3
Сегодня ковшика наверху не было. Значит, на поверхности все обстояло хорошо. Цзинь Фын смело поднялась по зарубкам, выдолбленным в стенах колодца. Дверь домика, как всегда, была отворена. Девочка вошла, но на этот раз, кроме старушки, увидела в доме чужого человека. Он был худой и бледный. Такой бледный, что девочка подумала даже, что это лежит мертвец. Его кожа была жёлтая-жёлтая и совсем прозрачная, как промасленная бумага, из какой делают зонтики. Человек лежал на старушкиной постели и широко открытыми глазами глядел на девочку. Только потому, что эти глаза были живые и очень добрые, девочка поняла, что перед нею не мертвец, а живой человек.
Старушка сидела около постели и держала руку сына двумя своими сухонькими ручками. А рука у него была узкая, длинная, с тонкими-тонкими пальцами, и кожа на этой руке была такая же прозрачная, как на его лице.
Снова переведя взгляд с лица человека на эту руку, Цзинь Фын увидела, что его рука совсем мокрая от падающих на неё слез старушки. Девочка поняла, что она не узнала доктора Ли. Она нахмурила брови и подумала: если он пришёл сюда и лёг в постель матери, значит он уже так устал, что не может больше жить.
Старушка хотела что-то сказать, но губы её очень дрожали, а из глаз все катились и катились слезы. Доктор осторожно положил руку на седые волосы матери, хотел погладить их, но рука упала, и у него не хватило сил поднять её снова. Рука свисала почти до пола; девочка смотрела на неё, и ей казалось, что рука все вытягивается, вытягивается…
Девочка взяла руку больного, подержала её, ласково погладила своими смуглыми пальчиками и осторожно положила на край постели.
Потом девочка взяла старушку под руку, вывела в кухню и вымыла ей лицо. Старушка немного успокоилась и сказала:
- Теперь он уже никогда не вылечится. Они знают это и больше уже не станут его беречь; он не может делать операций и совсем им не нужен. Если они возьмут его ещё раз, то убьют совсем.
- Нет, - сказала Цзинь Фын так твёрдо, что старушка перестала плакать. - Позвольте мне сказать вам: товарищи придут за ним, унесут его, и полицейские больше никогда-никогда его не возьмут. А доктор Цяо его вылечит. - И, подумав, прибавила: - Все это совершённая правда. Я знаю.
Старушка покачала головой.
- Вы видели, какой он… А у меня ничего нет… ничего, кроме прошлогодней кукурузы, совсем уже чёрной.
Цзинъ Фыя на секунду задумалась.
- До завтра этого хватит уважаемому доктору, вашему сыну. - Она достала из корзинки вторую плетёнку - с картофелем - и поставила на стол перед старушкой.
Старушка прижала к своей впалой груди голову девочки. И на этот раз волосы девочки остались сухими, потому что старушка больше не плакала.
Видя, что Цзинь Фын собирается уйти, старушка сказала:
- Останьтесь с нами, прошу вас. У меня нет сил, а ему надо помочь.
Девочка посмотрела на старушку, на её трясущиеся, слабые руки, на умоляющие глаза, готовые снова наполниться слезами, и обернулась к двери, за которой беспомощно лежал доктор. Она поняла, что действительно без неё старушка ни в чём не сможет ему помочь.
Цзинь Фын захотелось остаться здесь не только потому, что было жалко больного доктора и его мать, но и потому, что она знала: доктор Ли очень хороший человек, ему непременно следует помочь. Но тут она подумала: а как бы поступил на её месте большой "красный крот"? Остался бы он тут? Нет, наверно, не остался бы, а пошёл дальше с заданием командира. Цзинь Фын положила свою маленькую ручку на сухую руку старушки, немногим большую, чем её собственная, и, преодолевая жалость, сказала, как взрослая ребёнку:
- Потерпите, прошу вас. Я вернусь. - И, подумав, прибавила так, что старушка улыбнулась впервые с тех пор, как девочка её знала: - Непременно вернусь, и, если позволите, мы тогда подумаем с вами вместе.
Она пошла через двор к изгороди, которою был замаскирован лаз к входу в следующую галерею.
А старушка стояла у двери и глядела на дорогу: нет ли там кого-нибудь постороннего.
На дороге никого не было, и девочка сошла под землю. Этот ход должен был привести её в самую миссию. Никем не замеченная, она выйдет из-под земли в кустах акации за гаражом.
Девочка засветила фонарик, нагнулась и побежала.
Глава пятая
1
Между десятью утра и двумя пополудни в доме католической миссии никого из постояльцев не осталось. Эти часы, когда солнце стоит высоко, гости проводили у маленького бассейна и забавлялись кормлением рыбок.
В доме была только прислуга.
У Дэ, грохоча сковородками с ещё большим ожесточением, чем обычно, готовила второй завтрак. Девушки приступили к уборке комнат.
Ма отправилась в направлении Тайюани, намереваясь проникнуть в город. Повёз её У Вэй на старом, дребезжавшем всеми суставами автомобиле, собранном им из брошенных миссией двух разбитых "фордов".
Занятая уборкой, Тан Кэ не сразу услышала настойчивый звонок у ворот и побежала отворять.
За решёткой стояла Цзинь Фын. Она робко нараспев выговаривала:
- Овощи, свежие овощи!..
Тан Кэ отперла калитку и поманила девочку к себе.
- Овощи свежие?
- Морковь совсем сахарная.
- Без обмана?
- Уверяю вас, как для родных.
Тан Кэ быстро огляделась и понизила голос:
- Пароль правильный, но… почему вы? ГдеЦзинъГо?
Цзинь Фын молча отвернулась. Тан Кэ испуганно схватила девочку за руку.
- Взяли? - меняясь в лице, быстро спросила она.
Девочка ответила молчаливым кивком головы.
Обе долго молчали. Девочка продолжала смотреть в землю и дрожащими пальчиками мяла край своей курточки.
- Никого не выдала? - тихо спросила Тан Кэ.
Девочка подняла на неё глаза, опушённые длинными штрихами необыкновенно густых ресниц, и с укоризной, от которой Тан Кэ стало не по себе, сказала:
- Цзинь Го?!
- Да, да… - растерянно проговорила Тан Кэ. - Я знаю… Её пытали?
- Ей отрубили руки…
- Ох!
Тан Кэ закрыла лицо ладонями. А девочка сказала совсем тихо, так, что Тан Кэ скорее угадала, чем расслышала:
- …и повесили…
Тан Кэ отняла от лица руки и смотрела на девочку, не в силах проронить ни слова. А та спросила коротко и строго:
- Ну?
Тан Кэ провела рукой по бледному лицу.
- Ей было только четырнадцать…
- Уже четырнадцать, - поправила Цзинь Фын.
- А вы… не боитесь?
Вместо ответа девочка, нахмурившись, спросила:
- Извините, пожалуйста, не могу ли я видеть сторожа У Вэя?
- Он уехал в город. Подождите его.
- Извините, но это невозможно… - несколько растерянно проговорила Цзинь Фын. - Я очень тороплюсь.
- Тогда передайте все мне… Вы же знаете: мне все можно сказать.
- Благодарю вас, я это знаю… - колеблясь, сказала девочка и затем смущённо добавила: - Извините, пожалуйста, но не могли бы вы немного нагнуться?
При этом она приподнялась на цыпочках, тщетно пытаясь дотянуться до уха Тан Кэ. Той пришлось ещё больше нагнуться, и тогда Цзинь Фын приблизила губы к её уху и, закрыв глаза в стремлении быть точной, стала шептать. Тан Кэ пришлось напрячь слух, чтобы не пропустить ни слова.
Приняв сообщение и проводив Цзинь Фын, Тан Кэ поглядела ей вслед и, вернувшись к Го Лин, шепнула:
- Была новая связная.
У Го Лин сделались испуганные глаза.
- Боюсь новых людей!
- Это младшая сестрёнка Цзинь Го.
- А почему не сама Цзинь Го?
- Её повесили.
Го Лин махнула руками, как бы отгоняя страшное известие. Оправившись, она спросила:
- Зачем была связная?
- К нам на самолёте послан уполномоченный штаба, женщина. Она вот-вот будет, здесь.
- Как мы её узнаем?
- Её пароль: "Я думаю, что жизнь тут не так уж плоха. Не правда ли?" Мы должны ей подчиняться беспрекословно, исполнять все её приказания.
- Мне это не нравится.
- А вам хочется, чтобы партизанам было предоставлено право обсуждать приказы?
- Вы опять скажете, что я трусиха… Ну что ж, я не скрываю: да, я трусиха. Я боюсь всех, кого не знаю; боюсь всех тайн и вот таких приказов… Придётся быть настороже. Посмотрим, что собой представляет эта женщина…
- О, как вы рассуждаете! - воскликнула Тан Кэ. - Центр требует подчинения, а мы будем "смотреть", понравится ли нам посланный оттуда начальник… Можно подумать, что ты забыла: мы не просто партизаны - ведь мы подпольщики!
- Я знаю все это не хуже вашего. Но знаю и то, что мне было приказано подчиняться Ма. Она моя начальница.
- А теперь будет не она. - И, подумав, Тан Кэ прибавила: - Наверно, слух о том, что Ма связана с полицией, подтвердился… - Заслышав шум приближающегося автомобиля, она торопливо оправила фартук. - Ма вернулась!
Го Лин взялась за щётку.
Через несколько минут в комнату вошла Ма. У неё был усталый вид. Она оглядела девушек и отослала их прочь.
2
Тан Кэ подошла к гаражу и остановилась, наблюдая, как У Вэй моет запылённый автомобиль. За шумом воды У Вэй не слышал шагов Тан Кэ и продолжал напевать что-то себе под нос. Только повернувшись к ней и едва не обдав её водой, увидел и улыбнулся.
- Иди ко мне в помощницы! - весело крикнул он.
- В помощницы? - Тан Кэ смотрела на него без улыбки.
У Вэй опустил ведро и удивлённо уставился на сердитое лицо девушки.
- Что случилось?
- Я хочу с тобой серьёзно поговорить.
У Вэй вытер руки и жестом пригласил Тан Кэ к скамеечке.
- Ничего, я постою, - неприветливо сказала она. - То, что я хочу сказать, очень важно. Мы хотим предупредить тебя: ты должен бросить это… с Ма. Она нехорошая. Она может дорого обойтись и тебе и всем нам… - Тан Кэ не договорила, глядя в глаза У Вэю.
- Ты ошибаешься, Тан Кэ, - ответил он, несколько смутившись.
- Я только хотела предупредить.
- Хорошо, хорошо… - сказал он, не скрывая желания окончить неприятный разговор.
Помолчав, Тан Кэ сказала:
- Была связная.
Он сразу насторожился.
- Ну?
- Она принесла сообщение о том, что к нам послан уполномоченный штаба…
Вернувшись в комнаты, Тан Кэ тихонько сказала Го Лин:
- Все как-то уж очень подозрительно совпало: появление новой связной, прибытие нового человека из штаба, приезд Янь Ши-фана.
- Янь Ши-фана?
- Да, он должен вечером быть тут вместе с этим Баркли, и мы должны взять их живыми. Независимо от того, как будет себя вести Ма…
- Значит, мы должны действовать без Ма?
- Может быть… Задание остаётся заданием: Баркли и Янь Ши-фан должны стать пленниками НОА!
- Раз должны стать - значит и станут! - решительно заявила Го Лин.
Глава шестая
1
Тщательно проверяя направление по знакам на поворотах подземных галерей, Цзинь Фын вышла к центру города, где находился музей. Командир, отправляя её в путь, приказал зайти в музей. Этот музей служил партизанам секретной явкой и одним из главных пунктов, через которые проходили приказы командования. Через музей же поступали и данные от тех лазутчиков, которым конспирация не позволяла поддерживать прямые сношения со штабом "красных кротов". Одним словом, музей был важным пунктом в цепи тайной связи партизан. Цзинь Фын следовало там осведомиться, не поступили ли какие-нибудь изменения к приказаниям, полученным ею.
По расчёту, Цзинь Фын должна была быть уже под двором музея. Да вот и плита, прикрывающая выход из подземной галереи.
Цзинь Фын отодвинула камень и осторожно выглянула из впадины, служившей выходом на поверхность. Двор музея был пуст. Девочка вышла во двор и присела в тени, отбрасываемой разрушенным сараем. Цзинь Фын устала, ужасно устала. Она закрыла глаза, и ей почудилось, что она гуляет в тенистом парке у дома губернатора.
Иногда, проходя мимо этого парка, она сквозь узоры его каменной ограды заглядывалась на гуляющих там детей. Особенно хотелось ей прокатиться в коляске, запряжённой осликом. Но девочка знала, что эти катающиеся и играющие ребята - дети важных чиновников, или купцов, или генералов из армии Янь Ши-фана. А таким, как она, нельзя кататься; можно только иногда издали посмотреть на катанье других. И то лишь до тех пор, пока не привлечёшь к себе взгляда полицейского или садовника. Тогда нужно уйти из тени ограды. А ещё - около этого сада всегда толпились продавцы сластей. Один раз в жизни, на Новый год, Цзинь Фын довелось попробовать белой липучки, и с тех пор при взгляде на это лакомство лёгкая судорога всегда сводила ей челюсти. А тут в корзине каждого торговца лежали целые кучи липучек.
Вдруг словно кто-то толкнул Цзинь Фын: она поняла, что засыпает, и испуганно разомкнула веки. Но видение сада все ещё было так ярко, что ей не сразу удалось его отогнать.
Она вздохнула и встала. Словно и сейчас ещё она чувствовала на себе взгляд полицейского или садовника. Даже оглянулась. Но никого поблизости не было. Она вышла на улицу, так как ей нужно было попасть в музей - там был пост партизан. Он помещался в подвале калорифера.
Этот тесный поддал, со стенами, покрытыми толстым, словно бархат, слоем копоти, был оборудован в здании музея в конце XIX века каким-то европейским инженером. Им пользовались долго, неумело и небрежно. С годами он стал ещё более чёрным и душным, чем тогда, когда его строили. В нем ведь не только не было окна, но даже ни единой отдушины или вентиляционной трубы.
Если проникнуть в огород за музеем, то можно войти в ямку, встать на корточки и, проползши шагов двадцать под землёй, влезть через калориферное отверстие прямо в подвал. Там горит тусклая лампочка и в углу под старым мандаринским панцырем спрятан радиоприёмник. А на калорифере постелен ковёр.
В подвале живёт бывший сторож музея товарищ Хо. Полиция считает его бежавшим к красным, но на самом деле он остался в городе. Об этом не знает никто, кроме командиров партизанских отрядов, их самых доверенных разведчиков и связных.
Из калориферного подвала есть второй выход - прямо в музей. Он загорожен шкафом, у которого отодвигается задняя стенка. В шкафу лежит всякий хлам, а снаружи к нему прислонены потемневшие полотна старинных картин. А чтобы картины кто-нибудь случайно не отодвинул, они прижаты тремя тяжёлыми изваяниями из мрамора.
Теперь наверху в музее новый сторож, Чжан Пын-эр, тот, что раньше был посыльным. Чжан служит в музее уже восемнадцать лет. Теперь он приносит бывшему сторожу Хо пищу и наблюдает за обоими выходами из подземелья, чтобы гоминдановцы не могли неожиданно поймать Хо, если дознаются о подвале. Но только они, наверно, не дознаются, потому что о нем никто, кроме Хо и Чжана, здесь не знает.
Когда Цзинь Фын пришла на огород за музеем, сторож Чжан ел суп из капусты. Девочка была голодна, и суп так хорошо пахнул, что она не удержалась и втянула носом этот раздражающий аромат. Чжан увидел это и отдал ей палочки:
- Ешь, а я тем временем разведаю.
Девочка с жадностью проглотила глоток тёплой жидкости и выловила один капустный листик. Когда Чжан вернулся, палочки лежали поперёк плошки и супа в ней было столько же, сколько прежде. Сторож вложил палочки в руку девочки и сказал:
- Ешь, а то я рассержусь.
- У нас под землёй всего больше, чем у вас. Зачем я буду вас объедать? - солгала она, хотя ей очень хотелось есть и она знала по самой себе, как трудно приходится с питанием "красным кротам".
Сторож взял плошку в обе руки и сделал вид, будто хочет выплеснуть суп; тогда она испуганно схватила палочки и быстро съела все.
- Теперь полезай, - сказал Чжан. - Вокруг спокойно.
Девочка пошла в конец огорода, где росли кусты шиповника, и юркнула в скрытую среди них ямку.
Когда она вылезла из калориферной трубы в подвал под музеем, то сразу увидела, что старый Хо чем-то обеспокоен. Он делал то, что позволял себе только в самых-самых крайних случаях, когда очень волновался: сидя на корточках, курил крошечную медную трубочку. Хотя в трубочке было табаку не больше, чем на две-три затяжки, все же это было очень рискованно. Если гоминдановцы почуют малейший запах дыма в комнате, куда выходит потайной лаз из шкафа, загороженного картинами, они могут начать поиски.
Девочка с укоризной поглядела на Хо, как старшая на шалуна, и старик смущённо придавил тлеющий табак почерневшим пальцем.
Хо был совсем серый и страшный - ещё более бледный, чем её командир. Ведь Хо был старик и, подобно "красным кротам", тоже жил под землёй, но жил один. Совершенно один, без товарищей, и уже совсем никогда не бывал наверху.
Хотя никто не мог их услышать, Хо сказал шёпотом:
- Сейчас же идите в магазин.
- Зачем?
- Таков приказ.
Девочка почувствовала, как сжались его пальцы на её плече.
- Сейчас же идите, это неотложное дело.
- Хорошо, - сказала девочка как могла более твёрдо.
Но ухом, привыкшим улавливать малейшие шумы и интонации, Хо различил в её ответе колебание. Она потупилась и повторила:
- Хорошо.
Она было поднялась, но почувствовала, что сейчас упадёт от усталости.
- Что с вами? - спросил Хо.
- Если вы разрешите, я совсем немножко отдохну.
Его пальцы, не отпускавшие её плеча, сжались ещё крепче, и он сказал:
- Дитя моё, нужно идти.
- Да, я пойду, - послушно сказала девочка, - но позвольте мне сказать вам о добром докторе Ли Хай-дэ.
- Что вы хотите сказать об уважаемом докторе?
- Он очень, очень болен… - Девочка на миг закусила губу, чтобы удержать слезы, которые едва не показались у неё на глазах при воспоминании о докторе Ли. Но, собрав силы, она твёрдо повторила: - Он очень болен, совсем лежит. Если его возьмут теперь полицейские, он уже никогда, никогда не будет жить.
- А где он ? - спросил Хо.
- Доктор Ли в домике своей матери.
- Спасибо, что вы мне это сказали, - ласково проговорил Хо, - я непременно передам это командирам в штабе. - Он свёл брови, такие мохнатые, что они сообщали его лицу строгость даже тогда, когда он вовсе не был сердит. - Теперь идите, - и махнул рукой.
Девочка поклонилась и направилась к выходу.