LXXIII
Сын Божий был мал ростом. Он казался меньше обычного человека. И глаза у него были как у белки, не как у человека. Он вернулся к себе в гостиницу на дежурство, и Эль-Пасо - Ибаррури увидел его из зала, где кончал завтракать.
- Tome! El nino! - воскликнул он.
И через десять минут вызвал его к себе в номер.
- Хочешь выпить? - спросил он.
Сын Божий отказался:
- Я не пью.
- Не пьешь? Боец должен пить.
- Нет. Я никогда не пил.
- Это-то и плохо, nino. Кто воюет, тот должен пить.
Он выпил сам и поглядел, как Сын Божий смотрит на него. Потом добавил:
- Надо научиться.
- Не стоит, - ответил Сын Божий.
- Стоит. Кто на войне не пьет, тому и не везет никогда.
- До сих пор мне везло.
- И ты думаешь, так будет всегда? Если не научишься пить, тебе перестанет везти.
Сын Божий улыбнулся.
- Смотри, накаркаешь еще…
- Не накаркаю. Я тебе зла не желаю, желаю тебе только научиться пить. Чокнись со мной.
Сын Божий пригубил свой стакан.
- Зачем ты вернулся сюда? - спросил Эль-Пасо. - Это неосторожно.
- А мне никто не говорил, чтобы я не возвращался.
- И я вернулся, и ты вернулся. Не было надобности возвращаться нам обоим.
- Здесь еще многое следует сделать, прежде чем совсем уйти отсюда, - сказал Сын Божий.
- lo lo creo, - сказал Эль-Пасо. - Но я и один могу обо всем позаботиться. Разве нет?
- Не знаю.
- Не знаешь? По-твоему, я один не справлюсь?
- Здесь дел немало.
Эль-Пасо увидел его глазки, которые только что смотрели на убитых на тротуаре и на арестованного человека.
- Ладно, - сказал он. - Только ты должен научиться пить.
Он почти кричал и совал стакан в руку Сына Божия.
- Чокнись со мной!
Сын Божий пригубил, потом сошел на этаж ниже и пошел прямо к каптену Блуту.
Блут, услышав его шаги, насторожил уши.
- Ну, что? - спросил Сын Божий. - Ты решил?
- Угм, - ответил пес.
- Даю тебе двадцать четыре часа, - сказал Сын Божий.
Пес положил голову ему на плечо.
- Ну, что ты собираешься мне сказать? - спросил Сын Божий.
Вошел капитан Клемм.
- Что ты делаешь? Что ты с ним тут делаешь?
- Так, мы тут поговорили.
- Пошел прочь! Эти собаки не должны разговаривать. Понял, коротышка? Сегодня не давай ни одной kleine Knochen, даже воды не давай.
Он подошел к псу, раскрыл ему пасть и стал смотреть зубы, стиснув свои челюсти так, что во рту у него что-то хрустнуло, будто он грыз орехи.
- Ты любишь собак? - спросил он.
- Собак? - сказал Сын Божий. - Одних люблю, других нет. Люблю, только не всех.
- Собаки не предадут. Они всегда верны.
- Но это не достоинство! - сказал Сын Божий.
- Не достоинство?
- Нет, капитан. Человек поступает хорошо, и собака ему верна. Человек поступает плохо, собака все равно ему верна.
- Ну и что? - спросил офицер.
- Ничего.
- Но зачем ты разговариваешь с Блутом?
- Блута я люблю.
- Ах, любишь, - сказал капитан. - По-твоему, он хороший пес?
- Наверно, хороший.
- Я люблю своих собак больше, чем всех людей, которых я знаю.
- Это многие так.
- А ты нет?
- Нет. Есть люди, которых я люблю больше.
Офицер посмотрел на него и покачал головой.
LXXIV
Выйдя от каптена Блута, он встретил Эль-Пасо там же, где встречал его обычно, - в коридоре, ведущем на лестницу.
- Кого я вижу! - воскликнул Эль-Пасо. - Вы еще живы, капитан Клемм?
- А по-вашему, я должен был уже умереть?
- Я думал, вы убиты. Разве вас не всех перестреляли вчера вечером?
- Они не убили ни одного немецкого офицера.
- Но ведь вы были там, в трибунале? Были или нет? - Потом Эль-Пасо добавил, что итальянские патриоты молодцы. Он хотел, чтобы Клемм выпил с ним за их здоровье, раз они такие молодцы. Разве капитан не остроумный человек? Если он считает себя остроумным человеком, пусть выпьет за их здоровье. Разве он не считает себя остроумным?
Но лицо у Клемма стало серым.
С серым лицом он ответил, что очень занят.
- Выпьем сегодня вечером, - сказал он.
- Adonde vas? - спросил Эль-Пасо.
- Иду беседовать с одним задержанным.
Человек в ливрейном фраке, с литерами гостиницы на лацканах, поднявшись по лестнице, остановился за спиной у капитана в такой позе, словно желал что-то сообщить Клемму и ждал только, чтобы тот кончил разговаривать.
- Немедленно вызывайте машину, - сказал ему Клемм. - И посадите в нее собак.
Человек сказал, что капитана просит к телефону кто-то из комендатуры.
- Алло, - сказал Клемм в трубку, - кто говорит?
- Es spricht Befehlshaber.
Потом его соединили с комендантом района площади, и капитан Клемм минут десять вел разговор по телефону с комендантом. Стоявшие за дверью слышали, как он смеялся. Потом они увидели, как он выходит, поправляя пояс.
- Гм, - сказал Эль-Пасо.
- Гм, - ответил ему Клемм. Потом, подойдя ближе, сказал: - Сегодня вечером мы здорово выпьем. Ты можешь предупредить Линду, чтобы она приехала? Мы заставим ее танцевать голой, Ибаррури! И привяжем ей сзади хвост моей суки Греты.
Он отсалютовал Эль-Пасо - Ибаррури, подняв руку. Потом добавил:
- Знаешь, генерал Циммерман специально прибыл из своей резиденции на Комо.
- Специально для чего? - спросил Ибаррури. В машине были собаки.
- Собаки? - сказал Клемм. - Нет, сейчас не нужно. Отведите их наверх.
Пока Гудрун и Блута вытаскивали из машины, Клемм наклонился над ними и долго почесывал у них за ухом. Он снова стиснул зубы так, что во рту у него что-то хрустнуло, словно он разгрыз орех. Большая машина защитного цвета остановилась у края тротуара.
- Клемм! - окликнули капитана из машины. Один из эсэсовцев, стоявших на тротуаре, сказал:
- Der General Zimmermann!
- Mein General!
- Ja, - сказал генерал. - Gehören die Hunde dir? Schöne Hunde!.
Клемм сел в генеральскую машину, она тронулась с места, следом тронулась другая машина. Обе ехали через центр города. У Сан-Бабила они остановились, и Клемм вышел из машины, снова поправляя пояс. Он пересел в свой автомобиль и через минуту был уже в префектуре.
- Откуда у вас можно позвонить? - спросил он.
LXXV
Пока один курьер вел Клемма к телефону, другой доложил префекту о его прибытии.
Префект сидел в глубоком кресле, закрыв лицо руками. Близкие называли его Пипино.
- Что? - спросил Пипино. - Его только не хватало!
Префект сидел, спрятав лицо в ладони, и, казалось, дремал, а другой - маленький и щуплый человечек с длинным тонким носом, разговаривал по телефону, опершись о его стол. Маленький и щуплый, с тонким носом, тонкими руками, с чахоточным румянцем на щеках, он говорил кротким тоном, но понятно было, что его собеседник на том конце провода орет во всю мочь.
- Ну, что он там говорит? - спросил Пипино.
- Говорит, - отвечал щуплый человечек, - что у него еще сто двадцать прибавилось.
Отвечая Пипино, он закрывал ладонью телефонную трубку.
- А он сам что говорит, он сам? - спросил Пипино.
- Одну минуту, - сказал человечек. А потом проговорил в трубку: - Нет, нет, я только сказал, что у нас нет так много…
- Да чего он хочет? - спросил Пипино. - Что нужно сделать?
- Одну минуточку, - сказал человечек в телефон и ответил Пипино: - Он говорит, что надо или отпустить их, или расстрелять.
- Легко ему говорить, - отозвался Пипино. - Отпустить или расстрелять! Легко сказать!
- Так что же ему ответить?
- Что он должен содержать их у себя. Что мы ему еще можем ответить? Пусть найдет место, куда их деть.
- Вот об этом он как раз и просит.
- Вечно он с просьбами! Ну что ему надо?
- Чтобы администрация провинции дала ему еще помещения.
- Администрация, администрация! А почему ему должна давать помещение администрация? Пусть посадит еще по одному в каждую камеру.
- Это невозможно. Он уже много раз сажал еще по одному в каждую камеру.
- А в казармах? А на улице Коперника?
- Там то же самое.
Пипино, забившись в угол огромного кресла, глядел оттуда на своего щуплого начальника канцелярии.
- Что вы, сами не можете придумать? Позаботьтесь-ка об этом сами!
Он опять спрятал лицо в ладони и, казалось, снова задремал.
- Я посоветовал бы, - сказал человечек, - отпустить хоть немного людей.
Но тут хриплый, неразборчивый голос орущего снова брызнул из телефонной трубки.
- Одну минуту, - сказал человечек. - Не можете, что ли, подождать одну минуту?
- Что вы сказали? - спросил Пипино.
- Многие находятся в распоряжении префектуры, - ответил человечек. - Почему бы нам не отпустить тех, кто находится в распоряжении префектуры?
- Отпустить?
- Их арестовали без ордера.
- И вы считаете, что их надо отпустить?
- Так мы решили бы проблему.
Вместо ответа Пипино зевнул с подвывом.
- Там есть рабочие, - сказал человечек, - арестованные за последнюю стачку.
- Ну, эти в распоряжении Циммермана, - сказал Пипино, - а циммермановских кто тронет?
- Приказ на арест давали мы.
- Нет, нет, - сказал Пипино, - лучше послушаем, что скажет Джузеппе-Мария.
- Скажет, что лучше их расстрелять.
- Но ведь у нас нет трибунала. Как же он может сказать, чтобы их расстреляли?
LXXVI
Орущий голос, брызгавший из телефонной трубки, стал неумолимым в своей хриплой запредельности, и человечек напрасно повторял то и дело: "Одну минуточку! Только одну минуточку!"
- Позовите Джузеппе-Марию! - сказал Пипино. - У Джузеппе-Марии наверняка найдется не меньше сотни таких, которых можно отпустить домой. Позовите ко мне Джузеппе-Марию.
Джузеппе-Марией прозвали в префектуре комиссара полиции. Он в это время разговаривал с Клеимом за дверью; услыхав, что кричит Пипино, он коротко постучался и сунул голову в комнату.
- Иди, иди сюда! - позвал его Пиияно.
- Что случилось? - спросил Джузеппе-Мария. - Почему такая горячка? Из-за высадки в Анцио, что ли?
- Что, что?! - крикнул Пипино. - Какая горячка? При чем тут высадка в Анцио? Вовсе я не горячусь!
Человечек, говоривший в трубку, кивнул вошедшему Джузеппе-Марии; его чахоточные щеки еще больше покраснели, а лицо, словно исказившись от чего-то, стало еще серьезнее.
- Знаешь, немцы хотят уравнять счет еще до восемнадцати часов, - сказал Джузеппе-Мария.
- Как так? - крикнул Пипино.
- И ты еще говоришь, что не горячишься? - сказал Джузеппе-Мария.
- Да не горячусь я ничуть! - закричал Пипино.
- Они еще не расквитались за девятерых, - сказал Джузеппе-Мария. - Двое вчерашних и семеро тех, что сегодня ночью.
- Чего они хотят? - крикнул Пипино. - Чтобы я сам их судил, да?
- Они хотят уравнять счет.
Человечек побежал к внутреннему телефону, оставив на столе трубку городского аппарата.
- Пусть делают, что хотят, - кричал Пипино. - Пусть обходятся сами. Не могут они, что ли, обойтись без нас?
Он встал с кресла и орал стоя, а на столе у него орал телефон.
- Они хотят расстрелять девяносто человек? - орал Пипино. - Пусть идут на площадь и берут их. Не могут они, что ли, поймать на площади девяносто человек? Я не отвечаю за тех, кто на площади. Если их взяли на площади…
Джузеппе-Мария кивнул на телефон:
- Что он говорит, этот дьявол?
Пипино замолчал. Человечек кротким голосом разговаривал по другому телефону, и префект с полицейским комиссаром силились услышать, что говорит этот дьявол в своей хриплой запредельности.
- Ему некуда больше сажать заключенных, - сказал Пипино.
Джузеппе-Мария улыбнулся.
- Пригласим его сюда?
Человечек кончил говорить по внутреннему телефону я вернулся к орущей трубке; он делал вид, что торопится, но вынужден был обойти сзади кресло, а двигался он при всей своей тщедушности так, словно живот у него был, как у самого раскормленного толстяка.
- Я сам его позову, - сказал Джузеппе-Мария.
Он направился к двери, а человечек говорил тем временем в трубку:
- Мы нашли выход. Я сам позвоню через полчаса.
- Что? - спросил у него Пипино. - Мы нашли, куда их сажать?
- Да, в какой-то мере, - ответил человечек. - В психиатрическую клинику.
- В сумасшедший дом?
LXXVII
Но в эту минуту вошел Клемм, и Пипино, вскочив, бросился ему навстречу и сжал обеими руками его руку.
- Дорогой мой, дорогой…
- Хотите прийти ко мне нынче вечером?
- Ведь вы знаете, я очень занят.
- Будет маленькая дружеская вечеринка.
- Сегодня вечером это невозможно. Я очень сожалею…
- Всегда вы говорите, что это невозможно.
- Увы, да. И всегда об этом сожалею. Они перешли к делу.
- Я говорил сегодня с генералом Циммерманом.
- У вас есть трибунал? Если есть, я молчу.
- Дело тут не в трибунале. Дело в том, чтобы правосудие свершилось до восемнадцати часов.
- Но к чему такая спешка? Мы потеряли убитыми куда больше, чем вы. И все-таки мы не спешим. Куда нам спешить? Правосудие не должно спешить.
Пипино обратился к своему начальнику канцелярии:
- Что вы скажете об этом? Ведь верно, правосудие не должно спешить?
- Вопрос в другом, - сказал человечек.
- В чем же? - спросил Джузеппе-Мария.
- Прошу вас, - сказал Клемм. - Зачем нам нужны вопросы?
Было без четверти четыре. Он снял с руки часы и положил их на стол рядом с перчатками, брошенными раньше.
- В семнадцать тридцать, - сказал он, - я должен быть уже в Сан-Витторе.
Джузеппе-Мария подмигнул человечку:
- Видишь, в чем вопрос? - Потом он взглянул на Пипино: - Правосудие имеет право и поспешить.
Пипино, однако, сумел сказать, чего он не хочет. Он не хочет брать на себя ответственность за передачу людей в руки карательного взвода. Эту ответственность несет трибунал. А разве он трибунал? Никакой он не трибунал.
Джузеппе-Мария сказал:
- И ты все еще утверждаешь, что не горячишься?
- Ничего я не утверждаю, - крикнул Пипино. - И совсем не горячусь.
В пять минут пятого он уже не знал, что говорить, и в сердцах крикнул человечку:
- А вы, вы почему ничего не скажете?
Джузеппе-Мария успокоил его, заявив, что незачем выдавать самых важных заключенных.
- Как так? - воскликнул Пипино.
- Они у тебя не спрашивают о личностях, - сказал Джузеппе-Мария. - Они просят у тебя столько-то голов, больше ничего.
- Можно выдать им рабочих?
- Разумеется. Мы можем дать им одних рабочих.
Эта идея - передать в руки карательного взвода одних рабочих - показалась Пипино весьма ободряющей, чуть ли не спасительной. Человечек тоже, видимо, нашел ее весьма ценной. Все-таки наименьшее из зол. Он заботливо высморкал длинный нос. Джузеппе-Мария засмеялся. Согласие было достигнуто.
LXXVIII
- Половину мы возьмем из забастовщиков, - сказал капитан Клемм, - половину из политических.
- Займитесь этим вы с комиссаром, - сказал Пипино. - Только сами, только сами! - Потом он добавил: - И не смейте мне трогать интеллигентов!
- У Пипино слабость к интеллигенции, - сказал Джузеппе-Мария.
- Я хотел сказать, людей свободных профессий.
- У Пипино слабость к свободным профессиям.
- Любую слабость можно понять, - сказал Клемм.
- Дело не в этом, - сказал Пипино. - Но когда тронешь кого-нибудь более или менее известного - держись! Разговоров не оберешься.
- Пипино всегда боится разговоров.
- Я не говорю, что боюсь. Я только говорю, что не хочу лишних историй. Пусть со свободными профессиями имеют дело трибуналы.
Было четверть пятого. Клемм продиктовал человечку декларацию о принятии партии заложников, которую ему предстояло подписать. Продиктовал цифру: сто десять.
- Сто десять? - переспросил человечек, оторвавшись от бумаги. - Почему сто десять?
- Значит, - сказал Джузеппе-Мария, - немцев было одиннадцать.
- Немцев было девять, - сказал человечек.
На лбу у него выступил пот, а Пипино в кресле снова закрыл лицо руками.
- Оу-у! - снова зевнул он с подвывом.
- Было еще две собаки, - сказал Клемм. - Одна вчера вечером, лучший дог в гестапо, и одна сегодня утром - моя Грета.
Джузеппе-Мария сказал:
- Но ведь человека, который убил собаку сегодня утром, задержали. Разве его не задержали?
- Я с ним скоро повидаюсь, - сказал Клемм.
- Что это за человек? - спросил Пипино.
- Ну, он-то не интеллигент, - сказал Джузеппе-Мария.
У человечка вспотел нос.
- А кто он? Ты его видел?
- Он? Бродячий торговец.
- Коммерсант?
- Бродячий торговец!
Человечек вытер платком пот со лба.
- Это даже вне ваших правил, - сказал он.
- И все-таки… - сказал Джузеппе-Мария.
Человечек повернулся к нему:
- Что все-таки?
Пять минут они пререкались, человечек и Джузеппе-Мария, и голоса их становились все громче.
- Дорогой мой, - сказал Джузеппе-Мария, - но ведь вам все равно некуда девать заключенных.
Вмещался Пипиио:
- Ну ладно. Уступите половину, и все. Сто человек: "Кругом - бегом!", и конец разговору. - Он обратился к Клемму: - Идет?
Клемм улыбнулся. Согласие снова было достигнуто. Однако человечек засеменил прочь - маленький, щуплый, но словно несущий перед собой тучный живот толстяка, - и вышел вон из комнаты. Декларацию дописал под диктовку Клемма Джузеппе-Мария.
- О-у-у! - взвыл Пипино.
Он опять зевнул и опять спрятал лицо в ладони. Казалось, он задремал. Клемм надел часы на руку и сказал:
- Я опаздываю.
Открыв дверцу машины, он поискал взглядом собак.
- А собаки? - крикнул он.
Ему напомнили, что в последний момент он сам приказал вывести их из машины и оставить в гостинице.
Клемм приказал ехать в "Реджину".
- Быстро, - скомандовал он. - Rasch! Und dann schnell nach San-Vittore!