"Убивать, но как культурные люди"
Командующий государственной жандармерией генерал Димитров тщательно подбирал себе помощников среди "наиболее достойных" офицеров армии и полиции. 12 февраля 1944 года вышел царский указ о назначении командиров формируемых батальонов жандармерии. Через неделю был опубликован закон о создании государственной жандармерии, из которого народу стало ясно, что военно-полицейский режим произвел на свет "нечто новое", чье появление было обусловлено "потребностями особого времени". Официальные газеты заверяли население, что создание жандармерии преследовало благородную цель - "обеспечение безопасности государства" - и что отныне борьба с врагами царя и отечества будет поставлена "на здоровые начала и солидную основу".
Штаб жандармерии разместился в столице. При нем имелись интендантство, усиленная моторизованная рота и жандармский конный эскадрон. Началось ускоренное формирование двенадцати батальонов жандармерии. В каждом батальоне кроме своего штаба было по три пехотные и одной моторизованной роте, по одному кавалерийскому эскадрону, взводу крупнокалиберных пулеметов и минометному взводу. Естественно, что для нужд жандармерии были открыты все склады и арсеналы фашистской армии.
4 марта 1944 года со специальными курьерами всем командирам батальонов были отправлены одобренные Министерским советом "Правила организации государственной жандармерии". Каждый, кто знакомился с ними, убеждался, что рождается действительно "нечто новое". И все же даже офицерам жандармерии не было до конца ясно, для каких целей создавалась жандармерия, ее задачи и статус, место и роль, которые отводились ей в репрессивном аппарате монархо-фашистского режима. Вот почему на первом совещании, созванном еще в марте, генералу Димитрову пришлось ответить на довольно большое количество вопросов своих подчиненных. В числе других ему был задан и такой вопрос: "Что же такое жандармерия, это войска или полиция?"
- Да, мы войска, но не такие, какие были в стране до сих пор, - разъяснил генерал. - Мы особый вид войск, с той же самой армейской организацией, но со специальными задачами и более широкими правами. Жандармерия представляет собой внутренние войска, призванные охранять устои государственной власти. Командиры батальонов подчиняются только мне и министру внутренних дел и народного здравоохранения.
(Какой парадокс - министр внутренних дел должен был заботиться еще и о здоровье народа!)
- Армейский офицер, - разглагольствовал генерал, - может сделать замечание военнослужащему из частей жандармерии, но не имеет права арестовать его. Никто, кроме меня, не вправе ставить боевые задачи батальонам. Но, господа, запомните следующее: наши отношения с армией должны быть братскими.
Нетрудно догадаться, да это подтверждается и документально, во имя чего генерал призывал своих подчиненных к братским отношениям с армией, - совместными усилиями армия и жандармерия должны были разгромить антифашистское движение и беспощадно уничтожить народных борцов.
- Что касается личного состава, - продолжил генерал, - то он будет пополняться не за счет мобилизованных и призванных из запаса военнослужащих, а главным образом за счет хорошо проявивших себя в деле чинов полиции, чья служба в жандармерии будет высоко оплачиваться.
Новосозданная жандармерия рьяно включилась в борьбу с антифашистским движением. Генерал Димитров едва успевал подписывать приказы о поощрениях и денежных наградах для жандармов, отличившихся при расправах над народными борцами, во время арестов и истязаний, поджогов и грабежей. Представляемые им правительству победные реляции были полны описаний таких зверств, что даже министр внутренних дел и народного здравоохранения испугался и посоветовал генералу действовать "более тактично". В связи с этим генерал Димитров издал специальный циркуляр, в котором указывалось, что господин министр получил сведения "об известных проявлениях садизма со стороны жандармерии при уничтожении нелегальных".
Что же могло так испугать министра? Может быть, сообщение о том, что какой-то гражданин наткнулся на обезображенные обнаженные тела девушек, убитых в овражке неподалеку от соединяющей два соседних села дороги?
Генерал тут же провел разъяснительную работу с командирами жандармских батальонов:
- Неужели, если эти девицы действительно были связаны с партизанами, нельзя было ликвидировать их где-нибудь в другом месте? Разве мало глухих уголков в горах? По крайней мере надо было зарыть их, чтобы не оставлять никаких следов.
Следовательно, жандармы должны знать не только, кого и как убивать, но и где убивать.
А может быть, до министра дошли слухи, что в одном из сел по окончании следствия по делу задержанных ремсистов их родители заплатили жандармам по сто тысяч левов, чтобы спасти своих детей? Генерала удивило лишь то, откуда бедные крестьяне могли достать такие деньги. В неподкупности своих подчиненных он был абсолютно уверен. Проверка подтвердила, что, хотя жандармы и взяли деньги, арестованные ремсисты были все же расстреляны. Так что, по мнению генерала, его вояки на этот раз оказались на высоте.
Или, возможно, "гуманного" министра из правительства Багрянова покоробило известие, что бандиты капитана Русева у двух партизан, убитых в бою неподалеку от села Дюлино, отрезали головы и, насадив на колья, выставили их на сельской площади? Что касается генерала, то на него это событие не произвело особого впечатления, он даже похвалил третий бургасский батальон жандармерии за активные действия против партизан отряда "Народный кулак". Генерал счел нужным лишь слегка пожурить жандармов, ставших фактически профессиональными убийцами. Свою позицию генерал изложил в директивном письме, разосланном командирам всех батальонов жандармерии. "Выставление в населенных пунктах трупов и отрезанных голов убитых партизан не оправдано, так как дает возможность нашим идейным противникам, создавать вокруг этих людей ореол героизма и мученичества".
Одобряя в душе преступления возглавляемой им банды убийц, генерал на словах всячески стремился представить жандармерию "защитницей общественного порядка и государственных устоев".
- Необходимо действовать более достойно, - поучал он своих подчиненных. - Наших врагов следует уничтожать, не впадая в остервенение, которое выставляет нас перед всей страной как людей некультурных, с садистскими и животными инстинктами. Убивать, но как культурные люди - так просвещенный генерал формулировал свое требование к залившим всю страну кровью жандармам.
Подручные генерала Димитрова умели между строк его "сердитых" приказов находить полное одобрение творимого ими беззакония, и террор фашиствующих головорезов из подразделений жандармерии усиливался с каждым днем. В штаб государственной жандармерии в столице хлынул поток писем и телеграмм со всех концов страны о бесчинствах, насилии и мародерстве, творимых подразделениями жандармерии.
Тем не менее кровавые преступления жандармов скрупулезно описывались в специальном бюллетене, издававшемся по распоряжению генерала для "обмена опытом" между батальонами. Генерал даже самолично придумал гриф для этих бюллетеней: "Вечно секретно". Откуда ему было знать, что всего через несколько месяцев после создания жандармерии победивший народ сделает достоянием гласности эти "вечно секретные" материалы.
Генерал Димитров любил называть вверенные ему части жандармерии "войсками особого назначения". Первоначально они были сформированы из полицейских, проявивших себя в карательных акциях против патриотов. Однако оказалось, что полиция не может служить постоянным источником пополнения жандармерии. Попытки генерала пополнять жандармерию за счет армейских частей не принесли желаемого результата. Еще в апреле он вынужден был констатировать, что "личный состав некоторых батальонов не пополнился за последнее время ни на одного человека". В связи с этим генерал распорядился, чтобы командиры батальонов лично занялись вопросами пополнения, привлекая на службу в жандармерию прежде всего военнослужащих с националистическими убеждениями. К чести и к счастью нашего народа, до самой победы революции ни один жандармский батальон так и не сумел до конца заполнить свои штаты. Но, несмотря на нехватку убийц в жандармских частях, болгарский народ до сих пор помнит их зловещие дела, их жестокость и бесчеловечность…
Один из рабочих дней генерала Димитрова начался тревожно - минувшей ночью исчезла его дочь. Все усилия близких и знакомых разыскать ее оказались безрезультатными. По тревоге были подняты подчиненные генерала, запросы были посланы во все инстанции, где могли дать какие-либо сведения о пропавшей девушке. Наконец она была обнаружена в тюрьме, в камере предварительного заключения. Оказалось, что дочь генерала была арестована его же усердными жандармами, которых он столь старательно натаскивал быть бдительными и беспощадными. Взыграло любящее отцовское сердце - генерал возмутился и издал очередной приказ по жандармерии: "Тринадцатого числа сего месяца, вечером, после наступления полицейского часа, моя дочь была задержана вместе с одним моим близким знакомым. Вместо того чтобы подвергнуть штрафу и после этого отпустить, ее бросили в камеру к уголовным преступникам, где она и провела целую ночь. Считаю, что в данном случае чинами жандармерии продемонстрировано глупое истолкование существующих распоряжений, а их поведение явило собой образец грубости и твердолобости".
Не на шутку разгневался генерал на своих подопечных, когда дело коснулось его собственной дочери. Однако вряд ли он думал при этом о зверствах, чинимых жандармерией по всей стране, о расправах и поджогах, о тех молоденьких девушках, зверски убитых его "культурными войсками особого назначения" возле сельского поселка.
Как на войне
В один из дней мая 1944 года в течение нескольких часов под непосредственным руководством начальника бургасского гарнизона полковника Абаджиева в общественных местах и на улицах города, а также в населенных пунктах подчиненных околий был вывешен приказ № 26 командующего третьим армейским округом. К его расклейке власти привлекли полицию, жандармерию, армейские части, сельских кметов, представителей сил общественного порядка. Люди собирались группами, молча вчитывались в грозные строки приказа и поспешно расходились. Каждый торопился уйти: боялись, как бы неосторожно высказанное мнение не завлекло в какую-либо западню. Все знали, что вокруг немало недобрых глаз, следящих за каждым шагом, и ушей, ловящих каждое слово.
Подойдя к небольшой группе людей, толпящихся у вывешенного приказа, я прочитал:
"I. Для обеспечения общественного правопорядка и безопасности народа и государства правительство возложило на армию всю полноту власти в борьбе с нелегальными элементами, их укрывателями и пособниками, которая будет вестись до полного уничтожения этих злейших врагов Болгарии.
II. Выполнение поставленной задачи на территории третьего армейского округа будет проходить под моим руководством. С сегодняшнего дня в мое подчинение переходят все жандармские, полицейские и административные силы и органы округа…
…ПРИКАЗЫВАЮ…"
Огляделся вокруг - все люди разошлись. Рядом со мной стоял лишь один уже немолодой человек. Заметив, что и я собираюсь уйти, он положил мне руку на плечо и попросил:
- Прочитай вслух, о чем там речь.
Начал читать снова. В каждой строке - угроза. Видимо, иного средства борьбы с патриотами, кроме смертной казни, генерал не признавал. "Борьба должна вестись настойчиво, решительно и беспощадно до полного уничтожения врага. При этом самым строгим образом должны применяться следующие меры…" И дальше перечень: расстрел на месте без суда и следствия, сжигание домов, немедленная конфискация имущества и снова расстрел, расстрел, расстрел…
- Да, совсем как на войне, - прошептал мой слушатель и пошел прочь.
Наверное, это был самый жестокий приказ, изданный в стране в те годы. И ранее войска участвовали в операциях против партизанских отрядов. Но этим приказом фашистское правительство, по существу, объявило войну своему народу, войну, в которой только за несколько последующих месяцев погибли сотни прекрасных сынов и дочерей Болгарии, были сожжены десятки домов. Все карательные операции проводились теперь под руководством войсковых командиров. Приказом уточнялись старшинство и подчиненность между войсками, жандармерией, полицией и силами общественного порядка. И это был далеко не формальный момент. В дальнейшем ни одна из проводимых властями карательных операций не планировалась без участия армейских командиров, не осуществлялась без их непосредственного руководства. Полки покинули казармы. Войсковые части были размещены по селам, выдвинуты далеко в горы. Штабы отложили разработку оперативных планов ведения боевых действий против возможного внешнего противника. Расположенные вблизи турецкой границы горные массивы Странджа-Планина и Дервиш-Могила, куда с 1940 года были стянуты войска, опустели. Все имевшиеся силы - армию, жандармерию и полицию - фашистское правительство бросило на борьбу против своего собственного народа.
В ответ на это партия и РМС активизировали работу среди военнослужащих. В результате немало оружия и боеприпасов перекочевало из армейских арсеналов в партизанские землянки, многие солдаты и младшие командиры ушли в горы и влились в ряды народных борцов. Еще в 1943 году более одной пятой состава легендарного партизанского батальона "Христо Ботев" были воспитанниками Бургасской окружной ремсистской организации. В мае 1944 года уже около ста солдат и офицеров, также воспитанников Бургасских окружных партийной и ремсистской организаций, встали на путь партизанской борьбы в рядах бригады "Георгий Димитров" под командованием поручика Русева. После этого еще восемнадцать военнослужащих влились в партизанский батальон, которым командовал Боян Михнев. Они сражались с врагом вдали от родного края, в Македонии и Сербии, и домой вернулись как победители. Наверное, не найти такого уголка страны, где бы не вели борьбу мужественные коммунисты и ремсисты - члены Бургасских окружных партийной и ремсистской организаций! Не говоря уже об отрядах, действовавших в самой Бургасской области.
Повествуя о героических делах партизан и подпольщиков нашего края, нельзя забывать и о том, как дорого обошлась нам предательская деятельность различных полицейских агентов и провокаторов. Позднее Народный суд сурово покарал троих из них - Пройкова, Грудева и Гарипова, - приговорив к смертной казни.
В июне 1942 года провокатором Василом Георгиевым был выдан властям перешедший на нелегальное положение окружной комитет РМС. В результате многие товарищи оказались брошенными за решетку, а секретарь окружного комитета Гочо Иванов был повешен в фашистском застенке. К сожалению, самому провокатору удалось после этого бесследно скрыться.
На другого полицейского агента, Лазара Трайкова, начальником областного управления полиции Петром Соларовым была возложена весьма ответственная задача - проникнуть в штаб Шестой оперативной повстанческой зоны. Для того чтобы как можно правдоподобнее инсценировать "героический" переход Трайкова на нелегальное положение, властями были нанесены удары по партийным организациям в Бургасе и Поморие. В результате цель оказалась достигнутой - провокатору удалось выйти на штаб зоны. Но как передать собранные сведения полицейскому начальству? Страх перед разоблачением вынудил Трайкова вопреки полученным инструкциям покинуть расположение штаба зоны и отправиться на поиски связи с полицией. Однако его исчезновение было своевременно обнаружено, и штаб был спасен. А разоблаченный провокатор уже не представлял никакого интереса для своих шефов. И вскоре после этого Лазар Трайков покончил жизнь самоубийством на поморийском кладбище. Вполне закономерный итог жизни предателя.
Стремясь любой ценой разгромить коммунистическое подполье и партизанские отряды, власти монархо-фашистской Болгарии не гнушались никакими средствами. Не скупясь на щедрые посулы и угрозы физической расправы, они пытались вербовать тайных осведомителей и провокаторов из числа случайно примкнувших к движению или идейно нестойких людей. Но руководство партийных комитетов и командование партизанских отрядов прекрасно понимали, какой непоправимый вред может принести даже один проникший в наши ряды тайный враг, и вели непрестанную и беспощадную борьбу против предателей и полицейских агентов. В свою очередь немало отважных патриотов работали по заданию партии во вражеском лагере, добывая информацию, важность которой трудно было переоценить.
Активное участие в разоблачении и своевременном обезвреживании раскрытых провокаторов принимали и руководящие кадры РМС. Помню, как осенью 1941 года Леонид Аргиров, отвечавший за ремсистские группы в начальных классах гимназии, показал нам на одной из городских улиц Михаила Пройкова и предупредил: "Этого человека остерегайтесь, он работает на полицию". И сейчас у меня стоит перед глазами одутловатое, ненавистное лицо провокатора. К счастью, он был обезврежен задолго до того, как власти начали "большую внутреннюю войну". Георгий Атанасов и начальник штаба партизанского отряда "Народный кулак" Васил Дойчев еще в 1940 году разобрались, что за птица затесалась в наши ряды. Васил Дойчев тогда же поставил вопрос о Пройкове перед окружным комитетом партии, после чего предатель был отстранен от дел Каблешковской районной партийной организацией. Непросто было убедить всех членов окружного комитета в необходимости подобного шага. И все же, несмотря на принятые меры, властям удалось нанести ряд ощутимых ударов по коммунистическому подполью. Последствия подлой деятельности Пройкова продолжали сказываться еще долгое время и после его разоблачения, в частности на совести Пройкова гибель политэмигранта Димитра Илиева, вернувшегося в Болгарию из Советского Союза, который вначале укрывался в Бургасе, а затем перебрался в Каблешково.