Позже, во время последнего наезда домой, Игорь неожиданно встретил в троллейбусе некогда оболгавшую его в суде и отдавшую на заклание женщину. И хотя она заметно поблекла, а его изменили не только годы, но и форма капитана десантников, носить которую ему предписывалось для камуфляжа, они сразу узнали друг друга. На его лице не дернулся ни один нерв, не дрогнул ни один мускул. Но женщина побелела и упала в обморок. Он двинулся дальше, не обращая внимания на поднявшийся сзади шум всполошившихся пассажиров, дождался первой же остановки и вышел.
Со вторым, принятым Игорем в юности решением, дело обернулось не совсем так, как было задумано. После окончания двух курсов юридического факультета Игорь честно признался сам себе, что избрал не тот путь, что всеми своими стремлениями и помыслами он - в армии. И если потом Кондратюк все же закончил юридический факультет заочно, то лишь потому, что с детства выработал привычку любое дело доводить до конца. Сыграло свою роль и понимание того, что образование никогда не бывает лишним.
Похрапывавший рядом с ним полковник внешне очень напоминал районного военкома, тоже полковника. Потому Игорю и показалось, что он где-то уже видел этого человека. Правда, военком был помоложе и душевно куда более симпатичней.
- Что ж, - сказал он тогда, с любопытством разглядывая необычного посетителя, - вроде, все в порядке. Биография, как у всех, то есть ее пока еще нет. Здоров, как лось. К тому же, мастер спорта по борьбе. Похоже, не глуп. Слушай, а с психикой у тебя как, нормально?
- А почему, собственно, вы об этом спрашиваете? - вскинулся Игорь.
- Потому что не каждый день ко мне приходят студенты, можно считать уже третьего курса юридического факультета, и просятся рядовыми в армию.
- Если бы я попросился сразу лейтенантом, вот тогда вы могли бы поинтересоваться состоянием моей психики, - заявил Игорь.
- Ладно, - сказал полковник. - Хоть ты немного и с приветом, но, думаю, не откажешься служить рядом с домом. Пойдешь в местные войска МВД. - Он усмехнулся. - Там, говорят, спортсмены тоже нужны.
- Я же пришел не в отделение милиции, а в военкомат, - возмутился Кондратюк. - Никаких МВД! Куда угодно, только не туда! И я не служить собираюсь, вернее, не отслуживать положенное. Я собираюсь стать профессиональным военным, а не профессиональным милиционером. Иначе лучше уж буду учиться дальше.
Военкому не хотелось упускать такого новобранца, но и выдвигаемые им условия не могли не возмутить его. Поэтому он устроил строптивому студенту хороший нагоняй, приправленный добротным армейским матом, и направил в воздушно-десантные войска. Однако полковник не упускал из виду Кондратюка. И вскоре Игорь оказался в надежно спрятанной в подмосковных лесах школе сержантов. Когда принимали присягу его удивил васильковый цвет погон, и он подумал, что нежданно-негаданно попал в войска КГБ. Но курсантам объяснили, что отныне им предстоит служить в войсках специального назначения Главного разведывательного управления Генерального штаба.
Позже он понял, что прежде чем оказаться здесь, каждый из них прошел основательную проверку.
Здесь были совершенно иные, чем в обычной армейской школе сержантов, нравы, взаимоотношения между преподавателями и курсантами и между самими курсантами. О дедовщине тут не могло быть и речи. И не только потому, что в школе обучался постоянный контингент, без набора новобранцев, которые могли бы считаться салагами, но и потому, что по своему психологическому складу никто не допустил бы унижении и издевательства над собой. Имело значение и то обстоятельство, что все собранные здесь ребята являлись мастерами спорта преимущественно силовых видов, то есть были людьми профессионально подготовленными к дальнейшему обучению науке единоборства. Инструкторы если и выделялись среди своих учеников, то лишь в своей основной, узко специальной дисциплине.
Не знали они и бессмысленной изнуряющей муштры. Зато в полной мере узнали, что такое предельно насыщенная, поистине беспощадная учеба. Они так уставали, что для посторонних мыслей не оставалось ни времени, ни желания, ни сил. Игорю как-то подумалось, что если бы использовать такую систему обучения в университетах, он закончил свой юридический факультет максимально за полтора года и вынес бы куда больше знаний, чем за обычные пять лет.
За восемь месяцев обучения ни один курсант ни разу не побывал в увольнении, да и некуда было идти. Письма отсюда шли долго, не меньше месяца, предварительно побывав в десятках рук. И получатель видел на них штемпель какого угодно города, но только не того, вблизи которого затаилась шкода.
Дальнейшую службу в отдельной бригаде спецназа ГРУ, куда им предстояло прибыть после учебы, ожидали как заслуженный отдых. Но ожидания не сбылись - служба оказалась продолжением учебы, только на гораздо большей площади. К тому же теперь больше учили они сами. Однако с увольнениями и письмами дела обстояли лучше.
А через несколько месяцев пребывания в бригаде отлично зарекомендовавшего себя командира группы сержанта Кондратюка снова направили учиться. В этой, запрятанной в совершенной глуши среди лесов и болот школе их оказалось всего пятьдесят шесть сержантов и прапорщиков, и ни одного рядового. Все ходили в форме без знаков различия, вероятно, для того, чтобы даже этим подчеркнуть, что отношение к человеку здесь зависит от иных ценностей. Курсанты обращались друг к другу по имени или фамилии. И никто не был уверен, на самом ли деле так его зовут и действительно ли это его паспортная фамилия. Учиться предстояло шесть месяцев.
Условия тут существенно отличались от тех, что были в школе сержантов и приближались почти к санаторным, как их представляли себе собранные здесь младшие командиры. Никаких двухярусных коек, спальни на несколько человек, паркетные полы, душ, не зачехленное, как на погранзаставах, а открытое пианино, цветные телевизоры, стереосистемы, прекрасная столовая без обычных для армии бачков и "разводящих", отличное питание. Все это сначала несколько удивляло и, конечно, радовало. Потом началась учеба и стало не до того.
В основе своей программа обучения была здесь та же, что и в школе сержантов, но разностороннее, глубже, объемнее. Появились и новые дисциплины, дополнительные курсы, семинары. Лекции читали систематически наезжавшие ученые, специалисты в различных областях знаний - химики, врачи, транспортники, экономисты, социологи, дипломаты, политологи, ушедшие на преподавательскую работу разведчики, психологи, профессора военных академий, преподаватели иностранных языков.
Ежедневно читались лекции о социально-политической обстановке в странах социалистического блока. Всесторонне изучались основные стратегические направления вероятного европейского театра военных действий. В зависимости от общеобразовательного, культурного уровня и способностей курсантов изучались иностранные языки. Таких людей было меньше половины. И их способности играли не главную роль, поскольку знание языка не может заменить уровень общего развития, и совсем не означает возможность использования человека в разведке.
- Англичане, в общем-то, знают свой, иностранный для нас, английский язык. Но разве от этого у них дураков меньше, чем у нас? - смеялся преподаватель. - А если говорить в частности, о вас, то изучать иностранный язык надо прежде всего тем, кто сможет использовать его по назначению.
Кондратюк специализировался на итальянском. Ему, молдаванину, он давался легко. И через полгода, к завершению учебы, он говорил на нем без малейшего акцента, как на родном. Конечно, никто не собирался отправлять его в Италию для агентурной работы. Для этого имелись профессионалы из стратегической разведки. А вот послать с разовым, локальным заданием, когда возникнет такая необходимость, имело смысл. На этот случай его готовили для засылки в Триест.
Наставник из него душу выматывал, гоняя по всевозможным аспектам жизни страны. Его интересовал анализ экономической, политической ситуации, парламентских хитросплетений; исторически сложившийся характер народа, нормы взаимоотношений между людьми, их добродетели и пороки. Спрашивал о склонности людей к наркомании, сексуальной раскрепощенности, жадности, алкоголизму и о массе других вещей. При этом упор делался на низменные чувства и склонности населения, которые наиболее успешно можно использовать в своих целях. Как, например, можно вызвать панику в городе, бунт, как превратить обычную диверсию в диверсию социально-политическую?
Кондратюк отвечал, что осуществить прямую диверсию лучше в крайнем случае, а сначала нужно прибегнуть к распространению и нагнетанию действующих на воображение слухов. Скажем, о том, что на заводе по производству фтора произошла серьезная авария, которую тщательно скрывают, и город постепенно обволакивается смертоносным газом. Свое решение он обосновывал психологическими мотивами… Советских людей жизнь так закалила, что их ни чем уже не испугаешь. Скажи, что весь урожай зерновых в этом году отравлен чрезмерным использованием ядовитых удобрений, что все забитые на мясо животные несут в себе инфекцию самых страшных болезней. Наш человек выматерится, скажет: "Живы будем - не помрем" и будет есть. Все равно эту пищу заменить нечем. А подверженные панике европейцы, те же итальянцы, придут в ужас, потребуют суда над виновными, отставки правительства, города взорвутся негодованием, бунтом, запестрят пикетами, разразятся погромами. Наставник поулыбался его доводам и предложил детально разработать ату гипотетическую ситуацию применительно к Триесту.
Триест - место своей возможной командировки - Игорь изучил не хуже, чем свой родной Кишинев, а, пожалуй, и лучше. Он знал все причалы в порту, грузооборот, фрахт любой компании, основные прибываемые и отправляемые грузы, наиболее удобные стоянки, мощность, названия, специфику, владельцев промышленных предприятий, ведущие торговые фирмы, магазины, рынки. Помнил адреса и расположение ресторанов, клубов, полицейских участков, домов терпимости, высших учебных заведений, мог начертить схему любого вокзала, каждого маршрута городского транспорта, сумму штрафа за то или иное нарушение муниципальных правил поведения в общественных местах или дорожного движения. Изучил местные традиции, праздники, любимые блюда, места отдыха. Четко характеризовал все действующие в городе политические партии, общественные движения, различные фонды, неформальные объединения, молодежные группировки.
По замыслу он должен был работать в Триесте под личиной хиппи с группой из трех-четырех человек. Связь с посольством и консульством исключалась. Значит, надеяться нужно было только на себя. И он готовился всерьез, благо время занятий здесь не ограничивалось вечерним отбоем, только утром вставать надо было вместе со всеми. Заграничная командировка маячила в далекой ли, близкой ли, но перспективе и была далеко не главным делом в системе образования курсанта Кондратюка. Помимо этого забот было сверх головы. Чему их здесь только ни учили изо дня в день с половины шестого утра - после обязательного, независимо от погоды, семикилометрового кросса и последующего завтрака - до девяти часов вечера. '
Из них готовили разведчиков и диверсантов экстракласса почти с неограниченным диапазоном деятельности.
Они должны были уметь водить все виды транспорта, включая танки, электропоезда, катера, вертолеты, винтовые самолеты. Их учили стрелять из всех видов отечественного и наиболее используемого зарубежного стрелкового оружия, а также из гранатометов, легких минометов, танковых пушек. Причем, стрельба велась только боевыми патронами.
Они штудировали теорию диверсионной работы, взрывного, минного, радиодела. А специалисты закрепляли знания жесткой практикой без скидок на любые природные катаклизмы до уровня классных мастеров.
Курсанты прыгали с парашютом днем и ночью - на лес, воду, горы. Умели передвигаться, отсиживаться, переодеваться под водой. Их учили соскакивать с движущихся грузовиков, троллейбусов, трамваев, выскакивать из легковых машин, выбрасываться из поездов, идущих со скоростью семьдесят пять и больше километров час.
Когда-то Игорь читал у Лондона, как один чудак ради острых ощущений, когда дул сильный ветер, влезал на крышу небоскреба и прогуливался по перилам с подветренной стороны - если бы сорвался, то сразу на тот свет. Тогда он не поверил писателю. А сейчас сам мог пройти по тонкому шнуру над бездонным ущельем, спокойно глядя вниз с жуткой высоты, или шагать над пропастью по тропе шириной в две ступни и думать о деле, совершенно не отвлекаясь на переживания. Их научили так глубоко в сознание загонять страх, что он даже не поднимал головы. Эти, как и другие такого рода упражнения, давались в меньшей степени тренировкой мышц и баланса движений и в большей - сконцентрированной волей. Любой человек, немного потренировавшись, может пройти по канату, натянутому в метре над землей. А если поднять канат на пятьдесят, сто метров? Ни навыки, ни сноровка не высушат холодный пот на спине и ладонях. Тут вступают в дело способности и умение преодолеть страх, то есть психологическая закалка.
Их учили убивать руками летящих раскрытой пастью к горлу собак, прорываться сквозь бушующий огонь, неделями выживать в лесу без воды и пищи - найдешь, что поесть и где напиться, значит, твое счастье. Иначе, хоть умереть, конечно, не дадут, придется выбирать для службы войска полегче. Учили отбиваться от трех, четырех вооруженных противников ножом, штыком, саперной лопаткой, голыми руками. У профессионала оружием может стать все, что колет, режет, бьет - шило, ножницы, вилка, ложка, тарелка, бутылка, кружка, пилка для ногтей, шариковая ручка. Их учили убивать руками, ногами, не бояться крови и смерти. Каждый день по два-три часа выделялось на рукопашный бой и боевое единоборство.
- Наш народ совершенно уникален в том отношении, что, как никакой другой народ, усвоил и развил все существующие способы уничтожения противника без оружия, голыми руками и, конечно, ногами, желательно обутыми, - посмеиваясь, говорил инструктор, относя к настоящему народу лишь тех его представителей, которые действительно усвоили эти способы убийства, и продолжал. - Прикончить человека голыми руками также просто, как прихлопнуть муху. Это вообще не проблема.
Каждый день после ужина курсанты настойчиво совершенствовались в способах убийства. До автоматизма отрабатывали свои коронные приемы, тренировали реакцию. Четверо атаковали одного палками вместо карабинов со штыками, а он отбивался от них тем, что подвернулось под руку. Работали на тренажерах, которые в это время никогда не пустовали. Некоторые сосредоточенно часами отрабатывали метание ножей.
Были такие, что не промахивались и с десяти метров. Но наиболее выгодным, оптимальным считалось расстояние в три метра, при котором достигается отличная точность и максимальная сила удара. Сила эта должна составлять семьсот-восемьсот килограммов. Ведь нужно поразить цель так, чтобы часовой предсмертным движением не успел нажать кнопку сигнализации или спусковой крючок автомата. Где гарантия, что человек не издаст стон, хрип, не вскрикнет? Трехметровая дистанция броска это гарантирует, и гарантирует абсолютно, если нож попадет в четвертый шейный позвонок сзади и в сердечную мышцу или горло спереди.
Казалось, все пять будних дней недели были насыщены занятиями до предела, но субботние, а то и воскресные в этом отношении их явно превосходили. Это были дни боевых игр - практических занятий по устройству засад, ловушек, секретов, которые одна группа со всем доступным хитроумием и коварством устраивает для другой. И пройти их нужно без потерь, так, будто здесь никто не проходил. Игры проводились каждую субботу, захватывая часть воскресного времени, то днем, то ночью и длились по двадцать-тридцать часов. О погоде тут уж и говорить не приходилось - чем хуже, тем лучше. По напряжению и сложности играм не уступали еженедельные семидесятикилометровые марш-броски по лесам, оврагам, болотам, преимущественно ночью при полной боевой выкладке. Здесь наставников интересовала не выносливость курсантов - это считалось само собой разумеющимся, иначе какой же он спецназовец, тем более командир, - а соблюдение на маршруте всесторонней маскировки. Чтобы их не обнаружили специально вышедшие для захвата разведгруппы, не засекли барражирующие по курсу движения вертолеты, не зафиксировала искусно замаскированная на маршруте контрольно-измерительная аппаратура, гораздо чувствительнее той, что используется на границе, чтобы рацию не засекли машины с пеленгаторами.
Они должны были суметь пройти там, где невозможно пройти ни животным, ни людям, если они не спецназовцы. И пройти должны, как тени, как невидимки.
Сержант Кондратюк был доволен - он нашел то, что искал, занимался делом, которое ему по-настоящему нравилось. Соревнование в школе ни в приказном, ни в каком другом порядке не внедрялось, чтобы не обесценить, не извратить казенщиной естественное желание человека добиться большего, чем другие, игра же самолюбий, напротив, незаметно подпитывалась преподавателями и инструкторами. У Игоря Кондратюка самолюбие было развито, пожалуй, даже чрезмерно.
Чуть позже, неся службу в бригаде спецназа, к званию мастера спорта по классической борьбе он добавил титул чемпиона Москвы в своем весе по дзю-до и еще одно звание мастера спорта. Затем стал мастером по служебному двоеборью, включающему рукопашный бой и владение штатным оружием. Выходя во главе группы в учебный поиск, соревнуясь с другими в учебе, выступая на соревнованиях, он думал только о победе, не допуская мысли о поражении. А если проигрывал, то был убежден, что это случайность, что в конечном счете все равно окажется победителем. Чаще всего так и получалось. Но его понемногу разраставшееся самолюбие со временем грозило трансформироваться в самомнение, и это существенно одерживало бы его совершенствование как профессионала.
Такого рода психологические сдвиги, происходящие у наиболее одаренных курсантов, безошибочно фиксировались преподавателями. И постепенно, исподволь самомнение вытеснялось нормальным самолюбием, а зарождавшаяся самоуверенность - уверенностью в себе. По мнению наставников, именно так и должен ощущать себя в этом мире разведчик и диверсант бригады специального назначения Главного разведывательного управления.
Когда-то в Академии Генштаба царской армии слушателям внушали: "Вы должны овладеть военной мыслью прошлого и узнать как можно больше. Только после этого, если понадобится, вы сумеете делать все наоборот". Используя эту мысль, наставники поясняли курсантам:
- Для изучения прошлого нам отведено для вас слишком мало времени. Поэтому вы должны знать, если не все, то как можно больше, о своей работе в настоящем времени, в наши дни. Это и позволит вам делать потом все наоборот, если потребуется. А в том, что потребуется, можете не сомневаться. Вы прежде всего разведчики, и уж потом диверсанты. И должны мыслить так, чтобы каждый раз загонять противника в тупик. А для этого надо думать неординарно, часто поступать вопреки логике и здравому смыслу. Если, выполняя задание, вы будете принимать решения, исходя из правильных, вполне обоснованных умозаключений, к которым пришел бы нормальный армейский офицер, возможность выполнения задания чаще всего окажется близкой к нулю.