Рано утром, в четыре часа, Си‑47 вылетел из Ростова и взял курс в сторону Черкасс. Видимость была плохой, начался сильный дождь. Пилот опасался потерять визуальную связь с землёй и пошёл на бреющем. На борту, кроме командующего, находились член Военного совета 19‑й армии комиссар Шекланов и начальник особого отдела армии Королёв. Вскоре внизу показалась широкая лента Днепра, и пилот потянул вдоль реки.
Около пяти утра Конев был уже в штабе армии. Спросил у начштаба, знает ли он о том, что произошло на границе. Ни начальник штаба, ни кто другой ещё не знали, что началась война. И Конев отдал приказ: боевая тревога! Спустя несколько минут доложил в генштаб, что подразделения 19‑й армии находятся в состоянии полной боевой готовности. "Весь первый день войны штаб армии получал информацию из Генштаба о положении на фронтах. Этот день прошёл для нас спокойно, противник не бомбил район расположения армии, кроме железнодорожного моста через реку Днепр. Видимо, сосредоточение 19‑й армии не было установлено противником. На второй или третий день нарком обороны С. К. Тимошенко вызвал меня по ВЧ и приказал всей армии форсированным маршем следовать в район Киева. Поставил задачу: занять оборону по рубежу бывшего Киевского Уфа, по реке Тетерев и далее по периметру этого укреплённого района".
В тот же день Конев прибыл в Киев с головной группой армейского управления и с удивлением обнаружил, что войск ни в Киеве, ни в укрепрайоне нет. Сам Киевский УР в весьма запущенном состоянии. Вооружение и обеспечение укрепрайона отсутствовало. Особо важные объекты охраняются небольшим числом бойцов–резервистов. Конев не увидел у них даже винтовок. Когда головные колонны дивизий начали втягиваться в район Киевского Уфа, Конева вызвали к ВЧ: звонил нарком обороны.
- Севернее, на московском направлении, создалась угрожающая обстановка, - тут же сказал Тимошенко. - Противник развивает наступление на Смоленск. Может ли ваша армия передвигаться бегом?
- В каком смысле, товарищ нарком? - спросил Конев.
- Срочно поворачивайте колонны в сторону погрузочных станций и перебрасывайте их на западное направление - в районы Рудни, Орши, Смоленска. Как только управление армии прибудет на Западный фронт, лично получите дальнейшие указания в штабе фронта.
Никакого плана перевозки, никакого графика погрузки и движения. Конев знал, чем это могло закончиться. Но приказ есть приказ. Война рушила все правила, планы и расчёты.
В первые эшелоны Конев приказал погрузить управления дивизий, средства обеспечения, тыловые части. Главные силы пришлось отправлять к месту назначения по мере их подхода к станциям погрузок. Станциями погрузок были определены: Золотоноша, Дарница, Фастов. Немецкая авиация, следя за движением эшелонов, тут же накинулась на эти коммуникационные узлы, стараясь их разрушить и, таким образом, парализовать движение по железной дороге. Состав, в котором находилось полевое управление 19‑й армии и сам командующий, тоже был обстрелян парой истребителей. Произошло это на станции Рудня. К счастью, всё обошлось благополучно. Зенитки, установленные на открытых платформах, открыли ураганный огонь, и "мессершмитты" ушли.
Как только головные эшелоны закончили разгрузку, Конев отдал приказ начальнику штаба Рубцову выдвинуть полевое управление в район леса близ станции Рудня, а сам направился разыскивать штаб Западного фронта. Ясности не было. Где противник? Какой рубеж занимать дивизиям армии? Какая задача определена 19‑й армии? Где соседи справа и слева?
Такой войны ни в штабах, ни в окопах не ожидали.
Глава одиннадцатая
ВИТЕБСК. ИЮЛЬ 41‑го
"Сила силу ломит"
Ранним утром 9 июля 1941 года две штабных машины выехали из дачного посёлка Гнездово, что в нескольких километрах от Смоленска. Какое–то время они пробирались просёлком, маскируясь в зарослях придорожных ракит. Наконец, выбравшись на шоссе, миновали небольшой лес и помчались в сторону Витебска. В головной ЗИС‑101 сидел генерал–лейтенант Конев.
Он прислушивался к дальним раскатам артиллерийской канонады, которая подкатывалась к городу с запада и северо–запада, и перебирал в памяти фрагменты всего того, что он увидел вчера и сегодня в Смоленске и в штабе фронта. Адъютант Лобов, сидевший рядом с водителем, время от времени беспокойно поглядывал в окно, щурился в прозрачную, будто умытую синеву неба, ещё прохладную, пронизанную свежестью минувшей ночи, ловил в зеркало заднего обзора идущую следом машину командующего артиллерией генерала Камеры.
Судя по тому, что противник активизировался на витебском и оршанском направлениях, размышлял Конев, судьба "котлов" под Белостоком и Минском решена. Тимошенко, конечно же, понимает всю сложность положения, в котором мы здесь находимся. Именно поэтому ставит задачи, которые вряд ли выполнимы. Но приказ есть приказ.
Несколько часов назад в одной из просторных дач пригородного посёлка Гнездово, которую приспособили под штаб фронта, командующий войсками Западного фронта Тимошенко чётко и лаконично изложил задачу для 19‑й армии:
- Соберите всё, что имеется под рукой, товарищ Конев, и отбросьте немедленно противника от Витебска. За Двину. С подходом армии организуйте устойчивую оборону в междуречье Западной Двины и Днепра. Вот здесь. - Тимошенко стоял у карты, наполовину задёрнутой чёрной шторой. Голос его был усталым. Маршал указал на карте полосу обороны, которую должна занять и в короткие сроки укрепить 19‑я армия.
- У меня и дивизии–то нет, товарищ маршал, поэтому…
Тимошенко поднял на командарма тяжёлый взгляд и сказал:
- Знаю. Одновременно подумайте над тем, как лучше разгромить соединения тридцать девятого корпуса немцев.
- Так точно, товарищ маршал, подумаю.
- И не только думайте, но и действуйте. И не теряйте времени. События на фронте меняются быстро. - И Тимошенко кивнул на запад, в сторону не утихавшей ни на минуту канонады.
В Смоленске всю ночь полыхали пожары. Немецкие самолёты непрерывно бомбили железнодорожную станцию и другие объекты. Пожарные команды и бригады добровольцев тушили дома, заводские цеха, разбирали завалы, вытаскивали тела погибших. В основном это были гражданские, и вид убитых во время бомбёжки мирных жителей, среди которых были и женщины, и дети, холодил душу.
На фронте дела складывались хуже некуда. Немцы, думал Конев, глядя в засеянное реденькой пылью окно, по всей вероятности, прервали оперативную паузу: "котлы" под Белостоком и Минском, возможно, уже ликвидированы, так что немецкие танки не сегодня–завтра будут здесь.
19‑й армии судьба посылала схватиться с 39‑м корпусом. Конев вспомнил очертания линии фронта, обозначенной на карте маршала синими и красными стрелками, и вдруг понял, что немцы, по всей вероятности, намереваются создать в треугольнике Витебск - Орша - Смоленск очередной "котёл". Вот в него–то и может угодить группировка армий резерва Ставки: 20‑я, 21‑я, 22‑я и его 19‑я.
Он смотрел в мутноватое окно своего ЗИСа, перебирал в мыслях номера дивизий, прикидывал, сколько времени понадобится для того, чтобы все триста шестьдесят эшелонов с его 19‑й армией смогли прибыть на место, чтобы благополучно разгрузиться и развернуться в боевой порядок. Пока прибыли сто тридцать…
- Воздух! - неожиданно прервал его мысли адъютант.
В своих мемуарах И. С. Конев рассказал об этом эпизоде так.
"На командном пункте фронта я пробыл примерно около часа, а затем выехал двумя машинами в Витебск. Я - впереди, на ЗИС‑101, за мной - командующий артиллерией генерал Камера. Как только мы выехали из леса на шоссе Смоленск - Витебск, нас сразу атаковала пятёрка "хейнкелей". Они патрулировали шоссе. Я, шофёр Яковенко и адъютант Лобов едва успели выскочить в кювет, как вспыхнула и взорвалась машина. Все пожитки, походное обмундирование и снаряжение тут же сгорели. Видя, что самолёты противника делают второй заход, я сделал перебежку и залёг в кювете. Утро было замечательное, солнечное, раннее. Видимость изумительная. На зелёном фоне генеральские шевроны и красные лампасы были отчётливо видны. Самолёты сделали пике, пошли на новый заход…
Меня обдало комьями земли и оглушило. Я оказался между двумя воронками. Ранен я был легко, несколько мелких осколков попало в бедро. Адъютант Лобов был тяжело контужен, пришлось его тут же отправлять в госпиталь. Шофёр Яковенко, раненный в шею, остался в строю. Вот так началась моя служба на Западном фронте.
После обстрела, добыв полуторку, мы вместе с шофёром вернулись в штаб армии в Рудню, где я выслушал доклад начальника штаба Рубцова. Затем с группой офицеров и членом Военного совета Шеклановым снова выехал в Витебск, чтобы разобраться в обстановке и установить связь с генералом Е. А. Могилевчиком".
Итак, Конев, имея приказ комфронта контратаковать противника, со своим штабом срочно выехал в Витебск. Войска тем временем всё ещё находились в пути. Не так–то просто перебросить на расстояние даже в сто–двести вёрст такое количество живой силы, вооружения, снаряжения, техники, лошадей, боеприпасов и продовольствия.
За несколько дней до этого командующий войсками 3‑й танковой группы генерал–полковник Гот поставил задачу: 57‑му моторизованному корпусу овладеть Полоцком, 39‑му - Витебском. В авангарде моторизованного корпуса, нацеленного на Витебск, шла 7‑я танковая дивизия. Вторым эшелоном двигалась 20‑я танковая дивизия.
Конев с офицерами своего штаба продолжал путь по шоссе в сторону Витебска. Вскоре встречный поток беженцев и бегущих в тыл бойцов разбитых частей стал настолько густым, что водитель заглушил мотор. Вода в радиаторе уже закипала. "Движение наших машин в направлении Витебска, - как впоследствии вспоминал маршал, - совершенно исключалось. Шоссе было забито. Я решил с офицерами штаба навести на шоссе порядок, дал команду всех военных задержать, организовывать подразделения пехоты, отдельно собирать артиллеристов, танкистов и направлять всех обратно к Витебску. К моему удивлению, от Витебска в сторону Рудни двигались даже танки - несколько тяжёлых КВ и несколько Т-26".
"К моему удивлению…" - это, конечно, слишком мягко сказано, не по- коневски. Хотя, возможно, годы смягчили крутой характер генерала и маршала Великой войны, которого по твёрдости натуры и напористости в достижении поставленной цели часто сравнивают с Г. К. Жуковым. Их всегда ставят в один ряд. И по праву. Да и судьба их слишком часто, и в довольно сходных обстоятельствах, сводила вместе. Одного в народе называют Маршалом Победы. Другого - Солдатским Маршалом. И то и другое определения верны. И то и другое - имеют свою глубинную историю и своё нравственное обоснование.
Когда командарм увидел толпы бегущих бойцов и командиров, можно представить себе, какая волна всколыхнулась в нём. И тут уж пистолет сам собой вылетел из генеральской кобуры.
"Особенно странно было видеть отступающие танки новых образцов. Три таких танка двигались на Рудню якобы на ремонт. Буквально угрожая оружием (просунув револьверы в люки механиков–водителей), мы остановили эти танки, кстати, они оказались исправными, и взяли их под контроль. Таким путём удалось к вечеру собрать около батальона пехоты, батарею 85‑мм зенитных орудий и батарею 122‑мм пушек армейской артиллерии".
"Подойдя к Витебску с востока, мы увидели пожары в отдельных местах. К западу от Витебска никакого движения не обнаруживалось. По всем признакам Витебск не был немцами занят, а пожары возникли при отходе наших войск. Из здания обкома партии валил густой дым, не могло быть и речи о том, чтобы связаться по ВЧ со штабом Западного фронта и доложить обстановку. На центральной площади я увидел людей. Окликнул. Оказалось, что это остатки 37‑й Горьковской стрелковой дивизии, которая была разбита в приграничном сражении. Уцелел в этой битве работник штаба майор Рожков с группой тыловиков. Он прибыл на грузовой машине в Витебск и, обнаружив, что войск в городе нет, сформировал из местных жителей–осоавиахимовцев роту и приказал ей занять мост через Западную Двину, а сам остался организовывать оборону в центре города.
Нужно отдать должное бесстрашному майору… Он всерьёз решил оборонять город и даже разведку организовал. Когда посланные мной офицеры к утру прибыли в Витебск, Рожков доложил, в частности, что к рассвету немцы подошли к Витебску и пытаются форсировать Западную Двину. Часть войск неприятеля - подвижные механизированные и танковые подразделения - по западной стороне реки проследовали к северо–западу.
К сожалению, удержать Витебск не удалось".
Если верить памяти маршала, а не верить у нас нет никаких оснований, всю ночь с 9‑го на 10 июня Конев с офицерами штаба провёл на одном из холмов на восточной окраине города. Командарм надеялся, что вот–вот подойдут прибывшие части его армии. И тогда немцев, которые замешкались перед мостом через Западную Двину, можно будет контратаковать.
Радист постоянно выходил на связь. Новости были неутешительными. Основная часть войск армии всё ещё находилась в пути. Однако в район Лиозно прибыла 220‑я мотострелковая дивизия. Командарм отдал приказ командиру дивизии форсированным маршем двигаться в направлении Витебска. И вот к полуночи в тылу послышался рокот танковых моторов. Конев увидел, как беспокойно закрутили головами автоматчики охраны. Беспокойство было понятным: не обошёл ли их противник, что–то подозрительно затих правый берег. Вскоре прибыл офицер связи и доложил:
- Товарищ командующий, прибыл танковый батальон и артполк двести двадцатой дивизии.
Командарм с офицерами штаба тут же начал готовить прибывшие подразделения к атаке. Из города прибежал связной от майора Рожкова: сводная рота 37‑й стрелковой дивизии и витебских добровольцев смята атакой противника, немцы заняли аэродром и приближаются к западной окраине
Витебска. Майор Рожков, конечно же, не мог удержать авангарды 20‑й танковой дивизии противника, но дело своё сделал: задержал немцев до подхода основных сил, дал время на то, чтобы развернуть боевые порядки.
Читая воспоминания полководцев и солдат, исследования историков и расследования исторических публицистов, порой наталкиваешься на эпизоды, в которых рассказывается о том, что некоторые генералы и старшие офицеры боялись передовой и запаха пороха. Скажу лишь, что ни у одного из авторов не обнаружил ничего подобного в рассказах о Коневе. О Коневе написано много. Писали о нём в своих воспоминаниях и друзья, боевые товарищи, и недруги. И много чего о нём порассказали. Но в отсутствии храбрости, которой должен обладать солдат на войне, в недостатке твёрдости, решительности и умения владеть собой в самых крайних обстоятельствах его не упрекнул никто.
Под Витебском в июле 41‑го Коневу пришлось побывать и комбатом, и истребителем танков. Выжить в буквальном смысле слова помогли навыки, полученные когда–то в артиллерийской батарее.
Витебское сражение продолжалось. Командарм‑20 генерал–лейтенант Курочкин вновь и вновь бросал свои войска на Лепель. Но 5‑й и 7‑й мехкорпуса были обескровлены настолько, что продолжать наступление уже не могли. На северном крыле оборонительного рубежа наступило затишье.
Тем временем, не дожидаясь подхода основных сил своей армии и уже понимая, что, по всей вероятности, её так и не удастся собрать и развернуть единым фронтом лицом к противнику, Конев энергично действовал, опираясь на те силы, которыми располагал на тот момент. Частями 220‑й сд и другими подразделениями прибывавшего 25‑го стрелкового корпуса прикрыл шоссе на Смоленск, откуда продолжали идти к фронту его войска. Одновременно из последних сил удерживались позиции в самом городе. Армия запаздывала с сосредоточением и развёртыванием в боевой порядок. И это грозило тем, что противник, прорвав оборону и выйдя на оперативный простор, мог смять колонны полков и дивизий на марше. Дивизии вынуждены были вступать в бой там, где их застал противник.
Штарм продолжал запрашивать в эфир местонахождение частей и дивизий, переподчинённых ему буквально в последние часы. Большинство из них так и не отозвались.
Размышляя о причинах неудач лета и осени 41‑го года, нельзя не брать во внимание то очевидное обстоятельство, что РККА, её зачастую наспех сколоченным, переброшенным из тыла дивизиям противостояли лучшие на тот период дивизии вермахта и СС. На полигонах Франции, Бельгии, Греции, Польши, на Балканах и во фьордах Норвегии германские войска отработали тактику блицкрига, до совершенства довели приёмы и тактику боя, способы взаимодействия пехоты, танков, артиллерии и авиации. Противник, вышедший к линии Невель - Витебск - Орша - Гомель, был хорошо вооружён, действовал уверенно, дерзко, эффективно применяя танки, авиацию, противотанковую и тяжёлую артиллерию. Противостоять такому противнику было непросто. Но - противостояли! Вот почему группа армий "Центр" пришла к Москве не до наступления холодов, как планировали немецкие штабы и мечтали рядовые солдаты; к русской столице немцы подошли по расхлябанным дорогам глубокой осени, растеряв в пути значительную часть своей техники, вооружения, снаряжения и, самое главное, потеряв тех надёжных и опытных солдат, которым, казалось, не сможет противостоять ни одна армия мира. Вот фрагмент из воспоминаний немецкого танкового аса из 3‑й танковой группы Отто Кариуса: "8 июля в нас попали. Мне впервые пришлось выбираться из подбитой машины. Это произошло возле полностью сожжённой деревни Улла. Наши инженерные части построили понтонный мост рядом со взорванным мостом через Двину. Именно там мы вклинились в позиции вдоль Двины. Они вывели из строя нашу машину как раз у края леса на другой стороне реки. Это произошло в мгновение ока. Удар по нашему танку, металлический скрежет, пронзительный крик товарища - и всё! Большой кусок брони вклинился рядом с местом радиста. Нам не требовалось чьего–либо приказа, чтобы вылезти наружу. И только когда я выскочил, схватился рукой за лицо, в придорожном кювете обнаружил, что меня тоже задело. Наш радист потерял левую руку. Мы проклинали хрупкую и негибкую чешскую сталь, которая не стала препятствием для русской противотанковой 45‑мм пушки. Обломки наших собственных броневых листов и крепёжные болты нанесли больше повреждений, чем осколки и сам снаряд".
Бедняга Отто, подбитый артиллеристами 19‑й армии генерала Конева, он впервые испытал со своим экипажем то, что случается на войне почти в каждом бою. Конечно, ему хотелось, чтобы от чешской стали русские снаряды отлетали, как теннисные мячи от стенки…
История показала, что, чем ближе они будут продвигаться к Москве, тем чаще им придётся выбираться из подбитой машины…
Получив второй приказ, Конев, конечно же, понял, в каком положении находится его армия, а точнее, те подразделения, которые после прибытия и изнурительного марша от места разгрузки до района сосредоточения оказались в его распоряжении. Противник начал обтекать их группировку с флангов. А это грозило окружением.