– Может, ты прав, – рассеянно ответил Николай. Он все еще прислушивался к себе, к ушедшей боли, с трудом привыкая к мысли, что снова на ногах. Взгляд упал на Алешку, скрючившегося в изголовье подстилки лицом к стене. Сердце сжалось. Как погасить это отчаяние? Чем помочь человеку, у которого нет иного выхода, как умереть?
Мелькнувшая мысль показалась спасительной. Раз все или почти все готовы к действиям, почему не попытаться бежать нынешней ночью? Какая разница, в конце концов, когда? А так хоть старлей избежит казни и, коли суждено отдать концы, погибнет как воин.
Однако поразмыслив, Пушник дал отбой. Ничего не подготовлено, Абдулло только начал нащупывать связи с пуштунами. Нет и оружия. Афганцы обещали по своим каналам добыть хоть один ствол – не идти же против автоматчиков с голыми руками? Железные полосы, украденные в кузне, хороши только при рукопашной…
И Пушник засомневался, имеет ли право послать всех на смерть ради одного старлея? Мера ответственности была у старшины велика. Не мог он, не имел права взять на свою совесть гибель двух с половиной десятков людей.
– Не расстраивайся, Микола, – сказал Полуян, поняв состояние старшины по-своему. – Хиба ж я не понимаю, что Моряк – наш брат, десантура. Пойду сейчас до него, разобъясню, чтоб был готов к побегу. Нема мочи терпеть более, Микола! Может, рванем сегодня, а?
Гигант Полуян смотрел на Пушника с мольбой, и тот вдруг подумал: зря, что ли, ему сегодня был подан знак свыше? Дерзость всегда спутница победы. Надо только бесшумно снять часовых, чтоб не успели поднять тревогу…
– Ну что ж, уговорил, Ян, – сказал Пушник. – Давай обсудим детали. Начнем ночью, часа в три, когда вокруг тишь да гладь. Духов берем теплыми. Сперва надо придушить того, что в коридоре, а как до него добраться – соображай.
– Ось, глянь, – вытащил Полуян из-за пазухи заточку. – С помощью этой штуковины помаленьку сдвинул засов и…
– Годится, – одобрил Пушник. – А кто займется часовым?
– Окромя меня некому. Я уж и браслеты подготовил, "сбрил" до последнего миллиметра. Сашок расстарался, спер из кузни напильник.
– Отлично, Ян. Напильник передай по цепочке. А теперь слушай сюда: командовать всеми действиями будет Сергеев.
– Отстраняешься от ответственности, прапор? – возмутился Полуян. – На кой нам ляд Сергеев. Он дохляк, тряпка, а у тебя голова, что дом советов.
– He забывайся, Сергеев старший по званию. Мы – не банда, мы – солдаты…
– Много на себя берешь, прапор. Плевал я на звания, на армию, на Афган вместе с интернациональным долгом. Я никому ничего не должен!
– Прекрати истерику. Проплюешься… Если компания не подходит, давай деру сам: вот бог, вот порог. А остальные, чтоб я так свою маму увидел, будут действовать как армейское подразделение.
– Не жми на меня, Микола. – Полуян скисал на глазах. – Не жми, будь человеком. Я сделаю, как велишь.
– Тогда иди к нему, к старшему лейтенанту. Доложи обстановку, посвяти в план. Наверняка командир что-нибудь дельное подскажет.
Полуян все еще колебался. Он как-то не очень верил в право Сергеева командовать собой. Пушник в качестве руководителя был бы привычней, надежней. Да и другие прапора слушались. Он бы справился, несмотря на инвалидность. Но раз так решил…
– Дело твое, – пожал плечами Ян и нехотя направился к старлею.
Пушник издали наблюдал, как гигант подошел к Алешке, плюхнулся рядом и, нагнувшись, что-то шепнул на ухо. Тот отшатнулся как от удара, обалдело посмотрел на Полуяна, перевел взгляд на Пушника, поднявшего в знак приветствия руку к воображаемому козырьку. Потом выпрямился, что-то быстро сказал.
Вот что значит подать надежду, вдохнуть веру… Пушник искренне порадовался за ротного. Теперь тот походил на прежнего самоуверенного старшего лейтенанта, к нему даже вернулась выправка.
Явился явно встревоженный Абдулло. Покружившись по камере, сказал: господин начальник интересовался, все ли довольны пищей и нет ли каких просьб? Это было что-то новое и так как исходило это новое от начальства, то не сулило ничего хорошего.
Тем временем Абдулло как бы невзначай подошел к Яну, о чем-то пошептался, передав тревогу гиганту. От Яна направился к Моряку и громко сообщил:
– Тебя начальник на допрос звал. Велел сейчас приводить. Однако гость приехал из Пешавара, встречать пошел. После вечернего намаза звать велел.
Моряк поднял голову. Лицо исказилось, зрачки расширились. Он со страхом, как на гремучую змею, взглянул на переводчика и закричал:
– Я больше не могу! Не надо, не хочу! Я ничего не знаю…
Странно так закричал, оглянулся на товарищей – никто не отреагировал.
К Пушнику подошел Ян. Сообщил, что начальник тюрьмы с сегодняшнего дня удвоил ночной караул и выставил дозоры вокруг крепости… Новость была не из приятных. Рушился здорово задуманный план. Снять одного часового можно, но если их пара да еще дозор? Успех побега, и без того проблематичный, становился нереальным.
Мелькнула мысль, а не провокатор ли Абдулло? Переводчик знал о готовящемся побеге, сам, можно сказать, принимал участие в его подготовке. Почувствовав, что срок приближается, вполне мог испугаться и дать задний ход. Вот и решился на обман, придумав версию об усилении охраны. Однако проверить это не представлялось возможным.
Николай почувствовал себя загнанным в угол. Надежды разом рухнули, и Алексею теперь не избежать страшного конца.
– Ты иди… иди, – глухо сказал он Полуяну. – Я подумаю.
Закрыв глаза, Пушник прислонился к стене, затылком почувствовал ее скользкую бугристую поверхность. Стены, выложенные из ребристого камня, скрепленного глиняным раствором по неведомому европейцам рецепту, строились на века, и не было выхода из этого каменного мешка.
Кто-то тронул за локоть. Открыв глаза, Пушник увидел Моряка. Выражение лица его поразило: ни страха на нем, ни подавленности, только бешеная решимость.
– Послушай, прапор, – сказал Моряк. – Я знаю, братва готовит побег. Удрать не светит ни за какие коврижки, если не воспользоваться…
– Чем? – перебил Пушник.
– Нужно захватить склад. Там оружие, там боеприпасы… Если пофартит, сможем диктовать условия сами.
– Откуда знаешь, что в складе оружие?
– Не имеет значения.
– Вообще-то имеет. Но в нашем положении не до чистоты эксперимента. Значит, уверен?
– Век свободы не видать.
– Брось блатные прибаутки, – усмехнулся Пушник. – Пойми, если ты ошибся и в складе не оружие, а, к примеру, продовольствие, мы окажемся в мышеловке.
– Я сказал – твое дело не верить, – ощерился Моряк.
– Извини, брат, не психуй. Идея мне даже очень понраву. Я-то – за. Но с остальными следует потолковать. На кон люди голову кладут. Поэтому участие должно быть добровольным…
Вскоре согласие было получено от каждого. Заартачился лишь Полуян.
– Такого уговора не было, – заявил он. – Бежать – одно, а идти на смертоубийство не желаю. На волю желаю, прапор, да видно не судьба…
Пушник напомнил об усилении охраны и решил не обращать на Полуяна внимания. Надо было пересмотреть весь план, изменить время.
– Начнем, когда сотемнеет, – высказал предложение Николай. – Как считаешь?
– Ни в коем случае! – вмешался Моряк. – Начинать надо во время вечернего намаза. Поверьте моему опыту, это самый подходящий момент. Все уйдут на молитву, а нас, как обычно, выведут на прогулку.
– Согласен, – кивнул Алексей.
После недолгого обсуждения решили создать два группы захвата. Одна нападает на часового возле тюрьмы, другая снимает того, что-у склада. В первую вошли Полуян, который мог моментально освободиться от цепей, и Выркович, не имевший их вовсе. Другую группу после некоторого препирательства составили из Алексея и Николая. Алексей вынесет товарища на руках и, остановится возле часового. Калека и поддерживающий его заключенный, у которого заняты обе руки, не насторожат душмана, и его легче будет скрутить.
Прогулка, как обычно, началась перед закатом солнца. Свободные от службы духи покинули караулку и устремились в лагерь. Гнусавый голос муэдзина, призывавший мусульман к молитве, прозвучал для заключенных призывом к действию. Двор крепости опустел. Только Абдулло замешкался. Почуял, похоже, что события вышли из-под его контроля…
Абдулло долго тешил себя иллюзией соучастия в ор ганизации побега, Лучше других понимал гибельность предприятия и все же иокал связи с пуштунами, добывал для Полуяна "курево", для сопливого Сашки – лишнюю лепешку. Зачем он это делал, Абдулло и сам не знал. Впрочем, знал… За решеткой были свои понятные ребята, которым знакомо чувство локтя, понятия дружбы, взаимовыручки. Абдулло был одним из них. Он учился в школе, был октябренком, пионером. Как все. Потом в армии, принимая присягу, повторял в строю, как вое: "Я гражданин Союза Советских Социалистических Республик… торжественно клянусь…" Как же это было давно? Теперь он никому не товарищ. Теперь он ничей гражданин.
Раздался резкий, как удар хлыста, свист. То был сигнал. Сигнал для нападения. Согнувшийся в три погибели Пушник, которого с трудом тащил немощный старлей, внезапно встал на ноги, выпрямился и пошел на охранника. Тот попытался вскинуть автомат, но не успел. Пушник с размаху ударил его кулаком в переносицу. Подскочивший сзади Алексей накинул на шею цепь.' Душман захрипел и медленно, как куль, осел на землю. Почти одновременно Полуян расправился со своей жертвой. Тот успел лишь коротко вскрикнуть и завалился набок.
– Что делал? Зачем? – дико заорал Абдулло. – Смерть подписал всем. Кто соглашался умирать? Я – нет…
Пушник, совершенно обессилевший после перенесенного напряжения, негромко позвал:
– Иди к нам, Абдулло. Кто старое помянет…
Слова Пушника не достигли ушей. Абдулло бросился к воротам.
– Куда? Назад, сука!.. – крикнул Полуян. Схватил автомат, выпавший из рук охранника, прицелился. Но выстрелить не дал Связист.
– С ума сошел, паря, – схватил он Полуяна за плечо. – Ты ж сейчас всех святых спугнешь. Быстрее к складу!
Опомнившись, Полуян помчался в кузню, схватил молот и с размаху обрушил его на дверь. Замок на кованых петлях не шелохнулся, зато не выдержали петли. Обе створки с грохотом рухнули внутрь, взметнув столб пыли. В помещении было полутемно. Маленькие оконца под потолком пропускали мало света. Но даже при таком, скудном освещении хорошо просматривались стеллажи с разложенным на них оружием, ящики с гранатами и снарядами, цинки, набитые патронами.
– Ну, вот, а ты сомневался, Колья! – сказал Моряк хрипло.
Ребята вокруг захохотали. Напряжение было столь велико, что разрядка оказалась спасительной.
За крепостной стеной послышались крики, нарастающий топот множества ног. "Значит, все-таки Абдулло! Предал, сволочь, в последний момент!" – подумал Пушник. Он первым вошел в арсенал, с трудом добрался до стены. Стиснув зубы, едва сдержал крик. Боль в пояснице пронзила насквозь – сейчас это было особенно обидно.
В воротах крепости показались духи. И тут опомнился Алексей.
– Разобрать автоматы! – крикнул он. – К бою.
– Командуй, старлей, – рявкнул могучим басом Полуян. – Нету мочи терпеть. Давить хочу гадов!
– Настреляешься, Ян, обещаю. К бою! Огонь!..
Очереди застучали почти одновременно. Два десятка стволов – могучая сила. Духи словно споткнулись о невидимую преграду, остановились и, устилая двор трупами, буквально через минуту с воплями ринулись обратно за ворота.
7
26 апреля 1985 года в 18-00 по местному времени группа советских и афганских военнопленных в количестве до 24 человек, содержащихся в районе центра подготовки афганской контрреволюции Бадабера (24 км южнее Пешавара, СЗПП, Пакистан), совершили вооруженное выступление. Напав на охрану, военнопленные завладели ее оружием, заняли оборону…
(Из докладной начальника Главного разведывательного управления Советской Армии министру обороны СССР)
Двор крепости давно опустел, а ребята все еще не могли остановиться и продолжали осатанело поливать свинцом плац, вспучивая землю вокруг нескольких продырявленных тел. Опьяненные внезапной свободой, дорвавшиеся до оружия, они остервенели и нмкак не могли остановиться, вкладывая в дрожащие от выстрелов автоматы накопившуюся за время плена ненависть. Алексей понимал ребят и сам готов был бить, душить истязателей до тех пор, пока не захлебнутся собственной кровью. Но он был сейчас не одним из пленных. Он был командиром. Парни сами сделали выбор, вручив ему свои судьбы. И теперь Алексей остро, как никогда прежде, почувствовал ответственность за товарищей по несчастью, волею обстоятельств ставших отныне и, возможно, до смерти его подчиненными.
– Отставить огонь! Сержанту Полуяну остаться у двери и вести йаблюдение за противником! Остальные – ко мне! – крикнул Алексей и с удовлетворением отметил, как четко и быстро было выполнено приказание.
С того момента, когда Ян сказал, что пленные решили выбрать товарища старшего лейтенанта своим командиром, в душе Алексея все перевернулось. Тяжелое беспросветное отчаяние, владевшее последние часы, внезапно отступило, и он почувствовал огромное, ни с чем не сравнимое облегчение. Мысленно после разговора с Жабой Алексей распрощался с жизнью и молил лишь о том, чтобы не подвела воля, чтоб смог достойно, как подобает русскому офицеру-десантнику, встретить мучительную смерть… Теперь же словно родился заново, но уже совсем другим человеком. Прежнее, пацанячье бахвальство, легкомыслие слетело шелухой. Теперь Алексей ощущал себя много повидавшим, еще больше испытавшим в жизни человеком, умудренным горчайшим опытом и потому ставшим трезвым и расчетливым…
Ребята обступили старшего лейтенанта со всех сторон, и Алексей благодарно подумал: какие близкие, родные лица… Но было не до объяснений в любви. Обстоятельства поставили их на грань жизни и смерти – назад пути нет. Теперь они не просто пленные, сведенные волею судьбы под одну крышу, а подразделение Советской Армии, сражающееся в окружении противника. Только железная дисциплина и беспрекословное повиновение могут обеспечить успех в бою. А бой предстоит тяжелый, и кто знает, когда он окончится и чем!
Алексей вскинул правую руку, скомандовал:
– В две шеренги становись!
Люди бросились выполнять команду. Афганцы пристроились на левом фланге. Алексей спросил:
– Кто понимает по-русски?
– Я немного умей, – отозвался пожилой человек с выправкой, выдающей в нем военного.
– Имя, звание?
– Туран Лкар Барат, Рафик, – ответил афганец.
– Будешь переводить мои распоряжения, товарищ Барат. Понятно?
– Совсем понятно, рафик старший лейтенант. Разреши занять оборону на крыше. Мои люди миномет умеют, пушка знают.
Предложение афганца взять плац под перекрестный огонь было дельным, тактически грамотным и, главное, своевременным. Духи, очухавшись, могли в любую минуту полезть снова. Жаба наверняка рвет и мечет, прекрасно понимая, что за такое ЧП в его владениях можно поплатиться головой. Глава "Исламского общества Афганистана" Раббани, внешне обходительный, на расправу был крут.
Едва Алексей успел расставить людей по местам, как духи с криками "Аллах акбар!" ринулись скопом в ворота крепости. На первый взгляд могло показаться, что действовали они хаотично, неорганизованно. Но только на первый взгляд. Просочившись в узкий проход, моджахеды рассыпались в цепь и, петляя, стреляя на ходу, ринулись через плац. Две группы, прижимаясь к стенам, устремились в атаку с флангов.
Вариант рассыпного строя с двусторонним охватом Алексей предвидел – в спецлагере перед отправкой в Афганистан он изучал методы действий противника. Многослойная система огня, перекрывающая обозримое пространство, сработала – благо оружия в избытке. Винтовок, пулеметов, пистолетов, автоматов, ракетных установок, гранатометов хватило бы, наверное, на целую дивизию. Помимо патронов, снарядов, гранат и ракет, лежавших в упаковках штабелями, они обнаружили в подвалах склада сотни мин и ящиков со взрывчаткой.
– Командир, пора! – нетерпеливо крикнул Полуян, сжимая гашетку станкача, установленного в проеме сорванной с петель двери.
Алексей, лежавший рядом, промолчал. Духам нужно было сразу преподать хороший урок. И хотя нервы у командира после допросов с избиениями были напряжены до предела, он выжидал. После пережитого образовался как бы двойной запас прочности. Сжав кровоточащие беззубые десны, старший лейтенант хладнокровно смотрел на приближающихся моджахедов. Сейчас его выдержке позавидовал бы даже батя, всегда считавший сына капризным, избалованным матерью ребенком. Отец был кадровым военным, человеком суровым, замкнутым, прошедшим Отечественную. Он вечно пропадал на службе, сыном занимался мало. Каково же было удивление, когда Алексей, окончивший математическую школу с отличием, пошел вдруг не в университет, а в военное училище, да еще десантное…
Духи между тем, не встречая сопротивления, осмелели. Теперь они бежали не пригибаясь, в полный рост. Возмущенный молчанием старлея, Полуян повернулся к нему с перекошенным от страха лицом и заорал:
– Ты что, мать твою, ждешь?!
– Огонь! – крикнул Алексей. Голос его потонул в оглушительном треске станкача.
По передней шеренге духов словно коса прошлась. Цепь дрогнула, остановилась и, разрежаемая пулеметным огнем, хлынула назад. Пронзительно завыли мины. Разрывы один за одним брызнули у крепостных стен, накрывая бегущих. Кверху взметнулись камни, лохмотья одежды, послышались вопли раненых.
Молодец туран, мысленно отметил Алексей. Среди афганцев оказались четыре минометчика, а в арсенале обнаружились минометы западногерманского производства. Барат приказал установить их за складом, куда не доставали пули моджахедов. Таким образом, можно было вести навесной огонь через крышу.
Пулеметы смолкли, едва духи скрылись за воротами. Еще две запоздалые мины разорвались на плацу, и все смолкло. Дымилась покореженная взрывами земля, медленно опадали вздыбленные тучи пыли, мешавшиеся с пороховой гарью. В наступившей тишине послышались жуткие стоны.
– Пусть теперь они поскулят, – мрачно произнес Связист, устроившийся с ручником на ящике у оконца под крышей. – Нашей-то кровушки напились…
– А я заметил: стрелять-то они побаиваются, – вставил слово Выркович дрожащим тенорком. – По крыше палили, а гранаты не бросили ни одной…
– Охота им на воздух взлетать, – засмеялся Полуян от избытка чувств, рукавом вытирая со лба пот и оставляя на нем грязные полосы.
– Тут если рванет, от крепости бо-оль-шая ямища останется.
– И от лагеря тоже…
– Да ты, Сашок, никак бандитов пожалел, – подначил Полуян.
– Еще чего! Я подумал, такое количество взрывчатки надежно защищает…
– Умнющий парубок наш Сашок! Правильно, товарищ старший лейтенант? – с веселостью, показавшейся наигранной, воскликнул Полуян.
Храбрятся ребята, подумал Алексей. В душе-то наверняка страх. Но истина в их словах есть. Духи, конечно же, боятся взрыва арсенала, во-первых, потому, что разнесет он всю округу, и, во-вторых, потому, что лишатся крупных запасов оружия с боеприпасами.
– Смотрите, товарищ старший лейтенант, – закричал Выркович, – смотрите – духи! Они белый флаг выкинули!