В это время появилась большая стая "мессершмиттов". В завязавшемся бою истребители сопровождения сбили один самолет. Однако выполнить свою главную задачу они не имели возможности. И два летчика - лейтенант А. А. Гилашвили и майор И. Ф. Кичигин - погибли.
В огненном небе июня были и другие потери. Память о героях свято чтут на земле Севастополя.
Стойкость
Умело действовали в небе Севастополя гвардейцы–истребители.
15 июня командир второй эскадрильи капитан Николай Спиров получил задание прикрывать налет пятерки штурмовиков на вражеские позиции в районе станции Мекензиевы Горы. Под артиллерийским огнем пять И-153 взлетели с аэродрома Куликово Поле и взяли курс на Херсонесский маяк. Оттуда должны были подняться "ильюшины" и ударная группа из семи истребителей ЯК‑1.
Но над аэродромом появились шесть МЕ‑109 новейшей модификации. Взлететь в таких условиях - значит понести большие потери. Поэтому группа Спирова связала врага боем и обеспечила взлет. А потом уж стала непосредственно прикрывать штурмовики.
На маршруте вражеские истребители неоднократно пытались нападать на ИЛы. Но капитан Спиров и его ведомые Георгий Москаленко, Василий Куфтин все атаки отбили. Озлобленные неудачей, гитлеровцы решили расправиться со штурмовиками при выходе из атаки на цель. Но и тут ничего не добились.
"Вернувшись на аэродром в Херсонес, - вспоминает капитан Спиров, - мы прикрыли посадку ИЛов. В воздухе осталась только наша пятерка "чаек". А вражеских истребителей - пятнадцать. Мы набрали высоту, встали в круг и, [102] охраняя друг друга, отражали яростные атаки. Нам удалось подбить двух "мессеров". Они сбавили скорость и, сопровождаемые парой других, взяли курс на север. Теперь нам стало веселее.
В пылу схватки я плохо следил за временем. И когда посмотрел на бензиномер, то увидел, что горючего осталось совсем мало. Надо выходить из боя. Но без прикрытия это сделать непросто.
За боем наблюдал командир полка гвардии полковник Юмашев. По его распоряжению к нам на помощь были подняты три истребителя. Отбив атаки, мы почти с пустыми баками произвели посадку".
Эскадрилья перебазировалась на аэродром Херсонес и продолжала действовать. 19 июня вражеские самолеты весь день налетали на аэродром и плавучую батарею. Гвардейцы неоднократно поднимались в воздух и отражали их атаки.
Имя Д. Е. Нихамина, ныне полковника в отставке, хорошо известно в авиации Черноморья. На защиту Родины старший лейтенант Нихамин выступил в первый день войны в рядах 32‑го полка. Потом его назначили командиром вновь сформированной 101‑й отдельной эскадрильи. Она состояла из молодых летчиков, едва научившихся самостоятельно летать. Поэтому командиру и военкому части старшему политруку Ивану Батуре пришлось немало потрудиться, чтобы из этой зеленой молодежи подготовить настоящих бойцов.
Эскадрилья участвовала в обороне Крыма. О подвигах летчиков и их командира, сбившего шесть самолетов, неоднократно сообщали фронтовые газеты.
В дни третьего штурма Севастополя капитан Нихамин командовал третьей эскадрильей девятого полка. Здесь в неравных схватках с гитлеровцами он сбил три самолета. В условиях превосходства фашистов в воздухе достигнуть этого было трудно. Каждый раз смерть охотилась за ним.
…Великая Отечественная война застала летчика Хряева в рядах истребительной авиации Черноморского флота. Боевую деятельность он начал осенью 1941 года, в неравных схватках проявляя храбрость и находчивость. Был награжден орденом Ленина.
Как–то он участвовал в воздушном бою в районе Перекопа. Самолет его подбили. Пришлось сесть на нейтральную полосу. Летчик покинул кабину и стал пробираться к окопам своих войск. Однако вражеские истребители открыли по нему огонь. Воспользовавшись тем, что "мессершмитты" делали разворот для второго захода, Хряев снял с себя кожаный [103] реглан, который демаскировал его, а сам поспешно отполз в сторону. Пока гитлеровцы расстреливали одежду, летчик успел добраться до своих.
О последнем бое Василия Хряева в севастопольском небе рассказал подполковник Николай Кудрявцев, однополчанин летчика:
- Со стороны Качи к Севастополю шла группа "юнкерсов". Ее сопровождали "мессершмитты". Фашистам преградила путь четверка "яков", которую возглавлял Василий Хряев, и атаковала их на встречных курсах. Гитлеровцы не выдержали смелого и стремительного натиска. Строй их рассыпался. "Юнкерсы" сбросили бомбы куда попало.
Но нашей четверке навязали воздушный бой "мессершмитты". На их стороне был численный перевес. Они наседали все сильней и сильней. Однако "яки" продолжали неравную схватку. Вот один из "юнкерсов" вспыхнул, как костер, и свалился на землю. Его сразил Хряев. Оставшиеся с яростью атаковали нашего ведущего. Самолет буквально изрешетили, а летчика ранили. Хряев вышел из боя, привел машину на аэродром и посадил. А в капонир зарулить уже не мог. Силы покинули его, и он потерял сознание. Подошла санитарная машина. Летчику оказали помощь и позже отправили в госпиталь на Кавказ.
После ранения Хряева недолго пришлось сражаться в огненном небе июня и капитану Нихамину. Во главе четверки "яков" он сопровождал летчиков 18‑го полка на штурмовку войск противника в Альминской долине. В районе мыса Лукулл, что севернее Севастополя, черноморцев атаковали двенадцать МЕ‑109. В самолет командира эскадрильи попал снаряд и разорвался в кабине. Истребитель загорелся. Летчик приводнился на парашюте в трех километрах от берега на траверзе Камышовой бухты. Здесь его подобрал торпедный катер. С сильными ожогами лица и рук капитана отправили в госпиталь, а потом на Кавказ.
За первый год войны Д. Е. Нихамин сбил десять самолетов и несколько уничтожил на аэродромах.
9 июня погиб заместитель командира третьей эскадрильи капитан Александр Катров. Воздушный бой проходил вблизи мыса Херсонес. "Мессершмиттов" одиннадцать, наших - пять. ЯК‑1 Катрова подбили. Летчик выбросился из машины на парашюте. Но по какой–то причине парашют не раскрылся, и пилот погиб.
С утра 17 июня шесть истребителей "Мессершмитт‑109" блокировали Херсонес. С аэродрома Юхарина балка поднялась пара ЛаГГ‑3 первой эскадрильи и пошла на выручку [104] друзей. Ведущий кавалер ордена Красного Знамени лейтенант Виктор Ратманов, ведомый - лейтенант Михаил Жмыхов.
Два против шести!
Михаил Жмыхов поймал в сетку прицела "мессершмитт" и открыл огонь. Самолет взорвался в воздухе. Но в эти же секунды Жмыхов сам был атакован сзади. Снаряд "эрликон" попал в бензобак. На ЛаГГ‑3 произошел взрыв. Летчика тяжело ранило. Лейтенант вгорячах успел выпрыгнуть с парашютом и потерял сознание. Очнулся, когда его положили на носилки, чтобы отправить в госпиталь.
Хирург извлек из тела 102 осколка.
Через несколько дней выбыл из строя и Ратманов. Эскадрилья готовилась к действиям ночью. Виктор Алексеевич руководил разбивкой старта. Когда уже было все подготовлено, рядом разорвался вражеский снаряд и лейтенанта тяжело ранило.
В конце июня полк получил приказание перебазироваться на Кавказ. Почти все летчики, у которых были исправны машины, перелетели туда сразу, а остальной состав пришлось перебрасывать постепенно на транспортных самолетах.
12‑я авиабаза
Всякий, кто бывал на Приморском бульваре Севастополя, обратил, конечно, внимание на два старинных приземистых двухэтажных здания каменной постройки с окнами–амбразурами. Это - знаменитые равелины. Тот, что находится у входа в бухту, называется Константиновским, а тот, что напротив памятника затопленным кораблям, - Михайловским.
Построены они еще в первой половине прошлого века и являются немыми свидетелями немеркнущей ратной славы матросов Нахимова, Корнилова и их потомков - советских бойцов.
В Михайловском равелине находились основные силы 12‑й авиабазы, которая обеспечивала боевую деятельность "летающих лодок".
Из всех обеспечивающих частей эта база оказалась в наиболее трудных условиях: линия фронта проходила совсем рядом. И все же личный состав базы делал все, чтобы выполнить возложенные на него задачи. Главная - обеспечить личный состав летных частей жильем, пищей, одеждой, транспортом, а гидросамолеты - бензином и маслом, сжатым воздухом и кислородом, бомбами и патронами, запасными [105] частями, словом, всем тем, без чего воевать невозможно.
Хочется отметить деятельность начальника отдела горюче–смазочных материалов воентехника 1 ранга Ареста Мамаханьяна и его подчиненных старших сержантов Колесниченко, Сильченко и краснофлотца Кокот. Они проделали поистине титаническую работу по рассредоточению и надежному укрытию емкостей, по созданию запасных зарядных станций.
Большого мужества требовала и охрана боезапаса. Во время несения караула бойцом Андрейченко противник начал артиллерийский обстрел гидроаэродромов и их окрестностей. Часовой хотел укрыться в окопчике, но увидел, что снаряд упал вблизи склада, разорвался и поджег штабель авиабомб. Огонь стал усиливаться и распространяться дальше. Если его не потушить сейчас же, то склад взлетит на воздух.
Часовой сообщил об этом в караульное помещение, а сам под разрывами снарядов смело вступил в единоборство с огнем. Когда последние языки пламени исчезли, комсомолец Андрейченко поспешил в укрытие. Но не успел. Осколком снаряда его тяжело ранило.
Даже такая сугубо будничная работа, как обеспечение питанием, граничила с подвигом. Гидросамолеты были рассредоточены по береговой черте. И горячую пищу их экипажам доставлять приходилось туда же, под огнем противника.
Немало при этом погибло не только бойцов, но и вольнонаемных девушек–патриоток, славных наследниц героини первой обороны - Даши Севастопольской.
Такие задачи решала и 20‑я авиабаза на сухопутных аэродромах. Но в гидроавиации были особенности. Ведь ее самолеты взлетали на боевые задания с акватории бухт, туда же и возвращались. Это обстоятельство сильно усложняло работу авиабазы. Оборудование специальных спусков, контроль за их исправностью и отбуксировка самолетов на старт возлагались на базу. И в первую очередь на коменданта аэродрома капитана Никифора Лянева.
Бесстрашно действовали водители катеров–буксиров Семин, Крыгин и Микула. Под артиллерийским огнем противника и бомбежкой эти бойцы буксировали самолеты. В катера попадали осколки, не щадя ни технику, ни людей.
Двенадцатая авиабаза не только обеспечивала боевую деятельность "летающих лодок". Она выполняла еще одну не менее важную задачу: наравне с пехотой участвовала в [106] наземных боях. В декабре командир базы стал по совместительству и начальником 20‑го участка четвертого оборонительного сектора. Правый фланг участка упирался в западные границы Братского кладбища, а левый - в море. В дни третьего штурма личный состав этой тыловой части вел ожесточенные наземные бои, следовавшие один за другим.
Однажды рота лейтенанта Михаила Данилевского подверглась бешеной атаке, понесла большие потери, но не отступила. В решающий момент тяжело ранило командира. В рядах бойцов началось замешательство. Тогда роту возглавил заместитель политрука Д. А. Кокарев. Он повел бойцов в контратаку. Фашистов отбросили на исходные позиции. Противник предпринял еще несколько атак, но все они захлебнулись. Отбивая последнюю из них, смертью героя погиб Дмитрий Александрович Кокарев.
В ночь на 21 июня по решению командования основные силы наших войск оставили Северную сторону, чтобы занять оборону на новых рубежах. 12‑я авиабаза почти вся отошла на сухопутный аэродром Юхарина балка. Все, что можно было, личный состав переправил через бухту на новое место базирования. А для обороны равелина оставили взвод бойцов.
Наступило утро 22 июня, а с ним и продолжение неравной борьбы. Фашистская авиация неоднократно бомбила Михайловский равелин. Его защитники отбивали налеты, установив на башне счетверенный пулемет. В непрерывных боях прошел весь день. А ночью командование дважды пыталось оказать помощь гарнизону. Но безуспешно.
23 июня фашисты окружили равелин с суши. Дальнейшая оборона его потеряла смысл.
Последняя пядь крымской земли
29 июня под прикрытием дымовой завесы фашисты на катерах и шлюпках форсировали Северную бухту и высадили десант на ее южном берегу. В течение дня вражеская авиация сбросила на город и войска 10 тысяч бомб. К вечеру противник захватил Максимову дачу, хутор Дергачи, Зеленую горку и почти всю Корабельную сторону.
На следующий день гитлеровцы возобновили наступление и прорвались к железнодорожному вокзалу. Развернулись упорные бои на Малаховом кургане, который обороняли артиллеристы 701‑й стационарной бригады. Курган несколько раз переходил из рук в руки. [107]
Вице–адмирал Октябрьский доложил вышестоящему командованию, что в стрелковых дивизиях осталось по 300–400 бойцов, госпитали переполнены ранеными, люди измотаны, боезапас на исходе.
Флагманский командный пункт оборонительного района, командные пункты Приморской армии и береговой обороны перенесли на мыс Херсонес.
Вечером в расположении 35‑й башенной батареи состоялось заседание Военного совета флота и Приморской армии. На нем присутствовал высший командный состав. Вице–адмирал зачитал полученный приказ Ставки Верховного Главнокомандования об оставлении Севастополя.
По приказу командования
До последней возможности выполняли свой долг экипажи бомбардировщиков группы майора Морковкина. А когда на аэродроме Херсонес создались невыносимые условия, группе приказали перелететь на Кавказ и оттуда оказывать помощь защитникам города.
Вот что об этом вспоминает подполковник в отставке Трофим Лушаков:
"Мы готовились к ночным вылетам на Кавказе, а с наступлением темноты направлялись к Севастополю, бомбили назначенные цели и садились на аэродром Херсонес. Перед рассветом наносили последний бомбоудар и возвращались на Большую землю.
Настало время, когда садиться бомбардировщикам на аэродром Херсонес стало невозможно. Не могла продолжать боевую деятельность и гидроавиация. Еще до оставления Северной стороны экипажи 116‑го полка перебазировались в Казачью бухту, что недалеко от аэродрома Херсонес, и стали соседями истребителей. Однако и там было не лучше. Поэтому во избежание ненужных потерь пришлось и гидросамолеты отправить на Кавказ.
В какой обстановке это происходило даже и представить трудно. Гитлеровцы освещали аэродромы прожекторами и почти беспрерывно обстреливали и бомбили их. В Казачьей бухте из воды торчали остовы разбитых барж, катеров. Они, как рифы, таили опасность. Ведь взлетать надо было только ночью. Вражеская авиация бомбила плавучую батарею, прозванную "Не тронь меня", которая находилась поблизости. Одна бомба упала недалеко от самолета, взорвалась и сильно повредила его. С помощью техников 6‑го гвардейского полка повреждения устранили. Законопатили пробоины, проволокой [108] связали лонжероны, срастили шпангоуты. В мирное время выпускать в полет машину в таком состоянии да еще с пассажирами невозможно. Но война есть война.
Наступил вечер. На наиболее опасные препятствия в бухте поставили жаровни, налили в них масло и зажгли. Сверху огонь замаскировали. Спустили МБР‑2 на воду, взяли на борт пятерых пассажиров, и летчик повел лодку на взлет.
"Видимость была плохая, - вспоминал Николай Тарасенко, - разбег маленький. Наш "эмбээрушка" не выходит на редан. Дал полный газ. Противник открыл огонь. Снаряды падают совсем близко. Наконец мы оторвались от воды. Но едва я набрал высоту до 70 метров, появился вражеский ночной истребитель. Стараюсь на бреющем уйти подальше в море. Море для нас - спасение. Гитлеровец отстал. А мы продолжали свой путь к берегам Кавказа".
В таких же примерно условиях вырывались и остальные экипажи.
На 25 июня в Севастополе осталось только 32 самолета. Все они и обеспечивающие части были отведены на аэродром Херсонес. Отсюда, с последнего клочка крымской земли продолжали выполнять свой долг до последней возможности истребители и штурмовики.
Обстановка с каждым часом ухудшалась. Дальнейшее пребывание авиации на мысе Херсонес потеряло смысл. Поэтому летчикам, имевшим самолеты, командование приказало вылететь на Кавказ.
На рассвете улетели штурмовики. Над аэродромом их прикрывали истребители. Последним выруливал капитан Федор Тургенев. В фюзеляж самолета он взял техника и механика, которые обеспечили ему более сотни боевых вылетов. Для штурмовика два пассажира - нагрузка, близкая к предельной. Но когда Федор Николаевич подрулил к летному полю, то в утренней пелене увидел инженера эскадрильи Василия Знаменского, стоявшего с поникшей головой. Инженер выпускал самолеты на Кавказ, а теперь понял, что самому улететь не на чем: последний штурмовик загружен, а на транспортные самолеты надежда слабая.
Летчик остановил самолет, подозвал инженера и сказал:
- Давай–ка, брат, садись и ты в фюзеляж, будешь третьим. Правда, конструктор на такую нагрузку не рассчитывал, ну а что делать? Ведь не могу же я покинуть тебя здесь!
И, обращаясь уже ко всем, добавил: [109]
- Только на взлете попрошу всех податься вперед, чтобы легче оторваться от земли.
Он нажал сектор газа, мотор взревел, и "ильюшин", содрогаясь, помчался по полосе. В это время гитлеровцы начали вновь обстрел аэродрома. Вокруг мелькали вспышки разрывов. Но самолет несся все быстрее и быстрее. В конце взлетной полосы он последний раз слегка коснулся земли и взмыл в воздух, взяв курс на Анапу.
Вслед за штурмовиками улетели летчики 9‑го полка. Их было трое: капитан Константин Яковлев, старший лейтенант Николай Кисляк и лейтенант Осипенко. Они улетели последними.
Опасные рейсы
Доставка в Севастополь продовольствия и боезапасов, эвакуация на Кавказ защитников Севастополя в последние дни обороны приняли сложный и опасный характер. Эту задачу первостепенной важности решали корабли, гидроавиация флота и транспортные самолеты ПС‑84 ("дугласы") авиагруппы особого назначения.
Группа базировалась на Кубани. Привести транспортный самолет в осажденный город ночью, сесть на аэродром, обстреливаемый фашистами, и взлететь с него - дело непростое. Оно требовало от пилотов высокого мастерства.
Успешное решение задачи зависело не только от летчиков, но и в не меньшей степени от штурманов. Ведь действовать предстояло ночью, полеты совершать над морем, где нет ориентиров. А опытных штурманов в группе явно не хватало. Тогда, по ходатайству руководителей МАОН - командира майора В. М. Короткова и военкома старшего батальонного комиссара И. М. Карпенко - из 119‑го полка туда командировали нескольких штурманов. В их числе были капитан Василий Дроздов, старшие лейтенанты Александр Курасов, Михаил Лисин, лейтенанты Прокофий Бердичевский, Александр Землянский, Нухим Тартаковский и другие. Все они вошли в состав экипажей "дугласов" и с задачей справились успешно.
Василий Алексеевич Дроздов, входивший в экипаж капитана И. Д. Полосухина, вспоминает:
"В Севастополь каждый самолет брал 2506 килограммов груза. При подходе к Херсонесу мы давали сигнал и, чтобы не попасть в ловушку, ждали ответ. Но как только боец–финишер зажигал посадочное "Т", по нему сразу же противник открывал огонь изо всех видов оружия. Гитлеровцы [110] направляли луч прожектора навстречу летчику, чтобы ослепить его. В ответ мы включали фары самолета, что ослабляло свет прожектора. Лишних заходов на посадку и случаев аварии не было. Нормальная нагрузка "Дугласа" - 14 пассажиров. Мы же брали на Херсонесе гораздо больше".