Закончив ссыпать муку, Григорий прикрыл крышку ларя, отряхнул руки, поправил платок, которым повязывал голову, чтобы не попали волосы в тесто: хоть и полысел за долгие годы, но привитой еще в молодости привычке не изменял - хлеб-то для людей печет.
Негромко стукнула входная дверь, потянуло по ногам сырым холодком. Григорий обернулся - кто это может быть? Дверь была заперта, а другим пекарям прийти еще рано. Глуховатый Влас на стук двери не обратил внимания и все так же продолжал мерно щипать лучину.
В пекарню вошел длинный парень в темном пальто и мятой шляпе, поморгал глазами, привыкая к полумраку, привалился плечом к косяку.
- Тебе чего? - поинтересовался Григорий. - Ты как вошел? Дверь-то замкнута.
Парень сплюнул на пол и ухмыльнулся:
- А для нас, дядя, замков нет. Мешки где?
- Почто тебе мешки? - заподозрив неладное, насторожился пекарь.
Влас, услышав разговор, настороженно поднял голову, подслеповато сощурившись на незваного гостя.
- Железку свою брось! - приказал парень.
- Да ты кто такой, что тута… - начал было Влас, но осекся.
Дверь широко распахнулась, и в пекарню ввалились еще несколько человек в шинелях, поддевках, темных пальто, принеся с собой запах мокрой ткани и сивухи. Один, с одутловатым, побитым оспой рябым лицом, державший руки в карманах щегольской распахнутой бекеши, отороченной серым каракулем, по-хозяйски уселся на лавку и сипло приказал:
- Давайте мешки! Муку ссыпать будем. Да живее, времени у меня нет.
- Совести у тебя нету… - громко, как все глуховатые люди, ответил Влас.
- Разговорчивый… - поморщился рябой и кивнул своим подручным. - Ну, чего встали?!
Григория грубо оттолкнули к стене, больно приложив об нее спиной и затылком, сбили с ног Власа, пару раз пнув ногой под ребра, быстро нашли мешки, большим совком начали ссыпать муку, унося уже наполненные мешки во двор.
- Живей, живей! - покрикивал рябой, закуривая папиросу. - Мало вам власть муки дает, - обратился он к пекарям. - Чего молчите? Не желаете говорить со мной? Ну и правильно, молчите, может, целее будете.
Вот уже вынесен последний мешок. Влас, до того безучастно, словно в полусне сидевший у стены, вдруг вскинулся, метнулся к дверям, вцепился в грабителей.
- Не дам!
- Пошел! - один из бандитов взмахнул выхваченным из-за пояса топором, и старик повалился на пол, рассыпав наколотую им лучину, пятная ее белизну кровью из разбитой головы.
- Скаженный дед… - сплюнул длинный парень в темном пальто. - Малохольный! - и он покрутил грязным пальцем около своего виска.
Григорий словно закаменел от страха. Неужели сейчас и его так же?
- Деньги есть? - небрежно спросил рябой. - Ты чего, оглох?
Старый пекарь вдруг понял, что не сможет в ответ вымолвить ни слова - подкашивались ноги, горло перехватило спазмом, сердце вроде как совсем остановилось, и все плывет перед глазами.
- Какие у него деньги, нищета, - снова сплюнул длинный.
- Тогда побрей его бесплатно, - захохотал рябой.
Длинный, поудобнее перехватив топор, которым ударили Власа, шагнул к Григорию. Протянув руку, сорвал с его головы платок.
- Лысый! - в голосе налетчика слышалось разочарование.
- Срежь чего осталось! - приказал, выходя, рябой главарь.
Григорий почувствовал, как чужая грубая рука больно ухватила его за ухо, потянула, перед глазами мелькнуло остро отточенное лезвие топора, и жгучая боль словно взорвалась под черепом, разом бросив его в темноту, душную и немую…
* * *
Сутки были тяжелые: в Сокольниках бандитами убиты два милиционера, ранен постовой, дежуривший у Мясницких ворот, совершены ограбления в Мерзляковском переулке, на Кудринской площади, на Остоженке, причем попытавшийся сопротивляться потерпевший тяжело ранен и вскоре умер в приемном покое больницы; под утро бандиты устроили дерзкий налет на пекарню - забрали всю муку.
Трепалов ездил в пекарню сам - один пекарь, старик, был убит, другой жестоко искалечен, но главное - город сегодня недополучит хлеба! Это же чистая контрреволюция - устроить перебои в снабжении хлебом, видимо имея целью вызвать недовольства, потом собрать толпу деклассированных элементов, спровоцировать беспорядки, начать громить склады. А хлебная норма и так уже меньше некуда!
Александр Максимович видел затоптанный, залитый кровью пол, разбитый ларь для муки, еще не потухшие печи, в свете огня которых кровь на полу казалась черной, густой, какой-то маслянистой. Белые дорожки просыпанной муки, поваленный табурет у стены, забрызганной кровью, сиротливо пустой стол, на котором должны были месить хлеб для жителей города. Хлеб!
- Кто тут мог быть? - спросил он у стоявшего рядом Гуськова.
- Почерк Мишки Рябого. Наглый, сволочь, издеваться над народом любит. Поймают прохожего и заставляют побриться.
- Как это? - не понял Трепалов.
- Голову топором ему бреют, вроде как деньги и одежонку он за эту услугу отдал. Бандитский шик.
- Садизм это… - глухо сказал Александр Максимович. - Плохо мы работаем, а у нас тот же фронт! Мишка Рябой, Гришка Адвокат, Сабан, Чума, Херувимчик и всякая гадость ползают по городу, как ядовитые скорпионы, над людьми издеваются, а мы?
- На Хитровке они отсиживаются, - шагая рядом с Трепаловым к пролетке, пояснил Гуськов. - "Вольный город Хива", как его называют.
- Взять, к чертовой бабушке, этот город! - рубанул воздух тяжелым кулаком Трепалов. - Что еще за блатной город в Москве? Кончить надо немедленно! Ты понимаешь, что это такое, когда не хватает хлеба людям, детям, рабочим?!
- Александр Максимович! - начал уговаривать, усаживаясь рядом с начальником в пролетку, Гуськов. - Не москвич вы, не знаете, что такое Хитровка! Мало нас, чтобы ее приступом брать. Там такие подвалы, норы, кротовые ходы еще со времен царизма: вся шантрапа блатная, как вода между пальцев, уйдет, а потом снова соберется. Пустое это… Тут такие силы нужны!
- Силы… - фыркнул Трепалов. - Нам партия велела порядок в Москве навести, а ты силы… Хотя… Это ты правильно сказал, что я не москвич, а, Гуськов? Может, и к лучшему?
- О чем вы?
- Да так, есть одна мыслишка, потом поговорим. Трогай!..
Днем Александр Максимович собрал совещание. Войдя, Гуськов увидел в кабинете сотрудников МУРа и Московской ЧК: Данильченко, Беляева, Байкова, Тыльнера и других. Трепалов плотно прикрыл двери и, расхаживая по кабинету, начал говорить:
- Есть задумка. Меня в Москве уголовный элемент еще не знает в лицо. Разрабатываем операцию по ликвидации всей головки Хитрова рынка, всех этих Сабанов, Рябых и прочих. Приманка для них есть отменная - ограбление железнодорожных касс! Один из членов шайки Водопроводчика показал, что тот уже предлагал совершить налет на кассы, и это вызвало большой интерес у главарей других банд. Вот я и решил прийти к ним под видом петроградского налетчика Сашки Косого и предложить осуществить план, разработанный Водопроводчиком. Как и где будем брать собравшихся перед налетом бандитов, обдумаем. Ну что?
- Авантюра! - разогнав ладонью перед своим лицом махорочный дым, откликнулся один из чекистов. - Вы не знаете их повадок, привычек, блатного жаргона, песен, манер поведения. И где гарантия, что среди тех, с кем вам придется общаться, не появится вдруг человек, знающий вас как работника Петроградской ЧК? Тогда смерть!
- Да, риск слишком велик… - покачал головой Байков. - Они не поверят, а не поверив, просто убьют.
- Ну-ну… - засмеялся Трепалов. - Так уж сразу и убьют. Я, друзья мои, прежде чем предлагать вам свой план, хорошо подумал, все взвесил и идти собираюсь не с бухты-барахты, а основываясь на точно выверенном расчете. Первое: блатные повадки я знаю. Спросите - откуда? Отвечу. Пришлось на каторге царской побывать, похлебать тюремной баланды, да и мальчишкой еще на блатных в Питере насмотрелся - жили-то мы в рабочих бараках на окраине, а там кого только не увидишь. Поэтому экзамен на знание блатных словечек, песен и преданий, а также воровского этикета надеюсь выдержать. Даже самый строгий. Вот так. Теперь второе: пошлем телеграмму товарищам в Питер, попросим выявлять всех блатных, собирающихся прибыть в Москву, и задерживать их, не давать им попасть сюда. Этим сразу же снизим вероятность моей встречи с кем-либо из знакомых. Правда, риск, конечно, остается, но операция должна быть проведена быстро. Почему я в этом уверен? А потому, что психология у бандитов проста: они сейчас уверены в своей безнаказанности и долго ждать нападения на кассы просто не выдержат - а вдруг кто-то другой куш сорвет?
- Это верно, - вынужден был признать Тыльнер.
- Вот видите! - воодушевился Александр Максимович. - Ждать им не захочется, натура волчья, к наживе и крови тянет, потому долго проверять не будут, некогда. А мы им еще вроде как льготные условия для налета создадим: охрану касс уменьшим под предлогом мобилизации милиционеров в Красную армию, слушок пустим о больших выручках… Ну, это уже детали. Надо о другом поговорить: прямо на Хитровку к ним заявиться и назваться Косым будет несусветной глупостью, а вот как сделать, чтобы поверили? Есть один парнишка, к бандитам попал по глупости, о его задержании им неизвестно. Если мне вместе с ним пойти? Он с шайкой Водопроводчика был связан, но ни в чем серьезном замараться не успел. Я с ним тут ночами разговаривал по душам, может помочь. Приведет в притон Севастьяновой и представит.
- С Севастьяновой связан Рябой! - возразил Гуськов. - Он свое место сбора перед выходом на дело предложит. Такой гад, всех поубивать потом будет пытаться за добычу.
- А нам это пока плюс! - парировал Трепалов. - Он, от своей бандитской жадности, за идею ограбления касс ухватится, других уговорит, потому что своими силами не справится. Насчет места встречи бандитов перед налетом мы с вами должны хорошо обмозговать, так, чтобы оно им всем и каждому подошло. Тут и другое - Сабан, Адвокат и Чума наверняка знают привычки Рябого и потому с предложенным им местом встречи наверняка не согласятся.
- Пожалуй, в этом есть резон… - протянул Байков. - Обезглавим одним махом всю Хитровку, потом проще дело пойдет. Но не предаст ли парнишка? Сколько ему годов?
- Восемнадцать. Туман в голове, потому и свернул на кривую дорогу. А предать… Все может быть. - Трепалов присел к столу, задумчиво побарабанил пальцами по столешнице, выбивая замысловатую дробь. - Так прикроете, наверное, товарища, а? - Он улыбнулся, обведя собравшихся озорно блестевшими глазами…
* * *
К Севастьяновой Мишка Рябой шел со смешанным чувством недоверия и надежды - объявился где-то по щелям прятавшийся после разгрома банды Водопроводчика Монашек, а с ним пришел питерский "деловой", приехавший как раз перед тем, как уголовка повязала всех фартовых ребят из Марьиной рощи. Что за человек этот питерский, какие у него к нему, Мишке Рябому, могут быть интересные разговоры? Чужим Мишка не доверял - нож в бок, и пусть Господь сам потом разбирается, кто прав, а кто виноват, все одно: грехов набралось столько, что за всю жизнь не отмолить. Так какая разница - одним больше, одним меньше?
Монашка он знал, правда, не очень хорошо - тот у Водопроводчика мелочью, шестеркой при тузе бегал, ничего серьезного от него ждать не стоило, но Севастьянова говорила, что второй, пришедший с Монашком, желал говорить именно с Мишкой, обиняками намекая на дела крупные, с ломовой деньгой. Рябой криво усмехнулся: посмотрим, что там может выгореть из всех обещаний, - из обещанного как известно, шубу не сошьешь, а долго попусту языком зубы чесать смысла нет, особенно если питерский доверия не вызовет.
Осклизаясь на покрытых первым ночным ледком лужах, Рябой пробрался темным двором к черному ходу старого доходного дома на Хитровке, условным стуком забарабанил костяшками пальцев в давно не крашенную, обшарпанную дверь. Нетерпеливо переминался с ноги на ногу, ожидая, пока откроют.
Отворила сама Севастьянова - длинная, плоская, как вобла, баба с испитым лицом. Придерживая на груди концы теплого платка, накинутого на плечи, она пропустила Рябого в скудно освещенный коридор, насквозь пропахший пригорелой картошкой и гнилым луком, тщательно заперла за ним дверь.
- Один? - Севастьянова не мигая уставилась в Мишкино лицо. Его всегда раздражала эта ее привычка - смотреть не мигая, упершись в тебя темными, словно без зрачков глазами. Противно - как будто зрячий слепец пытается проткнуть, пробуравить в твоей физиономии две дырки, каждую с пятак величиной, - но недовольство Рябой до поры до времени держал при себе: Севастьянова была человеком нужным, всегда помогала сбыть краденое барахло, быстро, по первому знаку, приводила податливых девок, при необходимости могла устроить нужное свидание с авторитетными людьми для обсуждения совместных дел.
- Длинный во дворе ждет, - буркнул Мишка вместо приветствия. - Что они?
- Чай пьют. Мартын с ними. Будешь глядеть?
Рябой согласно кивнул и тихо пошел следом за хозяйкой по коридору в ее хитрую комнатенку, откуда через неприметное отверстие в стене, замаскированное с другой стороны облезшим зеркалом, можно было без помех рассмотреть неожиданных гостей, оставаясь невидимым для них.
Войдя в комнату, Мишка небрежно скинул на стул бекешу, не забыв переложить из ее кармана в карман брюк наган, и жадно приник к потайному глазку. Севастьянова отошла в угол, уселась на продавленный диван и закурила папиросу.
В соседней комнате за столом, удобно устроившись перед медным большим самоваром, сидели трое. Монашка, бледного, худого длинноволосого парня, Мишка разглядывать не стал: и так знаком, да и Севастьянова промашки не даст - ей вместо Монашка никого другого не подсунешь. Мартын, грузный, патлатый мужик в распахнутой рубахе, с запутавшимся в густой поросли сивых волос на груди гайтаном с медным крестиком, тоже мало интересовал Рябого. Он впился глазами в третьего - молодого мужчину, одетого чисто, даже с форсом. Цепко ухватив крепкими пальцами край блюдца, тот не спеша прихлебывал чай. Лицо спокойное, глаза не бегают по сторонам, сидит с достоинством, словно он дорогой, желанный гость или даже хозяин всей этой хитрованской богадельни.
"Знает себе цену", - подумал Мишка, оценив ширину плеч и ненапускное спокойствие питерского, и шепотом поинтересовался у содержательницы притона:
- Водки подавала?
- Отказался, - глухо ответила из своего угла Севастьянова. - Пойдешь?
- Погляжу еще… - Рябому почему-то очень не хотелось входить в ту комнату, где сидел этот широкоплечий спокойный человек. Почему? Даже сам себе он не мог бы точно ответить, но не хотелось, и все, словно какое-то подсознательное чувство удерживало его, может, насторожило то, что питерский отказался выпить водки?
- Сказал, почему не хочет? - повернулся Мишка к Севастьяновой.
- За делом, говорит, пришел.
- Ага… - кивнул Рябой. Пытаться получить от хозяйки более пространный ответ или добиться от нее изложения собственных впечатлений о госте было делом пустым, это Мишка знал по опыту - иначе Севастьянова не была бы Севастьяновой: ее капитал - молчание. Ну что, надо идти к гостям?
Тем временем сидевшие за столом допили чай. Питерский достал из кармана жилета часы, щелкнул крышкой, укоризненно покачал тщательно причесанной головой.
- Опаздывает.
Голоса доносились через перегородку между комнатами глухо, приходилось напрягать слух, но разобрать слова все же было можно.
- Придет, - ответил Мартын, переворачивая свой стакан на блюдце вверх дном. - Может, банчок смечем?
Он достал карты, быстро перетасовал колоду. Питерский с меланхоличной улыбкой наблюдал за ловкими движениями толстых пальцев Мартына, тискавших уже потрепанные атласные листы.
- Поиздержался… Если в долг? - тихо сказал он.
- А на часы? - прищурился Мартын.
- Что в ответ? - усмехнулся питерский.
- Найдем, - успокоил Мартын и, снова перетасовав колоду, протянул руку с положенными на ладонь картами к гостю. - Сдвинь.
Рябой напрягся - он знал, что Мартын никогда честно не играет. Заметит это пришлый или нет? Как станет играть?
- Давай по банку втемную… - сдвинув карты, предложил гость.
Мартын быстро выкинул на стол рубашкой вверх одну карту, потом вторую, застыл, выжидательно глядя в лицо питерского.
- Еще одну! - взяв со стола карты, он, не открывая, по-тюремному дунул на листы, потом раздвинул их и тут же бросил перед собой.
- Очко!
- Фарт… - изумленно протянул Мартын и начал играть свое. Вот на стол упала одна карта - туз бубей, следом вторая - крестовая десятка.
- И у меня очко! - довольно захохотал Мартын. - Давай часы, приятель, банкир выигрывает.
Не вставая с места, питерский протянул руку и быстро вытащил из колоды еще одного туза и еще одну десятку. Молча поднес их к лицу ошарашенного Мартына и бросил на стол.
- Так что ты там ставил в ответ? - небрежно поинтересовался он. - Играть не умеешь, даже колоду по-человечески не зарядил. Болвана нашел?
- Да я… - поднялся Мартын.
- Сядь, сявка… - устало сказал питерский и, как показалось Рябому, только концами пальцев дотронулся до груди Мартына. Но этот грузный человек вместе со стулом грохнулся на пол.
"Пойду", - решился Мишка и быстро вошел в соседнюю комнату. Брезгливо поглядев на поднимающегося с пола Мартына, приказал:
- Выйди! И ты тоже… - дернул головой в сторону Монашка. - Да скажите, пусть подадут закусить. Ну, - присаживаясь напротив питерского, спросил Рябой, - знакомиться будем?
- Если с толком к делу, то познакомимся, - прищурился тот. - Меня в Питере Косым звали… Да не держись ты за свой шпалер на кармане, не обижу, - и он обезоруживающе улыбнулся.
- А чем докажешь, что ты Косой из Питера? - поглядывая на Севастьянову, поставившую на стол бутылку и закуску, недоверчиво спросил Мишка, не убирая руки с нагана, спрятанного в кармане.
- Может, думаешь, что я начальник МУРа? - засмеялся Трепалов, выдававший себя за Косого.
Рябой усмехнулся в ответ на шутку питерского и разлил водку по стаканам. Но гость сдвинул свой стакан в сторону:
- Сначала о деле.
- Да ты говори, говори, я слушаю… - Мишка опрокинул водку в рот и захрустел огурцом. - Чего там у тебя?
- Железнодорожные кассы!
- Тю, малохольный… - Рябой даже замахал перед собой руками, зайдясь визгловатым смешком. - И это все?
- Не зря же я сюда из Питера мотал, надо расход обернуть. - Трепалов наклонился ближе к бандиту. - Одни, конечно, не возьмем. Но если с умом на это дело других нам в помощь…
- Кого это? - сразу насторожился Рябой, даже перестал жевать. Кого тут знает приезжий, к кому может пойти с предложением провернуть это заманчивое, денежное дело, и вправду сулившее при удаче ломовую деньгу, несчитанную, немереную? У самого Мишки никаких планов насчет таких крупных дел не было, но и упускать фартовый шанс враз снять куш, какой и не снился, он тоже не хотел. Кассы - это тебе не ночных, запоздалых прохожих топором брить или грабить пекарни, спуская потом муку перекупщикам-спекулянтам. Ну, квартирки можно пощупать, ну, еще… Но мелочь все, мелочь. А давно хочется взять, так взять, чтобы все от зависти засохли. Стоит выведать у питерского, как и с кем он намерен дело провернуть, ой стоит.