* * *
Ну, наконец-то! дождались - "покупатели" приехали! С утра построение, все груди выпятили, глазами идущих вдоль строя командиров едят. Ещё бы, всем уж надоело в ЗАПе сидеть да и кормёжка по тыловым нормам мягко сказать не очень…
Ура, берут нас, обоих берут - и меня, и Сашку! Как я рад, честное слово! Вечером на наш аэродром садится "Дуглас" и двадцать четыре новеньких "Ила". Это наши будущие машины. То есть, уже не будущие, уже самые, что ни на есть, настоящие…
Мы летим под Ельню.
Глава 17
Лично я не знаю ничего страшнее встречного танкового боя.
Нам поставлена задача наступать на Починок и, отбросив врага за реку Сож, выйти к Смоленску. Только это еще не все: дальне нам предстоит освободить город и отбросить врага за Западную Двину.
Склонившись над картой, пытаюсь представить, кто ж это у нас такой умный? Да танкам горючего не хватит, даже чтобы туда просто доехать! А над дозаправкой никто, между прочим, не задумался. Нам что, у немцев еще и соляр по дороге отбивать? Зато наступать - опять без артподготовки и авиационной поддержки. В прошлый раз нас выручила внезапность, только сейчас, боюсь, такой номер уже не пройдет…
Пока мы выходим на исходные рубежи, меня одолевают тяжёлые предчувствия. Нехорошие такие предчувствия…
Знакомое поле, заставленное разбитой вражеской техникой - неплохо мы вчера поработали! Выстраиваю свой батальон и жду команды. Томительно-медленно ползёт стрелка наручных часов…
Внезапно тишину в клочья разрывает грохот немецкого артналета… и я напрасно прошу разрешения отвести танки немного назад. Куда там! Из штаба знай только и твердят: "стоять насмерть да ждать приказ!". Вижу, как время от времени слева и справа от меня вздымаются к небу чёрные нефтяные столбы, отмечающие очередное попадание. Мне остаётся только бессильно материться и сжимать кулаки…
Канонада начинает стихать, но в этот момент до нас доносится слышимый даже сквозь рокот дизеля вой пикирующих "юнкерсов". И я ясно понимаю, что наступление, так хорошо спланированное на бумаге, только что провалилось. Если бы вчера, вместо того, чтобы возвращаться, мы пошли вперёд, может, чего и вышло, а сейчас, когда внезапность утеряна…
Ещё тридцать минут ада - и все, наконец, стихает. С трудом заставляю себя включить рацию и начать перекличку если перед началом атаки у меня был тридцать один танк, то сейчас осталось всего восемь…
Под шлемом начинают шевелиться волосы, но в эфире уже звучит приказ, который я дублирую своим ребятам…
И почти сразу же ощущаю хлёсткий удар - попадание. Слышу, как кто-то орет диким голосом, в котором уже нет ничего человеческого, и попутно пытаюсь понять, отчего мне так горячо? Огонь? Откуда он? Горим!!!
Ору: "покинуть машину!" и алой от крови рукой тянусь к люку. Опять ранило? Нет, не меня - рядом вижу чьё-то странно укороченное тело, с трудом соображая, что это заряжающий. Точнее, половина заряжающего - нижней части тела у него больше нет.
Наконец, я кое-как докарабкиваюсь до люка, с трудом откидываю его и вываливаюсь наружу, ударившись о торчащий край оборванного катка. Мать, как больно!!! Сквозь просвет в затянувшем наши позиции дыму замечаю на холме впереди суетящуюся возле длинноствольной пушки обслугу.
Ясно… Немцы нас ждали, заранее подтянув на прямую наводку артиллерию крупного калибра. И, значит, наша атака с самого начала была обречена! Вою от бессильной злобы, зачем-то дергаю из кобуры пистолет, но в этот момент меня подхватывают под руки и торопливо тащат назад.
Пытаюсь вырваться, ору, что, мол, живой, но в глазах отчего-то темнеет, и я проваливаюсь в беспамятство, придя в себя лишь в окопе. Странно, но, кажется, абсолютно цел - с чего бы это тогда выключился? Ничего не понимаю. Всё поле впереди затянуто дымом, из которого время от времени выскакивают фигурки чудом уцелевших ребят, сваливаясь на головы пехотинцам. Те на взводе, поскольку в сплошной завесе ничего не видно, и немцы могут подкрасться незаметно. Но Бог милует, хоть весь батальон положили зря. Обидно! Просто до слёз обидно… да когда же мы, наконец, воевать-то научимся?..
Наконец всё затихает и наступает благословенная, столь редкая на фронте тишина. Дым и пыль начинают потихоньку развеиваться, и я обращаюсь к пехотинцу:
- Командир где?
Он вызывается меня проводить и мы ползком пробираемся между стрелковых ячеек. Вот и ещё одна дурость. Финны, например, всегда сплошные окопы отрывали. Хоть работы, конечно, больше, зато манёвр безопаснее, да и друга видишь, в случае чего - знаешь, что он рядом. А в индивидуальной ячейке сидишь, и кажется, что один-одинёшенек на белом свете, всё в три раза страшнее, чем на самом деле. Да и вообще, уж больно она на могилу похожа…
Разживаюсь у лейтенанта биноклем и начинаю осматривать свои подбитые танки. Так… Если удержим немцев за этим полем, несколько машин наверняка сможем восстановить…
Связываюсь со штабом полка и докладываю, что атака захлебнулась. Комбриг сопит в трубку, затем приказывает явиться с донесением. Путь до штаба занимает почти четыре часа, а там уже целая компания, включая и особый отдел, и представителя от политработников. Начинается выяснение причин неудачи, но я смело сваливаю неуспех на то, что потеряна внезапность. Поэтому немцы имели время подготовиться и устроить артиллерийскую засаду. Крайним остаётся расстрелянный Рабинович, вчера давший команду на отход. Наконец политрук уходит, а мы остаёмся с командиром одни. Он наливает мне сто грамм:
- Выпьешь, капитан?
- А что делать, товарищ комбриг? Эх, зря такой батальон погубили из-за этой суки!
Глотаю тёплую водку и не чувствую её вкуса. Достаю из лежащей на столе пачки папиросу, щёлкаю самодельной зажигалкой.
- Я вот что, товарищ комбриг. Как стрельба закончилась, поле осмотрел. Правда, в бинокль, но думаю, что есть шанс несколько машин восстановить.
Он мгновенно загорается идеей:
- Серьёзно?
- Так точно! Там, позади пехоты, низина есть. Ночью туда можно один "КВ" подогнать и пару ремонтных летучек. Взять трос подлиннее, и втихаря машины выдёргивать, потом смотреть, что с ними сделать можно. А у двух, я сам видел, просто ленивец разбит. Даже не загорелись!
Ещё часа два обсуждаем, что и как лучше организовать, затем, когда уже темнеет, я направляюсь к линии фронта в сопровождении целой ремроты и двух танков…
* * *
…Утром у меня уже шесть "коробок" с экипажами! Поменяли катки, натянули перебитые гусеницы, на трёх сменили пробитые башни, тут же снятые с машин, не подлежащих восстановлению. Ещё пять, думается, войдут в строй к вечеру, о чём я и докладываю в полк. Взамен оттуда следует приказание: немедленно явится снова в штаб. Сволочи! Другого дела мне нет, как шляться туда-сюда! И всё для того, чтобы вновь от очередного поклёпа отбиваться…
Оказывается, нет. Когда я грязный, заросший, с краснющими от двух бессонных ночей глазами вваливаюсь в штабную землянку, там меня ждёт целая делегация во главе с каким-то лощёным подполковником из штаба фронта, и мне вручают Орден Красной Звезды. Комбриг поздравляет и шепчет на ухо: "за находчивость, по личному приказанию Тимошенк".
Новость, конечно, приятная, но жутко хочется спать. Хорошо, хоть обратно меня доставляют на попутной машине рембата, едущей к нам с запчастями. Там я залезаю под отремонтированный танк, накрываюсь одолженной у пехоты шинелью и мигом проваливаюсь в сон…
* * *
Утром просыпаюсь свеженький, как огурчик… в своей старой землянке. Ничего себе, даже не почувствовал, как ночью меня вытащили и отнесли в расположение! Туда же пригнали и все танки. Полным ходом продолжается ремонт: вспыхивают огни сварки, гудят дизеля, торопливо грузятся боеприпасы и заправляется солярка.
К обеду доводим численность машин до тринадцати штук, плюс еще одну обещают поставить на ход вечером. Нас не трогают, дают отдохнуть, хотя немцы и напирают изо всех сил - канонада гремит, почти не переставая…
Так проходит еще один день, и в батальон приезжает комбриг. Собрав всех офицеров, склоняемся над картой. Сменивший нас танковый полк, прибывший из Забайкалья, смог пробить коридор к Починку, но потерял почти всю технику. Зато мы уже на расстоянии почти двадцати пяти километров от линии боёв - это радует.
Но, с другой стороны, слева от нас стоят танковые дивизии Лангермана и фон Лепера. Оба - опытные вояки, моментально находящие слабые места в обороне, умеющие в нужный момент сконцентрировать мощный кулак и ударить внезапно. Надо что-то придумать, но что? Пока ничего не приходит в голову, особенно после такого, что было два дня назад.
Единственное, что радует, так это орден на груди, а также то, что уцелели мои ребята. Решаем дождаться горючего и завтра выдвинуться к месту нашего разгрома, посмотреть, может, удастся поставить ещё что-нибудь на ход…
Но с утра нас срочно кидают в бой: немцы сбросили десант, сейчас в тылу идут бои. Появление наших танков решает ход схватки, и немцы вначале бегут, а потом начинают сдаваться. Можно сказать, что пострелять практически не пришлось…
Пленных сгоняют в кучу. Мои орлы оживают прямо на глазах, глядя на задравших руки фрицев, разом растерявших всю былую спесь и наглость. Откровенно говоря, руки чешутся расстрелять их прямо на месте, но нельзя. Мы же гуманные, да и с особистами разговор тот еще будет…
Невольно вспоминаю виденные в тылу картины, и кулаки сами собой сжимаются, а взгляд становится свинцово тяжёлым. Но бойцы истребительного батальона уводят пленных в тыл, и к нам подъезжают заправщики. Начинается работа. "Лягушкой" заполняем баки, чтобы дело шло быстрее, качаем по очереди. Наконец все готовы и мы маршем возвращаемся к фронту…
- Воздух!
Торопливо ныряем в люки, увеличивая скорость, но к счастью, это наши истребители. Мчимся дальше, в сторону сплошной стены дыма от горящего города, по дороге разглядывая следы недавних боёв. Стоят изуродованные и сожженные танки, перевёрнутые пушки и тягачи. Да, досталось ребятам…
Мои орлы притихают, а я стараюсь понять причину потерь. Пока вижу только одно - пёрли, как обычно, в лоб, а немцы выкатили пушки на прямую наводку и били на выбор. Как, собственно, и нас несколько дней назад. Нет, чтобы обойти с фланга или тыла - понадеялись на скорость и манёвр жестяных "БТ" - вот и сожгли почти весь полк… Эх… Со злости сплёвываю и бью кулаком по броне…
За два километра до позиций спускаюсь в люк и приникаю к перископной панораме, пытаясь ухватить происходящее впереди. Внезапно рядом вырастает столб взрыва. Ого! Уже засекли! Увожу колонну левее, к небольшой рощице, с несколькими скирдами сена на опушке. Очередной разрыв зажигает одну из громадных куч сухой травы, слой густого молочно-белого дыма стелется над землёй. Повезло, если успеем, то он нас и прикроет… Есть, успели!
- Помучайтесь, ребята, - мысленно усмехаюсь я в адрес немецких артиллеристов: такие бандуры, что расстреливали нас в прошлый раз, вручную особо не поворочаешь! Так что, пусть попотеют, перенацеливая батарею, а мы пока… Миновав дым резко меняю направление движения, и немцы бьют наугад, по пустому месту…
Вот и район сосредоточения, где нас уже ждут для постановки задачи. Хреновые дела! Враг ввёл в бой новые силы и прорывается к городу, так что надо перекрыть дорогу. Даем полный газ и мчимся в указанный квадрат, благо, недалеко. Сгоняю ребят с дороги и приказываю укрыться в лесу… ждем…
Первыми появляются разведчики на мотоциклах… и я радуюсь, что догадался строжайше запретить стрелять без команды! Моторазведка проскакивает немного вперёд, затем один разворачивается и возвращается. Через некоторое время слышится нарастающий гул приближающейся колонны. Впереди идут более тяжёлые танки, за ними всякая мелюзга и бронетранспортёры вперемежку с пехотой на грузовиках. В открытых кузовах плотно, плечом к плечу сидят фашисты, одинаково покачивая на ухабах и рытвинах головами в своих уродливых касках. Навожу орудие на головной "Pz-IV", одновременно приказывая соседям взять на прицел последний в колонне. Срывающимся от волнения голосом командую:
- По фашистским оккупантам… ОГОНЬ!
Глухо рявкает пушка. Передняя квадратная коробка словно споткнувшись, замирает на месте. Мгновение ничего не происходит, затем к небу взмывает столб огня и обломков - сдетонировал боезапас. Замыкающая "тройка" вспыхивает свечой, перегораживая сужающуюся в этом месте дорогу. Одновременно открывают огонь и остальные танки моего батальона.
Взлетают к небу столбы огня, осколки хлещут по серым мундирам. Вижу, как кто-то пытается развернуть ПТО. Ну-ну! Взрыв раскидывает смельчаков в разные стороны, катится оторванное колесо. Добиваем танки и я ору:
- Вперёд! За Родину!
Вид наших громадин, выползающих из леса, вгоняет немцев в панику: они что-то кричат, падают на колени, кое-кто начинает поднимать руки, но поздно! Сегодня пленных не будет - лимит милосердия выбрали давешние парашютисты. Широченные гусеницы размазывают врага по земле, бьют пулемёты, словно им передалась наша злоба и ненависть. Кое-кто пытается от страха забраться на наши танки, и мы благодарим Климента Ефремовича за приказ об установке кормовых пулемётов. Не очень, конечно, приятно, стрелять по своим, но зато на душе становится очень хорошо при виде валящихся на землю убитых немцах.
Массивная туша "КВ" врезается в тупоносый грузовик, перемешивая не успевшую спрыгнуть пехоту с землёй и обломками. Брызжет кровь, наматываются на катки кишки, хрустят под гусеницами кости. Ещё, ещё! Дави! Бей!..
В душе поднимается что-то древнее, жестокое, варварское… Мы проходим колонну, не оставляя за собой ничего живого. Конечно, всегда найдется кто-то самый хитрый или быстрый, кто успел отскочить, спрятаться в лесу, прикинуться мёртвым…
Что ж, пусть, не сейчас - так потом. Но от возмездия не уйдет никто…
Глава 18
Очередной день на войне начинается как обычно, то есть выдергивающей меня из сна рукой дежурного:
- Товарищ комэск! - ощущается отчетливый флаттер верхней части корпуса. - Товарищ старший лейтенант, полк на связи!
Рывком поднимаюсь, встряхиваю головой, бегу к телефону. В трубке гудит голос Гетманова. Ну, все ясно: немедленно прибыть для получения полетного задания. Как говорится, доброе утро, товарищи…
В штабе кроме майора и штурмана полка Лихачева вижу начальника разведки и лейтенанта-метеоролога. Тут же стоит комэск-2 Меспанов.
- Здорово, Володя!
- Здорово, Гриша!
Мы крепко жмем друг другу руки.
- Товарищи командиры, - Гетманов широким жестом приглашает нас к столу, застеленному картами.
Полетное задание повергает нас с Григорием в состояние ступора. Нам предлагается вылететь двумя эскадрильями на уничтожение переправы через Днепр в районе Рогачева. Немцы переправились на левый берег и уже создали там плацдарм. Если удастся выполнить боевую задачу, то у группировки на плацдарме возникнут серьезные проблемы. Вроде все правильно.
Но есть одна загвоздка - истребительного сопровождения у нас не будет: истребителей просто нет. В смысле, свободных, и в смысле, что для нас. Так что ожидает вас, добры молодцы, дальняя дорога с четырьмя сотнями "кэгэ" под брюхом, в пустом небе, под заботливой опекой немецких ястребов. Вот только думаю, что выйдет эта дорога не слишком дальней…
У Меспанова рядом такое выражение лица, словно он жует соленую и наперченную крапиву.
Но нас тут же "успокаивают": лейтенант-метеоролог, гений военного прогноза с двумя кубарями в петлицах, радостно сообщает, что нас с Гришей ожидает облачность в шесть баллов на высоте от 400 до 850 метров. То есть, нам предлагается добираться до места в облаках. И вылетать из облачности прямо над самой целью.
Гетманов кивает с видом самовлюбленного пингвина. Гришка не выдерживает:
- Семен Григорьевич, ну вы-то понимаете, что это не возможно?! - почти кричит он. - Как это - добраться за 180 км в шестибальной облачности, сохраняя строй, да еще двумя эскадрильями?
- А что сложного? - удивляется мудрый метеоролог. - Вы же ночью летаете?
От такого идиотизма мне становится жутко. Полет в облачности отличается от ночного также сильно, как плавание в бурном море отличается от гонки на горной дороге! Ночью ты видишь силуэты самолетов, ночью ты ориентируешься по звездам, ночью… эх, да, что говорить! Этот шпингалет готов отправить нас хоть черту в зубы, но майор?! Боевой летчик, воевал, и что?!
- Товарищ майор! Если вы приказываете - мы вылетаем. Но это - безумие. Самоубийство!
- Ну, вот что, товарищи комэски. - голос Гетманова спокоен и тверд. - Обсуждать приказы в армии не принято. Я знаю, что задание не из легких и все понимаю, но переправу уничтожить надо. Давайте, товарищи, уточним маршрут подхода и - в небо!
Через сорок минут мы с Меспановым, получив инструктаж от Гетманова и полетные кроки от Лихачева, отбываем по своим эскадрильям. А через два часа уже взлетаем.
Эскадрилья не слетана, потому звенья еле-еле держат строй. Я пытаюсь их выровнять, но долго этим заниматься опасно, да и что можно сделать за пять минут? Эх, да пес с ним, в конце-то концов! Долетим как-нибудь…