О боевых действиях под Одессой нам с увлечением рассказал младший лейтенант Алексеев, зачисленный в бригаду после излечения в госпитале. Он воевал в составе второго добровольческого отряда моряков под командованием майора Деньщикова, в западном секторе обороны Одессы, на дальникском направлении. Нам, еще не встречавшимся с врагом, хотелось все знать о тактике, повадках фашистов.
- У них на вооружении много автоматов, - говорит Алексеев. - Стреляет фашист трассирующими пулями. При этом совершенно не целится: упрет приклад автомата в живот и шпарит. Действуют, мерзавцы, на психику, на эффект: создается видимость сплошного вала светящихся пуль. Дешевый прием, наши сразу его раскусили... [31]
20 сентября в состав бригады влились пулеметные зенитные части Николаевского гарнизона. Они дрались под Николаевой, Очаковом и на Кинбурнской косе. Обстрелянные, закаленные бойцы. Среди них выделяется стройный высокий грузин главный старшина Ной Адамия. Он командовал пулеметным взводом. Мы оставили его на этой должности. Матросы любят его. Во взводе Адамия образцовая дисциплина. Молодые матросы, пополнившие ряды николаевцев, быстро перенимают их боевой опыт.
В один из сентябрьских дней отправляюсь на командный пункт штаба флота, в Севастополь. Он разместился у каменной пристани, в убежище, вырубленном в скале. Здесь неопасно попадание авиационной бомбы даже самого крупного калибра. Кстати, такие убежища сооружаются в городе повсюду - и для личного состава гарнизона и для жителей. День и ночь люди долбят гранитные скалы. Теперь почти все служебные здания оставлены. Учреждения переселились в надежные укрытия.
Мне часто приходится обращаться к начальнику штаба флота контр-адмиралу Ивану Дмитриевичу Елисееву, деловому, смелому в решениях человеку. Нам он помогает во всем, а самое главное - в снабжении бригады оружием и другой техникой. Благодаря его заботам мы получили свыше трех тысяч полуавтоматических винтовок, что заметно увеличило нашу огневую мощь.
Иван Дмитриевич не любит много разговаривать.
- В чем нужда, товарищ Жидилов?
- Не хватает автомашин и артиллерии.
Елисеев снимает телефонную трубку и вызывает начальника тыла флота контр-адмирала Заяц:
- Николай Филиппович! Собери Жидилову, откуда угодно, сорок автомашин и передай приказание артотделу додать бригаде положенную по табелю артиллерию. И не медли. Жидилову скоро придется действовать.
- Ты понастойчивее будь, - дружески предупреждает он меня. - Забирай все, что тебе необходимо. Я тебе должен сказать, что немцы уже двигаются к Перекопу. Как бы не пришлось тебе выступить на помощь пятьдесят первой армии. Так что поторапливайся!
Он протягивает мне руку. Это означает, что разговор окончен.
В эту ночь, как и все предыдущие, Севастополь отбивает налеты фашистской авиации. Небо прорезано лучами [32] прожекторов. Раскатило бьют зенитки. Где-то ухают взрывы авиационных бомб. Севастопольцы привыкли к бомбардировкам и не хотят укрываться в бомбоубежища. Предпочитают быть где-нибудь на крыше или на вышке, откуда видны действия наших истребителей и зенитчиков. Всем хочется увидеть, как загорится фашистская машина и факелом ринется вниз. А это случается довольно часто. Флотскому фотокорреспонденту Борису Шейнину удалось заснять даже падение вражеского самолета, сбитого нашими истребителями. Снимок получился очень удачный. Когда Бориса спросили, как это ему удалось, он откровенно признался:
- Сам не помню, бежал в укрытие и на бегу щелкнул.
Впоследствии Шейнин снимал интереснейшие кадры на передовых позициях.
По пути в свой штаб обдумываю слова Елисеева. Значит, нужно готовиться к выступлению на Перекоп. А все ли мы сделали? Главное, чтобы во главе подразделений стояли хорошие офицеры. Мысленно еще раз взвешиваю качества каждого.
Командир первого батальона - капитан Сонин. Я его знаю еще по службе в учебном отряде флота, где он был командиром роты курсантов. Отличный строевик, но в тактике слабоват. Он может хорошо подать команду, но сумеет ли управлять батальоном в бою? К нему надо подобрать толкового комиссара.
Вторым батальоном командует капитан Черногубов. Этот силен в сухопутной тактике, но на кораблях не служил и потому плохо знает моряков. Ему тоже нужен хороший комиссар, способный найти дорогу к матросскому сердцу.
Командир третьего батальона - майор Мальцев. Знающий офицер, но с барскими замашками. Сторонится подчиненных, не проявляет о них должной заботы.
За командира четвертого батальона капитана Кирсанова я спокоен. Он закончил училище береговой обороны, был командиром батареи. Сухопутную тактику знает лучше других комбатов и людей умеет крепко держать в руках. С виду щуплый, непредставительный, и голос жидковат, но матросы его уважают и пойдут за ним и в огонь и в воду. Замечательный офицер и капитан Дьячков [33] - командир пятого батальона. Выдержанный, сообразительный, смелый, он с любым заданием справится.
Размышляя о своих подчиненных, я не заметил, как машина спустилась с Инкерманских высот и пошла уже по берегу Северной бухты. Над темной водой стелется туман. Слабо светится белый огонь верхнего Инкерманского маяка. К Клеопиной пристани подходит миноносец. Он возник из тумана внезапно. Осторожно, как бы крадучись, приближается к топливному причалу. Вот он своим высоким бортом навис над причальной стенкой и замер. Ни огней, ни людей на корабле не видно. Не слышно и команд, но все выполняется точно и своевременно. Глухо падает на деревянный настил причала тяжелый стальной трос. Дежурные береговые матросы молча принимают его и закрепляют на чугунной тумбе. Вываливается трап, возле него сейчас же появляется часовой. Едва миноносец окончил швартовку, как к нему уже тянут шланги. Без крика и суеты идет заправка корабля топливом. Кажется, все происходит автоматически.
Вот так бы, думаю я, бесшумно и четко управлять бригадой в бою!
Мне понятно, что корабли флота сейчас действуют главным образом ночью. Беспрерывные упражнения развили у моряков наблюдательность и безошибочную ориентировку в темноте. Но решающую роль играет связь. Нужно и нам организовать ее как можно лучше, чтобы можно было управлять бригадой, как командир управляет миноносцем.
Второй час ночи, а Илларионов все не спит. Делюсь с ним своими мыслями. Решено, что утром вызовем командиров и политработников и сообща наметим серию новых учений. Учиться надо основательно, по-настоящему, так, чтобы бой не застал нас врасплох.
На следующий же день начались занятия. Комиссар Ехлаков и начальник штаба опять забыли про отдых. Дни и ночи проводят в подразделениях, присутствуют на стрельбах, тактических учениях, добиваются безупречной отработки приемов штыкового боя, метания гранат, маскировки, преодоления полосы препятствий.
Сообщения с Южного фронта тревожные. В двадцатых числах сентября три немецкие пехотные дивизии при поддержке танков и авиации начали штурмовать позиции нашей 51-й армии на Перекопском перешейке. [34]
Мужественно сражались наши пехотинцы. Их поддерживала бомбардировочная авиация Черноморского флота, батареи береговой артиллерии. На узком Перекопском перешейке не было и квадратного метра земли, где бы ни рвались вражеские снаряды и бомбы. Чтобы избежать неоправданных жертв, наше командование отвело части к Армянску. Из Севастополя туда направили бронепоезд "Железняков", который до этого оперативно подчинялся нашей бригаде.
Я получаю приказ командующего флотом выделить два стрелковых батальона в распоряжение командующего 51-й армией. 29 сентября мы отправляем их по железной дороге к Перекопскому перешейку. Это первый и четвертый батальоны. Они раньше всех сформированы, имеют более подготовленный личный состав. На станцию приехал член Военного совета флота дивизионный комиссар Николай Михайлович Кулаков. Высокого роста, немного сутуловатый, смуглый, с большими черными глазами, он обходит строй. Обращается к бойцам с короткой напутственной речью. Говорит, что Военный совет уверен в стойкости моряков.
Мы стоим на перроне, пока последний вагон поезда не скрывается в Мартыновском тоннеле. Испытываем такое чувство, словно расстались с родными сыновьями. Завтра наши посланцы уже встретятся с врагом. Как-то выдержат они это первое боевое крещение?..
Оставшиеся батальоны чуть не круглыми сутками строят укрепления. Надо спешить.
Неугомонный Ехлаков упросил, чтобы его направили на Перекоп. Возвращается оттуда возбужденный, полный впечатлений:
- Молодцы наши! Высоко держат "флотскую марку"!
Он ходит по батальонам и рассказывает о подвигах наших моряков.
Напрасно я сомневался в Сонине. В бою он показал себя отличным командиром. Прибыв 30 сентября в распоряжение командира 156-й стрелковой дивизии 51-й армии, батальон в районе деревни Ишунь с марша вступил в бой. Вместе с армейцами он не только приостановил продвижение фашистов, но и отбросил их на 8 километров к Армянску. Молодцами оказались командир батареи старший лейтенант Федоров и комиссар политрук Белый. [35]
Метким огнем артиллеристы подавили огневые точки противника и обеспечили наступление батальона.
- А помните капитана Кузьмина, командира третьей роты? Он дважды был ранен в бою - в плечо и в ногу, но продолжал управлять боем.
- Ну, а краснофлотца Федора Зиброва знаете? Такой скромный, незаметный паренек, а спас жизнь офицера и трех матросов, раненных в бою. На себе вынес их из зоны сплошного огня. Комсомолец краснофлотец Алексей Швыков вынес с поля боя тридцать пять раненых. У меня есть адрес его родителей в Москве: Шаболовка, дом семь, квартира сорок два. Сегодня же напишу им письмо, чтобы они знали, как их сын защищает Родину.
Ехлаков рассказывает о геройских делах пулеметчика Ставинского, связистов Коткина, Ильина, Обезлинского и многих, многих других.
Мне Ехлаков сообщил:
- Ты знаешь, я там твоего родственника встретил.
- Кого же это? - удивился я.
- На станции Воинка зашел в санитарный вагон бронепоезда навестить наших раненых. Познакомился с хирургом, разговорился с ним. И вдруг узнаю, что это твой племянник Олег Кравченко. Услышав, что мы с тобой в одной бригаде, он очень обрадовался и просил передать тебе сердечный привет.
Год тому назад Олег закончил Симферопольский медицинский институт, работал врачом в Ставропольском крае. То, что он теперь поблизости, обрадовало меня.
Мы устанавливаем постоянную связь с нашими батальонами, направленными к Перекопу, хотя они и вышли из подчинения бригады. Переписываемся с бойцами, отправляем им подарки: папиросы, фрукты. Снабжаем обмундированием и обувью.
Второй перекопский отряд, или бывший наш четвертый батальон, несколько дней пробыл в резерве 51-й армии, но вскоре и он вступил в бой. Не ошибся я и в капитане Кирсанове. В бою он был смелым, решительным, инициативным. Жаль, недолго ему довелось воевать. Под Армянском он получил тяжелое ранение, и его заменил комиссар отряда старший политрук Шатравко.
Бывшие наши батальоны окрепли в боях. Получив пополнение, они из батальонов были развернуты в полки и стали называться 1-й и 2-й Перекопские морские полки. [36]
Армейские командиры, в подчинении которых оказались моряки, восхищались их отвагой и в то же время ругали: "Краснофлотцы пренебрегают маскировкой, идут на ненужный риск. Когда же их упрекают за это, они отвечают: "А что, мы фашистов не боимся. Зачем нам от них прятаться?"
Ненужная бравада обходится дорого, ведет к лишним жертвам. Мы видим в этом и свою вину: мало тренировали матросов в полевых условиях, плохо учили применяться к местности.
Теперь при обучении моряков стремимся учесть уроки боев под Одессой и Перекопом.
А враг уже близко. Наши Приморская и 51-я армии, измотанные, поредевшие в беспрерывных боях, ценой неимоверных усилий сдерживают его натиск.
О силе сопротивления советских войск под Перекопом командующий 11-й немецкой армией Манштейн впоследствии писал в своих воспоминаниях. У него в те дни возникло сомнение: "Может ли это сражение за перешейки завершиться успехом, и, если удастся прорваться через перешейки, хватит ли сил, чтобы добиться в бою с усиливающимся противником решительной победы - занять Крым?.."
Геройски сражаются воины Крымского фронта. Но у врага громадное превосходство в силах, особенно в технике. Нашим войскам необходима помощь. И командование посылает в район боев все, что можно послать.
27 октября 7-я бригада морской пехоты (так теперь именуется наша часть) получает приказ командующего Черноморским флотом выступить к Перекопу для поддержки 51-й и Приморской армий. Утром 28 октября мы должны уже тронуться в путь. [37]
Бои на дорогах
На новые позиции
Времени на сборы - восемнадцать часов. Илларионов и его помощники трудятся в поте лица. Они должны дать расчеты на марш, на погрузку в эшелоны, определить, сколько подвижного состава запросить у железнодорожников, наметить с точностью до минуты время прибытия подразделений на станции, а эшелонов - к месту назначения, разработать план сосредоточения бригады на позициях. На основе всех этих данных будет составлен боевой приказ - закон для каждого командира и бойца.
Вечером мы с Ехлаковым вызываем на КП командиров и политработников батальонов, дивизионов и служб. Разъясняем задачу. К концу завтрашнего дня бригада должна занять оборону в районе Биюк-Онлар, Курман-Кемельчи, Айбары. Погрузка в эшелоны - в восемь ноль-ноль. Чтобы избежать лишних переходов, грузимся сразу на четырех станциях - Сюрень, Бельбек, Мекензиевы горы и Инкерман.
Предупреждаем командиров и политработников: организованность, дисциплина и забота о высоком моральном духе каждого бойца. От этого зависит победа. Озабоченные и вместе с тем воодушевленные офицеры спешат в свои подразделения.
У нас снова пять батальонов. Вместо отправленных ранее на Перекоп созданы новые. Первым батальоном командует теперь капитан Моисей Иосифович Просяк - потомственный рабочий, коммунист с десятилетним стажем, человек спокойный, уверенный в себе. За плечами [38] у него уже некоторый боевой опыт: он сражался с фашистами под Херсоном. Командиром четвертого батальона назначен Аркадий Спиридонович Гегешидзе - боевой офицер, прекрасный пулеметчик. Прибыл он к нам с Дальнего Востока, где прослужил несколько лет. Человек надежный, трудностями его не запугаешь.
Значит, бригада в полном составе. По привычке, приобретенной в академии, снова и снова пытаюсь взвесить нашу огневую мощь. Что мы сможем сделать там, на севере Крыма?
Вес одного залпа наших орудий и минометов около тонны. Стрелковые подразделения способны выпустить свыше ста тысяч пуль в минуту.
Подхожу к карте. Какое задание мы получим под Перекопом? На фронте 10–12 километров мы сможем задержать крупные силы противника. Надолго ли? Местность там открытая, ровная - раздолье для танков. Но сутки-другие продержимся.
С досадой обрываю свои рассуждения. Никчемная арифметика! Продержимся столько, сколько прикажут!
Мне очень хочется этой ночью побывать во всех подразделениях, поговорить с людьми. Знаю, такое желание и у Ехлакова, Ищенко, Илларионова. Но это невозможно: не хватит времени. Делим подразделения на четыре группы по районам погрузки. Каждый побывает в одной из этих групп, а потом соберемся и поделимся впечатлениями.
Я еду во второй и третий батальоны. В 23 часа после ужина матросы начинают готовиться к маршу. Бойцы тыловых подразделений сворачивают походные кухни, грузят в автомашины продовольствие и боеприпасы. Командиры обходят окопы и землянки: проверяют, не осталось ли что нужное.
Роте, расположенной в Мамашае, предстоит пройти до станции Сюрень 25 километров. Это шесть часов марша. Командир батальона Мальцев торопит бойцов:
- Быстрее, быстрее! В ноль-ноль выступаем.
Подхожу к одному из взводов, уже приготовившемуся в путь. Бойцы сидят у дороги. Некоторые курят, пряча огонек папиросы в кулак. Возле каждого - скатка шинели с подвязанными к ней котелком и саперной лопаткой. [39]
- Здравствуйте, товарищи! - обращаюсь я к морякам.
Кто поближе, узнает меня, вскакивает, а остальные, сидя, нестройно отвечают:
- Здравия желаем!
Но тут же слышится шепот: "Комбриг, комбриг..."
Бойцы поднимаются, обступают меня.
- Мы в темноте и не признали вас, - смущенно оправдывается кто-то.
- Конечно, ночью трудно разобраться, - замечаю я. - Но вы должны опознавать своих командиров в любой темноте. Теперь мы будем встречаться чаще ночью, чем днем.
Лиц в темноте не рассмотреть. Стараюсь узнать собеседников по голосам.
- Ну, как настроение?
Перебивая друг друга, матросы отвечают:
- Скорее бы в бой!
- А то привыкнешь в этих садах сидеть...
- Тут тебе и яблоки, и груши...
- И совхозные девчата...
- Товарищ комбриг, - слышится среди шуток серьезный голос. - Девчата просятся к нам в санчасть и на камбуз. Говорят, что же это вы бабскими делами заниматься будете? Мы, говорят, лучше вас обед приготовим и за ранеными присмотрим. Нашли тут среди наших морячков своих земляков и не хотят уходить. Вон там, у обочины, две дивчины и сейчас стоят. Как бы не двинулись за нами в поход.
Раздается команда:
- Становись!
Матросы кидаются к своим скаткам. Слышен перезвон котелков.
- Вот это уже нехорошо, - выговариваю я командиру роты. - Научите людей подгонять снаряжение так, чтобы исключить всякий шум.
Комроты приказывает привести снаряжение в порядок.
- Шагом марш!
Это голос командира батальона Мальцева. Иду на него. Спрашиваю капитана:
- Разведку выслали? А где у вас походное охранение? [40]
Офицер мнется. Знаю, хочет сказать, что здесь еще не фронт, можно и без предосторожностей обойтись.
Приказываю остановить колонну:
- Так нельзя, товарищ Мальцев. Мы на войне. Ни одного шага без разведки и охранения, запомните это! Немедленно исправьте ошибку.
Этот случай сильно встревожил меня. Воспользовавшись тем, что телефон еще не отключен от линии, связываюсь с батальонами и предупреждаю командиров о соблюдении всех правил марша.
Походная колонна уходит в ночь. За колонной, раскачиваясь на выбоинах, осторожно, ощупью (фар зажигать нельзя) ползут автомашины. Над кузовом одного из грузовиков чернеют силуэты девичьих головок в косынках. Хочу задержать машину, но... Ладно, днем разберусь!
Беда с девушками. Проходу не дают. Они обивают пороги нашего штаба, ловят меня на улицах Севастополя, умоляют взять в бригаду. Согласны на любую работу, лишь бы попасть на фронт.
Проводив батальоны, направляюсь в нашу санчасть в Бельбекской долине. Здесь в сияющей белизной, ярко освещенной палатке уже поджидают меня Ехлаков, Ищенко, Илларионов и Будяков. Коротко докладывают. о состоянии подразделений, о самочувствии людей. Все идет хорошо.
Начальник санчасти Марманштейн приступает к погрузке своего хозяйства. Медсестры и санитары уносят ящики и ящички с инструментами, блестящие коробки со стерильным материалом. Взгляд невольно задерживается на двух девичьих фигурках, на которых и строгая флотская форма сидит очень изящно. Это военфельдшеры грузинка Кето Хомерики и азербайджанка Ася Гасанова. Они недавно у нас.