- Ничего конкретного! Просто смотрю на твою усатую, довольно симпатичную физиономию и не могу вспомнить: где я ее видел? Посмотри ты на мою: может быть, ты вспомнишь?
Усач внимательно и серьезно посмотрел на улыбающееся цыганское лицо веселого паренька в кожаной тужурке.
- Личность твоя мне, безусловно, тоже знакомая, - сказал он с той же солидностью, - только, дорогой товарищ, припомнить тебя я… тоже не могу!
- Интересная получается ситуация! Тогда… давай заполняй анкету! Фамилия? имя? отчество?
- Никитов Лука Петров, - по-солдатски отрапортовал усач.
- Никитов? Ничего мне твоя фамилия не говорит. Лука Петров? Ни синь пороху! А меня зовут Донькин Яков Нилыч! Тебе что-нибудь говорит эта благородная фамилия?
- Донькин! - Усач пожал богатырскими плечами. - Вроде что и говорит, но таким, понимаешь, шепотком - ничего не разберешь. Откуда родом-то сам?
- Родился я на берегах Невы! - с чувством продекламировал Донькин. - Где, может быть, родились вы или блистали, мой приятель?
- Нет, я под Суздалем… блистал. Деревня Веткино, колхоз "Первенец коллективизации". Слыхал?
- Нет, не слыхал. Сейчас где работаешь?
- Плотничаю тут по району. Новые избы рублю в колхозах.
- Понимаю!.. А я шофером работаю в леспромхозе, сто километров отсюда. Бывал у нас?
- Нет, не бывал. Воевал где?
- На Первом Украинском. Танкист. Потом по случаю ранения генерала возил. А ты?
- Первый Белорусский. Сапер, труженик войны!
- Где же мы с тобой встречались, труженик войны?
- Не знаю, брат! Может, где и встречались! Ведь какой был коловорот! Слушай, Донькин: может, мы с тобой в одном госпитале лежали?
Они стали вспоминать госпитали, в которых лечили свои раны во время войны, но все это были разные госпитали. И в конце концов веселый Донькин не выдержал:
- Предлагаю прекратить прения и потребовать половинку… Для подогрева памяти!
- Я уже нынче, признаться, подогревался, - смущенно отозвался Никитов.
- Видать, успела она остыть, твоя боевая память, сапер! - сказал Донькин и ухватил пролетавшую мимо официантку за пухлый локоток. - Примите заказ.
Официантка стала принимать донькинский заказ, но тут к их столику подошел громадный человечище в брезентовом, жестком, как железо, плаще, с которого на пол шумно стекала дождевая вода, и сказал сердитым басом, как из бочки:
- Я тебя ищу, Донькин, а ты тут чаи гоняешь!.. На, распишись на накладной!
Он с сердцем положил на стол бумагу и химический карандаш. Донькин расписался. Никитов взглянул на его подпись - затейливую, с закорючкой, и, вдруг просияв, улыбнулся широкой, детски счастливой улыбкой.
- Вспомнил я тебя, Донькин! - сказал он, продолжая улыбаться. - Мы с тобой на рейхстаге в Берлине вместе расписывались. Я еще тебе дружескую услугу оказал. В порядке боевого взаимодействия… Помнишь?
Шофер посмотрел на плотника, тоже просиял и хлопнул себя по коленкам.
- Верно, - закричал он, вскакивая с места. - Правильно! - И, обращаясь к человеку в брезенте, стал торопливо объяснять: - Когда Берлин взяли, многие наши ходили расписываться на ихнем рейхстаге. Я тоже отпросился у своего генерала, пошел. А ростом-то меня природа обидела - сам видишь, мужичок с ноготок. "Эх, - думаю, - Донькин, историческая твоя подпись будет стоять ниже всех". А тут он идет, сапер, уже расписался. "Помоги, - говорю, - браток, в порядке боевого взаимодействия. Дай я тебе на плечи встану".
- Все уши мне сапогами оттоптал! - с той же детской улыбкой сказал плотник. - Зато расписался выше всех! Донькин! Скажи пожалуйста, как из головы вылетело!..
Человек в брезенте посмеялся, ушел. А Никитов и Донькин остались и долго еще вспоминали славные майские дни в разбитом Берлине, где столкнула их прихотливая солдатская судьба.
Потом шофер, подняв стаканчик, сказал:
- Давай выпьем, сапер, за военную русскую славу, за Родину, за нашу работу… Тронет еще какой умник Советскую нашу Родину - мы с тобой опять где надо распишемся…
Они чокнулись и выпили.
А зал по-прежнему гудел, смеялся, сыпал шуточками, гомонил. И патефон на стойке у буфетчика с прежней красивой грустью выводил:
…И, словно в забытьи,
Сидят и слушают бойцы,
Товарищи мои!..
В СКРИПУЧЕМ КЛЮЧЕ
Сколько раз приходилось читать (да и самому писать) об удивительных встречах людей, благополучно прошедших через пекло минувшей мировой войны и вдруг столкнувшихся целехонькими и невредимыми - носом к носу, и каждый раз не устаю я поражаться играм всемогущего властелина человеческих судеб Его Величества Случая.
И вот еще одна такая встреча.
Участвуют в ней бывший боец народного ополчения, столичный студент, собиравшийся стать философом, а ставший крупным государственным деятелем Федор Константинович Молев и бывший старшина роты Маврикий Харитонов, по прозвищу Страшный Мавр. Так прозвали этого бывалого солдата, изобретательного ругателя-ворчуна, но мужика в общем-то добродушного, заботливого и в высшей степени хозяйственного, интеллигенты, служившие в ополченской роте.
У Страшного Мавра были две страстишки, два увлечения. Первое - музыка, которую он любил страстно и самозабвенно, и второе - солдатское умение обуваться так, чтобы избежать потертостей ног в походах. На марше, во время привалов, в редкие минуты военного отдыха старшина Харитонов сам играл на баяне мелодии любимых своих песен, играл робко, неумело, но с большим чувством.
Ему говорили (с подначкой, само собой разумеется):
- Вам, Маврикий Степанович, нотной грамотой надо овладеть - вот тогда под вашу музыку запляшут "лес и горы".
Страшный Мавр только вздыхал в ответ:
- Пробовал, братцы, не получается у меня. Не могу в этих крючках проклятых разобраться. Да еще ключи какие-то повыдумывали, скрипучий, басистый…
- Не басистый, а басовый, и не скрипучий, а скрипичный, Маврикий Степанович!
- Один дьявол! Главное, по-моему, для музыки - это ухо надо хорошее иметь. Я мальчонкой в деревне пастухом был. Соберу, бывало, стадо у пруда и даю коровкам концерты на жалейке - дудочка такая самодельная. Так можете себе представить - кончу играть, а они мычат, требуют: еще, мол, давай.
- А как они вам хлопали?
Страшный Мавр мгновенно взрывался:
- Хвостами, конечно!
И, прибавив соленое словцо, отложив в сторону баян, грозным командирским рыком командовал:
- Отставить разговорчики! Всем разуться! Будет произведен осмотр ног! Та-а-ак! И что это за интеллигенция ко мне в роту попала, туды ее и сюды, сколько ни учи, сколько ни долби - не могут как следует портяночки навернуть!.. Главное тут что? Главное - попрошу запомнить навеки! - это чтобы никаких складок и складочек. Складки - это палач солдатской ноги. А что это такое - солдатская нога? Ну и рука, конечно! Такое же орудие, как винтовка и автомат. Береги, солдат, руки-ноги, как свое оружие - не пропадешь! Попрошу это запомнить навеки!
- А что значит для солдата голова, Маврикий Степанович?
- Голова для солдата тоже, конечно, играет свое значение, но я так думаю, что голова особенно необходима высшему, среднему и младшему командному составу! (Удар делался на слове "младший").
Тут поднимался общий хохот, и громче всех смеялся сам Страшный Мавр.
Федору Константиновичу Молеву особенно доставалось от старшины Харитонова.
- Собираетесь после войны, если, конечно, уцелеете, головой работать, а свою собственную ногу, и ту не можете уважить. Делаю вам замечание, боец Молев, с последним предупреждением.
В боях под Вязьмой в 1941 году Федор Константинович был ранен, из госпиталя после лечения его направили в другую часть, о судьбе Страшного Мавра он ничего не знал до того дня (уже в наше время), когда по депутатским делам заехал в один волжский городок.
Однажды ему доложили, что на прием пришел некто Маврикий Степанович Харитонов, по какому делу пришел - не говорит.
"Неужели Страшный Мавр?!" - подумал Федор Константинович с теплым чувством, естественным для людей, знающих, что такое фронт и прекрасное слово "однополчанин".
Да, это оказался он, Страшный Мавр, собственной своей персоной, только белоголовый и не такой пышноусый, как прежде, с клюшкой на "резиновом ходу" в руке, этим почетным оружием ветеранов.
Обнялись, расцеловались, выяснили все, что хотели узнать и выяснить друг про друга.
- По какому делу пожаловали, Маврикий Степанович? - спросил наконец бывший ополченец Молев бывшего старшину Харитонова.
- Дело вот какое, Федор Константинович, избиратели вас просят и я тоже, конечно: помогите школу для музыкально одаренных ребят открыть в нашем городе. Конфликт у меня… у нас получился с местными начальниками. Помещение есть для такой школы, и преподаватели найдутся, а уж о ребятах и говорить нечего. Да возьмите моего внучонка - дочкиного сына Васюньку. Парню шесть годков, а он турецкий марш Вольфганга Моцарта двумя ручонками шпарит на рояле. Еще немного, глядишь - и самого Иоганна Себастьяновича Баха… бабахнет!
- Ого! - сказал Федор Константинович с невольным ответным смешком. - Да вы, оказывается, за это время стали в серьезной музыке разбираться, Маврикий Степанович?!
И опять Страшный Мавр, как прежде, лишь вздохнул в ответ:
- Да нет, Федор Константинович, где уж там, с ярмарки ведь еду. Правда, когда, мы в Вене стояли, наш лейтенант играл на рояле для бойцов - очень чудно играл - вальсы Иоганна Штрауса и на могилу его нас водил, и много рассказывал о музыке, о композиторах разных… Кое-что запало в голову!
- Но все-таки сами-то на баяне играете?
- Иногда… Возьму трофейный, сохранил его, и сыграю для себя "Землянку", "В лесу прифронтовом", "Васю-Василька". А так… больше внучонка слушаю.
- А в чем конфликт-то у вас с местным руководством?
- Они хотят помещение, о котором я вам говорил, под что-то другое занять. Помогите, Федор Константинович, избиратели вас покорнейше просят.
- Хорошо, Маврикий Степанович, разберемся!
Они попрощались, и Страшный Мавр пошел к выходу, приподняв плечи повыше и стараясь не слишком опираться на свою клюшку.
Примечания
1
Осваг - осведомительное агентство - информационно-пропагандистская деникинская организация, тесно связанная с контрразведкой.
2
Деникин.
3
Вы плохо воспитаны (франц.) .
4
Пластун - кубанский казак-пехотинец.
5
Все эти факты известные, и я отсылаю читателей, желающих более детально вникнуть в историю корниловского "ледового похода", к историческим документам. - Прим. авт.
6
Дроздовцы ("дрозды") - белогвардейская добровольческая воинская часть, была сформирована полковником А. М. Дроздовским на румынском фронте. Дроздовцы как полк влились в деникинскую армию перед вторым кубанским походом. Полковник, а впоследствии генерал Дроздовский был тяжело ранен в боях под Ставрополем в 1918 году и вскоре после ранения умер. - Прим. авт.
7
"Разговоры" - красные широкие нашивки на груди - ранняя форма в Красной Армии.
8
Дувал - глинобитный забор.
9
Курбаши - командир басмаческой банды.
10
Хуаз - пруд.
11
В конце повести читатель узнает, как в мои руки подал этот дневник, вернее, отдельные его страницы. - Прим. авт.
12
В Гатчине действовала офицерская школа, готовившая летчиков для царского воздушного флота. - Прим. авт.
13
Маленькое животное (от нем. die kleine Animal).
14
Гудериану удалось сделать это чуть позже и в другом месте. - Прим. авт.