- Смотрите, как разбросаны пули! - протянул Родин, - А еще кадровый командир…
- Дайте-ка мне карандаш! - произнес кто-то звучным голосом.
У мишени стоял подтянутый, стройный, как юноша, командир батальона Гарин.
- Смирно! - подал запоздавшую команду Бельский.
- Вольно, вольно! Так у кого есть карандаш?
Гарин отметил пробоины Быкова и провел на иссеченной пулями мишени несколько прямых линий.
- Что получается, товарищи?
- Звезда, - растерянно проговорил Тютин. - Вот это класс!
Глава шестая
Девушки
Вечером большая группа комсомольцев Московской области прибыла в Москву, чтобы принять участие в оборонных работах. Для ночлега им выделили Клуб железнодорожников на Комсомольской площади.
Ильинские девушки решили побродить по городу - спать не хотелось. Надя, Лара и Нина, отделившись от остальных, медленно пошли по Орликову переулку и Кировской улице к Чистым прудам. Несмотря на темноту, было много прохожих, все скамейки на бульварах заняты парочками, всюду слышен разговор, смех.
Лара уже несколько месяцев не приезжала в город. Военная Москва поразила ее. Столица, погруженная во мрак, выглядела необычно. В кромешной тьме, еле различимые, светились синие огоньки у ворот домов, на остановках трамваев, у станции метро. Окна домов были косо перечеркнуты бумажными полосами. У подъездов и на лестничных клетках были видны мешки с песком и ящики с противопожарными средствами.
Каждый дом имел на вооружении грубо обработанные (их выпускали сотнями тысяч) клещи для захвата зажигательных бомб, ломы, лопаты, кирки, тяжелые огнетушители.
Дома тоже выглядели по-новому. На многих стенах икры-шах, по фантазии художников, возникли диковинные сады, буйная зелень. Всюду можно было различить маскировочные пятна и полосы. Крыши домов ощетинились длинноствольными зенитками, одиночными и счетверенными пулеметами. Крыши и чердаки стали обитаемыми: дежурные местной противовоздушной обороны - пионеры, молодежь, служащие, рабочие, старички к домохозяйки - бдительно охраняли свои жилища; настороженно вглядывались они в бездонное ночное небо.
…Девушки шли по улицам Москвы. На Кировской, недалеко от метро, дорогу им преградили красноармейцы, тянувшие что-то огромное, серебристо поблескивавшее в темноте.
- Аэростат воздушного заграждения, - пояснила всезнающая Нина Шишкова. - Их множество над Москвой висит.
Похожий на колоссального бегемота аэростат покорно двигался за ведущими его бойцами. Своим толстым брюхом он касался нагретого за день асфальта.
Пронзительно завыли сирены, и в черное небо вонзились сотни голубых мечей. Загрохотали зенитки, небо запестрело разрывами снарядов.
- Воздушная тревога! - хрипло донеслось из радиорупоров. - Граждане! Укройтесь в бомбоубежища.
- Учебная, - проговорил седенький старичок, - можно в убежище не идти.
Девушки прислушались - сверху доносилось комариное надрывное гудение одиночных самолетов.
- Вот он! - Старичок ткнул пальцем в небо, и где-то далеко-далеко в вышине в голубой струе двух прожекторов можно было различить крошечную серебряную птицу.
- Тревога! С улиц долой!
Дежурные старались перекричать грохот стрельбы.
Родился новый звук. Он шел издалека, с самого неба, но приближался с диковинной быстротой. Рассекая черный воздух, на землю летели бомбы. Глухой удар потряс окрестности. Багровая вспышка пламени выхватила из мрака силуэты зданий. Распарывая воздух, над головой проныли осколки.
Второй взрыв, еще более мощный, бросил девушек на асфальт. Со звоном посыпались осколки зенитных снарядов. Чьи-то руки грубо подхватили подруг и втиснули их в подвал. В убежище было немного людей. Горели синие лампочки, в углу стояли ведра с водой.
- Вот тебе и учебная, - растерянно бормотал старичок, протирая засоренную лысину; на его морщинистом лице застыл испуг. - Вот это ахнуло!
- Пошли, - решительно сказала Лара.
Надя и Нина послушно вышли за ней.
По улицам бежали взволнованные люди. Промчалась пожарная машина, за ней другая.
Обратно пришлось возвращаться другим путем. Горящий дом оцепила милиция, маленькие фигурки пожарных сновали у пылающих развалин.
Недалеко от Ленинградского вокзала девушки остановились пораженные. Бомба расколола трехэтажный дом, половина его рухнула на мостовую и рассыпалась грудами битого кирпича, штукатурки, щебня. Другая половина уцелела. Жутко выглядело разбитое, развороченное нутро жилища. Уцелевшие жители, оцепенев от ужаса, кучкой жались к стене соседнего дома. Красноармейцы и милиционеры выносили из развалин убитых.
- А-а-а-а! - диким голосом закричала какая-то женщина. - Они здесь, здесь!.. - И она с плачем кинулась разбрасывать кирпичи.
Уставшие, перепачканные девушки возвратились в Клуб железнодорожников. Там никто не спал. Над Москвой вставал рассвет.
Утром девушки получили назначение. Их направили на строительство оборонительных сооружений на дальние подступы к Москве. Посадка на грузовики происходила здесь же, на Комсомольской площади.
С рассветом к вокзалам потянулись сотни людей с чемоданами, узлами, ящиками.
- Уезжают, - грустно сказала Надя. - Тяжело теперь в Москве.
Машины катились по шоссе Москва - Минск. Просторная автострада позволяла развить большую скорость. Водители пользовались этим и выжимали из видавших виды полуторок и трехтонок все возможное и невозможное: придирчивых московских милиционеров здесь не было, и это радовало шоферские души.
Все же на редких КПП водители послушно подчинялись регулировщицам движения - какой-нибудь курносой девчушке в пилотке. Никто не нарушал порядка: время военное, простым штрафом не отделаешься.
Машины весело неслись по дороге, обгоняя тяжелые зеленые грузовики, нагруженные боеприпасами, продовольствием, снаряжением.
Девушки пели. Знакомая всему миру, звучала песня о великой столице:
Кипучая, могучая,
Никем непобедимая,
Страна моя, Москва моя,
Ты самая любимая!
Простые, задушевные слова приобретали теперь новый смысл, и сама песня звучала по-новому, она больше походила на военный марш.
По обе стороны шоссе тянулись широкие колхозные поля, желтела неубранная рожь, никли к земле тяжелые колосья пшеницы, зеленела сочная ботва картофеля. Проплывали рощи, перелески, мелькали потемневшие от дождя одноэтажные домики с резными наличниками и веселыми деревянными петушками на флюгерах и воротах. Синели неглубокие реки и пруды, отражая безоблачную высь.
У моста колонна остановилась. Шофер схватил брезентовое ведро и побежал к озеру.
- Разомнитесь, девчата, мотор перегрелся.
Девушки соскочили на землю.
На шоссе показались санитарные машины. Дойдя до грузовиков, они тоже остановились.
- Девочки, смотрите, раненых везут!
Девчата окружили машину с красным крестом на борту.
Обросшие, бледные от потери крови, раненые производили тяжелое впечатление.
- Сверни-ка, дочка, покурить, руки не владеют. - Бородатый младший командир с загипсованной грудью и тяжелыми куклами спеленатых рук слабо улыбнулся.
Надя неловко свернула толстенную самокрутку:
- Послюните, пожалуйста!
- Ты уж сама, доченька, я не побрезгаю.
- Он даже рад будет, - прошелестел лежащий навзничь моряк с громадным гипсовым сапогом на раздробленной ноге.
- Молчи, черт дохлый! Не смущай! - шутливо накинулись на моряка соседи.
Покраснев, как пион, Надя вставила самокрутку в потрескавшиеся губы сержанта и зажгла спичку.
Рядом молчаливо лежал красноармеец с красным от жара лицом. Нина намочила платок и положила на лоб красноармейцу.
- Спасибо, сестрица, - проговорил боец, не открывая глаз.
- Ну, как там на фронте? - спросила Лара.
- Прет немец, туды его в душу… вы уж простите, - девчата!
Раненые помрачнели.
- Авиация долбает - головы не поднять.
- Мы ему тоже даем жизни, будь здоров, не кашляй! - подмигнул моряк.
- Воздух! - отчаянно закричали издалека. - Рассредотачивайтесь!
Из-за леса вынырнула шестерка "Мессершмиттов". Пулеметные очереди рубанули по машинам. Надя скатилась в кювет, многие девушки побежали к лесу.
- Ложись! - прокричал начальник колонны. - Не бегать!
Лара осталась у машины с ранеными.
Беспомощные красноармейцы смотрели в небо.
Две санитарные машины укрылись в лесу.
- Водитель! Где водитель? - Лара бросилась к кабине.
Кабина была пуста.
Рванув дверцу, Лара вскочила в кабину, нажала эбонитовую кнопку. Перекрывая стрекотание пулеметов, надрывно загудел сигнал.
- Ты что делаешь? - вынырнул откуда-то перепуганный шофер. - Спасайся! Убьет!
- Гони машину в лес, подлец, понимаешь?!
- Что ты? Убьют! Тикай отсюда, командирша!
Лара кинулась к кузову. Моряк протянул ей пистолет:
- Стреляй эту дешевку с одной пули!
Схватив тяжелую рубчатую рукоятку, Лариса, замирая от страха, ткнула стволом в трясущегося водителя:
- Садись за руль!
Опасливо косясь на закопченное дуло, шофер вцепился в баранку.
Машина помчалась к лесу. Лара юркнула в кювет.
Неожиданно крупнокалиберные пули перестали щелкать по асфальту. Из-за облака выскочили два юрких краснозвездных самолета. В воздухе закипел бой. Со страшной скоростью самолеты гонялись друг за другом.
Девушки, прикрыв глаза от солнца, следили за ожесточенной схваткой. Один "Мессершмитт" задымил и вспыхнул, как факел, остальные обратились в бегство. Падающей звездой пронесся по небу подбитый стервятник, оставляя за собой багрово-черный шлейф дыма и огня. Из-за леса послышался глухой взрыв.
- Ура! - закричали девушки. - Сбили, сбили!
Низко над шоссе пронесся советский истребитель и, спланировав, сел невдалеке от автоколонны.
- Наш!
Не обращая внимания на призыв начальника колонны, девушки бросились к самолету. Возле него стоял летчик в унтах и кожаном шлеме. Он был еще весь в азарте боя и, не обращая внимания на бегущих к нему со всех сторон людей, с руганью грозил кулаком небу, где одиноко кружил его товарищ.
Подбежавшей Нине он огорченно сказал:
- Подбили-таки окаянные, будь они трижды через нитку прокляты!
Девушка хотела сказать летчику, что он молодец, настоящий герой, она готова была обнять его, но струйка крови на его лице остановила ее порыв.
- Ой, у вас кровь…
Нина платком перевязала летчику лоб.
Поблескивая озорными синими глазами, он рассказал ей о бое.
- Ничего, авось получу новую. Спасибо, Витька Талалихин помог, а то…
- Это он летает?
- Он самый! Охраняет нас. Парень гвоздь. Москвич, между прочим.
- И мы москвичи.
Летчик опомнился Покрутил забинтованной голевой.
- Батюшки, девчат-то сколько, прямо цветник! А это командир ваш, с пистолетом?
- Что вы! - смутилась Лара, заметив, что сжимает в руке пистолет. - Это не мой… сейчас отдам.
- По машинам! - прокричали издали.
- Спасибо, землячка! Тебя как зовут?
- Нина Шишкова.
- Анатолий Павлов. Кировская, дом два, квартира двадцать четыре! Заходи после войны!
Девушки побежали к машинам.
Нина подняла голову, глянула в глубокие синие глаза и, став на носки, поцеловала летчика в окровавленную щеку и бросилась за подругами.
Слегка оторопев, летчик долго смотрел ей вслед.
Колонна скрылась за поворотом.
Летчик вздохнул и, помахав барражирующему в синеве товарищу, пошел к самолету.
Глава седьмая
Перед бурей
Фашистские самолеты стали летать на Москву каждый вечер. С немецкой аккуратностью появлялись они над столицей ровно в половине одиннадцатого. По ним можно было проверять часы. И, когда кто-либо из бойцов спрашивал, скоро ли можно ложиться спать, Кузя отвечал:
- Не скоро, еще фрицы не пролетали. Вот как пролетят, останется ровно полчаса.
Зато обратно самолеты улетали всегда в разное время. Иные вынуждены были поворачивать назад у самой Москвы, не рискуя проникнуть за огненный зенитный пояс столицы. Обозленно жужжа, они кружили в вышине, выискивали подходящую цель и в конце концов сбрасывали бомбы куда попало.
В середине августа ополченскую дивизию перебросили за Вязьму. Теперь фронт был совсем недалеко. Иногда ветром доносило глухой гул, грохот грандиозного сражения. Фашистские армии упрямо рвались к Москве.
На рассвете 17 августа часовые заметили на окраине лесного массива подозрительное движение и подняли тревогу.
- В ружье! - хриплым спросонок голосом закричал Бельский.
Красноармейцы с винтовками выскакивали из палаток. Быков повел роту к лесу.
Оттуда ударили плотными залпами, кто-то в цепи громко застонал.
- Огонь! - скомандовал Быков. - Перебежкой вперед!
Над головой посвистывали пули. Пригибаясь, припадая к земле, бойцы продвигались к опушке. Среди стволов замелькали фигурки гитлеровцев. С флангов размеренно строчили пулеметы.
Красноармейцы спустились в овраг, накапливаясь перед атакой.
- Товарищ командир, откуда они взялись? Неужели фронт прорвали?
- Десант! - коротко объяснил запыхавшийся Быков. - Бельский! Иди прямо! Второй взвод - левее, третий - по опушке! Красная ракета - сигнал атаки!
Перестрелка стихла, противник затаился в лесу. Немцы не предполагали, что им в обход послан целый батальон.
Добровольцы залегли, маскируясь в кустах, за пнями деревьев. Взволнованный Андрей осторожно осмотрелся - рядом лежали Захаров и Черных, поодаль - Тютин, Бобров, Каневский. Неподалеку, за пнем, тяжело дышал Иванов. Он не торопясь надевал на гранату оборонительную рубашку.
Послышался шорох. Ужом подполз Кузя. Он приблизился к командиру взвода, подмигнул Андрею круглым черным птичьим глазом.
Где-то далеко в глубине леса вспыхнула яростная перестрелка. Постепенно выстрелы стали приближаться и становились все громче и громче.
- Фашисты в кольце! Наши их гонят… - шепнул Бельский. - Приготовиться!
Внезапно невдалеке, как из-под земли, выросли три солдата в черных мундирах. Командир взвода от неожиданности даже попятился, приник к земле.
Андрей спокойно поймал в прорезь прицела грудь приближающегося фашиста. Немцы остановились. Маленький длинноволосый солдат с нашивками ефрейтора, в железных очках и лихо сбитой пилотке, тихо свистнул. В кустах зачернели мундиры с блестящими пуговицами.
- Огонь! - гаркнул Иванов и метнул гранату.
Андрей тронул спусковой крючок. Затрещали выстрелы.
- Батальон, вперед! Бей фашистов!
Непередаваемое чувство подняло Андрея с земли. Он бросился вперед. Его обгоняли другие.
Заработал ручной пулемет. Здоровяк Тютин, уперев приклад в живот, водил пулеметом, словно брандспойтом поливая улицу.
Иванов одним прыжком догнал удиравшего немца и сходу ударил его штыком.
Бой перешел в рукопашную. К Андрею по траве подкатился какой-то клубок. Обезумевший гитлеровец душил бойца. Андрей не понимал, не знал, что делать: стрелять или колоть, он боялся - можно было задеть своего.
- Чего смотришь? - прокричали рядом. - Их вот как надо!
Юркий Кузя выбрал момент, хватил врага стальной каской. Наш боец, хрипя, сплевывая кровь, поднялся с земли:
- Спасибо, ребята! Отвели от смерти… - Схватив автомат, он тут же отбежал куда-то.
К вечеру бой окончился. Уцелевшие десантники понуро зашагали к штабу в сопровождении конвоя.
Роту Быкова благодарил сам командир полка. Красноармейцы, стоя навытяжку, розовели от гордости.
За ужином, у костра, размешивая складной ложкой густую кашу-размазню, Иванов говорил:
- Благодарность дело хорошее, но…
- Вот именно, - перебил его Андрей, - Вот если бы орден или медаль…
Бойцы засмеялись. Петя Родин поддержал товарища:
- Ведь бой мы выиграли, а? Иван Иванович, как считаешь?
- Я думаю, нам и благодарность зря объявили.
- Как так?
- А очень просто. Разве это бой? Так себе, стычка, и всё тут. В настоящем бою нам бы досталось на орехи.
- Внимание! - провозгласил сияющий Кузя. - Сейчас наш батя, Иван Иванович, откроет вечер воспоминаний на тему: "Первая мировая война и героические действия солдата Иванова И. И.".
- Балабон, и все! - беззлобно буркнул Иванов. - Я к тому говорю, что плохо мы сегодня действовали.
- Это почему же?
К костру подошел Бельский. Старик смутился и, склонившись над котелком, невнятно заметил:
- Так. В общем, как бы нерешительно действовали…
Бельский понял, о чем разговор, и недружелюбно посмотрел на Иванова:
- Не заметил. Впрочем… Ну ладно… После отбоя, в общем, не положено…
Андрей проводил глазами перехваченную ремнями бравую фигуру командира.
- Он виноват, да? Иван Иванович?
Он от тебя далеко не ушел. Все вы немца в первый раз видите, отсюда и нерешительность. Привыкнем!
Ночью Андрей лежал на спине. Сквозь решетчатую крышу шалаша поблескивали искорки звезд, где-то высоко назойливым комаром нудно гудел фашистский самолет.
Андрей вспоминал убитого им врага. После боя странное, незнакомое доселе чувство заставило его взглянуть на труп. Фашистский офицер лежал, подогнув колени к покрытому рыжеватой порослью острому подбородку. На петлицах мундира белели две буквы: "СС".
Чувство омерзения и страха перед мертвым заставило Андрея поспешно уйти.
"Будет теперь сниться мне всю ночь!" - подумал он.
Но, пощупав плечо спавшего рядом Боброва, Андрей повернулся на бок и заснул тяжелым, крепким сном. Офицер ему не приснился.
Последняя декада сентября. Прозрачное далекое небо. Тончайшие на лужицах ледяные закраины исчезают при первых же лучах желтого солнца. Вокруг багряный бушующий океан лесов, падающие листья. На лесных озерах - кряканье подросшего молодняка. Чувствуется холодное дыхание осени.
Под напором рвущихся вперед немецко-фашистских войск наши части отходили и закреплялись у старинного русского города. Снежными горами белели храмы с золочеными куполами. Видны были вытянувшиеся линии деревянных домиков с резными наличниками и каменные торговые ряды, хранившие память о ганзейских связях древнерусского купечества.
Рота Быкова разместилась на западной окраине Вязьмы. Бойцы, отвыкшие за время лесной жизни от домашних удобств, чувствовали себя здесь прекрасно. Правда, до сих пор ополченская дивизия в серьезных боях не участвовала, все дело ограничивалось операциями против десантников и диверсантов, и бойцы были явно недовольны таким поворотом событий.
Утром, когда красноармейцы чистили оружие у самодельного станка, к ним подошел какой-то старичок, видимо из здешних. Сухонький, с остро выпирающим горбом и длинной, пожелтевшей от времени бородой, он долго молча буравил глазками белорубашечную шеренгу бойцов, а потом, словно ни к кому не обращаясь, сказал:
- Вот подошла армия до нашего краю! Видать, и антихристовы войска вскорости прибудут. Эвот музыка гремит.