы, - ответил Санька, - сейчас отойдет.
- Присядем малость, - сказал Сергей. - Санька ногу разбил.
- Говорил, пусти меня передом, - укорил Сергея Семен Денисыч, - Ночью по лесу надо ходить осторожно.
- За тобой еще неделю проплетешься! - огрызнулся Санька.
- А тебе все прыг-скок... Молодо-зелено!..
Сели на повинную в остановке лесину, сняли оттянувшие плечи винтовки и берданки. Палашка даже сапожки скинула - пусть отдышатся ноги. Угостились из мирского Денисычева кисета ядреным самосадом.
Курили молча, думая каждый о своем...
Сергей думал о жене и сыне, которым и невдомек, что он так близко от них... Кузька, понятно, спит, набегался за день... завел уж, наверно, новых друзей-приятелей... в его годы жить легче... а поди соскучился по отцу... А Лиза, неспокойная душа, наверно, и ночью томится. Когда его нет, и спит одним глазом, а потом весь день ходит смутная... Нелегкая ей досталась доля... не по ее силе... Надломило душу... совсем другая стала... А когда-то в девках первая была плясунья и певунья... Вот и сейчас не на радость ей эта нечаянная встреча. Радость короткая, а боль от новой разлуки - надолго... Может, и не показываться?.. Нельзя!.. Кабы знать, увидишь еще их или нет?.. Так ведь про то никто не знает...
Старик Денисыч думал о том, что способная выдалась ночь - темная и тихая. Как по уговору. Только такая нужна. В ветреную, особенно ежели низовик дует, и не думай выходить на реку. А светлая ночь - того хуже. С такой жидкой силой только и спасенья, что проскочить неприметно.
У Саньки Перевалова мысли расходились надвое. В бугровском отряде друзья-товарищи, лихие ребята... И дела впереди веселые, большие дела. Не сонных милиционеров давить!.. Одна досада - пушки остались в заводском пруду! Сильно бы сгодились они в отряде... Удивили бы Бугрова: "Принимай артиллерию!" Все бы рты поразинули... Ну да это от нас не уйдет. Вышибем беляков из Братского острога, а там до завода рукой подать... Другая забота заедает... как там с Палашкой обойдется?.. Однако, промашку дал, склонился на ее слезы... Не след было откладывать... Сказать прямо: живы останемся - мужем-женой будем... А коли сложим головы, по крайности, взяли свое от жизни сполна... Не зря сказано, не оставляй на завтра, что можно сделать сегодня...
И Палашка вернулась думами к трудному ночному разговору с Санькой.
Она не корила себя за свою строгость, за то что не дала воли сердцу. Нет, она поступила правильно. Не за этим пошла в отряд... И приведись опять такой случай, так же поступила бы... так же... Но сердце не хотело мириться с постной правдой рассудка... Счастье, нехитрое бабье счастье, рядом, рукой дотянуться можно, а ты его от себя гони!.. Ну вот, угнала, а вернется ли?.. Придет ли такое время, что не надо самой супротив себя идти?..
Если Палашка и Санька думали друг о друге, то Корнюха думал о них обоих.
Его тоже тревожило, как обернется Палашкина судьба среди новых, незнакомых людей. И в то же время он тешил себя надеждой, что теперь, когда Палашке особенно будет нужна верная рука, на которую можно опереться в нужде, он снова станет ближе к ней, она наконец поймет и оценит его...
И так каждый из девяти человек, сидевших на поваленном бурей шершавом стволе лиственницы, думал о чем-то своем...
Светлячки цигарок один за другим гасли, но никто не поднимался. Сладко ныли натруженные долгим переходом ноги, и лишняя минута отдыха не была лишней.
- Ишь, гудит! - сказал, обрывая общее молчание, Лешка Мукосеев.
- Сила... - задумчиво произнес Семен Денисыч, - большая сила!
- Не так уж большая, - возразил Санька Перевалов. - Большая, так разобрала бы по камешку весь порог.
- До чего же ты скор на слово, - сказал Семен Денисыч. - У самой горловины бывал?
- Ну, не был.
- То-то, что не был. Рассветает, увидишь, промеж каких скал бьет вода. Каменную гору надвое порвала. Это тебе не сила? Слыхал я от людей, которые из краю в край прошли всю Россею, да и в чужих краях побывали, нету на свете второй такой реки.
Санька, конечно, не привык сносить, чтобы последнее слово оставалось не за ним, но Сергей уже поднялся.
- Пошли. Теперь уж недалеко.
Головным пустили Семена Денисыча. Он не раз бывал в деревне Вороновой и взялся без промашки вывести к двору Кузьмы Прокопьича.
- Не ошибешься ночью? - спросил Сергей.
- Будь в надежде, - заверил Семен Денисыч. - Имею примету. У Кузьмы на задах баня и возля бани толстущая сосна.
Тропа круто скинулась вниз. Шли с опаской, придерживаясь за кусты и стволы деревьев. Теперь труднее всех было Корнюхе - "максим" наезжал ему на пятки, толкал под гору.
- Алексей, дай мне свою цинку, - сказал Сергей Лешке Мукосееву, - и помоги Корнею.
- Не надо! - пробасил Корнюха, - сам управлюсь.
Чем ниже спускались в долину, тем гуще становилась ночная тьма. Но Семен Денисыч, видно, хорошо знал местность, предупредил:
- Теперь молчок. Подходим к околице.
Прошли еще несколько шагов и уткнулись в жердяную изгородь. Перехватываясь по пряслам, пошли вдоль нее.
Семен Денисыч сказал вполголоса:
- Ну вот и дошли.
Возле самой изгороди, рукой можно достать, вековая, в два обхвата сосна. За ней угадывалось в темноте низенькое, с плоской кровлей строение.
- Кто пойдет?
- Иди ты, - сказал Сергей Корнюхе, - тебя все в доме знают. Зря не шуми, может, кто чужой есть.
Палашка тронула братана за рукав, зашептала торопливо:
- Я пойду. Пущай он меня к двери проведет, а в избу я зайду.
- Дельно говорит, - поддержал Семен Денисыч. - Ежели в доме кто чужой, эдак вернее.
- Иди, - разрешил Сергей.
Палашка с Корнюхой ушли.
Оставшиеся напряженно вслушивались, готовые, если понадобится, кинуться на помощь.
Деревня словно вымерла. Только на дальнем конце тявкнул спросонья пес, несколько собачьих голосов отозвались ему, и снова в воздухе повис не тревожимый ничем ровный густой гул порога.
Шурша юбкой по высокой картофельной ботве, подбежала Палашка.
- Чужих в доме нету. И Кузьмы Прокопьича нету. Хозяйка сказала: приходил днем неизвестный человек, приехал из городу, надо быть, и увел Кузьму Прокопьича.
- Куда увел?
- Велел через порог его на лодке провезти.
- На ту сторону переправить?
- Нет, чтобы по порогу проплыть.
- Ты, сеструха, чего-то путаешь.
- Хозяйка так сказала.
- Сейчас-то где Кузьма Прокопьич?
- Хозяйка говорит, сказал, если к вечеру не вернусь, заночую в шалаше, возля скалы. Стало быть, говорит, там заночевал.
- Ты сказала хоть, что он нам нужен?
- Сказала. Ежели, говорит, до утра ждать не можете, идите к нему в шалаш.
- Где ж его отыщешь ночью?
- Чего не отыскать! Объяснила она. За деревней сойти к воде и все берегом.
- Лизу видела?
- Видела. Хотела сюда бегчи, я сказала, зайдешь ты, Сергей.
- Уж придется малость задержаться, - нерешительно, почти виновато произнес Сергей. - Да я быстро.
- Иди, чего ты! Нешто не понимаем... - сказал Семен Денисыч.
2
Лиза словом не попрекнула Сергея.
Кинулась, молча прижала голову к его груди. И словно обмерла. И только немые ее слезы, напитав рубаху, прожгли ему грудь...
- Вот видишь, все хорошо... - говорил он и гладил ее по голове, - теперь я и вовсе близко от вас буду...
Но она как будто ничего не слышала и не понимала и лишь все крепче прижималась к нему всем своим исхудавшим от болезни и тоски телом...
Он сказал несмело:
- Кузька-то как? - взглянуть бы на него....
И тогда, осознав сразу всю жестокую кратость свидания, она отшатнулась от него.
- Каменный ты, Сергей!
- Где Кузька? - спросил он, понимая, что любые слова утешения и оправдания бессильны.
Лиза взяла его за руку и подвела к постели.
Кузька лежал ничком, уткнувшись в тощую подушку, подложив руку под взлохмаченную кудрявую головенку.
Сергей осторожно взял его на руки.
Кузька, не просыпаясь, обхватил руками шею отца.
Сергей стоял молча, прислушиваясь к ровному дыханию сына, чувствуя руками и грудью разогретое сном теплое тело мальчика. И не было сил разнять эти ручонки, доверчиво обвившие ему шею...
Наконец решился. Положил бережно на постель, укрыл дерюжным одеяльцем.
- Теперь когда же?..
- Ничего не скажу, Лиза... - признался Сергей, - не хочу обманывать напоследок... В бугровском отряде будем, пока недалеко... А как оно дальше обернется, кто знает... Будет случай, пошлю весточку...
Лиза вздохнула.
- Разве что весточку...
Сергей шагнул к ней, обнял. Она не шевельнулась, не отозвалась на его ласку.
- Ты пойми, Лизанька, по-другому нельзя. Не такое время, чтобы о себе только думать.
- Ты и об нас не думаешь.
- Вы и я - это одно, свое... Нельзя сейчас только о своем. Да и нам не все едино, какая впереди жизнь будет. А кто для нас ее хорошую припасет?..
- Иди... ждут тебя, - сказала Лиза.
- Береги Кузьку.
- Иди, иди...
Она как будто уже и торопила его...
Но едва закрылась за ним дверь, свалилась на лавку и заплакала в голос.
- Не убивайся ты!.. Али слезами поможешь?.. - сказала из-за перегородки до того молчавшая жена Кузьмы Прокопьича Василиса.
Лиза отозвалась со злой горечью:
- Тебе что убиваться! Твой дома.
- Не к месту попрекаешь, Лиза, - без обиды возразила Василиса. - Кузьма у партизан и перевозчик, и дозорный, и связной. Неровен час, вернутся беляки, его первого кончат... Да что я тебе говорю, вроде ты сама не знаешь...
- Эко ты проворно, - сказал Семен Денисыч Сергею, - мы еще и докурить не поспели.
Сергей улыбнулся невинному обману старика. Ни у кого в руках не было цигарки. Все наготове, ждали его.
Теперь, когда знали, что белых в деревне нет, ни к чему было таиться. Вдоль плетня добрались до первого проулка и по нему вышли на улицу. Деревня вся обстроилась по обе стороны ее. Для второй улицы места не было: слева крутой подъем, справа берег реки.
Улица продолжалась малоезженой, заросшей травою дорогой. За неширокой полоской кочковатого луга текла река. В ровный гул вплетался плеск отдельных струй, дробившихся на прибрежных валунах, открылках порога.
Шли молча, ходким шагом.
Впереди, упираясь вершиной в низкое ночное небо, проступила темная громада скалы. Дорога, ставшая каменистой тропой, прижалась к ее подножию.
Под ногами захрустела галька. Прошли еще сотни три шагов, и скала рассеклась узким распадком, по которому журча сбегал ручей.
В свете костра увидели двухскатный шалаш.
Высокий плечистый человек, стоявший возле костра, услышав шаги, обернулся и окликнул их.
- Свои, Кузьма Прокопьич! - ответил Корнюха.
- Коли свои, милости просим! - радушно и спокойно пригласил Воронов.
Корнюха подошел к нему первый, поздоровался за руку и рядом с Вороновым словно стал ниже ростом. Кузьма Прокопьич был на полголовы выше и соответственно шире в плечах. Окладистая курчавая черная борода не то чтобы старила его, но придавала красивому энергичному с крупным прямым носом лицу строгую значительность.
- "Мне без бороды нельзя, - говорил сам Воронов, - молодому лоцману кто судно доверит?" Но, конечно, не бородой заслужил Кузьма Прокопьич славу лучшего на порогах лоцмана.
- Своих-то видел? - спросил Кузьма Прокопьич Сергея, когда после взаимных приветствий все уселись у костра.
- Видел.
- Что ж не заночевали в деревне?
- Тебя побоялись упустить.
- Шибко нужен?
- На ту сторону перебраться надо.
- Свет на мне клином сошелся, - усмехнулся Воронов. - Наша деревня рекой кормится, в каждом дворе лодку найдешь.
- Поостереглись к кому попало соваться.
- Это правильно, - согласился Кузьма Прокопьич, - нонче бывает, и брат брата не поймет. Да вас вон сколько. Любого уговорите.
Сергей улыбнулся.
- Опасались, как бы нас кто не уговорил.
- Белым духом у нас давно не пахнет, - сказал Воронов. - Как Бугров подошел, беляки все стянулись к острогу. Надо быть по всему, там и будет дело.
- Вот к Бугрову и торопимся.
- Утром перевезу, - коротко сказал Воронов.
- Спасибо, Кузьма Прокопьич!
Но тут врезался Санька Перевалов, которому давно не терпелось:
- А шпиона-то упустил!
Кузьма Прокопьич посмотрел на него с ласковым пренебрежением, как на несмышленыша.
- Какого шпиона?
- Который тут с тобой разъезжал, позиции высматривал!
- Ты, паря, попал пальцем в небо, - сказал Воронов. - Это ученый человек. Для науки старается.
- Попался бы он мне - показал бы ему науку! - пригрозил Санька.
- Простите, молодой человек. Какую вы собираетесь показать мне науку?
Все оглянулись.
У шалаша стоял высокий тощий человек, одетый в потертую кожаную куртку и сапоги с длинными голенищами. Щурясь на яркий свет костра, он внимательно разглядывал пришельцев. Спутанные седые волосы свесились на высокий лоб, и аскетически худое лицо с длинным, чуточку вислым носом напоминало лик иконописного святого.
Санька нисколько не смутился, скорее всего и не почувствовал скрытой в вопросе иронии.
- Документы! - резко сказал он, подойдя вплотную к незнакомцу.
- Ценю вашу деловую лаконичность, - сказал тот с учтивым полупоклоном.
Он нагнулся, опустил до колена широкий раструб голенища на левом сапоге и достал спрятанную за подклейкой бумажку. Спокойно, не торопясь подал ее Саньке.
Санька не стал читать, глянул только на штамп. В первый его строке стояло. "РСФСР".
- Загинай другой сапог! - приказал Санька.
Незнакомец посмотрел на Саньку с откровенным уважением.
- Великолепный образец логического мышления! - сказал он и достал из голенища правого сапога вторую бумажку.
Разглядев штамп на ней - "Совет Министров Сибири", - Санька только присвистнул и углубился в чтение.
Текст в обеих бумажках был один и тот же:
"Предъявителю сего инженеру-гидротехнику Мякишеву Василию Михайловичу поручается проведение исследовательских работ на всем протяжении реки Ангары. Всем местным органам власти предписывается оказывать инженеру Мякишеву полное содействие".
Разница была лишь в том, что в первой бумаге Мякишев назывался товарищем, а во второй - господином.
- Вот гад! - весело сказал Санька, прочитав оба документа.
Сунул обе бумажки Воронову, сказал уже со злостью:
- Понял теперь, какая тут наука!
- Читал обе, - невозмутимо ответил Воронов и подал бумаги Сергею.
На красивом Санькином лице заиграли желваки. Глаза сузились, так и впились в переносье Мякишеву.
- На кого работаешь?
- На русский народ! - с достоинством ответил Мякишев.
Санька сорвался на крик.
- Ты мне дурочку не строй!
- Обожди, Александр! - остановил его Сергей.
Он тоже подошел к инженеру.
- Как же это понять, не знаю уж, товарищ или господин Мякишев, один мандат у вас подписан Народным комиссаром Советской власти, а другой колчаковским губернатором? Который же действительный?
Мякишев даже плечами пожал.
- Оба действительны. Оба с подписью и печатью.
- Да он смеется над нами, гад! - снова закричал Санька.
- Отнюдь не имел такого намерения, - возразил Мякишев. - Я прямо отвечаю на вопрос, который мне задан.
Сергей нахмурился.
- Загадками отвечаете. Нам некогда их разгадывать.
Мякишев как будто не понял угрозы.
- Никаких загадок. Пока можно было работать по мандату Совнаркома, мне было вполне достаточно его одного. После того как в бассейне Ангары установилась другая власть, мне пришлось поехать в Иркутск и получить там другой мандат. Не мог же я прекращать работу.
Кузьма Прокопьич при этих словах Мякишева посмотрел строго на Саньку, как бы говоря: "Сказано тебе было!.."
- Объясните, какая работа? - сказал Сергей. - Может быть, тогда скорее разберемся?
- Конечно, разберемся, - спокойно подтвердил Мякишев. - Река Ангара совершенно не изучена. Мы больше знаем о Дунае и Рейне, хотя они текут в чужих странах, даже больше знаем о Миссисипи, которая течет в другой части света, нежели о своей Ангаре...
- Опять туман! - перебил инженера Санька. - Чего это мы не знаем? Чего надо, все знаем!
Мякишев не привык, чтобы его перебивали.
- Молодой человек, - строго сказал он Саньке, - не обижайтесь на мои слова. Вы не знаете того, что надо знать. Хуже того, вы даже не подозреваете, о чем же вам надо знать.