Когда Суслин вошел в казарму, его встретил один дежурный.
- Товарищ младший лейтенант, взвод занимается согласно утвержденному расписанию, - доложил он. - Дежурный рядовой Глебов.
- Срочно проверить тумбочки, Глебов, - приказал Суслин. - Все лишнее - на стол!
- А что - лишнее?
- Кроме умывальных принадлежностей, кружек, ложек и книг - все. Ясна задача?
- Ясна, - сказал Глебов. - А махорка?
- Махорку можно оставить.
Суслин и Глебов начали внимательно проверять тумбочки, стоявшие в два этажа возле стены.
- Из дому что пишут, Глебов? - спросил Игорь, осматривая содержимое тумбочек: зачитанные книжки и журналы, письма и фотографии, кружки да ложки.
- Писать некому, - ответил дневальный. - Мать с сестренкой в Германию угнали, отец партизанит где-то. Если жив. Одна бабка осталась, а она уже и не видит ничего.
- А вы что же в партизаны не ушли?
- Я-то?…Пахал я.
- Что? - не поняв, переспросил Суслин.
- Пахал, говорю.
Младший лейтенант оторвался от очередной тумбочки и долго смотрел на Глебова с презрительным сожалением.
- На немцев, значит, трудились?
- Немцы за это картошку давали. И отруби.
- Странно, странно, - протянул Суслин. - И много вас таких пахарей было? За картошку и отруби?
- Были уж, - нехотя ответил Глебов и вдруг оживился, вытащив из тумбочки три куска хозяйственного мыла:
- Товарищ младший лейтенант, наше мыло! То самое, сворованное. Он его за фанеркой сховал, гад.
- Та-ак, - со злым торжеством констатировал Суслин. - Чья это тумбочка? Святкина?
- Нет. Крынкина.
- Ко мне его. Живо!
Глебов рванулся к двери, но вскоре вернулся, конвоируя тщедушного Крынкина.
- Товарищ младший лейтенант, по вашему приказанию рядовой Крынкин…
Но Суслин не дал рядовому Крынкину окончить рапорт. Отступив в сторону, открыл лежащее на тумбочке мыло, и Крынкин сразу виновато опустил голову.
- Объясните, Крынкин, как это мыло попало в вашу тумбочку?
Крынкин подавленно молчал. Только краснел. Медленно и мучительно.
- Вы меня слышите, Крынкин?
- Я, это… Виноват, - еле слышно сказал солдат.
- Украли? - напирал командир взвода. - Украли у своих же товарищей?
Крынкин покивал. Ушанка смешно заерзала на его круглой стриженой голове.
- Эх вы, комсомолец, - вздохнул Суслин. - Пока - комсомолец! Надеюсь, до первого собрания.
- Простите, товарищ…
- Берите мыло, и идем ко взводу, - решительно приказал Суслин. - Вот там вы все сами и объясните своим товарищам.
Крынкин поднял голову. По лицу его катились слезы, но солдат, не моргая, смотрел на командира. Игорю вдруг стало не по себе, и он отвел глаза.
- Берите мыло.
- Мамане послать хотел, - вдруг тихо сказал Крынкин. - Маманя у меня голодует. И сестры. Сильно голодуют. Отца убили у нас. И брата. На брата "похоронка" пришла, у мамани ноги отнялись. По избе еще ходит, а так… Думал, мыла им, хлебца чтоб купили. Голодно. Сильно голодно им, товарищ младший лейтенант.
- Мне жаль вас, Крынкин, - помолчав, сказал Игорь. - И родных ваших тоже жаль, и вообще… Но вы же украли. Украли!..
- Украл, - покорно согласился Крынкин. - Думал, мамане. Думал, это… - И замолчал.
- Простите вы его, товарищ младший лейтенант, - сказал Глебов. - Я насчет голода знаю. Когда мать есть хочет, так не то что мыло - хлеб украдешь. Я знаю. Простите Крынкина.
- Оставьте ваши советы, Глебов, - поморщился Суслин.
- А я скажу, что я украл! - вдруг зло выкрикнул Глебов. - Пусть в штрафную меня, пусть куда угодно, лишь бы на фронт поскорее! Вы под немцами не были, а я был. И не просто был, а пахал под ними, да! И все равно скажу, что я мыло это украл, а не Крынкин. Он же слабый, не видите, что ли? А я - злой, мне ничего не страшно. Так что либо я, либо…
- А что - либо? - тоже закричал Суслин. - Ну что - либо?!. Что? Снова в тумбочку запихать, да? За фанерку? Ну, что вы молчите, Глебов?
- Был бы я командиром, - сказал дневальный, - я бы знал что.
- Так подскажите мне!
- Будто вы сами не знаете? - усмехнулся Глебов.
- Не знаю, - сердито признался Игорь.
- Пойдите на почту и отправьте это мыло Крынкина мамане. От имени взвода.
- Не надо! - всхлипнув, закричал Крынкин. - Не надо это! Не надо!
- Нет, надо! - резко сказал Глебов. - Надо, чтоб ты, гад, на всю жизнь запомнил, как у товарищей воровать!
- Идите, Крынкин, - сказал младший лейтенант. - И пока помалкивайте там.
Шмыгая носом, Крынкин вышел.
- Не понимаю я вас, Глебов, - вздохнул Игорь. - С одной стороны, вроде бы… А вообще непедагогично. Непедагогично, и я вас не понимаю.
- Не голодали вы, товарищ младший лейтенант, - колюче глядя на Игоря, сказал Глебов. - Не голодали…
Когда Константин вошел в станционный буфет, там было пусто.
Только молодая полная буфетчица разговаривала из-за стойки с Аней, которая в одиночестве завтракала за столиком у окна.
- А твой все летает?
- Летает.
- Не пьет-то хоть?
- Ему нельзя, - печально улыбнулась Аня. - Он у меня - летчик-истребитель. Садитесь, Костя, позавтракайте.
Константин сел за ее столик.
- Билет компостировал, - сказал он. - Поезд завтра вечером. В двадцать два сорок четыре. Так что все отлично устроилось.
Анна перестала улыбаться.
- Вы забыли, какого числа погибли наши отцы? Шестого марта. Все только послезавтра съезжаться начнут.
- Ничего не поделаешь, - сказал Константин. - Меня в Москве ждут. Схожу на могилу, возложу букет.
- Люся, посчитай мне, пожалуйста, - сказала Анна буфетчице.
- Вместе считать?
- Отдельно, - Анна отвела глаза от Константина. - А вы спросите автобус на Ильинку, товарищ капитан. От Ильинки они тогда прошли совсем немного, пешком доберетесь. Только напрасно вы букет с собой не захватили. Здесь цветов не достать, придется ограничиться возложением еловой ветки.
Встала, отошла к стойке. Расплачивалась там с буфетчицей. А у Константина вдруг пропал аппетит.
- Ну что сидите? - злясь, спросила Анна. - Вы же спешили отдать сыновний долг и отбыть в столицу нашей родины.
- Вы местная? - спросил вдруг Константин.
- Нет.
- Родственники тут?
- Почти родственники, - нехотя ответила Анна и, помолчав, добавила:
- Я здесь в пятнадцатый раз.
- В пятнадцатый?.. - удивился Константин, только теперь начиная догадываться. - И всегда в марте?
- Всегда в марте, - ответила Анна. - Однажды была летом. Отпуск здесь провела. Но это не в счет. Это в шестнадцатый раз.
- Тем летом обелиск на братскую могилу ставили, - пояснила буфетчица. - Еще Гарбузенко жив был.
- Какой Гарбузенко? - спросил Константин.
- Старший сержант. Помощник командира взвода, - пояснила Анна. - Умер два года назад, просил, чтоб его - в ту же, братскую. С трудом, но удалось.
- Значит, вы ездите сюда половину вашей жизни?
- Отец и есть половина жизни. Половина жизни - отец, другая половина - мама.
- Здесь живет кто-нибудь, кто был в том бою? - помолчав, спросил Константин.
- В бою погибли все, - ответила Анна. - Немцы добили даже раненых. Но одна девочка из Ильинки пряталась в кустах. То есть это тогда она была девочкой, теперь она - Валентина Ивановна. Я у нее останавливаюсь.
Константин очень внимательно выслушал ее, вздохнул, помолчал. Сказал вдруг, не глядя:
- Не сердитесь на меня, Аня. У каждого свое. Жизнь, как говорится, есть жизнь. Скажите лучше, что я должен сделать?
Анна улыбнулась:
- Для начала помогите мне дотащить чемодан.
…Офицеры маршевого батальона были выстроены на заснеженном плацу. Поверяющий - кругленький, весьма пожилой и очень усталый генерал - кричал обиженным голосом:
- Немец - не дурак, лейтенанты! Не дурак, понятно? "На ура" с ним не надейся! Я его еще с пятнадцатого постиг! Солдату на войне тяжелее всех, понятно? Он прямехонько на смерть побежит. Обманет - удача, не обманет - слава вечная! И коли он чего не умеет, то не он виноват, а его командир, понятно? Солдат никогда не ленится - это его командир ленив. Все с вас спрошу, лейтенанты, все - с вас! Если солдату мы землю свою доверили, то вам - солдат. Самое дорогое, что у нас есть. Дороже не придумаешь. Кто командир взвода, в котором сегодня ефрейтор первой гранатой макет танка разнес?
- Младший лейтенант Суслин! - покраснев от удовольствия, гаркнул Игорь. - Второй комсомольский взвод истребителей танков!
- Комсомольский? Отменно! - похвалил генерал. - Как фамилия молодца?
- Ефрейтор Святкин, товарищ генерал. Ротный запевала!
- Два раза молодец, - улыбнулся генерал. - Твой взвод выделен для прохождения?
- Так точно, товарищ генерал!
- Ну, лейтенант, командуй. Да скажи этому… Святкину, чтобы порадовал меня песней, как порадовал меткостью на ученьях. Иди.
- Есть! - крикнул Суслин и со всех ног бросился к взводу, построенному на другом конце плаца.
- Суслик бежит, - сказал Святкин, увидев бежавшего к ним младшего лейтенанта. - Чего это он сияет, как взводная сковородка?
- Взвод, смирно! - подал команду Гарбузенко.
Подбежал Суслин. Он запыхался и говорил с перерывами, задыхаясь:
- Значит, так… Как махну… Как махну рукой - запевай. Все дружно… И ножку чтобы… Ножку, чтоб земля гудела… Товарищ ефрейтор Святкин, генерал… генерал лично… Лично, понятно?..
- Лично понятно, - согласился Святкин.
Печатая ногу, взвод шагал по заснеженному плацу.
Суслин шагал впереди, ступая легко и упруго, радостно ощущая единый ритм со своим взводом истребителей танков. Направляя взвод к наспех сколоченной трибуне, он молодецки развернул плечи и махнул рукой.
Солдаты начали особенно старательно впечатывать ножку, а ефрейтор Святкин, откинув голову, запел:
Аты-баты, шли солдаты,
Эх, шли солдаты на войну!
И взвод весело подхватил припев:
Нам бы кралю, нам бы кралю,
Нам бы кралю хоть одну!..
В это время взвод проходил мимо начальственной трибуны, солдаты, естественно, держали на нее равнение. Но услышав ошарашивающе незнакомую мелодию и текст песни, Суслин невольно оглянулся, сбил шаг и нелепо засеменил, пытаясь поймать ритм.
А его взвод, изо всех сил топая сапогами, то молодецки выкрикивал: "Эх!", то скорбно вздыхал: "Ох!.."
Эх! Нам бы кралю, нам бы кралю,
Ох! Нам бы кралю хоть одну!..
- Что это они горланят? - удивленно спросил генерал.
- Вроде "По долинам и по взгорьям", - неуверенно подсказал командир батальона.
- Ну оболтусы! Ну разгильдяи! - свирепо засопел генерал. - Взводного ко мне!…
Постоял, подумал, махнул рукой и усмехнулся в седые усы:
- Впрочем, отставить! Песня как песня. Пускай поют!..
Анна и Константин тряслись в сельском "газике". Молодая женщина сидела рядом с шофером, а капитан боком примостился на заднем сиденье, где стоял Аннин неподъемный чемодан.
- Значит, к памятнику желаете? - болтал шофер. - Полчаса делов. Я мимо того памятника два раза в день езжу.
- Он сильно облез? - спросила Анна.
- Есть маленько, - сказал шофер. - Краски хреновые, что ли. Или сырость особая от речки. Каждый год подновляют, а к весне - опять разводы. Надо бы пленкой прозрачной покрыть. Или лаком в три слоя.
- Надо, - согласилась Анна.
- Вот и написали бы куда, - продолжал парень. - Мол, туристы, случайно заинтересовались, то да се. А то наших не прошибешь: то денег у них нет, то еще чего. Только к юбилеям и спохватываются. Главное, мужики там лежат стоящие. Восемнадцать "тигров" подбили!
- Так уж и восемнадцать? - улыбнулся Константин.
- Точно говорю, - обиделся шофер. - Я, правда, неместный, но мне ильинские рассказывали, как они тут, солдаты то есть, танки рвали. Главное, пушек-то у них не было, вот какое обстоятельство. Одни гранаты, значит. Вот они обвяжутся гранатами и - под "тигра". Восемнадцать хлопцев - восемнадцать "тигров". Такая арифметика.
Кончилась белая от берез и снега рощица, дорога покатилась вниз, а машина остановилась. Все трое выбрались из "газика".
- Вот она - братская, - сказал шофер.
Памятник стоял в чистом поле насквозь продуваемый ветрами. Это был стандартный четырехгранный обелиск, облицованный плитами из белого мрамора, с площадкой для венков, огражденной металлической решеткой. В стороне от памятника тянулась к бетонному мосту наезженная дорога, а вокруг, куда только достигал взгляд, белели чистые снега.
- Пойдемте к памятнику, - предложил шофер. - На нем фамилии есть. С трех сторон.
Но его пассажиры не тронулись с места.
- Да, жизнь прожить - не поле перейти, - сказал Константин и, прикрывшись от ветра, закурил сигарету.
- Вы о чем? - спросила Анна.
- Подумал, что это поле перейти было труднее, чем иному прожить целую жизнь. Вернее, не перейти, а не дать, чтобы перешли другие. Не отдать его, это поле. И труднее, и страшнее.
- Пойдемте к ним, Костя.
- Сейчас. Докурю только.
- Они не обидятся.
Анна первой пошла по протоптанной в снегу тропинке к памятнику.
Константин шел следом, а шофер замыкал шествие.
Подошли к памятнику и остановились. Стояли и молча смотрели на обелиск, на приваренные к подножию остатки оружия: погнутый ствол противотанкового ружья, разбитый автомат, обломок винтовки. И на каску. На ржавую каску с дыркой вместо звездочки.
- До сих пор находят, - тихо сказал стоявший позади них шофер. - Как выпашут чего, так - сюда.
Анна и Константин прошли в ограду и остановились рядом с обелиском. И Анна тихо сказала:
- Здравствуй, папка.
- Здорово, батя, - эхом откликнулся Константин.
Шофер смотрел на них с крайним изумлением.
- Надо бы чемодан принести, - сказала Анна Константину.
- Я принесу! Я!.. - шофер со всех ног бросился к машине.
Анна медленно шла вокруг обелиска, негромко читая фамилии, выбитые на плитах: Абрамов Георгий, Бейсымбаев Токкул, Глебов Иван, Кодеридзе Реваз, Крынкин Василий, Сайко Иван…
Звучал Аннин голос, перечислявший фамилии восемнадцати солдат, лежавших в братской могиле, а Константин вдруг увидел…
…строй одинаково одетых девочек и мальчиков. Они чинно стояли в зале детского дома и завороженно глядели на большой торт с кремовой надписью: "С ДНЕМ РОЖДЕНИЙ!"
И пока за кадром звучал голос Анны, перечислявшей фамилии погибших солдат, детдомовские мальчики и девочки выходили из строя и, получив кусок торта, возвращались на свое место…
Потом голос Анны замер. Константин стоял у лицевой стороны обелиска и смотрел на гипсовый орден Отечественной войны. И слышал другой женский голос. Усталый голос директорши детского дома:
- Это орден Отечественной войны, Костя, которым был посмертно награжден твой отец. Он хранился здесь, в детском доме, пока не пришла пора тебе покинуть его. Сегодня я передаю его тебе, чтобы орден этот хранился у тебя, как самая большая реликвия. Ты мечтаешь стать офицером. Будь же достоин отцовской памяти, Костя. Доброго тебе пути!
- Еле доволок, - запыхавшись, сказал шофер, втаскивая в ограду чемодан.
- Спасибо, - Анна открыла чемодан.
Чемодан был доверху набит банками с краской.
- Берите кисточку, Костя. Тут часа на три работы. К вечеру будем в Ильинке.
- Я заеду, - сказал шофер. - Я бы помог, но мне на ферму надо. Через три часа заеду. В Ильинке есть у кого остановиться?
- Есть.
- Ждите обязательно! Меня Сергеем зовут.
- Спасибо, Сережа.
Анна и Константин стали вынимать из чемодана банки с краской и кисти. Шофер пошел к машине.
Воинский эшелон стоял на маленькой прифронтовой станции. Командир роты, тыча пальцем в развернутую карту, объяснял младшему лейтенанту Суслину:
- Мы сейчас здесь, усек? На станции Подбедня. Найди Ильинку. Куда ты полез на соседний участок? Маршрут - Ильинка. Там заночуешь. Поутру из Ильинки потопаешь на Румянцево. Нашел Румянцево?.. Хорошо. Там доложишься старшему, укомплектуешься оружием. Полностью по штатному расписанию, усек?
- А дальше?
- А дальше - куда пошлют.
- А вы? - как-то совсем не по-военному спросил Игорь.
- Боишься без начальства остаться? - усмехнулся ротный. - А ты не бойся. Начальство всегда найдется.
- Кормить-то их чем? - растерянно вздохнул Суслин - И спать где?
- Получишь у старшины довольствие на двое суток. Смотри, чтоб враз не слопали. А насчет того, где спать, сам что-нибудь сообразишь. И побольше самостоятельности, взводный! А то песни дурацкие разучивать инициативы хватает, а как солдат спать устроить, так без ротного - ни в зуб ногой.
- Насчет песни, товарищ старший лейтенант, я ничего не знал, потому что…
- Ладно, замнем, - отмахнулся ротный. - Выступишь сразу после завтрака. И учти, фронт рядом. Идти боевым порядком со снаряженным оружием. Усек? И никаких бросков.
- Есть, - вздохнул Игорь, пряча карту в планшет.
Командир роты посмотрел на его озабоченное лицо, сказал вдруг:
- Слушай, а может, забрать у тебя этого… запевалу?
- Ефрейтора Святкина? - нахмурился Игорь. - Благодарю за заботу, товарищ лейтенант. Сам справлюсь.
- Ну, крой, - ротный протянул руку. - Надеюсь, в Румянцеве увидимся. Если еще куда не зашлют…
Взвод шел по обочине разъезженной дороги, растянувшись жидкой цепочкой. Фронт был невдалеке: ветер доносил раскаты артиллерийского огня. По дороге бесконечным потоком ехали груженые машины, легко обгоняя порядком уставших солдат.
- Долго нам еще топать? - догнал младшего лейтенанта Суслина сержант Мятников. - Животы подвело. Где эта чертова Ильинка?
- Еще минут сорок - сорок пять, - не очень уверенно сказал Игорь. - Придется потерпеть.
- Часок потерпеть можно, - согласился Мятников. - Только надо бы нам квартирьера выслать, товарищ младший лейтенант. Поди не одни мы в этой Ильинке будем.
- Правильно, - обрадовался Суслин. - Вот вы, Мятников…
- Пусть уж лучше Святкин, - улыбнулся сержант. - Уж он-то точно отыщет, будьте уверены. Да и причина у него имеется.
- Какая причина? - насторожился Игорь.
- Потом узнаете. Так передать Святкину ваш приказ?
- Передайте.
Мятников побежал назад. Усталые солдаты медленно брели по обочине друг за другом.
Зацепившись за борт обгонявшей взвод машины, Святкин перекинулся в кузов и укатил, помахав рукой солдатам.