Еще неделя прошла тем же однообразным чередом. Сидни почти утратил надежду выйти на волю. Одиночество угнетало его дух, а отсутствие моциона заметно сказывалось на здоровье. На пятнадцатое утро, войдя в библиотеку, он был выведен из раздумья видом маркиза, который сидел за круглым столиком, углубившись в газету. Заслышав шаги, тот с чарующей улыбкой, которая так хорошо ему давалась, встал, шагнул к Сидни и, сердечно протягивая руку, обратился к нему со следующей речью:
- Ну, мой дорогой друг, я наконец-то явился вас освободить! Уверяю, что пришел бы раньше, если бы меня не задержало крайне спешное дело, а приказ отпускать вас я не посылал, памятуя, что вы англичанин и совершенно не знакомы с обычаями здешних жителей, посему будете все время попадать в переделки и можете сложить голову прежде, нежели подоспеет помощь.
Раны, нанесенные самолюбию Сидни, еще кровоточили, и все же он не устоял перед сердечной учтивостью маркиза. Юноша поклонился, поблагодарил за попечение о своей особе, но в то же время намекнул, что самой приятной услугой стало бы немедленное освобождение.
Маркиз вновь улыбнулся и ответил:
- Ваше желание будет исполнено. Я не хочу более удерживать вас против воли, однако прежде позвольте задать вам несколько вопросов. Во-первых, как вас зовут?
- Эдвард Сидни.
- Располагаете ли вы независимым состоянием?
- Мой доход - три тысячи фунтов годовых.
- Происходит ли он от земельной собственности или от коммерческого начинания?
- От земельной собственности.
- Ваши родители живы?
- Не знаю.
- Как так не знаете?
На это Сидни кратко поведал о том, как его нашли, и пояснил, что обстоятельства его рождения окутаны тайной. Маркиз с мгновение молчал, затем продолжил расспросы:
- Какое образование вы получили?
- Я обучался в университете.
- И, насколько я заключаю по вашему виду, еще его не окончили?
- Напротив. Я получил степень бакалавра с отличием по математике.
- С отличием по математике! Сколько же вам лет?
- Двадцать три.
Тонкое лицо молодого аристократа вспыхнуло легкой краской смущения. Он сказал торопливо:
- Все это время я говорил с вами, полагая, что вы уступаете мне годами, а теперь оказывается, что это я на три года вас младше.
Сидни в свой черед улыбнулся и промолвил:
- Не досадуйте, милорд, ваш облик и манера держаться, свойственные человеку более зрелому, вполне извиняют вашу ошибку.
- Ладно, пустое, - ответил его светлость. - Я взял на себя роль патрона и не намерен от нее отказываться, будь вы хоть на пятьдесят лет меня старше. Теперь скажите, хотели бы вы стать членом палаты общин в парламенте нашей великой империи?
- Вы шутите, милорд?
- Ничуть.
- Тогда признаюсь, что желал бы этого всем сердцем.
- И вы сочли бы удачными события, приведшие вас на этот высокий пост?
- В высшей степени удачными.
- Тогда знайте, мистер Сидни, что дело, которым я был занят последние две недели, заключалось в следующем: отобрать место у негодного депутата и организовать ваши выборы. А понимаете ли вы, что потребуется от вас взамен?
- Полагаю, что да.
- И что же?
- Стойко и неколебимо противостоять гнусному смутьяну Александру Шельме.
- В самую точку! У меня остался один вопрос: знакомы ли вы с хитросплетениями политической интриги, раздирающей эту несчастную страну?
- Да, знаком, и очень хорошо. Я внимательнейшим образом изучил их перед отъездом из Англии.
- Мой дорогой друг, вы - тот, кого я искал, что делает честь моей проницательности. Однако сменим тему. Вы благополучно получили свой саквояж?
- Да, милорд, и был премного удивлен. Вместе с прочими обстоятельствами это чуть не заставило меня вообразить себя в заколдованном замке.
- Да уж, смею вообразить, что бесшумные появления Кунштюка вкупе с его неприглядной внешностью порядком вас напугали.
- Сознаюсь, что он и впрямь меня изумил. Так как же вашей светлости удалось раздобыть мой саквояж?
- Очень просто. Я отправился в порт и полюбопытствовал, какой корабль последним прибыл из Англии. Поднявшись на борт указанного корабля, я спросил шкипера, не у него ли багаж юного англичанина. Он вручил мне ваш саквояж, и я, рассудив, что вам неудобно будет обходиться без своих вещей, немедленно отправил их сюда. Итак, - продолжал маркиз, вставая, - не желаете ли вы прогуляться по городу? Я буду вашим чичероне и вашим телохранителем до тех пор, пока вы не изжили в себе нелепое донкихотство, которое толкает вас защищать малолетних оборванцев и ссориться с французскими кабатчиками.
Сидни, чья обида совершенно прошла, охотно согласился. Его благородный друг, показав ему самые выдающиеся здания Витрополя, направил стопы к отелю Храбруна. Здесь он снял юному сенатору прекрасные апартаменты и, убедившись, что у того есть все необходимое, простился с ним до следующего дня.
4
Когда маркиз ушел, Сидни задумался о своем внезапном возвышении. Покидая Англию, он едва смел мечтать, что фортуна дозволит ему приблизиться к таким почестям после многих лет неустанного труда, а она подарила ему это все без каких-либо с его стороны усилий. Несомненно, думал он, некая сверхъестественная сила печется обо мне и направляет события к моему благу. Я не простого рода - так подсказывает мне сердце; к тому же неземной голос назвал меня сыном достославного. Но если случай или предначертанный ход Судьбы воссоединит меня с родителями (коли они еще живы), им не придется краснеть за наследника, будь они хоть величайшие из земных властителей.
Эти размышления прервал внезапный стук в дверь.
- Войдите, - сказал Сидни.
Дверь отворилась, впустив необычайно высокого и дородного джентльмена. Он подошел к Сидни и снисходительно осведомился:
- Так это вы - английский паренек, расквартированный в моей гостинице?
- Полагаю, сэр, я и впрямь тот, о ком вы говорите, - ответил Сидни, с любопытством изучая румяное лицо хозяина и его старомодный наряд, который составляли треуголка и древнего покроя мундир.
- Хм. Я пришел сказать, что обед на столе и я намерен осчастливить вас своим обществом.
Сидни вытаращил глаза, однако вежливо ответил, что весьма польщен.
- Да, молодой человек, так говорит ваш язык, а вот глаза выражают совсем иное. Впрочем, мне безразлично, угодно вам мое общество или нет. У себя в доме я делаю, что пожелаю. Идемте.
С этими словами джентльмен зашагал в столовую, а изумленный гость поплелся следом. За едою оба по большей части молчали: Храбрун деловито уничтожал жирного жареного гуся, а Сидни размышлял, что за дикие нравы в стране, где хозяин гостиницы может докучать постояльцам. Когда слуги удалились, поставив на стол вино, пожилой джентльмен начал выказывать все признаки, что имеет желание поговорить. После нескольких "гм" и "м-да" он нарушил тишину следующим вопросом:
- Значит, молодой человек, вы говорите, что приехали из Англии?
- Да, сэр, - был короткий ответ.
- Нечего так морщить свой маленький носик. Небось считаете, что обедать со мной - ниже вашего достоинства, э?
- Уверяю вас, сэр, я вообще об этом не думал.
- Ах, не думали! Сомневаюсь. Но, доложу я вам, любой дворянин в Стеклянном городе, не говоря уж об английском школяре, должен почитать за большую честь такое одолжение со стороны члена преславной "Дюжины".
- Так вы - тот самый Храбрун, который увенчал себя неувядаемыми лаврами, сражаясь в рядах отважных воителей?
- Верно, я тот самый отчаянный рубака, о котором вы говорите. Теперь я отложил саблю и воюю только с бутылками в погребе.
- Стали из героя трактирщиком? Какая перемена!
- Ну, в нашем непостоянном мире случаются перемены и покруче. К тому же я, еще будучи простым солдатом, мечтал о собственной уютной харчевенке. Я всегда был не дурак выпить. - Он приложился к стакану. - Мне ли горевать, что на старости лет у меня свой кабачок и нет отбоя от посетителей.
Сидни кивнул, и старый вояка продолжил:
- А теперь скажите, приятель, что привело вас в такую даль?
- Желание видеть мир.
- Само собой. И может быть, желание занять в нем местечко повыше. А? Угадал?
- Не отрицаю, сэр. Людям свойственно честолюбие, и тот, кто начисто его лишен, либо выше, либо ниже человека.
- Вы говорите, как оракул, а маркиз, как я вижу, уже прибрал вас к рукам, так что не сомневаюсь - вы далеко пойдете.
- Сэр, а этот маркиз Доуро - не сын ли его светлости герцога Веллингтона?
- Он самый.
- Насколько можно судить по внешности, ему от силы лет восемнадцать-девятнадцать?
- Девятнадцать, я думаю.
- И как человек в столь младых летах может обладать такой властью, какой он, судя по всему, пользуется?
- Слышу голос безбородого юнца! Разве тот, кто превосходит других талантами, не добивается наибольшего признания?
- Добивается, конечно, но таланты маркиза просто не имели времени достичь полного расцвета.
- Они и не достигли. Однако того, что видно уже сейчас, вполне довольно, чтобы все поняли: не рождался еще человек, в большей степени отмеченный печатью гения.
- Поразительно, что вдобавок к редкостному уму, а также всем преимуществам крупного состояния, высокого титула, манер и знатного рождения, Природа одарила его таким безупречным изяществом, такой правильностью и красотой черт. Вы не находите, что он в высшей степени хорош собой?
- Да, малый он хоть куда, посильнее и покрепче большей части вашего брата молодого дворянина, да и боксер изрядный. Но что это, я смотрю, вы не притронулись к своему бокалу? Надо промочить горло, иначе какой толк сидеть и болтать. Итак, за маркиза! До дна!
Сидни охотно присоединился к тосту, затем возобновил расспросы.
- А герцогиня, его матушка, жива?
- Умерла два года назад. И как же долго и горько скорбели о ней дети и муж, ибо свет еще не видывал королевы, супруги, матери и женщины лучше!
- У маркиза есть сестры?
- Нет, только один малолетний братец.
- Они схожи нравом и обликом?
- Ничуть. Лорд Чарлз - лживый, назойливый, отвратительный маленький уродец, которому нравится чернить всех благородных людей и водить дружбу со всеми низкими и подлыми.
- И впрямь удивительно, что братья столь различны. Однако я еще не спросил вас о нраве маркиза, добрый он или напротив?
- Хм. Трудно сказать. Думаю, серединка на половинку. С теми, кого любит, он ангел, а с теми, кого ненавидит - сущий Люцифер.
- Так я и полагал. По его темным глазам видно, что порою они способны метать молнии.
- Вы бы ничуть в этом не сомневались, случись вам, как мне, видеть его в приступе гнева, когда он хмурится и темнеет лицом - ни дать ни взять грозовая туча.
- Кажется, вы сказали, что у него нет сестер?
- Сказал.
- А что за молодая дама живет во дворце Ватерлоо?
- Вот уж не знаю. Меня молодые дамы нисколько не занимают. Наверное, это его жена.
- Жена?! Так он женат?
- Да.
После этого краткого ответа воцарилась долгая тишина. Храбрун раз или два пытался возобновить беседу, но Сидни утратил всякое желание разговаривать. Он совершенно пал духом, так что достойный хозяин, просидев полчаса в молчании, пожелал ему доброй ночи и удалился.
Сидни еще долго сидел, погруженный в глубокие раздумья, но наконец, когда башенные часы пробили одиннадцать, встал, прошептал сквозь зубы: "Ну и глупец же я!" - схватил свечу и ушел спать.
Во второй половине следующего дня он гулял под портиком, когда послышался стук подков и, не успел Сидни поднять голову, к зданию стремительно подкатила великолепная коляска, запряженная четверкой превосходных гнедых. Маркиз - а именно он правил экипажем - привстал, натягивая вожжи, и поклонился Сидни. Тот ответил довольно небрежно, поскольку его вниманием полностью завладела молодая дама, сидящая рядом с маркизом. Она была в лиловой шелковой пелерине и шляпе с белой вуалью. Впрочем, когда коляска остановилась, дама откинула с лица ткань, и Сидни узнал свою прекрасную посетительницу. Маркиз подозвал грума и уже собирался отдать ему бразды, когда дама удержала его, сказав:
- Артур, сделайте мне разок приятное, позвольте самой заехать во двор. Я прекрасно справлюсь с Гектором и другими конями.
- Позволить вам сломать себе шею к чертовой матери? Ну уж нет! - И маркиз мягко снял ее руку со своего локтя.
Однако его грозный ответ ничуть ее не испугал.
- Я не отпущу вас, пока вы не отдадите мне вожжи. Я умею править не хуже вас, так что к врагу вашу заносчивость и делайте, что я говорю!
- Вы когда-нибудь видели такое упрямство? - с улыбкой обратился к Сидни маркиз.
Юноша содрогался при одной лишь мысли, что столь хрупкое существо попытается совладать с четверкой горячих кровных коней, которых и сам маркиз, при всей своей силе и умении, удерживал не без труда.
- Я тоже опасаюсь, что отвага дамы превосходит ее способности, - ответил он, - и если бы она позволила мне выразить свое мнение, я бы посоветовал ей немедля отказаться от столь опасной затеи.
- Ах, - высокомерно улыбнулась дама, - вы англичанин и не знаете нашей страны. А вот у вас, милорд, такого оправдания нет. Не понимаю, что с вами и почему вы мне так упорно перечите. Еще раз говорю: отдайте вожжи!
- Джулия, вы глупая избалованная девчонка и привыкли всегда настаивать на своем. Так что вот вам вожжи и катитесь в преисподнюю.
С этими словами маркиз бросил ей символ власти и спрыгнул на мостовую.
Дама изящно поклонилась и послала ему воздушный поцелуй, но увы: едва она опустилась на сиденье, норовистые кони, которые тут же почувствовали разницу между ее слабой ручкой и крепкой хваткой маркиза, начали бить копытами, фыркать, мотать головой и выказывать другие признаки неповиновения. Сидни хотел броситься к ней на помощь, однако маркиз, подошедший и вставший рядом на лестнице, его удержал.
- Не надо. Она сама скоро убедится, что ей с ними не совладать.
И впрямь, после нескольких безуспешных попыток успокоить Гектора и других коней дама побледнела и с надеждой взглянула на маркиза, но тот воскликнул:
- Ну же, Джулия! Чего вы ждете? Поезжайте! Лошади так хорошо вас слушаются, о мой прекрасный рыцарь круглой шляпки! Мне никогда не достичь ваших высот!
- Ах, Артур, - взмолилась она дрогнувшим голосом, - помогите мне. Вы же видите, я не совсем с ними справляюсь.
Маркиз только разразился смехом. Однако Сидни, крайне встревоженный опасным положением дамы, сбежал со ступеней и вырвал бразды из ее бессильных рук. Это произошло так внезапно, что кони занервничали еще сильнее. Теперь они взбрыкивали и вставали на дыбы самым пугающим образом. Сидни, совершенно не думая об опасности, грозящей ему самому, пытался выручить даму, которая была близка к обмороку. Артур тем временем от души хохотал, глядя на обоих возниц.
- Браво, милорд Автомедон! - восклицал он. - Браво, леди Джулия! Жаль, Фред Знатен не видит этой потехи! Гектор, мой мальчик, не сдавайся - пугни их хорошенько!
Тут Гектор, словно поняв слова хозяина, принялся вскидываться еще сильнее. Сидни уже не мог удерживать вожжи. Они вырвались из его рук, и четверка во весь опор понесла по улице. Леди Джулия вскрикнула и выпала бы из экипажа, не подхвати ее Сидни вовремя. Маркиз, поняв, что дело приняло опасный оборот, сбежал с лестницы и припустил за лошадьми. Через пять минут он с ними поравнялся. Двух его слов хватило, чтобы успокоить непокорных (или нагнать на них такого страха, что они замерли). Как только с этим было покончено, маркиз вынул леди Джулию из коляски.
Немного оправившись от испуга, дама сердечно поблагодарила Сидни за проявленную отвагу. Тот, конечно, принялся уверять, что ничем не заслужил признательности, добавив, впрочем, что рад служить ее милости всегда и при любом случае. Маркиз, чья веселость по-прежнему сохранялась, прервал этот взаимный обмен любезностями, сказав:
- Кроме меня, благодарить тут некого, так что довольно спорить. Если бы не я, вы бы сейчас оба лежали мертвые на мостовой. Итак, Джулия, моя девочка, скажите, кто лучше умеет править лошадьми: вы или леди Зенобия?
Джулия потупилась и принялась играть бахромой накидки. Маркиз продолжал:
- Вижу, что убедил вас, посему не стану распространяться, а скажу лишь, что доверь я бразды леди Зенобии, она величаво взяла бы их и покатила прочь. А вздумай Гектор шутить с ней шутки, она, клянусь честью, тут же спустила бы с него три шкуры. И случись ей присутствовать при сегодняшней потехе, она назвала бы и вас и Сидни отъявленными трусами.
- Что ж, милорд, я признаю, что правлю лошадьми хуже ее милости. Можете радоваться, что ваша взяла, и не надо больше об этом говорить.
- Я и не буду, коли вы наконец признали превосходство ее милости.
- А теперь вы домой, Артур?
- Нет еще. Ступайте в гостиницу, отдохните там полчаса, пока я покажу мистеру Сидни Ротонду.
Леди Джулия подчинилась, и оба джентльмена проследовали в указанное маркизом место.
Войдя в зал, обязанный названием круглой форме, мистер Сидни был невольно поражен его огромными размерами и прекрасным куполом. Стены, колонны и пол были мраморные. Для сидения служили бархатные диваны и оттоманки. Расположившиеся на них гости потягивали шербет и кофе, другие играли в бильярд или в карты, курили и прочая, и прочая. Пока друзья шли по залу, до ушей Сидни долетали бессвязные обрывки разговоров: "На вашем месте, Джек, я бы носил парик!" - "Сэр, я убежден, что правительство долго не продержится, если немедля не применит к зачинщикам мятежа самых жестких и решительных мер!" - "Вы играете нечестно, я видел, как вы заглянули в карты моему партнеру". - "У меня трубка погасла". - "Кто это там разговаривает с маркизом Доуро?" - "Так больше продолжаться не может. Народное недовольство растет день ото дня". - "Только попробуйте этот шербет, Бутон. Не правда ли, редкая отрава?" - "О, сэр. Я не сомневаюсь, что мы преодолеем все трудности". - "Эта самодовольная мартышка корнет Груб только что спросил меня, не нахожу ли я, что сегодня он особенно в лице". - "Мой кофе отвратителен - подкрашенная тепловатая водичка". - "Сколько у вас в козырях?" - "Где вы покупаете пудру для парика?" - "Два к одному на Грехема". - "Это не настоящие гаванские сигары".
Маркиз безостановочно обменивался с кем-нибудь поклонами, кивками, рукопожатиями и тому подобным. Наконец друзья отыскали свободную кушетку, и, когда они сели, маркиз обратился к Сидни со следующей речью: