– Сплошная тьма.
– Там не должно быть никакой тьмы. Повернитесь еще чуть-чуть к свету, не наклоняйте ножницы так сильно… вот-вот, теперь видно?
– Ого, фотография. Как сумели туда вклеить такую маленькую фотографию?
– Очень интересно, правда? - оживленно болтал Мэйтэй. Хозяину, который с самого начала сидел молча, тоже вдруг захотелось взглянуть на фотографию.
– Эй, мне тоже покажите, - потребовал он. Хозяйка все ближе подносила ножницы к лицу, приговаривая при этом: "Ой, как красиво, голая женщина".
– Эй, тебе же сказано, покажи.
– Ах, подождите немного. Какие у нее красивые волосы. До пояса. Смотрит вверх, до ужаса высокая, но все-таки красивая.
– Говорят тебе, покажи, значит показывай, - прерывающимся от гнева голосом закричал хозяин.
– Ах, извините, что заставила ждать. Нате, смотрите сколько угодно.
В тот момент, когда хозяйка передавала мужу ножницы, служанка доложила: "Прибыл заказ гостя", - и внесла в гостиную две корзинки гречневой лапши.
– Хозяюшка, это угощение за мой счет. Извините, давайте покушаем. - И Мэйтэй вежливо поклонился.
Хозяйка не могла понять, то ли это делается всерьез, то ли в шутку, а поэтому не знала, как себя вести. Она лишь коротко ответила: "Пожалуйста", - и продолжала вопросительно смотреть на Мэйтэя. Хозяин наконец оторвался от фотографии:
– Послушай, в такую жару вредно есть лапшу.
– Ничего, все будет в порядке. Ведь от любимых кушаний редко бывает плохо, - сказал Мэйтэй и снял с корзинок крышки. - О, свеженькая, хорошо! От лапши, которая слипается, как и от человека, у которого не все дома, хорошего ждать не приходится, - сказал Мэйтэй и, добавив в соус разные приправы, принялся его размешивать.
– Не клади так много хрену, а то горько будет, - забеспокоился хозяин.
– Гречневую лапшу едят с соусом и хреном. Ты, наверное, не любишь ее.
– Я люблю пшеничную.
– Пшеничную едят конюхи. Мне жаль людей, не понимающих толка в лапше. - И, не переставая болтать, Мэйтэй погрузил свои хаси в корзину и, стараясь ухватить как можно больше лапши, приподнялся на два суна.
– Хозяюшка, лапшу можно есть по-разному. Тот, кто ест лапшу впервые, поливает ее большим количеством соуса, а потом мучается. Так и не поймешь вкуса лапши. Лапшу нужно брать вот как.
Он поднял хаси, и множество длинных полосок лапши повисло в воздухе. Мэйтэй-сэнсэй уже намеревался открыть рот, но глянул вниз и увидел, что дело осложнилось тем, что около двенадцати - тринадцати лапшин завязли в корзинке.
– А длинные они, однако. Взгляните, хозяюшка, какие они длинные, - снова обратился он к хозяйке, ища поддержки.
– Да, очень длинные, - ответила хозяйка. Ей очень нравилось наблюдать эту сцену.
– Так вот, эту длинную лапшу на одну треть погружают в соус и потом единым духом проглатывают. Жевать ее не принято. Весь вкус пропадет… Самое приятное, когда лапша легко проскальзывает в горло, - сказал Мэйтэй и решительно поднял хаси; лапша наконец отделилась от корзинки. Держа хаси в руке над чашкой с соусом, он стал медленно погружать лапшу в соус. В полном соответствии с законом Архимеда уровень соуса повышался по мере того, как в него погружалась лапша. Однако соус в чашке был налит почти до краев, и не успела лапша, свисавшая с хаси Мэйтэя, погрузиться в нее, как чашка оказалась полной. Когда хаси отделяло от чашки всего пять сун, они вдруг замерли в воздухе. Да это и понятно. Стоило им опуститься еще немного, и соус полился бы через край. Мэйтэй, кажется, тоже пребывал в нерешительности, но вдруг проворно наклонился к хаси, и в то же мгновенье послышалось чмоканье, кадык сэнсэя раз-другой судорожно дернулся, и лапши не стало. Я увидел, как в уголках глаз Мэйтэй-куна выступили две капли, очень похожие на слезы, и скатились по щекам. Я до сих пор не знаю, что было причиной слез - хрен или то усердие, с которым он заглатывал лапшу.
Хозяин восторженно крикнул:
– Здорово. Как это ты сумел проглотить!
– Чудесно. - Хозяйка тоже вознесла похвалу искусству Мэйтэя.
Мэйтэй, не сказав ни слова на их восторженные выкрики, положил хаси и несколько раз стукнул себя по груди.
– Хозяюшка, обычно такую длинную лапшу проглатывают за три с половиной - четыре глотка. Если есть медленнее, то пропадет всякая прелесть. - Он вытер рот платком и перевел дух.
И тут пришел Кангэцу-кун. На голове у него была зимняя шапка, ноги покрыты пылью - непонятно, зачем он заставлял себя страдать в такую жару.
– А вот и наш красавец пожаловал. Ты не против, чтобы мы продолжали трапезу? - сказал Мэйтэй-кун и без зазрения совести доел оставшуюся лапшу. На этот раз его манеры не были столь великолепны, он ел торопливо и, не переводя дыхания, быстро расправился с двумя порциями лапши.
– Кангэцу-кун, ты скоро кончишь свою диссертацию? - спросил хозяин.
Мэйтэй тут же подхватил:
– Кончай скорее, а то барышня Канэда заждалась.
Кангэцу-кун ответил со своей обычной усмешкой:
– Постараюсь кончить побыстрее, чтобы искупить свою вину и успокоить ее. Но тема у меня, что ни говори, трудная и требует кропотливого труда. - Он говорил серьезно о вещах, которые никто не считал серьезными.
– А раз тема трудная, то ты не сможешь закончить работу так быстро, как хочет Нос. Впрочем, этот Нос вполне стоит того, чтобы к нему подлизывались, - вторил Мэйтэй в тон Кангэцу. И лишь хозяин оставался серьезным.
– А на какую тему у тебя диссертация?
– Влияние ультрафиолетовых лучей на электрические процессы, происходящие в глазном яблоке лягушки.
– Странная тема. От Кангэцу-сэнсэя как раз можно было ожидать, что он займется такой замечательной темой, как глазное яблоко лягушки. Послушай, Кусями-кун, а было бы неплохо, если бы он, перед тем как закончить свою диссертацию, сообщил Канэда хотя бы ее тему.
Хозяин не обратил на слова Мэйтэя никакого внимания и спросил у Кангэцу.
– Неужели такая тема требует глубоких исследований?
– Конечно. Это очень сложная тема. Хотя бы потому, что линза в глазном яблоке лягушки устроена не так уж просто. Придется проводить всевозможные опыты, я думаю приступить к ним после того, как изготовлю стеклянный шарик.
– Но ведь такую вещь, как стеклянный шарик, можно купить у стекольщика.
Кангэцу-сэнсэй резким движением выпрямил спину.
– Ничего подобного, - воскликнул он. - И круг и прямая линия суть тригонометрические фигуры, и невозможно найти идеальных кругов и прямых линий, которые бы соответствовали геометрическому определению.
– А раз нет, то брось возиться с ними, - посоветовал Мэйтэй.
– Сначала я собирался сделать шар, который бы мог служить мне для опытов. Я занимаюсь этим уже несколько дней.
– Получился? - спросил хозяин; можно подумать, что это так легко.
– Как же, получится, - сказал Кангэцу-кун, но тут же заметил в своем ответе небольшое противоречие и поспешил добавить: - Это очень трудно. Я постепенно шлифовал его, но вдруг мне показалось, что в одном месте его радиус великоват, и я решил немного подточить, когда же подточил с одной стороны, оказалось, что выпирает другая. Я снова принялся точить и доточил до такой степени, что он вообще перестал быть круглым. Я был страшно раздосадован и попытался устранить неровности, но тут в диаметрах снова началась неразбериха. Большой шар величиной с яблоко становился все меньше и меньше, пока не достиг размеров вишни. Но я продолжал неустанно трудиться и довел шарик до размеров горошины. Но и тогда не получилось правильной сферы. Точил, точил… С января сточил шесть стеклянных шариков, - распространялся Кангэцу-кун, - и было невозможно понять: то ли он правду говорит, то ли врет?
– Где ты их обтачиваешь?
– В университетской лаборатории. Приступаю к работе с утра, потом делаю перерыв на обед и снова точу, пока не стемнеет. Занятие не из веселых.
– Значит, из-за этих шариков ты сейчас страшно занят и каждый день, даже по воскресеньям, ходишь в университет?
– Да, пока я только тем и занимаюсь, что с утра до вечера обтачиваю шарики.
– Заделался я доктором по производству шариков и пробрался в… И, услышав о твоем усердии, даже Нос, каким бы спесивым он ни был, почувствует благодарность. Недавно я был в библиотеке, а когда уходил домой, неожиданно встретился с Робай-куном. Я очень удивился, что он даже после окончания университета продолжает ходить в библиотеку, и сказал: "Вы молодец, здорово занимаетесь". Сэнсэй сделал недоуменное лицо и ответил: "Что вы, я сюда не книжки читать пришел, а в уборную, малая нужда меня одолела". Мы от души посмеялись. Как о примере редкого трудолюбия я хочу написать о тебе в новом издании книги "Мэнцю". И показать, какая глубокая пропасть лежит между тобой и Робай-куном.
Комментарии Мэйтэй-куна, как всегда, были слишком многословны. Хозяин снова принял серьезный вид и спросил:
– Хорошо, ты каждый день обтачиваешь шарики, но когда же ты намерен заняться самим исследованием?
– Если работать, как сейчас, то и десяти лет не хватит, - ответил Кангэцу-кун. По-видимому, он обладал более беззаботным характером, чем хозяин.
– Десять лет!… Ты уж точи немного побыстрее.
– Десять лет - это еще быстро, я боюсь, как бы не понадобилось двадцать.
– О ужас!… Оказывается, совсем не легко стать доктором.
– Я и сам хочу закончить как можно быстрее, чтобы вы наконец успокоились, но вот никак не могу выточить шарик, а без него не поставишь ни одного опыта…
Кангэцу-кун минуту помолчал, потом заговорил снова:
– Да вы не беспокойтесь. Канэда тоже прекрасно знает, что я сейчас все время вожусь с шариками. Несколько дней назад я был у них и рассказал, как у меня обстоят дела, - закончил он с победоносным видом.
Хозяйка, которая внимательно прислушивалась к разговору мужчин, хотя ровным счетом ничего не понимала, подозрительно спросила:
– А разве Канэда не уехали всей семьей еще в прошлом месяце к морю? Кангэцу-кун смутился.
– Странно. Как же так? - растерянно проговорил он.
В такие минуты Мэйтэй-кун незаменим - как только в разговоре наступает заминка, кто-нибудь окажется в затруднительном положении или захочет спать - он тут как тут.
– Это же замечательно, почти мистика: в прошлом месяце они уехали к морю, а несколько дней назад ты встречался с ними в Токио. Как говорят, спиритическая встреча. Такое случается, когда двое людей много думают друг о друге. С первого взгляда это кажется сном, но иногда сны бывают реальнее действительности. Нет ничего удивительного, что вы, хозяюшка, начали сомневаться - ведь вы поженились с Кусями-куном, совсем не думая друг о друге, и за всю жизнь не узнали, что такое любовь…
– На каком основании вы так говорите? Это просто оскорбительно. - Хозяйка прервала Мэйтэя на полуслове.
– Но ведь и ты, кажется, никогда не испытывал мук любви, - хозяин ответил ударом на удар, придя на помощь супруге.
– Слухи о моих любовных похождениях никогда не живут больше семидесяти пяти дней, а поэтому вы их, наверное, просто не помните… собственно говоря, то, что я прожил всю жизнь холостяком, тоже результат несчастной любви, - ответил Мэйтэй и обвел присутствующих взглядом.
– Хо-хо, интересно, - сказала хозяйка.
– Опять морочишь людям головы, - пробурчал хозяин и отвернулся.
И лишь Кангэцу-кун проговорил:
– Расскажите, я хочу извлечь урок из этой истории, - и улыбнулся, как всегда ехидно.
– В ней тоже очень много мистики, и если бы я рассказал ее покойному Коидзуми Якумо-сэнсэю. он, наверное, был бы в восторге, но, к сожалению, сэнсэй сейчас спит вечным сном и, по правде говоря, мне об этом не хотелось бы вспоминать. Однако если вы просите, то так уж и быть - откроюсь. А вы, в свою очередь, обещайте внимательно выслушать меня до конца, - предупредил Мэйтэй и наконец приступил к рассказу:
– Как сейчас помню, это случилось… э-э… сколько же лет уже прошло?., ну, да ладно, предположим, что это случилось приблизительно пятнадцать-шестнадцать лет тому назад.
– Чушь, - ухмыльнулся хозяин.
– Ах, какая у вас плохая память, - насмешливо проговорила хозяйка. Один Кангэцу-кун, выполняя обещание, не проронил ни слова и всем своим видом желал выказать готовность слушать дальше.
– Во всяком случае, это было зимой. Я тогда путешествовал по Этиго, - прошел долину Бамбукового побега в уезде Камбара и поднялся на перевал Кувшина Осьминога, откуда собирался спуститься в Айдзу. Тут его снова перебил хозяин:
– Где ты нашел такие места?
– Не прерывайте, пожалуйста, это так интересно, - остановила его хозяйка.
– Солнце село, дорога незнакомая, хотелось есть, поэтому мне ничего не оставалось как постучаться в одинокий дом, стоявший на самом перевале, объяснить в чем дело и попроситься на ночлег. "Пожалуйста, пожалуйста, заходите", - последовал ответ. При свете поднесенной к моему лицу свечи я увидел девушку и обомлел. Вот когда я познал колдовскую силу злодейки, именуемой любовью.
– Вот так так. Неужели в диких лесах есть красавицы?
– И в горах, и на море, везде… Хозяюшка, вот бы вам хоть одним глазком взглянуть на нее, ах, какая девушка. У нее была прическа бункин-но такасимада.
– Да ну! - воскликнула хозяйка.
– Я вошел в дом. Посреди комнаты в восемь циновок горел большой очаг. Вокруг него мы и уселись вчетвером: девушка, ее дедушка, бабушка и я. "Вы, вероятно, проголодались?" - спросила меня девушка. "Накормите меня чем угодно, но только поскорее", - попросил я. "У нас сегодня дорогой гость, давай угостим его по крайней мере змеями", - сказал старик. Слушайте внимательно, сейчас я перейду к истории несчастной любви.
– Сэнсэй, мы слушаем вас очень внимательно, но, наверное, даже в Этиго зимой не бывает змей.
– Гм, вполне законный вопрос. Однако, когда рассказывают такую поэтическую историю, придирки совершенно неуместны. Разве в романе Кёка крабы не вылезают из-под снега.
– Вот как, - только и сказал Кангэцу-кун и приготовился слушать дальше.
– В то время я больше, чем кто-либо другой, любил есть всякую нечисть, но саранча, слизняки, красные лягушки мне уже порядочно надоели, а поэтому змеи показались мне блюдом очень тонким. "Поскорее подавайте их сюда", - ответил я старику. Тот насыпал в кастрюлю рису, поставил на огонь и стал варить. Я взглянул на крышку кастрюли и удивился - в ней было проделано около десяти отверстий и из всех струйками вырывался пар. "Ловко придумано, для деревни совсем не плохо", - решил я. Старик вдруг поднялся и вышел, но скоро вернулся, держа под мышкой большую корзину. Как ни в чем не бывало он поставил ее рядом с очагом. Я заглянул в нее… О, ужас! Она была полна змей. Защищаясь от холода, они переплелись между собой и образовали один сплошной клубок.
– Хватит о таких вещах. Противно слушать, - сказала хозяйка, сдвинув брови.
– Что значит "хватит", - это же главная причина несчастной любви, так что придется выслушать. Через некоторое время старик поднял левой рукой крышку кастрюли, а правой схватил весь этот клубок, бросил его в кастрюлю и накрыл крышкой. В эту минуту у меня даже дух захватило.
– Да перестаньте вы в конце концов, - пугливо воскликнула хозяйка.
– Скоро дойду до несчастной любви, потерпите немного. Не прошло и минуты, как из одной дыры в крышке кастрюли высунулась голова змеи. Я испуганно вздрогнул. "Ты смотри, думаю, вылезла все-таки". Но в эту минуту из другой дыры показалась еще одна голова. Змеиные головы стали появляться отовсюду, постепенно вся кастрюля оказалась унизанной ими.
– С чего бы это они стали вылезать? - подозрительно спросил Кусями-сэнсэй.
– В кастрюле им было горячо, и, естественно, все они старались спастись бегством. Вскоре старик сказал: "Уже готово, вытаскивай" - или что-то в этом роде. "Ага", - ответила старуха. "Сейчас", - произнесла девушка, и они вместе принялись хватать змей за головы. Хребет, аккуратно отделяясь от мяса, вытаскивался вместе с головой. В кастрюле оставалось одно мясо. Здорово получалось.
– Это называется вытаскиванием змеиных хребтов? - посмеиваясь, сказал Кангэцу-кун.
– Оно самое. Ловко это у них получалось, правда? Потом она сняла крышку, перемешала рис с мясом и подала мне: "Кушайте".
– И ты ел? - холодно спросил хозяин; хозяйка же с гримасой отвращения на лице проворчала:
– Ну, хватит, меня и так уже мутит, теперь есть ничего не смогу.
– Хозяюшка, вам никогда не приходилось есть змеиного мяса, потому и возражаете. Советую попробовать, оно такое вкусное, что всю жизнь помнить будете.
– Очень мне нужно есть такую погань!
– "Наслаждаться обильной едой, забыть про холод, смотреть сколько душе угодно на девушку - что мне еще нужно", - подумал я, и тут девушка мне сказала: "Может, вы ляжете спать?" Усталость давала о себе знать, и я охотно согласился, растянулся во весь рост и, позабыв обо всем на свете, крепко уснул.
– А что же с вами было потом? - Теперь уже хозяйке не терпелось дослушать рассказ до конца.
– А потом… Я проснулся утром, и тут приключилась несчастная любовь.
– Что-нибудь случилось?
– Да нет, ничего особенного. Проснувшись, я закурил папиросу, выглянул из окошка во двор и увидел, что у ручья напротив умывается какая-то "лысина".
– Старик? Или старуха? - спросил хозяин.
– Я тоже никак не мог понять, кто это был, и долго рассматривал "лысину". Но вот она повернулась в мою сторону, и, о ужас! Я даже отшатнулся от окна. Это была моя первая любовь - вчерашняя девушка.
– Но вы же с самого начала сказали, что у нее была прическа.
– Да, накануне была, причем великолепная.
– Не мели чепуху, - сказал хозяин, устремив взор в потолок.
– Я тоже был очень удивлен, мне даже стало немного страшно, и я стал внимательно смотреть, что будет дальше. Наконец "лысина" кончила умываться, взяла парик в виде такасимада, который лежал на камне рядом, и как ни в чем не бывало надела его на голову и спокойно вошла в дом. "Ну и дела", - подумал я и с этой минуты возроптал на свою горькую судьбу, которая послала мне несчастную любовь.
– Ерунда у тебя какая-то получилась, а не несчастная любовь. Кто этому поверит? Вон ты какой веселый и бодрый, а, Кангэцу-кун? - обрушился хозяин на несчастную любовь Мэйтэй-куна.
– Однако, - возразил Кангэцу-кун, - если бы эта девушка не была лысой и сэнсэй смог бы благополучно привезти ее с собой в Токио, то он, наверное, выглядел бы еще бодрее. Ведь, что ни говори, такое горькое разочарование надолго оставляет в сердце след. Но все-таки почему такая молодая девушка осталась без волос?
– Я тоже много об этом думал и пришел к выводу, что это от змеиного мяса. Змеиное мясо заставляет кровь приливать к голове.
– Однако у вас, я смотрю, все в порядке.
– Мне удалось избежать облысения, но зато с тех пор я стал близоруким, - ответил Мэйтэй и принялся тщательно протирать платочком свои очки в золотой оправе. Вдруг хозяин как будто вспомнил о чем-то.