- А с Люберецкой пока ничего хорошего не обещаю. - Директор нахмурился и встал, привычно оправляя гимнастерку под ремнем. - Я поговорю, сделаю что смогу, но ничего не обещаю. Сама понимаешь.
- Понимаю, - вздохнула Искра. - Ничего я не понимаю.
В коридоре ждали Зиночка, Вика, Лена, Пашка, Жорка и Валька Александров.
- А где Артем?
- Ушел, - сказал Жорка. - Вернулся, взял сумку и потопал прямо с урока.
- Хоть о Шефере-то не беспокойся, - поморщился директор. - Ну в другой школе будет учиться, не пропадет. Если бы просто драка, а…
- А драка, Николай Григорьевич, была справедливой, - сказал Валька Александров. - Я в тот день болел и могу беспристрастно обрисовать.
- Артем дрался из-за меня, - вдруг призналась Зина. - Потому что я ходила с Юркой в кино.
- Из-за тебя? - почему-то очень радостно удивился директор. - Точно из-за тебя?
- А что, из-за меня и подраться нельзя?
- Можно, - сказал Николай Григорьевич. - Можно и нужно. Только чтоб Артему твоему полегче было, напиши-ка ты мне, Коваленко, докладную.
- Что? - испугалась Зиночка.
- Ну, записку. Изложи, как было дело, вскрой причины. Полякова тебе поможет. И завтра, не позже.
- А зачем?
- Ну надо же, надо! - почти пропел директор. - Гора с плеч свалится, если будет такая записка, понятно?
Искру провожали до самого подъезда. Вначале она и слышать об этом не хотела, но на сей раз ее не послушались, и это было очень приятно. Возле дома постояли, погалдели, посмеялись и стали расходиться. Только Вика не торопилась.
- Идем, Вика! - крикнула Лена. - Нам по пути, и у нас есть Пашка.
- Я догоню. - И, когда все отошли, сказала: - Спасибо тебе, Искра. Папа не зря говорил, что ты самая лучшая.
Воспоминания о папе Вики были для Искры неприятны: ей уже казалось, что теперь-то она знает, кто он такой, этот папа. И чтобы скрыть то, что подумала, вздохнула:
- С комсомолом будет очень трудно, Вика.
- Я знаю. - Вика говорила спокойно, точно повзрослела за эти дни на добрых двадцать лет. - Мне все объяснила Валентина Андроновна. Мы долго говорили с ней наедине: Николая Григорьевича куда-то вызывали, и вернулся он какой-то… Какой-то не такой.
- С комсомолом будет трудно, - повторила Искра: для нее это было сейчас самым главным. - Но ты не отчаивайся, Николай Григорьевич обещал что-нибудь сделать.
- Да, да, - грустно улыбнулась Вика. - А потом ведь собрание только через неделю.
Они опять крепко пожали друг другу руки, опять хотели поцеловаться и опять не поцеловались. Разошлись.
Глава седьмая
Искра заставила Зину написать записку, сурово отредактировала ее, убрав ненужные, с ее точки зрения, эмоции, и отнесла директору.
- Добре, - сказал Николай Григорьевич. - Может, и выгорит.
Вызвал через два дня:
- Оставили архаровца. Передай, чтоб завтра же явился.
Искра была в таком радостном настроении, что не выдержала и сбежала с последнего урока. Проехала трамваем, влетела в дом, постучала. Дверь открыла мама.
- А где Артем? - задыхаясь, выпалила Искра.
- Как так - где Артем? - в глазах матери мелькнул испуг. - Разве он не в школе?
- Нет, это я не в школе, - поспешно пояснила Искорка. - Я не была в школе и думала…
Тут она виновато замолчала и начала краснеть, потому что мама Артема неодобрительно качала головой.
- Ты не умеешь врать, девочка, - вздохнула она. - Конечно, это хорошо, но твоему мужу придется несладко. Ну-ка иди на кухню и рассказывай, что такое ужасное натворил мой сын.
И Искра честно все рассказала. Все - про драку, а не про Вику. Про драку и скандал с классной руководительницей, а о том, что Артем выругался, умолчала. И хотя умолчание тоже есть форма лжи, с этой формой Искра как-то уже освоилась.
- Ай, нехорошо драться, - сказала мама, улыбаясь не без удовольствия. - Он смелый мальчик, ты согласна? У такого отца, как мой муж, должны быть смелые сыновья. Мой муж был пулеметчиком у самого Буденного, и я таскалась за ними с Матвеем на руках. Так вот, я уже все знаю. Этот негодник - я говорю о Тимке, - этот махновец прячется у Розы и Петра. А потом приходит домой и делает себе уроки… Очень трудно воспитывать мальчиков, хотя, если судить по Розочке, девочек воспитывать еще трудней. Сейчас я тебе объясню, где живут эти странные люди, у которых нет даже поварешки.
Мама растолковала, как найти общежитие, и Искра убежала, успев, правда, съесть два пирожка. Она быстро разыскала нужную комнату в длиннющем коридоре, хотела постучать, но за дверью пел женский голос. Пел для себя, очень приятно, и Искра сначала послушала, а уж потом постучала. Роза была одна. Она гладила белье, пела и учила "Строительные материалы" одновременно.
- Сейчас придет, - сказала она, имея в виду Артема. - Я послала его в магазин. Ты - Искра? Ну, правильно, Артем так и сказал, что если кто его найдет, то только Искра.
- А вы Роза, да? Мне Артем рассказывал, что вы из дома ушли.
- И правильно сделала, - улыбнулась Роза. - Если любишь и головы не теряешь, значит, не любишь и любовь потеряешь. Вот что я открыла.
- Давайте я вам буду помогать.
- Лучше говори мне "ты". Спросишь, почему лучше? Потому что я глажу рубашки своему парню. - Она вдруг скомкала рубашку, прижала ее к лицу и вздохнула. - Знаешь, какая это радость?
- Вот вы… ты говоришь, что любить - значит терять голову, - серьезно начала Искра, решив разобраться в этом заблуждении и немножечко образумить Розу. - Но голова совсем не для того, чтобы ее терять, это как-то обидно. Женщина такой же человек, как и…
- Вот уж дудочки! - с веселым торжеством перебила Роза. - Если хочешь знать, самое большое счастье - чувствовать, что тебя любят. Не знать, а чувствовать, так при чем же здесь голова? Вот и выбрось из нее глупости и сделай себе прическу.
- Говорить так - значит отрицать, что женщина - это большая сила в деле строительства…
- У, еще какая сила! - опять перебила Роза: она очень любила перебивать по живости характера. - Силища! Только не для того, для чего ты думаешь. Женщина не потому силища, что камни может ворочать похлеще мужика, а потому она силища, что любого мужика может заставить ворочать эти камни. Ну и пусть они себе ворочают, а мы будем заставлять.
- Как это - заставлять? - Искра начала сердиться, поскольку серьезный разговор не получался. - Принуждать, что ли? Навязывать свою волю? Стоять с кнутом, как плантатор? Как?
- Как? Ручками, ножками, губками. - Роза вдруг оставила утюг и гордо прошлась по комнате, выпятив красивую грудь. - Вот я какая, видишь? Скажешь, не сильная? Ого! Мой парень как посмотрит на меня, так не то что камни - железо перегрызет! Вот это и есть наша сила. Хотите, чтобы мы увеличили производительность труда? Пожалуйста, увеличим. Только дайте нам наряды, дайте нам быть красивыми - и наши парни горы свернут! Да они за нашу красивую улыбку, за нашу нежность…
Вошел Артем, и Роза замолчала, лихо подмигнув Искре.
- Привет, - сказал он, не удивившись. - А сахару опять нет. Говорят, завтра в семнадцатом будут давать по два кило.
- Придется побегать, - без всякого огорчения заявила Роза, снова принимаясь гладить. - Мой парень - ужас какой сластена.
- Ну, чего там? - спросил Артем, раздевшись и расставив покупки.
- Все в порядке, завтра приходи в школу.
- "Разобралась в этом вопросе"! - с отвращением передразнил Артем кого-то очень знакомого. - Ну, болтуны. Вика ходит в школу?
- Ходит. Собрание через неделю. Может быть, удастся…
- Ничего не удастся, потому что всех сожрет Валендра. Уроков много задали?
Искра показала домашние задания, объяснила новое и ушла. В Артеме она была уверена: он все сделает, что решил, а решил он ни в коем случае не бросать дорогой его сердцу 9 "Б". Так думала Искра, а сам Артем во всем девятом видел одну Зиночку Коваленко.
Неделя была как неделя: списывали и подсказывали, отвечали и решали, сочиняли записки, обижались, назначали свидания, плакали тайком. Только Валентина Андроновна ни разу не вызывала Вику, хотя Вика аккуратно готовила уроки и у других учителей отвечала на "отлично". Но это были все-таки мелочи, хотя класс все видел, все подмечал, делал свои выводы, и если бы об этих выводах узнала классная руководительница, то, вероятно, сочла бы за благо своевременно перейти в другую школу.
- Стерва, - определил Ландыс.
- Так о старших не говорят! - взвилась Искра.
- Я не о старших. Я о Валендре.
Артем получил взбучку от директора, посопел, повздыхал и уселся на привычное место рядом с Жоркой. А в субботу после уроков Вика предложила:
- Давайте с осенью попрощаемся.
Все удивились, но не предложению, а тому, что оно исходило от Вики. И обрадовались.
- В лес! - крикнула Зиночка.
- На речку! - требовал Ландыс.
- В Сосновку! - сказала Вика. - Там и лес и речка.
- В Сосновку! - подхватил Жорка, мгновенно перестроившись.
- А там есть магазин или столовая? - спросила Искра.
- Я все купила. Хлеб возьмем утром, а поезд в девять сорок.
Сосновка была близко: они даже не успели допеть любимых песен. Спрыгнули на низкую платформу и притихли, пораженные прозрачной тишиной.
- Куда пойдем? - спросил Валька Александров: по жребию ему досталась корзина с харчами, и он был заинтересован в маршруте.
- За дачным поселком лес, а за ним речка, - объяснила Вика.
- Ты бывала здесь? - спросила Лена.
Вика молча двинулась вперед, за нею - Ландыс. Она оглянулась, кивнула, тогда он догнал ее и пошел рядом. Свернули в переулок, вышли на тихую заросшую улицу. Заколоченные дачи тянулись по сторонам.
- Быстро дачники свернулись, - сказал Жорка: его мучило молчание.
- Да, - односложно подтвердила Вика.
- Я бы здесь до зимы жил. Здесь хорошо.
- Хорошо.
- В речке купаются?
- Сейчас холодно.
- Нет, я вообще.
- Там купальня была. - Вика остановилась, подождала, пока подойдут остальные, и сказала, обращаясь преимущественно к Искре: - Вот наша дача.
Они стояли возле маленького аккуратненького домика, недавно выкрашенного в веселую голубую краску.
- Красивая, - протянула Зина.
- Папа сам красил. Он любил веселые цвета.
- А сейчас… - начала Искра и замолчала.
- Сейчас все опечатано, - спокойно договорила Вика. - Я хотела кое-что взять из своих вещей, но мне не позволили.
- Пошли, - буркнул Артем. - Чего глядеть-то?
Шли по заросшему лесу, шуршали листвой и молчали то ли от осеннего безмолвия, то ли еще неся в себе дачу, в которой оставалось навсегда прошлое их подруги. И рядом с этим опечатанным прошлым не хотелось разговаривать.
Вика вывела к речке - пустой и грустной, с затонувшими кувшинками. Ребята развели костер, и, когда затрещал он, разбрасывая искры, все облегченно заговорили и заулыбались, точно огонь высветил этот задумчивый осенний день из сумрака недавнего прошлого. Девочки принялись возиться с едой, а Вика, присев у корзины, надолго задумалась. Потом вдруг поднялась, оглянулась на Ландыса:
- Ты очень занят?
- Я? Нет, что ты! У нас Артем главный по кострам.
- Хочешь, я покажу тебе одно место?
Пошла вдоль берега, а Жорка шел сзади, не решаясь заговорить. Остановились над крутым песчаным обрывом; куст шиповника навис над ним, уронив унизанные красными ягодами плети.
- Я любила читать здесь.
Села, опустив ноги в обрыв. Жорка постоял, отошел к шиповнику, стал обрывать ягоды.
- Не надо. Пусть висят, красиво. Их потом птицы склюют.
- Склюют, - согласился Ландыс. Посмотрел на сорванные ягоды, хотел выбросить, но, подумав, спрятал в карман.
- Сядь. Рядом сядь, что ты за спиной бродишь?
Жорка поспешно сел, и они опять надолго замолчали. Он изредка поглядывал на нее, хотел пересесть поближе, но так и не решился.
- Ландыш, - вдруг тихо сказал Вика. - Ты любишь меня, Ландыш?
Так и спросила: "Любишь?" Не "Я нравлюсь тебе?", как было принято спрашивать, а - "Ты любишь меня?". Как взрослая.
Жорка глубоко вздохнул, шевельнул губами и кивнул, глядя строго перед собой: теперь он боялся смотреть в ее сторону.
- Ты долго будешь любить меня?
Ландыс хотел сказать, что всю жизнь, но опять не смог и опять кивнул. А потом добавил:
- Очень.
Голос у него был хриплый, да и губы что-то плохо слушались.
- Спасибо тебе. Поцелуй меня, Ландыш.
Он торопливо перебрался поближе, склонился, прижался губами к ее щеке и замер.
- И обними. Пожалуйста, обними меня покрепче.
Но Жорка не умел ни целоваться, ни обниматься: юность - всегда борьба желаний со страхом, и страх был пока непреодолим ни для него, ни для Вики. Он сграбастал ее двумя руками - неуклюже, за плечи, - прижал, осторожно целуя что подвертывалось: то щеку, то случайную прядку, то маленькое ухо. Вика приникла к нему, по-прежнему глядя вдаль, за речку, и так они сидели, пока издали не закричал Валька:
- Вика, Жорка, где вы там? Кушать подано!
Ели докторский хлеб с молоком, пекли картошку, что принес предусмотрительный Артем, пили ситро: на каждого досталось по бутылке. Потом пели песни, беспричинно смеялись. Пашка ходил на руках, а Артем и Валька прыгали через костер. И Вика пела и смеялась, а Жорка все время ловил ее взгляд. Она улыбалась ему, но больше к обрыву не позвала.
Вернулись в темноте и поэтому прощались торопливо, уже на вокзале.
- Завтра понедельник, - со значением сказала Искра.
- Я знаю, - кивнула Вика.
Они держали друг друга за руки и, как всегда, не решались поцеловаться.
- Может быть, я не приду на уроки, - помолчав, произнесла Вика. - Но ты не волнуйся, все будет как надо.
- Значит, на собрании ты будешь?
Искре очень не хотелось уточнять, хотелось избежать упоминания о завтрашнем собрании, но Вика, как ей показалось, что-то недоговаривала. Пришлось проявить характер и спросить в лоб.
- Да, да, конечно.
- Вика, ждем! - крикнула Лена. Они с Пашкой стояли поодаль.
Вика еще раз крепко сжала руку Искры и ушла, не оглянувшись. А Искре вдруг очень захотелось, чтобы Вика оглянулась, и она долго смотрела ей вслед.
У дома ее опять ждал Сашка Стамескин.
- Значит, не взяли меня, - с обидой констатировал он. - Лишний я в вашей компании.
- Да, лишний, - сухо подтвердила Искра. - Нас приглашала Вика.
- Ну и что? Лес не Вике принадлежит.
Что-то разладилось у них после того разговора у подъезда. Искре было не по себе от этого разлада, она много думала о нем, но, думая, не могла забыть Сашкиных слов, что устраивал его на завод сам Люберецкий. И в этих словах ей чудилась какая-то трусливая интонация.
- Тебе хотелось поехать с Викой?
- Мне хотелось поехать с тобой! - резко отрубил Сашка.
От этой резкости Искра сразу потеплела: уж очень искренне звучали слова. Тронула за руку:
- Не сердись, пожалуйста, просто я не подумала вовремя.
Сашка сопел уже по инерции. Он добрел на глазах. Искра чувствовала это.
- Завтра увидимся?
- Завтра, Саша, никак. Завтра комсомольское собрание.
- Ну не до вечера же!
- А что с Викой после него будет, представляешь?
- Опять Вика?
- Саша, ну нельзя же так, - вздохнула Искра. - Ты же добрый, а сейчас говоришь плохо.
- Ну, ладно, - недовольно сказал Сашка, помолчав. - Ну я вроде не прав. Но послезавтра-то увидимся?
Чем меньше времени оставалось до понедельника, тем все чаще Искра думала, что будет на собрании. Она пыталась найти наиболее приемлемую форму выступления Вики, перебирала варианты, лежа в постели, и, почти засыпая, нашла: "Я осуждаю его…"
Да, именно так и надо будет подсказать Вике: "Осуждаю". Нет, она не откажется от отца, она, как честный человек, лишь осудит его нечестные дела, и все будет хорошо. Все тогда будет просто замечательно! Искра так обрадовалась, отыскав эту спасительную формулировку, что на радостях тотчас же уснула.
Вика в школе не появилась. Валентина Андроновна нашла Искру, предложила срочно сходить к Люберецкой и выяснить…
- Не надо, Валентина Андроновна, - сказала Искра. - Вика придет на собрание, она дала слово. А то, что ее нет на уроках, это же понятно: ей надо подготовиться к выступлению.
- Опять капризы, - с неудовольствием покачала головой учительница. - Прямо беда с вами. Скажи Александрову, чтобы написал объявление о собрании.
- Зачем объявление? И так все знают.
- Из райкома придет представитель, поскольку это не простое персональное дело. Не простое, ты понимаешь?
- Я знаю, что оно не простое.
- Вот и скажи Александрову, чтобы написал. И повесил у входа.
Писать объявление Валька отказался наотрез. Впрочем, Искра не настаивала, потому что эта идея ей решительно не нравилась.
- Где объявление? - спросила учительница перед последним уроком.
- Объявления не будет.
- Как не будет? Это что за разговор, Полякова?
- Объявление никто писать не станет, - упрямо повторила Искра. - Мы считаем…
- Они считают! - язвительно перебила Валентина Андроновна. - Нет, слышите, они уже считают! Немедленно пришли Александрова. Слышишь?
- Валентина Андроновна, не надо никакого объявления, - как можно спокойнее сказала Искра. - Не надо, мы просим вас. Не надо.
Учительница молча смотрела на Искру. То ли на нее повлиял спокойный тон, то ли упрямство 9 "Б", то ли она сама кое-что сообразила, но крика не последовало. Предупредила только:
- Пеняй на себя, Полякова.
Кончился последний урок, класс пошумел, попрятал учебники и остался, поскольку был целиком комсомольским. А чуть позже вошла Валентина Андроновна с молодым представителем райкома.
- Где Люберецкая?
- Еще не пришла, - сказала Зина: ее поднесло не вовремя, как всегда.
- Так я и знала! - чуть ли не с торжеством отметила учительница. - Коваленко, беги сейчас же за ней и тащи силой! Может, начнем пока?
Последний вопрос относился уже к представителю.
- Придется обождать. - Он сел за пустую парту. Парту Зины и Вики, но Зина уже убежала, а Вика еще не пришла.
- Нет, вы уж, пожалуйста, за стол.
- Мне и здесь удобно, - сказал представитель. - Народ кругом.
Он улыбнулся, но народ сегодня безмолвствовал. Валентина Андроновна и это отметила: она все отмечала. Прошла к столу, привычно окинула взглядом класс.
- У нас есть время поговорить и поразмыслить, и, может быть, то, что Люберецкая оказалась жалким трусом, даже хорошо. По крайней мере, это снимает с нее тот ореол мученичества, который ей усиленно пытаются прилепить плохие друзья и плохие подруги.
Она в упор посмотрела на Искру, а Искра опустила голову. Опустила виновато, потому что четко определила свою вину, доверчивость и неопытность, и ей было сейчас очень стыдно.