Джон сполз с валуна и побежал по склону горы к купам деревьев, где его уже ждали проснувшиеся девушки. Любочка вскочила, в ее карманах звякнули драгоценные камни, с губ вот-вот готов был сорваться вопрос, однако Джон чувствовал, что сейчас было не до разговоров. Нужно было, не теряя ни минуты, бежать с горы. Он схватил обеих девушек за руки, и в тишине они стали пробираться через лес, омытый светом и росой. Из долины у них за спиной не доносилось ни звука, если не считать далеких жалобных криков павлинов и обычного приятного утреннего шума.
Пройдя с полмили, они обогнули парк и пошли по узенькой тропке, которая вела на следующую возвышенность. Достигнув вершины, они остановились и обернулись. Их взгляды, под воздействием нахлынувшего мрачного чувства трагической неизбежности, остановились на склоне горы, который они только что миновали.
На фоне неба четко вырисовывалась согбенная фигура седого человека, медленно спускавшегося по крутому склону; за ним следовали два огромных и бесстрастных негра, тащивших груз, все еще сверкавший и сиявший на солнце. На полпути вниз к ним присоединились еще две фигуры: Джон узнал миссис Вашингтон и ее сына, на руку которого она опиралась. Авиаторы слезали со своих машин на широкую лужайку перед виллой и с винтовками в руках шли цепью вверх по склону алмазной горы.
А маленькая группа из пяти человек, находившаяся выше и сконцентрировавшая на себе все внимание наблюдателей, остановилась на выступе скалы. Негры нагнулись и отворили что-то вроде крышки люка в горе. В нем все и исчезли: первым – седовласый мужчина, за ним – его жена и сын, а потом и оба негра; сверкающие кончики их украшенных драгоценными камнями головных уборов слали напоследок солнечных зайчиков, пока не опустилась крышка поглотившего их люка.
Любочка стиснула руку Джона.
– Ах! – не сдерживаясь, воскликнула она. – Куда же они? Что они собрались сделать?
– Наверное, убегают по подземному ходу…
Девушки издали приглушенный вскрик, перебив его.
– Ты не догадался? – истерично всхлипнула Любочка. – Гора заминирована!
Она еще не закончила говорить, а Джону уже пришлось руками прикрыть глаза. Вся поверхность горы в этот миг ослепительно вспыхнула желтым светом, проникавшим сквозь поверхностный грунт, будто яркий свет сквозь ладонь. Невыносимое зарево продолжалось мгновение, а затем – как будто перегорела нить накаливания – исчезло, оставив лишь черную пустыню, от которой медленно поднимался синий дымок, унося с собою остатки растительности и человеческой плоти. От авиаторов не осталось ни крови, ни костей – они были уничтожены столь же полно, сколь и пять душ, укрывшихся внутри горы.
Одновременно, под действием невероятного толчка, вилла в буквальном смысле взлетела в воздух, тут же разваливаясь на пылающие куски, обрушивавшиеся на землю дымящимися кучами и падавшими в озеро. Огня не было, а дым, смешавшийся с солнечным светом, отнесло ветром, и еще несколько минут в воздухе держалась мраморная пыль с огромной бесформенной кучи, которая когда-то была драгоценным дворцом. Больше не последовало ни звука, и в долине остались лишь трое.
XI
На закате Джон и его спутницы достигли высокого утеса, отмечавшего границы владений Вашингтонов, и оглянулись на долину – мирную и прекрасную в вечерний час. Они присели, чтобы доесть остатки припасов, которые Жасмин захватила с собой в корзинке.
– Прошу! – сказала она, расстелив скатерть и выложив на нее аккуратной горкой бутерброды. – Не правда ли, выглядит аппетитно? Я считаю, что на открытом воздухе еда всегда вкуснее!
– Одно лишь замечание, и Жасмин деградирует до "среднего класса"! – сказала Любочка.
– А теперь, – алчно сказал Джон, – давай посмотрим, что за камни ты положила в карманы? Если ты выбрала удачно, то мы втроем проживем в комфорте до конца наших дней.
Любочка послушно сунула руки в карманы и выложила перед ним две пригоршни блестящих камней.
– Неплохо, – с воодушевлением воскликнул Джон. – Они невелики, но… Постой-ка! – Он взял один из них, чтобы получше рассмотреть в лучах заходящего солнца, и выражение его лица тут же изменилось. – Это же не алмазы! Что-то с ними не так!
– Вот это да! – изумленно воскликнула Любочка. – Какая же я глупая!
– Это стразы! – воскликнул Джон.
– Я знаю. – Она рассмеялась. – Я не тот ящик открыла. Они были на платье одной девушки, которую приглашала Жасмин. Она поменялась со мной на алмазы. Я ведь раньше никогда не видела ничего, кроме настоящих камней!
– И ты взяла их с собой?
– Боюсь, что так. – Она задумчиво погладила пальцами стекляшки. – Они мне очень нравятся. Я немного устала от алмазов.
– Очень хорошо, – угрюмо сказал Джон. – Мы будем жить в Аиде. И ты до глубокой старости будешь рассказывать недоверчивым дамам, как открыла не тот ящик! К сожалению, все банковские книги твоего отца исчезли вместе с ним.
– Ну а что такого плохого в Аиде?
– Если в этом возрасте я привезу домой жену, то отец будет только прав, если выставит нас за дверь и "уголька горелого не даст" – так у нас говорят.
В разговор вступила Жасмин.
– Я люблю стирать, – тихо промолвила она. – Я всегда сама стирала свои платки. Я стану прачкой и буду вам помогать.
– А в Аиде есть прачки? – наивно спросила Любочка.
– Конечно, – ответил Джон. – Там все, как везде.
– А я подумала… вдруг там так жарко, что никто и одежду не носит?
Джон рассмеялся.
– Попробуй только! – сказал он. – Едва начнешь что-нибудь снимать, так тебя тут же выгонят из города!
– А отец уже там? – спросила она.
Джон изумленно на нее посмотрел.
– Твой отец мертв, – хмуро ответил он. – Как же он может быть в Аиде? Ты что-то спутала: то место, которое ты имела в виду, уже давным-давно упразднили.
Поужинав, они сложили скатерть и расстелили одеяла.
– Какой это был чудесный сон! – вздохнула Любочка, глядя на звезды. – Как странно очутиться здесь и знать, что у тебя нет ничего, кроме единственного платья и жениха без гроша за душой! Под звездами… – повторила она. – Я никогда раньше не видела звезд. Я думала, что это просто чьи-то огромные далекие алмазы. Теперь они меня пугают. Они заставляют меня думать, что все было сном – вся моя юность!
– Это и был сон, – тихо ответил Джон. – Юность ведь всегда сон: что-то вроде временного помешательства…
– Тогда как же это здорово – быть помешанной!
– Так мне говорили, – хмуро сказал Джон. – Ноя уже не знаю… Так или иначе, но давай мы будем друг друга любить – год… или сколько получится… Эта форма божественного опьянения годится для всех. Из всего сущего имеют ценность лишь алмазы – алмазы да еще, может быть, убогий дар разочарования. Ну что ж, последнего у меня теперь в избытке, и я, как и всегда, превращу его в обыкновенное ничто. – Он вздрогнул: – Подними воротник, девочка: ночь холодна, и ты можешь схватить воспаление легких! Великий грех совершил тот, кто первым придумал сознание. Давай-ка отключим его на пару часов.
И, завернувшись в одеяло, он уснул.
Странная история Бенджамина Баттона
В 1860 году правильным считалось появляться на свет в домашней обстановке. Ныне, по предписаниям высоко вознесшихся эскулапов, первые крики младенцев должны раздаваться непременно в анестезированной – и желательно с духом последних веяний! – больничной атмосфере. Так что мистер и миссис Роджер Баттон опередили моду на полвека, когда в один из летних дней 1860 года решили, что их первый ребенок должен появиться на свет в больнице. Мы уже никогда не узнаем, имел ли влияние данный анахронизм на удивительную историю, которую я решил записать.
Я просто расскажу вам, что случилось, а вы уж судите сами.
Семья Роджера Баттона занимала завидное общественное и финансовое положение в довоенном Балтиморе. Они были родней Этой Семье и Той Семье, что – как известно любому южанину – гарантировало им членство в среде многочисленной высшей знати, из которой и состояла основная масса населения Конфедерации. Очаровательный древний обычай обзаведения детьми им довелось испытать на себе впервые, так что мистер Баттон, естественно, нервничал. Он надеялся, что будет мальчик, и тогда его можно будет отправить в Коннектикут, в Йельский университет, ведь в этом заведении сам мистер Баттон на протяжении четырех лет был известен под довольно-таки ожидаемой кличкой Пуговка.
В тот сентябрьский день, когда ожидалось величайшее событие, он вскочил с постели в шесть утра, оделся, поправил и без того безупречный галстук и вышел на балтиморскую улицу, спеша в больницу, чтобы поскорее узнать, не явилась ли из тьмы ночной в лоно его новая жизнь?
Не дойдя сотни ярдов до Мэрилэндского частного госпиталя для леди и джентльменов, он увидел их семейного врача доктора Кини, который как раз спускался по ступеням, потирая руки – как бы умывая их, – как того и требует от доктора неписаная профессиональная этика.
Президент оптовой торговой фирмы "Роджер Баттон и Компания" мистер Роджер Баттон, забыв об условностях, вдруг побежал к доктору Кини, чего никак нельзя было ожидать от джентльмена-южанина тех живописных времен.
– Доктор Кини! – крикнул он. – Эй, доктор Кини!
Доктор услышал его, обернулся и остановился, поджидая. На его медицински-суровом лице по мере приближения мистера Баттона все четче проступало какое-то странное выражение.
– Ну, как? – потребовал ответа мистер Баттон, даже не переведя дыхания. – Что там? Как она? Мальчик? Нет? Что…
– Выражайтесь яснее, – резко оборвал его доктор Кини и посмотрел на него с непонятным раздражением.
– Скажите же, родился ли ребенок? – взмолился мистер Баттон.
Доктор Кини нахмурился:
– Ну, да, можно сказать и так, до некоторой степени… – И снова бросил на мистера Баттона странный взгляд.
– С моей женой все в порядке?
– Да.
– Мальчик или девочка?
– Ну вот что! – воскликнул доктор Кини с неприкрытым раздражением. – Идите и смотрите сами! Воз-му-ти-тель-но! – он выпалил последнее слово по слогам, затем отвернулся, пробормотав: – И как же, позвольте узнать, может такой случай отразиться на моей репутации, а? Еще один такой – и я погиб! Такое кого хочешь уничтожит!
– Да что случилось? – ничего не понимая, спросил мистер Баттон. – Тройня?
– Нет, не тройня! – оборвал его доктор. – Что говорить? Можете сами пойти и посмотреть. И ищите себе другого врача. Я был у постели вашей матушки, когда вы явились на свет, молодой человек, я уже сорок лет с вашей семьей, но теперь я умываю руки! Я больше никогда не хочу видеть ни вас, ни вашу родню! Прощайте!
Он резко развернулся, молча забрался в свой стоявший у тротуара фаэтон и уехал прочь, даже не обернувшись.
Ошеломленный мистер Баттон так и остался стоять на тротуаре, дрожа от головы до пят. Что за несчастье приключилось? У него вдруг совсем пропало желание идти в Мэрилендский частный госпиталь для леди и джентльменов, и лишь некоторое время спустя он с огромным усилием заставил себя подняться по лестнице и войти в здание.
В слабо освещенном холле за столом сидела медсестра. Поборов робость, мистер Баттон подошел поближе.
– Доброе утро! – поздоровалась она, с улыбкой глядя на него снизу вверх.
– Доброе утро… Я… Меня зовут Баттон.
Услышав это, девушка изменилась в лице. Она в неподдельном ужасе вскочила и чуть не бросилась бежать, сдержавшись лишь ценой огромного усилия.
– Покажите моего ребенка, – сказал мистер Баттон.
Медсестра охнула.
– Да-да, конечно! – вскрикнула она. – Наверх. Прямо наверх! Вам вот туда!
Она показала, куда идти, и мистер Баттон, в холодном поту, неуверенно повернулся и пошел на второй этаж. В верхнем холле он обратился к другой медсестре, несшей куда-то таз.
– Меня зовут Баттон, – с трудом выговорил он. – Покажите мне…
Бац! Таз грохнулся на пол и покатился к лестнице. Бац! Бац! Таз поскакал по лестнице вниз, будто поддавшись всеобщему ужасу, внушаемому этим господином.
– Покажите моего ребенка! – мистер Баттон уже почти кричал; еще немного – и он упадет в обморок.
Бах! Таз достиг первого этажа. Акушерке удалось взять себя в руки, и она одарила мистера Баттона холодным презрительным взглядом.
– Хорошо, мистер Баттон, – глухо сказала она. – Хорошо же! Но неужели вы не понимаете, во что вы нас тут всех превратили и что с нами теперь будет? Это совершенно возмутительно! От репутации нашего госпиталя не останется и камня на камне после…
– Короче! – хрипло воскликнул он. – Я больше не в силах все это выслушивать!
– Пожалуйста, за мной, мистер Баттон.
Он поплелся за ней. Пройдя по длинному коридору, они подошли к помещению, из которого доносились крики и вопли разной степени громкости – да-да, позднее такие палаты прозовут музыкальными. Они вошли.
Рядами вдоль стен стояло с полдюжины белых эмалированных колыбелек на колесах, на изголовье каждой был прицеплен ярлычок.
– И где же мой? – судорожно сглотнул мистер Баттон.
– Вон там! – ответила акушерка.
Мистер Баттон взглянул в направлении, указанном ее пальцем, и вот что он увидел: в одну из колыбелек был, на сколько можно, втиснут завернутый в толстое белое одеяльце старик лет семидесяти. Его редкие волосы были почти совсем седыми, а с подбородка свисала длинная серая борода, нелепо раскачиваясь взад-вперед от теребившего ее ветерка из окошка. Он посмотрел на мистера Баттона тусклыми, поблекшими глазами, в которых читался один огромный вопрос.
– Я что, сошел с ума? – разразился мистер Баттон; его страх сменился яростью. – Что это за отвратительные медицинские шутки?
– Нам тут не до шуток, – строго ответила акушерка. – И я понятия не имею, в своем ли вы уме, но могу вас уверить, что это именно ваш ребенок!
На лбу мистера Баттона опять выступила испарина. Он закрыл глаза, затем открыл и снова посмотрел туда. Ошибки не было: он видел перед собой мужчину семидесяти лет, то есть ребенка семидесяти лет, ребенка, чьи ножищи не помещались в колыбель и свисали по бокам!
Старик некоторое время безмятежно смотрел то на него, то на акушерку, а затем вдруг заговорил надтреснутым старческим голосом:
– Ты мой отец? – спросил он.
Мистер Баттон и акушерка резко вздрогнули.
– Если да, – ворчливо продолжал старик, – то будь так добр, забери меня отсюда. Или хотя бы сделай так, чтобы они сюда принесли кресло-качалку, да поудобнее!
– Во имя Господа, откуда ты взялся? Кто ты такой? – в бешенстве воскликнул мистер Баттон.
– Точно тебе не скажу, – проворчал нытик, – потому что я только что родился, точно знаю только, что фамилия моя Баттон.
– Ты лжешь! Ты обманщик!
Старик устало повернулся к акушерке.
– Вот как он рад новорожденному, – слабым голосом посетовал он. – Скажите же ему, что он ошибается, давайте же!
– Вы ошибаетесь, мистер Баттон, – строго сказала акушерка. – Это ваш ребенок, и вам придется с этим смириться. Мы вынуждены просить вас забрать его домой как можно скорее – лучше прямо сегодня.
– Домой?! – не веря, переспросил мистер Баттон.
– Да, мы не можем держать его здесь. Понимаете, мы действительно не можем!
– Я этому крайне рад, – опять заныл старик. – Что за место для карапуза, обожающего тишину! Из-за этого воя и воплей я ни минуты не спал! Я просил чего-нибудь поесть, – тут в его голосе послышалось пронзительное негодование, – а они принесли мне бутылочку молока!
Мистер Баттон рухнул на стул рядом с сыном и закрыл руками лицо.
– Боже мой! – пробормотал он, в полнейшем ужасе. – Что люди скажут? И что мне теперь делать?
– Вы должны забрать его домой, – настойчиво повторила акушерка. – Немедленно!
Перед глазами мученика со всей ужасающей ясностью возникла гротескная картина: вот он идет по людным городским улицам, а рядом с ним шагает это внушающее ужас явление…
– Не могу… Я не могу, – простонал он.
Люди станут останавливаться, чтобы поговорить, и что он будет говорить? Он будет вынужден представлять его, этого древнего старца: "Это мой сын, родился сегодня под утро". А затем старик подоткнет свое одеяльце, и они побредут дальше, мимо суетливых лавок, мимо невольничьего рынка – на одно жуткое мгновение мистер Баттон страстно пожелал, чтобы его сын родился черным! – мимо роскошных домов фешенебельного квартала, мимо дома престарелых…
– Ну-ка, сейчас же возьмите себя в руки! – скомандовала акушерка.
– Послушайте-ка, – вдруг заговорил старик, – если вы вдруг подумали, что я пойду домой в этом одеяльце, то вы решительно заблуждаетесь!
– Дети всегда в одеяльцах!
Злобно крякнув, старик взмахнул маленькой белой пеленкой.
– Смотри! – дрожащим голосом сказал он. – Вот что они мне дали!
– Все дети такие носят, – натянуто сказала акушерка.
– Ну что ж, – сказал старик, – сейчас увидите, что на этом ребенке ровно через две минуты не будет вообще ничего! Одеяло колется. Дали бы хоть простыню, что ли.
– Нет, только не снимай! – быстро сказал мистер Баттон и повернулся к акушерке. – Что посоветуете?
– Сходите в магазин и купите сыну одежду.
Уже в нижнем холле до мистера Баттона донесся голос сына:
– И трость, папаша! Мне нужна трость…
Выйдя на улицу, мистер Баттон в ярости хлопнул дверью.