- Шестой пехотной дивизии, - как бы между прочим заметил Курбатов, - разминировал проходы для танков.
- Да, - подтвердил пленный.
- Сегодня вашим солдатам зачитан приказ Гитлера о наступлении. Вы должны все знать, - продолжал Курбатов. - Скажите мне, на какое время назначена атака?
На лбу гитлеровца выступили крупные капли пота. Собираясь с мыслями, он оттягивал ответ.
- Вы, очевидно, плохой ефрейтор и не знаете приказа своего командования, - иронически произнес Курбатов. - Русскому генералу приходится напомнить его: наступать в пять ноль-ноль пятого июля.
Гитлеровский ефрейтор был ошеломлен.
- Может быть, вы забыли, в какое время начнется артиллерийская подготовка? - с тем же оттенком иронии спросил комкор.
- Нет, я помню - она назначена на два тридцать. Это хорошо знает и господин русский генерал.
"Да, теперь знает и господин русский генерал", - подумал про себя Курбатов. Он задал еще несколько вопросов и, выслушав ответы, приказал конвоирам отвести пленного в разведотдел.
- Пошли, фриц, Гитлеру капут, - усмехнулся Корениха. Но пленный молчал. - Ишь ты, какой, больно тебе с "фюрером" расставаться, - уже сердито добавил разведчик.
Павел Филиппович встал и с облегчением вздохнул. То, на что была направлена воля тысяч людей, работа штабов и разведок, только что до странного просто свершилось в этом блиндаже.
- Вы, Лука Фомич, немецкий язык знаете не хуже меня. Все слышали и поняли?
- Да, надо предупредить штаб фронта. Давайте составим текст шифровки. - Черников сел за стол, быстро набросал телеграмму. Он вызвал по телефону начальника связи и приказал ему немедленно отправить донесение. Потом начштаба передал трубку Курбатову. - Вас просит комдив-два.
- Слушаю. Добровольно сдался? Интересно… Жду.
Немецкого солдата Альфреда Мейера генерал Курбатов встретил приветливо и, беседуя с ним, угостил чаем.
Мейер принес новые важные сведения. Рядом с 6-й пехотной дивизией гитлеровцев появилась 9-я танковая, а в ближнем тылу сосредоточились батальоны 12-й танковой и 10-й моторизованной. Мейер подтвердил все, что было известно Курбатову о замыслах гитлеровского командования.
Белокурый немец волновался. Сам не замечая того, он мял пальцами хлебный шарик. Все, что его мучило, о чем он долго думал на Восточном фронте, вдруг прорвалось, вылилось наружу.
- Четыре года тому назад я готовился занять место сельского учителя. - Мейер грустно улыбнулся. - Но война помешала мне. Десятого мая сорокового года в пять часов тридцать минут я перешел люксембургскую границу. Наш корпус легко преодолел на своем пути бельгийские укрепления, форсировал реку Маас и под Седаном прорвал линию Мажино. Затем стремительно через Сен-Катен вышел на нижнюю Сомму, а потом на побережье Ла-Манша захватил морские крепости Булонь и Кале. - Альфред вздохнул, помешал ложечкой чай. - Надо сказать правду: я никогда не разделял взглядов коммунистов и не читал их литературы. На Западном фронте у меня были друзья все партейгеноссе. В то время я думал: "Германия превыше всего и да здравствует наш фюрер!" После успеха на Западе мне не хотелось думать о том, что война может затянуться и охватить Восток. Но офицеры уже говорили нам: "Солдаты! За семнадцать дней мы прошли шестьсот километров и раздавили Францию. Будем готовиться к новым победам!" Вскоре Гитлер приказал перевести наш корпус в Польшу, придвинуть его к русской границе. И тут я понял, что не скоро увижу Марту, свою невесту, и родителей. - Лицо Альфреда раскраснелось, глаза блестели от гнева. - Как только наши войска перешли русскую границу, командир роты ознакомил солдат с инструкцией главного командования. Она отменяла обязательное применение военно-уголовных законов к военнослужащим германской армии, повинным в убийстве и грабеже мирного населения. В России я увидел замученных, расстрелянных, задушенных, повешенных, сожженных детей, женщин и стариков. Однажды я нашел русскую листовку, прочитал ее и задумался. Она поколебала мою веру в "блицкриг". А тут начались затяжные бои у Мценска, русские танкисты опустошили наши пехотные роты. Наступила зима, а с ней усилились страдания и муки наших солдат. У нас не было теплой одежды, мы мерзли в окопах. От мороза пальцы на руках и ногах покрывались волдырями. Солдаты между собой говорили: "Одному только богу известно, как сложится обстановка в дальнейшем". В ту зиму на родине умерли мои родители. Не дождавшись меня, Марта вышла замуж. Война отняла у меня все… Ранней весной нашу дивизию отвели в тыл. В Бобруйске, в Орле я беседовал с местными жителями, интересовался образом жизни в Советской стране. Я убедился в том, что судьбу германского народа нельзя строить на идее господства, а только лишь на основе дружбы с другими народами. Сегодня я сделал решительный шаг. Я навсегда порвал с фашистской армией и не раскаиваюсь в этом! Я пришел предупредить русские войска об опасности. Пусть Гитлер потерпит поражение. Я хочу видеть Германию свободной, без "фюреров", без пушечных королей.
- Со временем Германия такой и будет. Я в этом убежден, - сказал Курбатов.
- Я хочу бороться с фашизмом, господин русский генерал! - горячо воскликнул Альфред.
- Я вам верю. И на прощанье хочу напомнить слова Гете: "Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой!"
Альфред с благодарностью смотрел на русского генерала. И когда тот встал, давая этим понять, что разговор окончен, Мейер вскочил, отдал честь и с высоко поднятой головой пошел за конвоиром.
Курбатов взглянул на Черникова.
- Мы с вами видели двух разных немцев, две Германии, слепую и прозревшую!
Черников хотел что-то сказать, но в эту минуту в блиндаж спустился штабной офицер.
- Разрешите доложить! Срочная шифровка из штаба фронта.
- Ну-ка, давайте, - Комкор поправил пенсне, прочел телеграмму. - Командующий фронтом генерал армии Рокоссовский приказал упредить противника огнем. В два часа двадцать минут мы начнем мощную артиллерийскую контрподготовку. Она будет продолжаться час двадцать минут, - торжественно произнес Курбатов. Он помолчал и добавил: - Лука Фомич, поднимите войска по сигналу боевой тревоги!
Перед самым началом артиллерийского нападения Курбатов вышел из блиндажа. В сыром воздухе тускло блестели редкие звезды. Ни единого звука не доносили порывы ветра. На высотах под Курском войска бесшумно приготовились к бою.
Павел Филиппович взглянул на зеленоватые стрелки часов. "Через тридцать секунд по всем проводам и радиостанциям зазвучит условное слово: "Гроза!" Он прислушался. Тяжелый гул быстро приближался к линии фронта. "Это наши самолеты. Летите, соколы, летите". И в эту секунду он услышал звонкую команду артиллеристов:
- Гроза, огонь!
Курбатов почувствовал, как за спиной вздрогнул воздух и под ногами заходила земля. Вдоль фронта взметнулось пламя, и, словно полоса зари, прорезало мрак. Над полями и перелесками прокатился грохот. Черную гряду облаков и порохового дыма пробили раскаленные стрелы гвардейских минометов - "катюш". Курбатов постоял, окинул взглядом охваченные огнем высотки, пошел в блиндаж.
Навстречу поспешил Черников.
- В эфире бьют тревогу гитлеровские радиостанции: "Огонь русских огромной силы!", "Бешеный огонь!", "Шквальный огонь!", "216-й штурмовой дивизион потерял 12 орудий", "Склад с боеприпасами взлетел на воздух", - Черников усмехнулся. - Гитлеровцы вопят: "Вступили русские "катюши"! Торопитесь с прикрытием! Немедленно!!!"
- Приятные радиовопли, Лука Фомич!
- Громить, так громить!
Великая битва под Курском началась.
15
Курбатов находился на корпусном наблюдательном пункте. Северный ветер продувал овраги, рассеивал на высотках дымку тумана. Дождь покапал и перестал. Хмурое утро постепенно светлело.
Атака гитлеровцев запоздала. Только в половине шестого после тридцатиминутной артиллерийской подготовки загудели юнкерсы, и четыреста танков волнами покатились к железнодорожной станции Малоархангельск и к деревне Подсоборовка. В то же время под Красной Слободой и Кривцовом появилось двести фашистских танков. На деревеньку Панская повела атаку эсэсовская мотодивизия и 656-й полк самоходных орудий "фердинанд".
Пятьдесят минут на правом фланге грохотала артиллерийская канонада. От бомбежки вздрагивала земля и в блиндаже поскрипывало бревенчатое перекрытие. Павел Филиппович сдул песок с карты и, обозначая черными ромбиками танковые колонны врага, с тревогой подумал: "Удар в стык наших соединений".
Комкор надел наушники. "Днепр" вызывал "Волгу". "Вега" переходила на прием. Ругались гитлеровцы, требовали огневой поддержки. Кто-то почтительно спрашивал: "Господин барон, где мы получим пополнение?" Последовал ответ: "В Курске, 12 июля". "И так уверенно! Нет, шалишь, господин барон, шалишь…" Курбатов поправил наушники, прислушался. Но рация гитлеровцев прекратила работу. Словно над самым ухом, комкор услыхал знакомый голос командующего воздушной армии: "Вернитесь, соколы, сделайте еще заход!" И громкое: "Іване, скажена ти душа, де ти? Я обшукав і небо й землю". Комкор усмехнулся. Неожиданно в наушники ворвалось тревожное: "Березка, что с тобой? Спикируй, сорви пламя!"
"Подрубили березку под корень… - Павел Филиппович нахмурил брови, снял наушники и протянул: - Н-да-а…"
Пронзительный свист приближался к земле. "Сбит!" Комкор подошел к наблюдательным приборам.
Истребитель врезался в землю.
"Так и мой… где-то в Норвегии… Нет, жив! Беда, попадет гитлеровцам в зубы!.. - комкор следил за парашютом. - Выручай, ветер, выручай!"
Не теряя высоты, парашютист скользил над вражескими позициями. Какая-то невидимая сила, словно гигантский поплавок, потянула парашют к земле. "Упадет к немцам… Вызвать огонь могу, а вот ветер…" Но сильные восходящие потоки воздуха подхватили белый шелк, понесли его все выше и выше.
Сбитый летчик подтягивал стропы, управлял парашютом. Пролетая над своей территорией, он уже боролся с ветром. Когда же в лощине к парашюту подбежали солдаты и навалились на купол, комкор повеселел.
Завыли, зазвенели моторы. Курбатов снова услыхал неистовый свист. Два самолета с крестами и свастикой упали в овраг. Павел Филиппович не успел раскрыть коробку папирос, как на нейтральной полосе разбился третий фоккер.
В окопах зашевелилась, привстала пехота. Полетели пилотки. Як-победитель, покачивая плоскостями, прошел на бреющем.
- Хорошее начало! - Павел Филиппович взглянул на часы. - Странно… На правом фланге давно уже гремит, а у нас тихо… Но это перед грозой.
Со свистом, с шипеньем пролетели над блиндажом комкора вражеские снаряды и мины. В ответ ударили наши орудия. "Сыграли" гвардейские минометы. И ожил, засверкал огнями, задымился весь передний край.
На всех ярусах вдоль линии фронта загремела воздушная битва. Самолеты набирали высоту, пикировали, проносились над землей и уходили в глубину неба. Под плоскостями вспыхивали ярко-оранжевые звезды. Они разгорались с яростной силой. Пламя охватывало самолет, и он с воем входил в штопор, тянул к земле черную полосу дыма.
Под прикрытием истребителей двести пикировщиков появилось над грядой укрепленных высоток. Забухали зенитки. Юнкерсы входили в крутое пике. Раскаты бомбежки пронеслись по высоткам. Густой дым окутал землю. В блиндажах и землянках стало темно, как ночью.
Горели юнкерсы. Врезались в холмы тяжелые хейнкели. Асы Геринга покидали дымящиеся кабины мессершмиттов, хватались за вытяжное кольцо парашюта.
Вспыхивал краснозвездный "ястребок" и, объятый пламенем, падал в хлеба. А подоспевшие яки еще стремительней атаковали фашистских пикировщиков.
Ветер прогнал черно-бурые дымы за гребень высотки. Павел Филиппович увидел вдали танки, они двигались и, казалось, выдували из длинных соломинок-пушек багровые пузыри. Пузыри лопались, и по ветру летели дымки.
"Вот и Ольховатское направление…" - подумал комкор. Танки выползли из рощ, из лощин. "Волновая атака". Курбатов вызвал авиацию и поговорил по телефону с артиллерийскими командирами.
Танки приближались. Впереди двигались "тигры" с десантами автоматчиков. Павел Филиппович узнал тяжелые танки по длинноствольным пушкам. К "тиграм" старались прижаться бронетранспортеры с пехотой. На флангах ползли зелено-коричневые неуклюжие самоходные орудия - "фердинанды".
В трехстах метрах от первой волны катилась вторая - средние танки, а за ними быстрым шагом шли штурмовые пехотные батальоны.
И снова интервал в триста-четыреста метров и третья волна - средние, легкие танки и густые колонны пехоты.
Курбатов следил за боевыми порядками бронированной армады. Заостренным карандашом делал пометки в блокноте. Он разгадал тактику гитлеровцев. Авиация расчищала дорогу танкам. Первая волна "тигров" и "пантер" должна была подавить батареи прямой наводки, прорвать передний край. Вторая и третья - развить успех.
Отбомбились "ильюшины" и "петляковы". И артиллерия всех калибров, "катюши", минометные батареи открыли ураганный огонь. Курбатов приказал выдвинуть из глубины обороны зенитные орудия. С запасных позиций зенитки ударили по танкам.
- Остановить, во что бы то ни стало остановить! Есть костры… Горит фашистская броня! - наблюдая за шквалом артиллерийского огня, про себя говорил комкор.
Тяжелые танки прорывались сквозь заградительный огонь. Павел Филиппович насчитал двадцать костров. Из люков подбитых машин выскакивали в черных майках гитлеровские танкисты, и сейчас же вспыхивало пламя, похожее на шаровую молнию. Башня, словно каска великана, летела в густую рожь.
Горели хлеба, ветряные мельницы, деревни. Ветер раздувал пламя. Оно приближалось к лесистым оврагам. Опаленные взрывами, дымились клены, и на дубах желтели завитками сухие листья.
"Тигры" стреляли с ходу. Но иногда они останавливались, выискивали противотанковые пушки и после короткого огневого налета снова ползли к высоткам.
Когда до переднего края осталось не больше четырехсот метров, тяжелые танки выдвинулись вперед, пошли со всей скоростью.
С "тиграми" вступили в бой замаскированные пушки прямой наводки. Разгорались новые костры.
"Батарейцы, поддать огня! Удар, еще удар!" Курбатов видел, как быстро работали орудийные расчеты. Взмах руки - огонь и огонь. Комкору казалось, что он даже слышит возгласы:
- По Гитлеру!
И вздрагивали пушки.
Но нелегко остановить пятьсот танков.
С пробитыми броневыми башнями, с разорванными гусеницами в хлебах ярко пылали десятки танков. А три стальных волны катились вперед и вперед.
У проволочного заграждения "тигры" наскочили на минное поле. Под гусеницами вспыхнуло пламя. Танки с длинноствольными пушками остановились, попятились. И подставляя снарядам лобовую броню, медленно поползли назад.
Артиллеристы с закрытых позиций усилили огонь. Тяжелые молоты батарей ударили по броневым башням. Отхлынула вторая, а потом и третья стальная волна.
Подбитые танки яростно отстреливались. Гитлеровские десантники поспешно окапывались у проволочного заграждения. Одетые в зелено-коричневые маскхалаты, они, словно лягушки, прыгали в воронки, ползли по обугленной земле, укрывались за буграми.
Вскоре из лощин и перелесков снова вышли "тигры". Но их остановила стена заградительного огня. Генерал-полковник Модель оставил в укрытии легкие и средние танки. Он повторил атаку первой тяжелой волны. Но атака захлебнулась. Тогда Модель перестроил танковую армаду, она приняла боевой порядок - "широкий клин".
"Клин клином вышибают! - думал Курбатов, следя за наступлением гитлеровцев. - Ударим артиллерийским кулаком!"
Тихон Селиверстов наблюдал за танками из окопа. Слева, в лощине, вели беглый огонь минометные батареи. На траве, словно бублики, желтели мешочки с порохом - дополнительные заряды. Стволы минометов все время поднимались кверху - враг приближался..
- Фить, фить, фить, - пули впились в землю. Тихон пригнулся, потом снова выглянул из окопа. Он никогда не думал, что танки могут так долго гореть. Они дымились, словно заводские трубы. По ветру летела копоть и черной паутиной оседала на лицах бойцов. Дымом заволокло все поле. Всюду сверкали багровые костры. Горячие воздушные волны катились через окопы.
Когда началась танковая атака, Тихон так громко крикнул: "Тигры!" - что на него оглянулись в окопе все гвардейцы.
"Вы думаете, я испугался? Просто так, вырвалось, больно много их…" - хотел сказать он.
Но тут загремели батареи.
Тихон приготовил противотанковые гранаты, достал из ниши бутылки с горючей жидкостью. Вначале ему показалось, что никакая сила не остановит танки, они вклинятся в оборону и начнут утюжить окопы. Но танки приблизились к переднему краю и уползли назад.
У Тихона даже мелькнула мысль: "Потеряли штук сорок, может быть, на том и точка?"
Неожиданно из-за бугра выползла танкетка и скрылась в черных клубах дыма. Тихон удивился: "Фашист с "тигра" на мышь пересел…"
Танкетку заметил и Телушкин. Когда она показалась снова, он дал пулеметную очередь. Танкетка остановилась, и сейчас же раздался сильный взрыв.
Селиверстов и Телушкин едва успели укрыться в окопе. Взрывная волна сорвала и унесла пилотки.
Тихон выглянул из окопа. То, что он увидел, заставило насторожиться. Сильней забилось сердце. Тихон почувствовал, что опасность приблизилась, подошла вплотную к его окопу. Минное поле было подорвано танкеткой-торпедой. В проволочных заграждениях виднелись широкие проходы.
В густой высокой траве Селиверстов увидел вторую танкетку. Она медленно приближалась к дзоту. Гарнизон дзота, очевидно, не замечал ее. Телушкин навел пулемет, но очереди не дал. Тихон понял: слишком близко подошла к ним танкетка-торпеда, и от взрыва несдобровать. Танкетка повернула направо, потом налево, и Селиверстов увидел, что за ней тянется провод.
"Двум смертям не бывать, одной не миновать", - сказал сам себе Тихон и, обнажив кинжал, выскочил из окопа. Он скрылся в траве и стремительно пополз к маленькой танкетке. Сейчас она шла прямо на него. Тихон невольно попятился. Секунда колебания, и вот он снова ползет вперед.
С шорохом пролетали мины. То справа, то слева вырастали черные кусты дыма. Тихон не обращал внимания на взрывы. Он видел перед собой только танкетку. Вращались ведущие колеса и штампованные гусеницы…
Тихон подполз к проводу. "Успею ли?" - эта мысль не выходила из головы. Чтоб быстрей справиться, он стал на колени. Гибкая красноватая жилка провода врезалась в пальцы. Селиверстов не чувствовал боли. Он работал кинжалом, как пилой. Кинжал по самую рукоятку вошел в землю. "Перерезал!" И Тихон осмотрелся.
Танкетка-торпеда спустилась с бугорка. Селиверстов прильнул к земле. Он ждал взрыва. Но маленькая гусеничная машина остановилась. "В длину, пожалуй, метра полтора будет", - подумал Тихон и оглянулся. Из дымовой завесы выходили танки. Он хотел вскочить и бежать к окопам, но усилием воли подавил это желание и, закусив губу, пополз.
Тихону казалось, что гитлеровские танкисты видят его и вот-вот прошьют пулеметной очередью. Но дым застилал смотровые щели, и никто из танкистов не мог заметить ползущего в траве солдата.
Тихон не спустился, а нырнул в окоп. Его подхватил Иван, он смотрел на брата восторженными глазами.
- Цел?!