- Скажи им, - немного поколебавшись, приказал Молотов. Ему совсем не нравилось делиться информацией, но совместная борьба с общим врагом требовала откровенности.
Когда переводчик закончил говорить, Риббентроп заулыбался.
- Значит, у нас еще примерно лет двадцать, - сказал он. - Совсем неплохо.
Молотов с отвращением заметил, что Халл, соглашаясь с ним, кивнул. Похоже, они считают, что двадцать лет это огромный срок, и загадывать так далеко нет никакого смысла. Пятилетние планы Советского Союза имели своей целью будущее, как, впрочем, и постоянное изучение динамического развития диалектики истории. По мнению Молотова государство, не думающее о том, что его ждет через двадцать лет, не заслуживает будущего.
И тут он заметил, что Черчилль погрузился в сосредоточенные размышления. Англичанин не следовал законам диалектики - да и как он мог, ведь он представлял класс, чье место на помойке истории - но занимался изучением прошлого реакционного мира, а потому привык рассматривать многие вопросы в широком масштабе времени. Ему не составляло никакого труда заглянуть на много лет вперед и не почувствовать легкого головокружения от столь значительного расстояния.
- Я вам скажу, что это значит, джентльмены, - проговорил Черчилль. - После того, как мы одержим верх над ящерами, ползающими по зеленым полям нашей родной планеты, нам придется остаться соратниками, товарищами по оружию - пусть и не совсем в том смысле, в каком понимает товарищество комиссар Молотов - и начать подготовку к новому великому сражению.
- Согласен, - сказал Молотов
Он был готов позволить Черчиллю язвительные замечания в свой адрес, если это способствовало укреплению коалиции против ящеров. Рядом с ними даже ископаемый консерватор Черчилль казался яркой прогрессивной личностью.
- Я тоже согласен с вашими словами, - заявил Риббентроп. - Однако должен заметить, что некоторым государствам, активно выступающим за сотрудничество, стоило бы что-нибудь сделать для его развития. Германии стало известно о нескольких случаях, когда сообщения о новых достижениях доходили до нас в неполном виде, причем часто после бесконечных переговоров, в то время как другие страны, представители которых собрались за нашим столом, делятся друг с другом своими открытиями добровольно и без ограничений.
Лицо Черчилля оставалось непроницаемым. Молотов тоже никак не отреагировал на слова Риббентропа - впрочем, он редко открыто демонстрировал свои чувства. Он прекрасно знал, что Риббентроп имеет в виду Советский Союз, но не испытывал никакой вины. Молотов не мог смириться с тем, что Германии удалось добыть взрывной металл - пусть и в два раза меньше, чем СССР - и доставить его на свою территорию. В планы Советского Союза это не входило. Да и Черчилль не испытывал желания делиться секретами с державой, которая практически поставила Британию на колени.
- Господин Риббентроп, я хочу вам напомнить, что когда речь идет об обмене новыми идеями и достижениями, в виду имеются обе стороны, - вмешался Корделл Халл. - Насколько мне известно, вы не поделились с нами секретом производства ракет дальнего радиуса действия, а также усовершенствованной системы наблюдения, которой вы оборудовали свои танки.
- Я займусь этим вопросом, - пообещал Риббентроп. - Наше сотрудничество с соседями должно быть полным и безоговорочным.
- А заодно вам следует обратить внимание на то, что происходит в ваших лагерях смерти, расположенных на территории Польши, - посоветовал ему Молотов. - Разумеется, ящеры весьма подробно осветили данную сторону вашей военной кампании, так что, мы все знаем.
- Рейх заявляет, что это грязная и злобная ложь, сфабрикованная инопланетянами и евреями, - сердито сказал Риббентроп и наградил Молотова взглядом, исполненным негодования. Министр иностранных дел СССР с трудом сдержал улыбку - ему удалось нанести удар в самое больное место. Германия может сколько угодно отрицать свое участие в зверских расправах над ни в чем не повинными людьми, им все равно никто не верит. Риббентроп продолжал: - Кроме того, герр Молотов, я сомневаюсь, что Сталину требуется совет по поводу эффективного уничтожения мирных граждан.
Молотов оскалился, он не ожидал, что слабоумный немец сумеет так быстро отреагировать. Впрочем, Сталин убивал людей за то, что они выступали против него или могли представлять для него опасность (с течением времени обе категории практически слились воедино), а вовсе не за их национальную принадлежность. Однако различие было таким тонким, что он решил не обсуждать его за этим столом.
- Нам не следует забывать о том, что, несмотря на прежнюю вражду, мы находимся по одну сторону баррикад, - напомнил Шигенори Того. - Все остальное необходимо забыть. Возможно, наступит день, когда мы снова рассмотрим свои прежние разногласия, но сейчас необходимо заняться решением более насущных проблем.
Министр иностранных дел Японии оказался единственным человеком, который мог разговаривать с Молотовым и Риббентропом, поскольку перед тем, как прилетели ящеры, его страна заключила союз с Германией и соблюдала нейтралитет по отношению к Советскому Союзу.
- Разумное предложение, - проговорил Халл.
То, что он согласился с Того, имело огромное значение, поскольку США и Япония ненавидели друг друга не меньше, чем русские и немцы.
- Насколько возможно, мы постараемся сохранять нашу прогрессивную коалицию и продолжим бороться против империалистических захватчиков, одновременно изыскивая пути сообщать союзникам о своих достижениях и открытиях, - проговорил Молотов.
- Насколько возможно, - подтвердил Черчилль.
Все собравшиеся дружно закивали. Молотов знал, что такая постановка вопроса ослабит их совместные усилия. Но он прекрасно понимал, что в противном случае Большая Пятерка, вообще, не станет делиться друг с другом своими секретами. Соглашение с известными недостатками все-таки лучше, чем договор, который может лопнуть в любой момент.
Борьба продолжается. А остальное не имеет значения.
Глава V
Завыла сирена, предупреждающая о воздушном налете, и Дэвид Гольдфарб помчался к ближайшему окопу. Через несколько минут голос сирены перекрыл рев истребителей ящеров, который нарастал с невероятной быстротой. В тот момент, когда Гольдфарб нырнул в окоп, на землю начали падать бомбы. Земля содрогалась, словно от не-выносимой боли, вовсю палили орудия противовоздушной обороны. Самолеты ящеров, не прекращая стрелять, носились совсем низко, чудом не задевая кроны деревьев. Сирена продолжала выть.
Через некоторое время вражеские истребители улетели, люди сделали им вслед несколько совершенно бесполезных выстрелов. Осколки снарядов сыпались с неба, точно острые металлические градины. Перепуганный, оглохший, грязный Гольдфарб поднялся на ноги и посмотрел на часы.
- Ну и дела! - пробормотал он: с того момента, как начали выть сирены прошло чуть меньше минуты.
Но за эту минуту в Брантингторпе все перевернуто вверх дном. На взлетной полосе валяются какие-то ящики. Одна из бомб угодила прямо в самолет, несмотря на то, что он, казалось, надежно закамуфлирован и спрятан в специальном ангаре. В затянутое тучами небо поднимался столб жирного черного дыма. Гольдфарб огляделся по сторонам.
- Вот проклятье! - выдохнул он, увидев, что металлический барак, в котором он пытался решить проблему установки радара на истребитель типа "Метеор", превратился в кучу мусора.
Часть закругленной крыши, сделанной из оцинкованного железа, отлетела на пятьдесят футов.
Гольдфарб выбрался их окопа и поспешил к бараку, который начал гореть.
- Полковник Хиппл! - крикнул он на ходу, а потом принялся звать остальных офицеров, с которыми работал, и похолодел от ужаса, представив себе, что не получит никакого ответа.
Но тут из окопа, расположенного поблизости от их импровизированной лаборатории, начали появляться головы офицеров военно-воздушных сил. Гольдфарб заметил фуражку Хиппла, который был маленького роста.
- Это вы, Гольдфарб? - спросил полковник. - Вы в порядке?
- Да, сэр, - ответил Гольдфарб. - А вы?
- Благодарю вас, вполне, - заявил Хиппл, ловко выбираясь из окопа. Посмотрев на то, что осталось от барака, где они все вместе ставили эксперименты, он только покачал головой. - Столько работы псу под хвост. Хорошо еще удалось кое-что спасти.
Пока из окопа выбирались остальные офицеры, он показал Гольдфарбу, что имел в виду.
Дно узкого окопа было выложено папками и вылетевшими из них бумагами. Гольдфарб изумленно посмотрел на Хиппла, а потом снова на документы.
- Когда прозвучал сигнал тревоги, вы… вы все задержались, чтобы прихватить бумаги?
- Ну, работа, которую мы тут делаем, имеет некоторое значение, не так ли? Разве вы считаете по-другому? - пробормотал Хиппл с таким видом, будто просто не мог поступить иначе.
Скорее всего, так оно и было. Если бы в тот момент, когда завыли сирены, Гольдфарб оказался вместе с остальными в лаборатории, он думал бы только об одном - поскорее добраться до укрытия.
Тут и там начали появляться рабочие наземных команд и, не теряя времени, складывать то, что осталось от бетонированной площадки, и мусор по обе стороны взлетных полос, по которым неприятель нанес удар, и в новые воронки от бомб. Другие отряды закрывали ямы перфорированными стальными листами, чтобы потом привести все в порядок как полагается.
Капитан авиации Кеннан показал на горящий самолет.
- Надеюсь, это не один из "Пионеров".
- Нет, сэр, в том ангаре стоял всего лишь "Харрикейн", - покачав головой, сказал уоррант-офицер Раундбуш.
- Всего лишь "Харрикейн"? - возмущенно повторил Кеннан, который летал на этих самолетах во время знаменитой "Битвы за Англию". - Бэзил, если бы не "Харрикейны", тебе пришлось бы подстричь усы так, чтобы они стали похожи на зубную щетку, и начать учить немецкий. Вся слава досталась "Спитфайрам" - они выглядят такими надежными - но основную работу сделали "Харрикейны".
Раундбуш невольно прикрыл рукой свои роскошные светлые усы.
- Прошу прощения, сэр, если бы я знал, что благодаря "Харрикейну" мои усы не пали жертвой военных действий, я бы с большим уважением отозвался о вашем любимом самолете, даже несмотря на то, что он безнадежно устарел.
У Кеннана сделался еще более негодующий вид. Главным образом потому, что Раундбуш по сути был совершенно прав. Но прежде чем он успел сделать ответный выпад, в их перепалку вмешался полковник Хиппл:
- Морис, Бэзил, хватит.
Оба вытянулись по струнке, точно пара нашкодивших школьников.
Подполковник авиации Пиэри снова спрыгнул в окоп и принялся перебирать папки.
- Здорово! - вскричал он минуту спустя. - Мы не потеряли чертежи установки многочастотного радара на фюзеляж "Метеора". Гольдфарб вздохнул с облегчением, а Раундбуш проговорил:
- Мне пришлось их прихватить. Иначе Дэвид мне бы все кости переломал.
- Хе-хе, - проворчал Гольдфарб.
- Давайте соберем наше имущество и посмотрим, кто сможет нас временно приютить, - предложил Хиппл. - Теперь у нас некоторое время не будет собственного дома.
Самолеты поднимались в воздух и садились на поврежденные взлетные полосы весь остаток дня. К вечеру Гольдфарб и офицеры, работавшие над решением общей задачи, снова занялись делом. Они разместились в углу сборного металлического барака, принадлежавшего метеорологам. Впрочем, внутри все временные сооружения выглядели одинаково, и уже через несколько минут Гольдфарб забыл, что находится не там, где начал работать утром. Зазвонил телефон, трубку взял один из метеорологов и тут же протянул ее Хипплу.
- Вас, полковник.
- Спасибо. - Специалист по реактивным двигателям взял трубку и сказал: - Хиппл. - Он несколько минут слушал, а затем проговорил: - О, первый класс! Мы будем ждать с нетерпением. Говорите, завтра утром? Да, конечно, нас устроит. Большое спасибо, что позвонили. До свидания.
- Что случилось? - поинтересовался Пиэри.
- Все-таки в мире есть справедливость, Джулиан, - ответил Хиппл. - Один из истребителей, атаковавших нашу базу, сбит противовоздушными орудиями к северу от Лестера. Самолет не сгорел, упав на землю. Кроме того, он поврежден заметно меньше, чем в остальных случаях, когда удавалось нанести противнику ответный удар. Нам пришлют мотор и радар.
- Отлично! - вскричал Гольдфарб, голос которого потонул в радостных воплях его коллег и метеорологов.
- А что пилот? - спросил Бэзил Раундбуш и добавил: - Надеюсь, ничего хорошего.
- Мне сказали, что он воспользовался устройством, позволяющим креслу пилота покинуть самолет, но его захватили ребята из местной обороны, - ответил Хиппл. - Возможно, стоит сделать запрос, чтобы его отдали в наше распоряжение. Он мог бы рассказать нам много полезного про устройство их самолетов. Только сначала ему придется выучить английский.
- Я слышал, что ящеры с радостью выкладывают все свои тайны, их даже особенно заставлять не нужно, - заявил Раундбуш. - Тут они даже хуже, чем итальянцы. По-моему, это очень странно.
- Почему? - попался на наживку Морис Кеннан.
- Потому что сначала они притворяются крутыми парнями, естественно, - ухмыльнулся Раундбуш.
- Ты самый умный в Британии? - со стоном проворчал Кеннан. - Храни нас, Господи!
Гольдфарб улыбнулся и тоже застонал - Бэзил Раундбуш расстроился бы, если бы он никак не отреагировал. Дэвид был свидетелем подобных перепалок на радиолокационной станции в Дувре в самый разгар "Битвы за Англию", а потом, когда команда "Ланкастера" следила за показаниями экспериментально установленного на борту радара. В такой обстановке легче работается, меньше возникает трений и конфликтных ситуаций. Конечно, люди, вроде полковника Хиппла, в подобных успокоительных средствах не нуждаются, но большинство смертных не могут без них обходиться.
Они работали почти до девяти, стараясь наверстать упущенное во время налета. Им это не удалось; Гольдфарб главным образом занимался тем, что искал необходимые бумаги и не всегда их находил. Остальных больше интересовали двигатели, и потому, выбегая из лаборатории во время воздушного налета, они первым делом прихватили свою документацию, а папки Гольдфарба только в самый последний момент.
Когда Хиппл зевнул и встал со своей табуретки, это послужило для всех сигналом заканчивать работу. Уж если устал полковник, тогда и они могут не стыдиться того, что едва держатся на ногах. У Гольдфарба отчаянно болели спина и поясница.
Хиппл, человек незыблемых привычек, направился в столовую, а потом, скорее всего, спать - по крайней мере, так он обычно делал. Однако Гольдфарб уже был по уши сыт - в прямом и фигуральном смысле - едой, которую готовили на кухне военно-воздушной базы. Через некоторое время тушеное мясо (когда оно имелось), соевые колбаски, тушеные картофель и капуста, клецки, формой, размером и консистенцией напоминающие биллиардные шары, и тушеный чернослив перестают лезть в глотку.
Дэвид уселся на свой велосипед и поспешил в расположенный неподалеку Брантингторп. Его нисколько не удивило, когда он услышал у себя за спиной скрип плохо смазанной велосипедной цепи. Он отлично знал, что оглядываться в темноте не стоит - мгновенно перелетишь через руль. И потому только весело крикнул:
- Друг познается… - Бэзил Раундбуш радостно фыркнул и закончил:
- …в беде!
Уже через несколько минут они остановились перед "Другом в беде" - единственной пивной, имевшейся в Брантингторпе. Если бы на окраине деревушки не разместился аэродром военно-воздушных сил, пивная давно закрылась бы из-за отсутствия посетителей. А сейчас заведение процветало, равно как и соседняя лавка, торговавшая рыбой и чипсами. Впрочем, Гольдфарб там ничего не покупал, большие банки из-под жира в помойке вызывали у него серьезные сомнения. Он совсем не так ревностно, как его родители, придерживался законов своей веры, но знал, что не сможет есть чипсы, жареные в свином жире.
- Две пинты горького, - крикнул Раундбуш.
Официант налил пиво и поставил перед ними на стойку в обмен на серебряные монеты.
Раундбуш поднял кружку и провозгласил тост:
- За победу над ящерами!
Оба осушили кружки. Пиво, конечно, было не тем, что перед войной. Однако после второй или третьей пинты становилось все равно. Следуя древнему обычаю, Гольдфарб заказал две следующие порции.
- За то, чтобы завтра мы разобрались с тем, что нам привезут! - объявил он; прозвучало это не очень понятно, но выражаться яснее он не мог - они находились за территорией базы.
- Клянусь Господом, за это я выпью с огромным удовольствием! - сказал Раундбуш и выполнил свое обещание. - Чем больше мы узнаем про то, как они делают то, что они делают, тем больше у нас шансов им помешать.
Владелец пивной наклонился над полированной дубовой стойкой и прошептал:
- Ребята, у меня в задней комнате осталась половинка жареного каплуна. Если вас, конечно, это интересует…
Звон монет явился достойным ответом на его незаконченное предложение.
- Белое мясо или темное? - спросил Гольдфарб, когда принесли блюдо: будучи офицером, Раундбуш имел право выбирать первым.
- Грудки мне нравятся больше, чем ножки, - ответил Раундбуш, а потом после короткой паузы добавил: - И белое мясо.
Гольдфарб тоже больше любил белое мясо, но съел темное без возражений. В любом случае, это лучше, чем то, чем их кормят на аэродроме. После еды они еще раз по очереди заказали пива, а потом с сожалением уселись на свои велосипеды и вернулись на базу. После четырех пинт пива - пусть и не слишком хорошего - ехать прямо оказалось совсем не просто.
Головная боль, с которой Гольдфарб проснулся на следующее утро, дала ему знать, что последняя кружка, скорее всего, была лишней. Бэзил Раундбуш выглядел до отвращения свежим и отдохнувшим. Гольдфарб изо всех сил старался не попадаться полковнику Хипплу на глаза, чтобы тот не понял, как сильно он страдает от похмелья. У него сложилось впечатление, что ему это удалось - сегодня никто не мог как следует работать, частично из-за вчерашней бомбежки, а частично потому, что все с нетерпением ждали прибытия обломков вражеского самолета.
Их привезли только около одиннадцати. К этому времени все, даже вечно спокойный и уравновешенный Хиппл были вне себя от беспокойства. Обломки прибыли на двух грузовиках "Джи-эм-си". Огромные грохочущие машины, сделанные в Америке, представлялись Гольдфарбу таким же чудом, как и груз, который они доставили. Рядом с ними британские грузовики, к которым он привык, казались неуклюжими самоделками, жалкими и бесполезными. Если бы не явились ящеры, тысячи могучих великанов развозили бы оборудование и людей по всей Англии. Сейчас здесь работало всего несколько штук. Янки за океаном и сами нуждались в современной технике.
То, что два столь ценных американских грузовика привезли в Брантингторп обломки вражеского самолета, говорило само за себя - командование военно-воздушных сил считало исследования группы, в которую входил Гольдфарб, исключительно важными. Грузовики также были снабжены лебедками, что значительно облегчило разгрузку: радар и мотор оказались для людей слишком тяжелыми.