- Господин офицер! - жалобно начал он. - Мы целый день ничего не ели. Дайте хоть кусочек хлебца.
Офицер удивленно и внимательно взглянул на мальчиков, и лицо его смягчилось. Пусть русские не думают, что немецкому воину трудно накормить голодного ребенка. Он что-то сказал солдату, который стоял к нему по ближе, и тот скрылся за дверью. Через минуту солдат вернулся с ломтем хлеба.
Взяв его, Коля низко поклонился офицеру и почему-то даже заплакал. Витя смотрел на него и ничего не понимал. Зачем им хлеб, и с чего это Коля стал вдруг унижаться перед немцами?
Жадно набивая рот хлебом, Коля быстро пошел вперед, и Витя старался от него не отстать. Так они дошли до вагонов.
- Рви у меня хлеб, рви!.. Отними и беги! - вдруг тихо сказал Коля. - Ну, хватай!.. И беги…
Рассуждать было некогда. Витя подскочил и вырвал хлеб из Колиных рук. Тут же Коля так стукнул ему под глаз, что у него все вокруг закачалось.
- Ты чего? - прохрипел Витя, не понимая, что происходит.
- Беги, тебе говорят! - зло прошипел Коля.
И Витя бросился бежать.
- Ах, так! - закричал ему вдогонку Коля и, схватив камень, со всей силы кинул его, намереваясь угодить в спину.
Поняв, что Коля не шутит, Витя рванул вперед что было мочи, а камни все летели и летели ему вслед.
Вдруг на его пути возник часовой. Растопырив руки, он схватил Витю:
- Хальт!.. Юнге!
Тотчас же подбежал Коля и вцепился в Витю:
- Отдай!.. Отдай!..
- Да ты что, сумасшедший! Возьми свой хлеб! - И Витя бросил хлеб на землю.
Их окружили солдаты. Часовой рассказал им, в чем дело, и они недобро поглядывали на ребят. Коля поднял хлеб, очистил его от земли и засунул в карман, всем своим видом показывая, что хлеб принадлежит ему и что он не намерен ни с кем делиться.
Часовой надавал им обоим крепких подзатыльников, перевел через переезд и строго приказал, чтобы они скорее убирались.
- Ты что, с ума сошел? - крикнул Витя, когда они отошли метров на двести и никто не мог их услышать. - Ты меня чуть не пришиб.
- Ничего, - усмехнулся Коля, - до свадьбы заживет! А знаешь, где коробок?
- Где?
- Я его закинул на сено!
Витя ошалело посмотрел на товарища, охнул и сразу забыл все обиды. Усталые, но счастливые добрались они до холма, и Коля подробно рассказал обо всем, что с ними произошло. Витя слушал и удивлялся, как все это ловко у них получилось. Даже синяк под его левым глазом, который все внимательно рассматривали, представлялся теперь ему чем-то вроде боевого ордена.
Геннадий Андреевич сжал их в объятиях.
- Спасибо, ребята! - сказал Колесник. - Вы настоящие разведчики. Зачисляю вас к себе в отряд! Когда вернемся в лагерь, отдам приказ!
Ребята опять стали переодеваться. Пока Куликов таскал взад-вперед одежду, на поляне напряженно ждали: попал коробок на сено или не попал? А если попал, взорвется он или нет?
- Даже если сгорит всего лишь одна платформа, - сказал Геннадий Андреевич, - то и тогда сделано большое дело!
- Верно, - проговорил Колесник. - Но я не верю, что это простое сено!
- Что же там может быть? - спросил Стремянной.
- Подождем - увидим, - неопределенно ответил Колесник. - Уж слишком ровные и одинаковые кубы… Это очень подозрительно! - Он взглянул на часы. - Осталось пять минут!..
Последние минуты тащились, как волы. Солнце уже клонилось к горизонту, начало темнеть.
Колесник стал заметно нервничать.
- Черт подери, - проговорил он, - уже время!
Вдруг вдалеке вспыхнул огонек.
- Горит! - вскрикнул Геннадий Андреевич.
Но огонек сразу погас. Может быть, кто-то из солдат мигнул фонариком или прикурил от зажигалки.
Прошло гораздо больше пяти минут сверх установленного срока. Колесник накинул еще десять. В конце концов, точно рассчитать химический взрыватель нельзя. Должен быть какой-то допуск.
- Ты, Коля, уверен, что коробок попал на сено? - спросил Геннадий Андреевич, когда ребята, вновь переодевшись, стали рядом с ним.
- Уверен, - так же тихо ответил Коля. - Я два камня кинул, а потом коробок.
Колесник закуривал одну папиросу за другой. Его челюсти все время двигались. Он не курил, а скорее сжевывал мундштуки. Так бывало с ним всегда в минуты душевного напряжения.
- Может быть, пойдем? - сказал он наконец. - Зря мы тут время теряем!
Он поймал Колин встревоженный взгляд и отвернулся.
- Подождем еще немного, - мягко сказал Геннадий Андреевич. - Больше ждали…
Не успел он договорить, как яркая вспышка осветила все вокруг.
- Горит! - закричали Коля и Витя.
Пламя быстро поползло по сену, и через несколько мгновений вся платформа превратилась в огромный пылающий костер.
Колесник приложил к глазам бинокль.
- Бегут с баграми! - отрывисто бросал он. - Растаскивают сено!.. Загорелась и вторая платформа!.. Смотрите, вспыхнули цистерны! Так, так!.. Что это? Может, я ошибаюсь? Взгляните, товарищ Стремянной, что там под сеном!
Геннадий Андреевич быстро взял из его рук бинокль, взглянул и удовлетворенно улыбнулся:
- Ничего себе фураж!.. Танки!
- Танки, - подтвердил Колесник. - Вот мы и открыли их секрет! На этих тридцати платформах - тридцать тяжелых танков!.. Надо скорее радировать в штаб фронта: пусть высылают бомбардировщики… Ай да ребята, ай да молодцы! Настоящие партизаны! - И он весело сгреб Колю и Витю в охапку. - Ну, а теперь марш в лагерь. Устали небось? Куликов вас проводит.
Когда на поляну вывели пастухов, Коли и Вити на ней уже не было. Колесник отослал их в целях конспирации.
- Вот тебе, Сема, письмо, - сказал Колесник, протягивая мальчику листок бумаги. - Здесь написано, что партизаны вас задержали. - Он прищурил левый глаз. - Только об одном я не написал: что вы с Васькой заменили корову. Я ведь точно знаю, что староста вам другую корову дал.
Ребята испуганно отпрянули от него:
- Это не мы меняли.
- А кто?..
Сема помолчал, посмотрел себе под ноги и наконец признался:
- Мой дед заменил!.. У нас колхозные коровы припрятаны. Кормить их нечем. Ну, он и сказал - хорошую корову для колхоза прибережем, а плохую пусть немцы едят!..
- Скажи деду, - строго помахал пальцем Колесник, - чтобы он таких глупостей больше не делал! Хорошо, что сейчас вина на нас падет, а то староста задал бы ему.
Ребята ушли, тщательно спрятав письмо к старосте, а отряд повернул к лагерю.
Глава шестнадцатая
СНОВА Т-А-87
В этот день Курт Мейер выехал за город, когда уже стемнело. В последнее время у него было много крупных неприятностей. История с подожженным эшелоном оказалась гораздо серьезнее, чем можно было ожидать. Дело заключалось не только в том, что были демаскированы танки, которые перебрасывались под Воронеж совершенно секретным образом, но и в том, что вскоре после злосчастного пожара, причины которого так и остались пока невыясненными, на станцию налетела эскадрилья тяжелых бомбардировщиков и нанесла такой удар, что вот уже неделю на путях идут восстановительные работы, а когда они закончатся, неизвестно. Другая эскадрилья нагнала эшелоны, которые были поспешно уведены, и разбила их. Пришлось по крайней мере двадцать танков отправить в тыл на капитальный ремонт.
Конечно, формально Мейер не имел к этому происшествию никакого отношения - железная дорога находилась не в его ведении, - но из донесения железнодорожной комендатуры известно, что за час до пожара на станции побывали двое каких-то мальчишек, которые, как потом выяснилось, выдавали себя за других. Вероятно, это их рук дело. Нужно обладать дьявольской хитростью, чтобы суметь поджечь эшелон, охраняемый целым батальоном солдат.
И все-таки самая большая неприятность заключалась в том, что, как утверждал Блинов, подожгли эшелон городские подпольщики, которые, уйдя из города, присоединились к партизанам.
Мейер остановил машину на обычном месте, за грудой обвалившихся каменных плит, и, проскользнув в щель между двумя привалившимися друг к другу стенами, быстро достиг двери в подвал. По ему одному заметным признакам он понял, что его уже ждут, и это ему понравилось. Т-А-87 настоящий профессионал, с ним приятно иметь дело. Он всегда точен, а главное, у него удивительно гибкий и независимый ум. Как хорошо, что он так глубоко засекречен; ни в одной из гестаповских картотек, кроме берлинской, нет его подлинного имени; никто не сможет потребовать, чтобы этот человек получал другие задания.
Спускаясь по темной лестнице, Мейер два раза помигал фонариком. Внизу кто-то невидимый тихо кашлянул.
- Вы здесь? - спросил Мейер.
- Да, пришел пятнадцать минут назад, - ответил низкий, спокойный голос. - Я вам советую, не включайте свет, Курт. Мне кажется, что в развалинах кто-то есть…
- Вы видели? - настороженно приостановился Мейер.
- Я слышал шаги.
Теперь Мейер и ожидавший его Т-А-87 находились друг от друга на расстоянии вытянутой руки. Т-А-87 говорил по-немецки с акцентом, мягко произнося шипящие звуки. Судя по его тону, он чувствовал себя в этом подвале не очень уверенно.
- Вряд ли этот человек, даже если он нас караулит, смог заметить, куда именно мы пошли, - сказал Мейер. - Дверь в подвал не видна. Если же он здесь появится, я думаю, одной пули для него хватит…
- Вы, Курт, на все слишком легко смотрите, - сказал невидимый. - Встречаясь с вами, я подвергаюсь слишком большому риску.
- Что же я должен, по-вашему, сделать? - повысил голос Мейер. - Сам обыскивать развалины?..
- Нет, Курт. Вы должны их как можно скорее покинуть. Вам нельзя задерживаться здесь больше ни одной минуты…
- А вы?
- Мне придется прождать здесь до ночи: нужно установить, кто сюда забрался.
- Черт подери! - выругался Мейер. - Но давайте перебросимся хотя бы двумя словами. Теперь меня нагрузили со всех сторон. Мало дел в городе! Еще заставляют заниматься и укрепрайоном.
- Не гневите бога, Курт!.. Значит, вам доверяют!..
- Это доверие обходится мне очень дорого! К подпольщикам прибавились и партизаны.
- Сейчас все связано в один клубок, и нити идут в одно место, - заметил Т-А-87.
- Куда?
- Туда, куда вы посылали двоих.
- Но их судьба…
- Знаю! Они убиты.
Мейер помолчал.
- Все-таки очень жаль, что мы поторопились расстрелять стариков, - сказал он. - Они многое знали…
- Но они знали и меня, - ответил Т-А-87. - Нет, Курт, они все равно не сказали бы вам ни слова. Мой вам совет - задушите партизан голодом, тогда вам легче будет справиться и с подпольем!..
Вдруг оба притихли. Наверху послышалась возня и подозрительные шорохи.
Мейер схватился за револьвер.
- Что это?
- Это крысы, - усмехнулся Т-А-87. - Их здесь великое множество. Боюсь, что до вечера они отъедят мне нос.
Мейер ощупью поднялся на несколько ступенек и вдруг споткнулся.
- Дьявольщина! Тут можно сломать себе ноги!..
- Осторожней!
- Следите за моим окном, - сказал, достигнув верхней ступеньки, Мейер, - вы скоро мне понадобитесь.
- Хорошо!.. - донеслось снизу. - Дверь приоткройте осторожно. Посмотрите, нет ли кого-нибудь за порогом!..
В кромешной темноте мелькнула узенькая полоска света, который пробивался сквозь щель. Сжимая револьвер, Мейер подкрался к двери и прислушался. За ней было тихо.
Он приоткрыл дверь. В сумеречном свете темнели стены и груды камней. Мейер напряженно вглядывался в них. Нет, ничто не шелохнулось. Он перешагнул порог, все еще сжимая револьвер. Пусто!.. Он стоял, глубоко вдыхая свежий воздух и постепенно вновь приходя в себя.
Спрятав револьвер в кобуру, походкой старого, усталого человека он пошел знакомой тропинкой к машине, открыл дверцу кабины и нагнулся, чтобы сесть за руль. Лицо его вдруг испуганно исказилось. Он вскрикнул и отшатнулся.
В кабине сидел Блинов и, прищурившись, смотрел на него.
- Здравствуйте, господин Мейер, - приветливо сказал он. - Простите, что я без приглашения залез в вашу машину. Пришел сюда кое-что посмотреть, и вот - счастливая встреча! Решил, что вы не откажетесь меня подвезти.
- Конечно, конечно! - проговорил Мейер, с трудом беря себя в руки. - Но у вас странная манера пугать людей! Вы как будто устроили в машине засаду.
- Я хотел сделать вам сюрприз.
За каким делом сюда принесло Блинова? Задать такой вопрос Мейер не решился: тогда нужно самому объяснить, зачем он здесь. Мейер делал вид, что сосредоточенно возится с переключателем скорости. Когда он развернул машину и вырулил на дорогу, Блинов сам нарушил молчание.
- Как по-вашему, можно здесь кое-что восстановить? - спросил он. - Нам надо сохранить для армии триста тонн хлеба, а он гниет в амбарах, его крадут. Хорошо, если бы мы хоть часть элеватора привели в порядок…
- Да, это было бы неплохо. - Мейер искоса взглянул на Блинова.
Тот спокойно смотрел вперед на бегущую под колеса дорогу. "Притворяется, - подумал Мейер, - или действительно встреча случайна?"
- Впрочем, я ведь тоже приехал сюда на розыски, - наконец придумал он, - мне сказали, что здесь когда-то была своя электроподстанция и, возможно, сохранились моторы. Я переправил бы их в укрепрайон. Кстати, Илья Ильич, как со списками?
- Составлены.
- Сколько человек?
- Около семисот.
- Маловато. Эти тодтовцы требуют от нас тысячу.
- Нет, нет, - упрямо покачал головой Блинов, - пришло требование на двести человек. Через неделю они должны быть уже во Франкфурте-на-Майне…
- Что они там в Берлине думают? - недовольно пожал плечами Мейер. - Забирают всех людей, а потом мы же будем виноваты!.. А как эшелон с арматурой? Уже прибыл?
- Да, сегодня рано утром Шварцкопф направил его по назначению. Двадцать вагонов цемента и двадцать пять со стальными каркасами. На подходе еще три.
- Кто выгружает?
- Местное население.
- Батальон охраны уже оборудует лагерь, - сказал Мейер. - Как только сообщат, что можно принимать людей, мы сразу же начнем переброску.
- Вы решили, каким способом?
- На машинах, - твердо сказал Мейер. - Только на машинах. Операция рассчитана на два этапа.
Круто изгибаясь, дорога подходила к городу. Часовые, присмотревшись к машине, узнали Мейера и расступились. Машина запетляла по узким улицам, направляясь к центру.
Мейер молчал, думая о чем-то своем. Блинов прислонился к дверце и следил за тем, как движется стрелка спидометра. Блинов не умел водить машину и потому с уважением относился к каждому, кто сидел за рулем.
Вдруг Мейер снизил скорость и обернулся к Блинову:
- Я хочу сказать вам несколько слов, Илья Ильич.
На лице Блинова появилась вежливая улыбка.
- Мне кажется, что у нас есть все основания дружить с вами, дорогой бургомистр!.. - произнес Мейер.
- Безусловно! - откликнулся Блинов. - Я иначе и не представляю себе наших отношений.
- Хочу быть совершенно откровенным, - продолжал Мейер, как бы пропуская его слова мимо ушей. - У вас большие связи в Берлине, и мне бы не хотелось, чтобы вы часто к ним прибегали.
Блинов удивленно взглянул на него:
- Что вы имеете в виду, дорогой Мейер?
- Не притворяйтесь! - Мейер круто повернул машину, чтобы не столкнуться с большим, нагруженным ящиками "Круппом".
Блинова откинуло к дверце, и он схватился за ручку.
- Держитесь крепче, - сказал Мейер зло, - на крутых поворотах иногда выкидывает… - Он снова выровнял машину. - Так вот, господин Блинов, наш разговор не состоится, если вы будете вести его как дипломат. Я сторонник честной игры, но умею играть и с шулерами…
Блинов густо покраснел.
- Какую же игру вы сейчас ведете, Мейер? - Он не смог скрыть раздражение.
- Я вам уже сказал - хочу говорить честно.
- Слушаю, - произнес Блинов.
- Буду краток. Считаю своей ошибкой, что полез в ваш музей. Признаюсь, кое-какие картины мне понравились. Впрочем, так же как и вам… - он лукаво взглянул на Блинова, - но готов больше не проявлять к ним интереса.
- Условия? - коротко бросил Блинов.
- Они очень просты. Вы перестанете проявлять интерес к моим делам. Перестанете заигрывать с подпольем. Это ведь и в ваших интересах. Все может кончиться тем, что нам обоим снимут головы. Давайте лучше работать вместе…
- Я подумаю, Мейер! - серьезно сказал Блинов.
Мейер взглянул в зеркальце, прикрепленное к ветровому стеклу, - в нем отразилась верхняя половина лица бургомистра: сосредоточенно сведенные брови и потемневшие глаза.
- Если решите принять мои условия, - сказал Мейер, притормаживая у входа в городскую управу, - приходите вечерком - есть хороший коньяк.
Блинов молча кивнул и вышел из машины. Мейер дал газ, и машина понеслась дальше…
Глава семнадцатая
ТРУДНЫЙ ПОХОД
Да, Т-А-87 имел точную информацию: у партизан хлеб был на исходе. Колесник и Геннадий Андреевич долго думали, что предпринять. В ближайших деревнях хлеба достать нельзя. За последнее время не удалось отбить ни одного продовольственного обоза. Через три-четыре дня придется уменьшить и без того урезанный паек.
Наконец штаб принял решение снарядить экспедицию за хлебом. Колесник настоял, чтобы отряд по пути зашел в деревню Стрижевцы и расправился с предателем-старостой. Может быть, окажется и так, что, испугавшись, староста сам выдаст припрятанный хлеб. Геннадию Андреевичу хотелось заглянуть и к старику Харитонову. Это предложение также было принято. Основное задание обдумывалось с особенной тщательностью. Группа должна напасть на склад с мукой поблизости от мельницы и увезти столько, сколько выдержит подвода, запряженная двумя лошадьми.
Решили, что в группу войдет человек пятнадцать и возглавит ее Стремянной.
Геннадий Андреевич молчаливо признал в Колеснике своего руководителя и выполнял все его указания. Он любил точно заданные и сформулированные задачи, а уж по какой формуле их решать, это должно зависеть от него. Колесник поверил в Геннадия Андреевича.
Радуясь тому, что он наконец получил важное и самостоятельное дело, Геннадий Андреевич вносил в него ту суету, которая так не нравилась ему, когда он замечал ее у других. Ему казалось, что партизаны собираются медленно, что лошади подобраны неправильно - одна слишком высока, другая чрезмерно худа и в паре им будет трудно тащить воз, - что маловато оружия…
Геннадий Андреевич, конечно, знал все подступы к деревне и к мельнице, ему было хорошо известно и расположение склада, но в военных делах он был не так уж крепок. Колесник, понимая это, вызвал к себе в блиндаж того партизана, которого больше всех ругал и именно поэтому больше всех ценил, - Федора Куликова, и строго приказал ему держаться поближе к командиру группы и помогать ему советами.
Первое, что сделал Куликов, - подобрал десяток надежных парней, с которыми не раз бывал во многих опасных делах. Когда он построил их на поляне перед блиндажом командира, Геннадий Андреевич с первого же взгляда понял, что это люди проверенные и опытные.
К своему удивлению, он заметил на левом фланге две знакомые фигурки. Вооруженные автоматами, Коля и Витя стояли рядом, изо всех сил стараясь принять тот несколько равнодушный вид, с которым, они считали, должны идти на опасное задание бывалые партизаны.