А как подковки прибиваются? В смысле не техническом, а организационном. У нас было принято, что подковки можно носить, став по армейским понятиям "фазаном", т. е. отслужив год. Но находятся зловредные молодые бойцы, которые начинают портить нервы старослужащим еще задолго до указанного срока. Мой призыв набил подковы еще зимой - все ж крутые. Особенно друг перед другом. Тут старики возвопили: да что же это такое, мол, как можно, скоро нас эта молодежь заставит еще и ЦП мыть!? Ну, тут нам всем предложили снять подковы. А куда их снимешь? Обидно, столько старался… не стал снимать. Бейте, режьте, снимать не буду. Помурыжили немного, и все затихло. А потом, помню, сами уже старые, стодневка идет… а мы из командировки только приехали, все такие боевики офигенные, сплошные рэксы спецназовские… а в роте молодежь появилась. И тут перед построением, стоим, важные, переговариваемся, а с КПП выбегает наш молодой бойчелло, и на цыпочках мимо нас. Стоять - бояться! Оказалось, подковки прибил, молодой. На цыпочках хотел тихонько проскользнуть. Не удалось. Стали ему рассказывать, мол мы тут по кавказским горам… по ночам… все нас там боялись… а он тут на всем готовом… и тому подобные сказки, а он стоит, чуть не плачет. И рад бы сию минуту подковы вынуть, ан нечем…
Иду, бойцы приближаются. Смотрю на них, пытаюсь разглядеть значки на груди. Значков у них нет. У нас на срочке наличие значков (и их количество) достаточно точно могло сказать о статусе солдата. Если боец первого периода службы где-то притырил "бегунка" (знак "Воин-спортсмен" 1-й, 2-й или 3-й степени) и нацепил себе на грудь, значит, воин достаточно крут, чтобы не бояться, что знак отнимут старослужащие. Тут вот ведь какое дело - "бегунки" у старослужащих уже давно есть, а потому для себя отнимать не будут. А если пацан хороший, зачем у него отнимать. Ну, разумеется, предел тут тоже есть. Если молодой, вдруг заимеет значков на груди больше, чем у старого, тут-то ему и кранты. Придется расставаться. На все эти "бегунки", классность, отличников и парашютистов наши командиры смотрели сквозь пальцы. Хотя, помню, был случай, когда ротный поймал одного дембеля (это был Рыжий, герой многих моих рассказов) и, ткнув ему пальцем в грудь, сказал, что на дембель Рыжий поедет только после того, как реально заработает себе все то, что у него висело на груди. Самым страшным для Рыжего оказался значок "100 отличных караулов", который он выменял где-то на складе не в нашей части. В караулы мы ходили редко, и у меня к концу службы их было всего тринадцать. Не больше было и у Рыжего. Если бы ротный уперся, Рыжий бы сдох в караулах. Так же у него висели на груди "Специалист 1 класса", Золотой "Воин-спортсмен", "Отличник Советской Армии" (до сих пор вижу такой значок на защитниках России), и еще у него был единственный честно заработанный "Парашютист-отличник", но колодка этого значка говорила о том, что обладатель знака совершил не менее пятидесяти пяти прыжков. В реальности у Рыжего не могло их быть больше четырнадцати - по семь за период обучения. Не знаю, где он притырил цифру "50" на знак и "5" на колодку, но, судя по значку, он был в роте второй парашютист после зама по ВДС капитана Сережи Лютикова. У меня так и остался значок "Парашютист-отличник" с цифрой "10" на знаке и "2" на колодке, хотя у меня к концу службы было 17 прыжков (3 дома и 14 в армии). Как-то не особенно я старался блюсти точность в этом деле…
Нет у бойцов значков. Может, вообще у них значков в части нет? Начинаю приглядываться к эмблемам - кто такие? Из какой части? Связь. О, это те, которые за городом стоят. Радиоразведка. Осназ. Нет у них наглости спецназовской в глазах. Да и откуда взяться. Примера-то брать не с кого. Это Уссурийск по норам прячется, когда второе августа наступает: бригада спецназа и десантно-штурмовая бригада - есть кому развернуться. А у нас в городишке тихо. Разве, что я в парке пьянку организую… так обычно же без мордобоя. Культурно. По крайней мере, без сильного мордобоя. Чекисты меня подкалывают, мол правило себе завели: утром третьего августа, приходя на работу, не забыть заглянуть в обезьянник, проверить, не лежит ли там мое тело, а если не лежит, все равно просмотреть сводку, не мог я не отметиться…
И вот идут эти трое срочников, уже близко ко мне. Смотрю им в глаза. А в глазах та самая неописуемая радость временной свободы. Свободы, которая у них закончится через несколько часов… и опять у них начнутся армейские будни…
Разминулись. Прошел мимо бойцов.
И тут я почувствовал запах. Тот запах, который ни с чем нельзя сравнить. Так пахнет казарма. Запах только мелькнул, но и того хватило. Здесь весь букет. Здесь и вакса для чистки сапог, здесь и мастика для натирания полов, здесь и кожа солдатского ремня, здесь и оружейное масло. А еще здесь усталость солдатская и недосып. Здесь и перловая каша и тушенка. Здесь и построения и разводы. Здесь караулы, наряды, гауптвахта и парко-хозяйственные дни. Здесь полигоны, техника и оружие. Здесь марш-броски и спортивные праздники. Здесь казарменный мордобой и занятия по рукопашке. Здесь бронежилеты, каски, рюкзаки. Здесь парашюты, самолеты и воздушный простор. Здесь рейды, засады и смертельные бои. Здесь раненые и больные, здесь живые и мертвые.
И тут я подумал: это - армия.
Именно так она и пахнет.
Этот запах забыть нельзя.
*****
ВОВКА
На краевом призывном пункте начальник медпункта отдельной бригады специального назначения старший лейтенант Кириллов работал не долго. Выбирать по большому счету было не из кого. Последнее время в армию шли только те, кто не смог отмазаться, не смог закосить. Страна упорно не хотела иметь сильную армию…
Кириллов выбрал несколько человек хоть как-то отличающихся по своему физическому развитию от тех дохликов, которые скучали на призывном пункте, посадил их в машину и повез.
Повез их служить в СПЕЦНАЗ.
Честно говоря, Вовке было без разницы, куда его заберут служить. Ну, попал в спецназ, вот и хорошо. Хоть не на флот, где служить надо было на полгода больше. И то ладно.
В бригаде Вовка пробыл не долго. Его, как более-менее физически крепкого, быстро выделили из новобранцев и решили, что из Вовки получится не плохой сержант.
- Хочешь быть сержантом? - спросил командир отряда.
- Мне без разницы… - отозвался Вовка.
Через три дня он уже был в Печорах, где находился в те стародавние времена 1071-й учебный полк специального назначения, который готовил младших командиров и специалистов для частей специальной разведки.
Было там тяжело. Командиры, практически все прошедшие Афганистан, не жалели своих сил в воспитании молодых бойцов. Много было интересного, много не интересного, о чем Вовка впоследствии совершенно не хотел вспоминать. Хорошо, наверное на всю жизнь, запомнилась ему та самая "адская лестница", через которую прошли все, кто хоть день прослужил в 1071-м полку…
Начальник ПДС учебного батальона стоял перед "стартом", где выстроенных парашютистов крайний раз осматривали инструкторы.
- Значит так, бойцы, - говорил начальник ПДС. - Прошу меня не огорчать - не совмещайте свой первый прыжок с последним…
Вовка стоял на "старте" и мысленно вспоминал, как он укладывал купол своего парашюта. Все этапы укладки он прокрутил в голове несколько раз. Инструктор, который проверял его парашют, даже похвалил Вовку за то, как тот аккуратно и быстро налистал купол, как правильно (в отличие от многих) взвел ППКУ на нужную высоту… не то, что тот обормот Лёнька, который проводил укладку на соседнем столе - инструктору пришлось восемь раз заставлять его заново пройти несколько этапов укладки…
Вот интересно, ведь понимает же Лёнька, что свою жизнь он укладывает, ан нет, все равно такой расхлябанный, такой беспечный… улыбается, придурок, шутки налево-направо. А вот вдруг как гробанётся с такой-то высоты…
И вот вертолет в воздухе. Машина быстро набрала высоту, вышла в район десантирования.
- Приготовиться! - выпускающий подал знак, и парашютисты встали.
Вовка посмотрел вниз. Он знал - по условиям прыжка высота должна была быть восемьсот метров. Внизу хорошо была видна взлетно-посадочная полоса, расстеленные на траве брезентовые укладочные столы, копошащиеся люди и чулок "колдуна", который был растянул на треть своей длины.
- Первый! - выпускающий показал Вовке один палец.
Вовка кивнул.
Открылся бортовой люк. Выпускающий встал в проеме, глядя на землю. Потом резко отошел в сторону и крикнул:
- Пошел!
Вовка встал, как учили - правой рукой за кольцо, левую ногу на край проема.
Рокот винтов вертолетных, воздушный поток в лицо. Ватные ноги, сухость во рту. Восемьсот метров…
- Пошел! - снова кричит выпускающий.
Вовка посмотрел еще раз вниз. Страх сковал тело…
- Пошел боец!
Вовка знал, что если сейчас не сделает шаг, то каким позором это потом обернется на земле… презирать его будут все.
Вовка сиюминутно набрался решимости и перемахнул через проем вниз…
- Пятьсот один, пятьсот два, пятьсот три…
Завертело, закружило… не понять где верх, где низ… да за шиворот как будто ухватили - как котенка нашкодившего…
- Кольцо!
Вовка с силой дернул кольцо. Тут же он почувствовал, как будто проваливается в бездну - это отошла стабилизация, вытягивая из сот стропы и из камеры купол.
Вовка повис на стропах, раскачиваясь как на качелях. Парашют раскрылся нормально. Вовка осмотрел купол - все в порядке.
И тишина…
И эйфория…
Земля встретила его не очень хорошо - ветер у земли усилился и пришлось проехать по высохшей траве пару десятков метров, пока не удалось собрать нижнюю группу строп и не погасить таким образом купол…
А потом запаской по заднице со всей силы. Вот только после этого парашютист становится настоящим парашютистом!!!
На следующий день Вовка выполнил второй свой прыжок. Через четыре месяца его вернули в Уссурийск в ту бригаду, куда он призвался. Потом была командировка в Чечню. В Чечне Вовка был как все - ходил на задания, рыл выгребные ямы, валялся в медпункте с жесткой простудой, колол дрова, стоял в карауле - в общем всё, что только могло быть с бойцом отдельного отряда специального назначения в Чеченской республике в 1995 году…
Вернулись из Чечни в мае, когда в Приморье весна была в самом расцвете. Красота…
К концу октября в бригаде появилась вдруг возможность провести парашютные прыжки. Несколько дней бригада укладывала парашюты, ПДСники инструктировали личный состав до слез, в общем, готовились…
И вот выехали на прыжки под Корсаковку. Изготовились, ну, сейчас начнется…
Вовка снова свой парашют укладывал рядом с тем самым беспечным Лёнькой, которому до фонаря был собственный парашют - такое ощущение, будто у него семь жизней есть в запасе…
И вот подходит к роте начальник ПДС отряда майор Попов и говорит странные слова:
- Настоящий разведчик-спецназовец страха не знает, поэтому сегодня прыгать будем на чужих парашютах!!!
Новость огорошила. В спецназе вообще любят разные вводные, но что бы такое… Майор лично принялся раздавать парашюты и через минуту Вовка с ужасом вдруг осознал, что ему достался парашют, который укладывал бестолковый Лёнька.
В вертолете стал нарастать какой-то непонятный страх, переходящий с набором высоты в животный ужас. Вовка сидел за топливным баком и мучительно пытался вспомнить - проверял ли кто-нибудь у Лёньки укладку парашюта. И вспомнить такого факта не мог.
А машина тем временем все продолжала набирать высоту…
Блин, да что же это такое… На хрена мне парашют, в котором я не уверен??? Вот и пусть бы этот придурок прыгал, так зачем же мне???
По спине вместе с холодным потом пробежали мурашки, от которых застучало в висках, и ослабли ноги. Вот бред какой - прыгать на чужом парашюте…
Ладно на большой войне - там если ты не погибнешь при десантировании в тыл противника, так уж точно погибнешь после (или до) выполнения задачи. Но что бы вот так - в совершенно мирное время, когда тебя обязывает так легко рисковать своей собственной жизнью дурацкий приказ непосредственного начальника…
Вертолет набрал нужную высоту, и выпускающий открыл люк и высунулся, глядя вниз на район высадки. Повернулся к Вовке:
- Пошел!
Вовка встал и шагнул к проему люка. Глянул вниз. Восемьсот метров.
А на спине парашют, уложенный беспечным Лёнькой…
Вовка отшатнулся от люка:
- Товарищ капитан, я не буду прыгать…
Выпускающий посмотрел на Вовку как на дурака. Такой нормальный разведчик, в Чечне, вроде, нормально себя показал, не трусил, за других не прятался, а тут…
- Пошел!!!
Капитан попытался вытолкнуть Вовку в люк, но тот уперся и не хотел. Вовка укрепился в мысли, что прыгать с этим парашютом он точно не будет.
- Товарищ капитан, я не буду прыгать!
После еще одной попытки выбросить разведчика из вертолета, капитан махнул пилоту рукой:
- Приземляемся…
Вертолет развернулся и пошел со снижением. Коснувшись земли, машина закачалась на амортизаторах. Из вертолета одиноко вышел Вовка и повесив голову пошел к "старту", доложить майору Попову, что прыжок не выполнен по причине…
По какой причине?
Пока он шел к Попову, на него смотрела вся бригада, и каждый считал своим долгом сказать что-нибудь оскорбительное, унижающее.
- Струсил… - донеслось от девчонок из отряда спецрадиосвязи. - Не мужик…
Вовка дошел до Попова.
- Товарищ майор, я не буду прыгать с чужим парашютом. Это нарушение правил безопасности.
- Ты что, боец, будешь учить меня правилам безопасности?
Вовка отвернулся. Идите вы все куда подальше…
- Как же ты так? - к Вовке подошел начальник медпункта капитан Кириллов - который забирал его с призывного пункта, с которым Вовка жил в Чечне в одной палатке, с которым ел из одного котелка…
- Не могу. Со своим прыгну, а с чужим - нет.
- Давай я с ним прыгну.
Кириллов взял у Вовки парашют и надел на себя. Проверившись на "старте", он забрался в вертолет.
- Плохая примета… - чуть слышно сказал майор Попов: - Прыгать с парашютом, на котором кто-то не смог прыгнуть… надо бы ему переукладку сделать….
С земли Вовка наблюдал, как у одного из парашютистов случился перехлест строп. Парашютист принимал все возможные меры к устранению смертельной для него неполадки и только метров за триста до земли купол наполнился как положено и парашютисту удалось нормально приземлиться. Вовка даже не сомневался, что это был Кириллов.
Кириллов первым делом дал в рожу Лёньке.
По бригаде поползли слухи, что, мол, Вовка как чувствовал… но до полной реабилитации было еще далеко. Нужно было прыгнуть. И как назло погода не заладилась. Пять дней бригада выезжала на прыжки, но как по заказу поднимался сильный ветер и прыжки отменялись.
На шестой день решили рискнуть. Прыгнули только двое, самые опытные парашютисты в бригаде - начальник ПДС майор Попов и начальник парашютного склада старший прапорщик Филиппович. Старший прапорщик выполнял свой 222 прыжок.
Внезапно ветер усилился, и случилось непоправимое: парашютистов понесло на провода высоковольтной линии электропередач. Попову удалось в последний момент отвернуть, а Филиппович завис на проводах. Неудачная попытка освободиться от подвесной системы привела к тому, что грудная перемычка буквально задушила старшего прапорщика. По дороге в госпиталь Кириллов констатировал его смерть.
Прыжки, разумеется, отменили.
Вовка сидел на своем парашюте и смотрел в небо. Вовка знал - небо ошибок не прощает.
Ему так и не удалось реабилитироваться, и на дембель он поехал с прикрепившимся клеймом труса.
Но это не было трусостью. Просто Вовка внимательно читал правила безопасности при совершении прыжков с парашютом, и в отличие от Лёньки и, наверное, майора Попова понимал, к чему могут привести даже маленькие ошибки. Ведь не зря на опечатывающей бирке пишется надпись "этот парашют я укладывал сам".
Небо ошибок не прощает.
*****
ЕСЛИ ТЫ МУЖИК!
71-я отдельная рота специального назначения в месте своей постоянной дислокации ждала генерала Сивакова.
Ждать генерала Сивакова было довольно забавно. На памяти рядового Черкасова до этого генерал Сиваков был в расположении отдельной роты специального назначения один раз. Тогда еще ротному сильно досталось за одного группника, который нажрался накануне и не смог. Смочь он должен был свое появление на разводе, но видать не судьба. После того тяжелого случая лейтенант Власов был передан в распоряжение командира отдельного разведбата стоящей рядом с ротой мотострелковой дивизии, где он (как бывший спецназовец) быстро стал командиром роты глубинной разведки… и ни о чем не жалел.
Но речь не про Власова, речь про Сивакова. Генералом Сиваковым назывался начальник разведки округа, непосредственный начальник всех разведывательных частей прославленного в древних сагах Краснознаменного Дальневосточного военного округа.
Сиваков славился своим крутым характером, и командиры всей мастей его побаивались. Сиваков умел держать вверенные ему разведподразделения округа в ежовых рукавицах.
Так вот, когда его ждала какая-либо разведывательная часть, в этой разведывательной части происходили странные дела - почему-то весь личный состав вдруг бросал все свои дела (даже контрактники переставали в каптерке играть в нарды) и рьяно приступал к наведению порядка. Порядок, как и во всех других частях нашей славной непобедимой армии, определялся убранностью снега (зимой), подстриженностью травы (летом), наличием (количеством) запасенной по этому случаю красной икры (из Амура) и водки (из соседнего магазина) (во все периоды). Ну, и общим порядком в расположении и на территории. В каждой части были свои особенности. К примеру, в бригаде специального назначения округа достаточно было только красить свежей краской торцы боксов с техникой спецрадиосвязи и время от времени подновлять памятник погибшим в Афганистане. Бригада была любимой частью Сивакова, и поэтому он на некоторые недостатки в ней иногда закрывал глаза. Однако командование другой части - радиотехнической бригады особого назначения, попав как-то в немилость, было вынуждено построить ослепительно прямую и чудовищно ровную дорогу от ворот КПП части до автомобильной трассы - как по натянутой нитке, хоть из пушки стреляй. Везде были свои причуды. 71-й роте в этом отношении повезло - в первый приезд генерала хватило только выравнивания артиллерийским тягачом МТ-ЛБ двух деревьев у КПП…
Командир роты майор Иванов посмотрел на свое доблестное воинство и почесал затылок. В строю стояло два командира разведывательных групп, командир группы спецрадиосвязи, заместитель по "борьбе с личным составом", заместитель по ВДС, старшина роты, пять контрактников и двадцать срочников. По штату в отдельной роте специального назначения должно быть 115 человек в пяти группах. Такое количество людей в роте может быть только в военное время или в угрожаемый период, в мирное время хватало вполне и того, что сейчас стояло перед майором Ивановым.