– Я вывел миссис Раскин и Филиппу… то есть мисс Раскин из дома, сэр. Миссис Раскин посадила своих рыбок в бутылку из-под молока – без них она ни в какую не хотела идти. Конечно, обе леди немного испугались, даже запаниковали, но мне удалось провести их в сад за домом. Там мы увидели, что мятежники лезут через изгородь… Тогда я велел мисс и миссис Раскин бежать, а сам спрятался за каким-то бельем и несколько раз выстрелил в бунтовщиков. Правда, я кажется, ни в кого не попал…
Бригг позволил себе почесать в затылке.
– Потом я побежал за миссис и мисс Раскин; сначала мы хотели спуститься на дорогу, но там уже собралось человек тридцать или сорок, и все они очень громко кричали и размахивали руками. У нас остался только один выход, сэр – бежать по трубе водовода. Мы поспешили туда, я помог женщинам подняться наверх и влез сам.
К этому времени, сэр, мятежники уже карабкались по склону. Они заметили нас и стали преследовать. Я немножко испугался, потому что они очень громко кричали, но все равно остановился и выстрелил по ним еще несколько раз, чтобы помешать им подняться наверх. Только я опять не попал, сэр, потому что слышал, как пули отлетают от трубы.
– Ты кое в кого попал, Бригг.
– Попал?! – обрадовался Бригг.
– Да, попал, но это мы обсудим позже. Продолжай.
В душе Бригга шевельнулись первые подозрения.
– Ну так вот, сэр, – сказал Бригг уже не так бодро. – На трубе нам пришлось довольно туго. Миссис Раскин, видите ли, уже не молода, и из-за нее мы не могли бежать быстро. Она скоро устала, оступилась и…
– Она упала с трубы! – ахнул полковник. – Боже мой!
– Да, сэр, – скорбно подтвердил Бригг. – К сожалению. Было очень темно, она оступилась и упала прямо в грязный пруд в джунглях.
– Боже мой! – снова проговорил Бромли Пикеринг. – Что же ты предпринял, Бригг?
– Я спустился вниз по опоре, разыскал миссис Раскин и помог ей вскарабкаться обратно. Сначала, правда, она не хотела идти, потому что все ее рыбки уплыли из бутылки.
– Так бутылка все еще была при ней? – поразился полковник.
– О, да, сэр, без нее миссис Раскин и шагу не соглашалась ступить. Мне пришлось обмануть ее: сказать, что рыбки все еще в банке, потому что я боялся, сэр. Мятежники могли преследовать нас по трубе. В конце концов нам с Филиппой удалось снова поднять ее маму наверх, но это была та еще работенка, потому что миссис Раскин довольно крупная женщина, к тому же она вся промокла и испачкалась в грязи.
– Но вы все-таки затащили ее на трубу? – уточнил полковник, по-прежнему пряча лицо.
– Да, сэр. Но нам сразу же пришлось столкнуть ее обратно.
– Обратно?!!
– Так точно, сэр.
– Обратно в грязь?
– Совершенно верно, сэр. Нам пришлось так поступить потому, что мы услышали, как мятежники бегут по трубе. Внизу мы спрятали миссис Раскин под ветками и листвой и спрятались сами. Нам пришлось стоять почти по пояс в воде. К счастью, миссис Раскин более или менее потеряла сознание.
– О, Боже! – в третий раз сказал полковник, и Бригг задумался, отчего он все время повторяет одно и тоже, и почему его здоровый глаз распахивается так широко, в то время как толстый сержант Фишер глядит прямо перед собой, и его лицо не выражает никаких эмоций.
– Это был очень страшный момент, – доверительно сообщил Бригг. – Мы слышали, как мятежники пробежали мимо нас по трубе, но они, к счастью, нас не заметили, потому что было уже темно. Мы прятались в джунглях до самого утра, а когда рассвело…
– Это все? – спросил полковник.
– Так точно, сэр, – ответил Бригг, подобравшись.
– Где сейчас обе дамы?
– Миссис Раскин нужно было срочно доставить в госпиталь, и Филиппа пошла с ней.
– О, Боже!… – снова повторил полковник, после чего в кабинете воцарилось молчание.
Бригг и сержант Фишер стояли, а полковник Пикеринг сидел, глядя в стол сквозь скрещенные решеткой пальцы рук. Когда он наконец поднял взгляд, в его глазах светились бесконечное терпение и сочувствие. Покачав головой, полковник несильно хлопнул ладонью по блокноту, лежащему перед ним на столе.
– Бригг, – сказал он, не повышая голоса. – Первое, что ты должен понять, это то, что, отправившись через мост с майором Каспером, ты не подчинился приказу.
Он немного подумал и начал сначала.
– Нет, нельзя сказать, что ты не подчинился приказу, потому что никто никакого приказа тебе не давал. Дело в том, что ты подчинился приказу, который не должен был выполнять… – Его голос неуверенно дрогнул. – Нет, не так… В общем, ты действовал согласно приказу, который к тебе не относился, если ты понимаешь, что я имею в виду.
– Так точно, сэр, – Бригг виновато кивнул.
– Почему же ты пошел с майором?
– Инициатива, сэр.
Полковник Пикеринг неуверенно покивал головой.
– Инициатива?… – он записал что-то в блокноте. – Ладно, пока оставим это.
Он аккуратно положил карандаш на краешек блокнота. Карандаш скатился на стол, и его остро заточенный конец уставился прямо в живот Бригга.
– Давай поговорим о вещах более серьезных, Бригг, – сказал полковник. – Разве ты не знаешь, что во время беспорядков, особенно когда затронуто гражданское население, нельзя стрелять куда попало и в кого попало, если не знаешь, кто перед тобой?
– Но я действовал в чрезвычайных обстоятельствах, сэр! – прошептал Бригг. – Это были мятежники, и они пытались захватить нас. Одному Богу известно, что бы они могли с нами сделать… я имею в виду мисс Раскин… и ее маму тоже… К тому же я стрелял не куда попало, я стрелял, чтобы убить!
Полковник вполголоса застонал и снова загородился ладонью.
– Сынок, – сказал он почти ласково. – Неужели тебе ни разу не пришло в голову, что люди, которых ты видел в саду и на дороге, могут быть не повстанцами?
– Нет, сэр, – радостно ответил Бригг. – Это были вполне типичные повстанцы и бунтовщики. Они преследовали нас в саду, лезли за нами через заборы, а когда заметили нас наверху, то сразу начали подниматься по склону. Кроме того, они же гнались за нами по трубе! И я в них выстрелил.
Он подумал, что его объяснение звучит солидно и исчерпывающе, но полковник, очевидно, был с ним не совсем согласен.
– Вынужден огорчить тебя, Бригг, – сказал он печально. – Это были не бунтовщики.
Это были вполне лояльные китайцы из армейской прачечной, которые спасались от бесчинствующей черни.
– Вот черт!… – вырвалось у Бригга, и сержант Фишер строго на него взглянул. Командующий гарнизоном тем временем продолжал:
– Если они бежали, если карабкались на заборы в саду старшины Раскина, если лезли на склон, чтобы добраться до водовода, то только потому, что все они были очень испуганы и хотели спастись. А ты начал по ним стрелять.
Бригг открыл рот, но полковник поднял вверх ладонь.
– Помолчи, сынок, я еще не все сказал. Одна из твоих пуль, которая срикошетировала от трубы, оторвала у одного из китайцев средний и указательный пальцы на руке.
Бригг съежился в своей не до конца просохшей форме.
– Два пальца… – повторил он шепотом.
– Начисто, – подтвердил Бромли Пикеринг. – Пострадал старик-китаец, которого ты, наверное, видел у прачечной с катком для белья.
– Да, сэр, – запинаясь пробормотал Бригг. – Я видел, как он гладит простыни и прочее…
– Он говорит, что катал белье пятьдесят лет, катал и в детстве, и в зрелом возрасте. Он катал даже рубашки японцев, и его весьма уважают в здешних краях. Этот старик в своем роде цеховой старшина всех прачек-китайцев. Теперь он не сможет гладить белье как следует, если вообще сможет работать. В прачечной настоящая забастовка, нельзя даже выстирать кальсоны, к тому же китайцы требуют возмещения ущерба и справедливости.
Последнее словно полковник произнес угрожающим тоном.
– Справедливости, сэр? – переспросил Бригг.
– Справедливости, – подтвердил полковник. – Их профсоюзный босс побывал у меня сегодня утром и буквально рыл копытами землю. Пока все бунтовали, сказал он, рабочие прачечной оставались лояльными и стирали рубашки и гнилые солдатские кальсоны, а за это в них начали стрелять и искалечили уважаемого человека.
Бригг потрясенно внимал. После небольшой паузы полковник продолжил:
– Фактически, вчера вечером им ничто не угрожало, как, впрочем, и тебе, Бригг. Бунтовщиков задержали и рассеяли отряды майора Каспера и сержанта Фишера…
– Благодарю, сэр! – вставил Фишер и отдал честь.
– …Правда, не без своевременной помощи двух рот гуркхских стрелков и трех бронемашин, которые прибыли со стороны дамбы, чтобы навести здесь порядок.
– Так точно, сэр! – снова встрял Фишер, салютуя.
– А что будет со мной, сэр? – спросил Бригг, моргая. – Вы что-то говорили насчет справедливости…
– Совершенно верно, – печально вздохнул полковник. – Именно этого они и добиваются. Тебе грозит десять лет тюрьмы.
– О, Господи, сэр!… – ахнул Бригг.
– Не говоря уже о том, что нанесение увечья гражданскому лицу относится к компетенции военного трибунала, – добавил Бромли Пикеринг.
– Да, сэр, я понимаю.
– Однако, учитывая сложность обстановки и проявленную инициативу, что само по себе вовсе неплохо, а также принимая во внимание, что ты еще молодой солдат, который вполне может ошибиться, я принял решение не сообщать об инциденте в штаб. И да поможет Господь тому, кто расскажет об этом наверху! Если китайцы станут упорствовать, мы скажем, что не можем найти того, кто стрелял. Если они будут и дальше настаивать, мы сумеем доказать, что стрелял кто-то из мятежников.
– Спасибо, сэр! – от души поблагодарил командира Бригг. – Огромное вам спасибо.
– С другой стороны, мы обязаны выплатить пострадавшему какую-то компенсацию. Сделать это официально, не предавая дело ненужной огласке, нельзя, поэтому средства придется поискать в другом месте. Например, можно взять некоторую сумму из фонда, предназначенного на закупку спортинвентаря и других предметов второй необходимости. В конце концов, пальцы – это не предметы первой необходимости!
Полковник коротко рассмеялся, и Бригг попытался последовать его примеру, но вместо смеха у него изо рта выпал комочек грязи.
– Ты отделаешься шестинедельным содержанием, – сказал ему полковник. – Разумеется, все это будет совершенно неофициально. Каждый четверг ты будешь приходить ко мне в кабинет и класть деньги мне на стол. Не должно остаться никаких записей. Я даже не стану налагать на тебя взыскание по статье Б-252 "неподчинение приказу начальника".
– Благодарю, сэр, вы очень добры. Я буду приносить деньги, куда вы скажете.
– Вот и славно, – пробормотал полковник. – Это, пожалуй, все, что я хотел сказать. Можешь идти.
– Рядовой Бригг, вы свободны! – по-уставному гаркнул сержант Фишер своим могучим басом.
Бригг был у самых дверей, когда полковник неожиданно окликнул его.
– У старика, которому ты отстрелил пальцы, очень интересное имя, – сказал он. – Меня уверяли, что это совершенно нормальное и довольно распространенное китайское имя, но мне показалось, что тебе нелишне будет знать, кого поминать, пока в течение шести недель ты будешь сидеть без денег. Может быть хоть это немного тебя утешит…
Он поманил Бригга пальцем, и тот вернулся к столу. Фишер у дверей вытянул свою бизонью шею, но он был слишком далеко и не мог разглядеть имени пострадавшего, начертанного заглавными буквами на листе бумаги.
После аудиенции у полковника Бригг поплелся в казарму. Там он бросился на койку и с несчастным видом уставился в потолок.
– Эх, – вздохнул он наконец, – и надо же было случиться, чтобы мне попался этот старый гладильщик Фак Ю ?…
И захохотал.
10
К четырем часам пополудни жара обычно спадала. Солнце висело низко над океаном, и остров понемногу остывал. В этот час автобусы, автомобили и велорикши начинали сновать по улицам с удвоенной энергией, на стадионе в Паданге начинался футбольный матч, и на траву газона и фигурки игроков ложилась зубастая тень здания Верховного суда.
Бригг приехал в Сингапур в субботу пятичасовым автобусом. У него в кармане лежало пять долларов – жалкие остатки последнего недельного жалования перед началом кабальной выплаты.
Пожары и волнения давно прекратились, ветер унес последние клубы дыма, и на улицах не осталось никаких следов недавних беспорядков. Если бы не капрал Брук, похороненный на солдатском кладбище, если бы не древний китаец без двух пальцев и не один рядовой, которому предстояло полтора месяца существовать без карманных денег, можно было подумать, будто никаких беспорядков не было вовсе.
Первым делом Бригг отправился в солдатский клуб и устроился там на плетеном диванчике, который стоял в конце зала и пользовался огромной популярностью, поскольку с него было удобнее всего подглядывать за китайскими девушками в легких ченгсамах, хлопотавшими за прилавком. Бригг заказал чашку чая, две сдобных булочки, и написал письмо Джоан. Потом он поднялся и вышел в тихий желтый вечер, лениво меряя шагами ровные травянистые лужайки, протянувшиеся вдоль набережной. Бетонная набережная была не меньше шести футов высотой, и волны, накатывавшиеся со стороны Южно-Китайского моря каждые тридцать секунд, обиженно пятились, налетая на эту стену. Несколько растрепанных пальм, согнутых муссонными ветрами, печально заглядывали за парапет. Тонущее в пучине солнце бросало на бухту свои косые лучи, и пароходы, джонки и сампаны плавно скользили по воде в печальной позолоте последних отсветов заката.
Глядя на китайские сампаньки, Бригг вспоминал жесткие рыбины и шпангоуты под голыми ягодицами, и снова чувствовал на животе щекочущее прикосновение мягких черных волос Люси. Этим вечером он снова собирался к ней; правда, Бригг уже решил, что этот раз будет последним.
Он больше не мог видеться с Люси. До демобилизации оставалось всего два с половиной месяца, и Бригг уже предвкушал тот момент, когда холодное северное море смоет с его ног красный прах этих мест. Забудутся изнуряющая жара и назойливые запахи, затихнет в ушах неумолчный гомон толпы, навсегда канут в прошлое распаренные дни, тоскливые душные ночи, плотный туман над дорогами и вой собак на плацу. В дембельском календарике Бригга были закрашены черным почти все клеточки. Скоро он вернется в добрую старую Англию к своей верной, желанной Джоан. Правда, нужно было еще как-то решить вопрос с Филиппой.
Бригг не видел девушку и ничего о ней не слышал с тех пор, когда – расставаясь с ней у трубы – чмокнул ее в грязную щеку, после чего Филиппа повлекла свою стонущую и причитающую мамашу в госпиталь. Полковник Пикеринг серьезно побеседовал с полковым старшиной, благодаря чему старина Раскин даже не попытался обвинить Бригга в похищении дочери, покушении на жизнь жены и убийстве золотых рыбок. Единственное, что позволил себе старшина, это один долгий и пристальный взгляд, от которого Бригг сразу почувствовал себя неуютно.
Но – решено! – с Люси должно быть покончено. Опасаясь, что она может быть занята, Бригг не решился сразу пойти к ней на квартиру и бродил по набережной, глазея на сампаньки, пока в порту не загорелись огни. Потом он вернулся в солдатский клуб и поужинал за один доллар.
Было довольно рано, когда Бригг перебрался в "Либерти-клуб". Здесь все оставалось как прежде, и только Люси нигде не было видно. Время, как говорится, было детское; лампы, не заслоненные клубами табачного дыма, светили ярче обычного, а ожидавшие клиентов девушки сидели вдоль стен на плетеных стульчиках. Оркестр, правда, уже играл, но музыканты явно еще не разошлись как следует, и визгливая мелодия, которую они выдували из своих инструментов, звучала с такой натугой, словно у них вдруг схватило животы. В центре зала лениво двигались три танцующих пары, но Люси не было и там, хотя ее обычное место у стены пустовало.
Бригг сел за столик и заказал пиво, чтобы скоротать время. Люси иногда опаздывала, особенно если знала, что Бригг приехал только потанцевать с ней и должен успеть на последний автобус в Пенглин. Впрочем, даже в этом случае Бригг всегда давал ей билетики; это казалось ему правильным, потому что Люси зарабатывала на жизнь как платная партнерша в танцах, и ее гонорар зависел от количества полученных билетов. И Бригг исправно платил за себя.
Им нравилось кружить, обнявшись, между толстыми, как ноги слона, колоннами, поддерживавшими крышу клуба. Их ступни уже выучили каждый сучок на полу, каждую расшатанную половицу, а уши привыкли к кашлям, блеяниям и завываниям оркестра. Они знали тот час, когда в зале становилось так дымно, что по углам ложились густые тени, и тогда Бригг клал обе ладони на грудь Люси, а она начинала ласкать его прохладными тонкими пальцами. Во время танца они так крепко прижимались к друг другу, что чувствовали даже пот – теплую и влажную испарину проступавшую под ее бумажным платьем и его белой рубашкой, и горячую, сладкую влагу, стекавшую по их лицам.
Да, Бригг всегда отдавал Люси билетики, но в конце таких танцевальных вечеров, когда он не мог остаться на ночь, ему не раз приходилось наблюдать, как она договаривается с клиентом. Глядя на нее, Бригг неловко переминался у дверей с ноги на ногу, отчаянно желая, чтобы сделка не состоялась, однако контракт неизменно оказывался подписан, и тогда он быстро уходил. Только раз Бригг замешкался и в смятении смотрел, как клиент – летчик с апельсинового цвета волосами – ждет Люси у дамской комнаты точно так же, как сам Бригг когда-то ждал ее в первый раз. А когда Люси вышла, то Бриггу показалось, что она посмотрела на летчика такими же счастливыми и зовущими глазами, какими всегда смотрела на него. Они прошли совсем рядом с ним, но Люси и тут не бросила на Бригга даже самого короткого взгляда, и он поехал в Пенглин последним автобусом. На полдороге автобус настиг тропический ливень, и Бригг, прижимаясь горячим лбом к мокрому стеклу, ненавидел Люси, ненавидел себя и клялся, что никогда больше к ней не поедет.
Разумеется, Бригг не сдержал слова, и в следующий же выходной снова отправился к Люси. Но сегодняшний день – о, это совсем другое дело. Бригг знал, что этот раз действительно должен стать последним. Он подойдет к Люси, как только она появится, они посидят пару часов здесь и, может быть, немного потанцуют, потому что управляющему не нравилось, когда девушки уходили сразу. А потом они проведут вместе всю ночь и будут лежать рядом в ее крошечной комнатке словно моллюски внутри темной морской раковины. Но это будет их последняя ночь…
Бригг сам не заметил, как допил свое пиво. Клуб понемногу наполнялся, и атмосфера становилась все более плотной. В дыму громко играл оркестр, но Люси так и не пришла. Бригг купил пачку билетиков и, дождавшись начала нового танца, подошел к Железной Герде, чтобы пригласить на тур и расспросить о Люси. Но Герда посмотрела на него ничего не выражающим взглядом и отрицательно покачала головой.
– Танец? – сказал Бригг растерянно.
– Я занята, – отрезала Герда. Поднявшись с кресла, она перекинула через руку свою сумочку и решительно пошла к выходу, покачивая из стороны в сторону слоновьими бедрами. Бригг пошел за ней, но заметил у выхода управляющего и остановился.
Управляющий – азиат с примесью португальской крови – был обладателем бычьей шеи и круглого жизнерадостного лица, которое никогда не улыбалось. Бригг его недолюбливал, но иного выхода у него не было.