Времени терять нельзя. Вместе с Щербиной организуем разведку, налаживаем связь, готовимся к приему нашего второго эшелона, который вот-вот должен прибыть. Однако хорошо знакомого всем нам гула тяжелых бомбардировщиков что-то не слышно.
Примерно часа через полтора весь небосклон затянуло облаками. Казалось, что они опустились до самой земли. Откуда-то налетел снежный шквал. Надеяться, что в такую непогоду прилетят самолеты и высадят десант, больше не приходилось.
Старший политрук Щербина и старшина Гришин остались на всякий случай на месте: вдруг наши все-таки прилетят. Я же с подошедшими к этому времени бойцами направился к лесу, темневшему в отдалении. Идти было тяжело: лыжи то и дело глубоко проваливались. Добравшись до опушки, мы вырыли в сугробах ямы и укрылись в них.
К утру я связался со всеми группами, определил общую обстановку в районе, где приземлился десант, узнал подробности высадки. В целом она прошла успешно. Правда, нескольких парашютистов мы недосчитались. Об их судьбе нам стало известно позже.
Потеряли и несколько мягких мешков. Те из них, что были снабжены звонками, нашли быстро, а вот на поиски "немых", да еще запорошенных снегом пришлось потратить немало усилий.
Второй эшелон, по численности не уступавший первому и имевший к тому же пулеметы, минометы и даже небольшие орудия, так и не прибыл. Это осложняло выполнение поставленной перед нами задачи. Несмотря на это, мы сразу же оседлали наиболее важные дороги. Ночью попытались связаться со штабом ВВС фронта. Суханов включал рацию во все установленные часы, и все напрасно. Передать первое донесение посчастливилось лишь утром. Нам сообщили, что вторая часть отряда не полетела из-за плохой погоды, и обязали принять ее сегодня в восемь часов вечера.
- Ждем, - ответили мы.
К тому времени наши подразделения и группы уже имели несколько стычек с неприятельской разведкой и охраной автоколонн. Особой активности в этих столкновениях немцы не проявили. Нас удивило, что они не принимали мер к уничтожению десанта. Было ли это следствием воздействия советской авиации, или противник просто не имел истинного представления о наших силах - так или иначе, но на этот раз он не обращал на нас внимания. Я говорю "на этот раз" потому, что три недели спустя, высаживаясь в другом месте, мы в полной мере испытали на себе мощь его противодесантной обороны.
Лишь через некоторое время мне удалось узнать, почему гитлеровцы так себя вели. Они долго не могли определить общую численность отряда и его задачу: выброска производилась рассредоточенно и парашютисты контролировали довольно обширный район.
Правда, Суханов перехватил переданную открытым текстом радиограмму командования одной из вражеских армий всем частям, гарнизонам, войскам службы охраны и восстановления коммуникаций. В ней предписывалось "принять всевозможные меры к ликвидации русского воздушного десанта в местах его приземления или на дорогах". Однако никто из них не проявлял особого рвения в выполнении этого распоряжения, напротив, старались как можно быстрее выйти из опасной зоны. По данным нашей разведки, фашисты уже покинули или начали покидать Торхово, Каверино, Ефимьево, Теряево...
Вспоминая об этом сейчас, я думаю, что если бы они тогда нажали на нас как следует, то нам, вооруженным лишь карабинами, автоматами, ручными пулеметами и тремя ротными минометами, пришлось бы ой как туго. Однако, к счастью, немцы не сделали этого.
Как только забрезжил рассвет, я, старший политрук Щербина и назначенный начальником штаба нашей группы лейтенант Касимов в сопровождении нескольких бойцов отправились в подразделения. Обход начали с самого дальнего, которым командовал выздоровевший после ранения лейтенант Коновалов. Связь с ним да и с некоторыми другими была пока довольно примитивная и ненадежная. Разумеется, мы могли бы все роты первого эшелона обеспечить радиостанциями, хотя их в то время и не хватало. Но, откровенно говоря, не предполагали, что придется так долго ждать остальную часть десанта. Вот и прибегли теперь к таким способам связи, как ракетная сигнализация, посылка лыжников...
По глубоким сугробам не больно разгонишься, да еще с такой выкладкой, как у нас. Когда достигли берега Большой Сестры, все изрядно устали. Решили передохнуть. Только расположились в кустарнике, как услышали два глухих взрыва, вслед за ними - короткие очереди автоматов. По звуку определили - огонь ведут пистолеты-пулеметы Шпагина. Поспешили на выстрелы. Лыжи цеплялись за скрытые под снегом переплетения веток, густые заросли мешали движению. Кое-как выбрались из этой ловушки.
В редколесье увидели фигуры перебегающих от дерева к дереву десантников. Они атаковали вражескую автоколонну. Мы присоединились к ним.
Одетые в белые маскировочные халаты, незаметно приблизились к неприятельским машинам. Стреляли прицельно: экономили патроны.
Показывая на дорогу, командир взвода старшина Андрей Гришин воскликнул:
- Смотрите!..
В голове колонны автомобилей шли два танка. Один из них разворачивал орудие в нашу сторону. Загремели выстрелы. К счастью, снаряды разорвались в стороне и не нанесли нам никакого урона.
Парашютистам удалось поджечь несколько грузовиков. Они остановились и застопорили движение. Видимо решив отогнать нас, гитлеровцы начали разворачиваться. Их минометчики повели огонь по лесной опушке, где мы находились всего несколько минут назад.
Заставив противника втянуться в бой, мы отошли к лесу и заскользили по снежной целине, параллельно шоссе. Намного опередив немцев, остановились, устроили засаду. Ждать пришлось долго.
Ребята даже начали шутить:
- Вот как залегли германы - тягачами теперь, наверно, поднимают каждого.
- А может, до сих пор по лесу палят?
Наконец колонна показалась на дороге. Пробиваясь сквозь снежные заносы, она еле-еле ползла. Когда приблизилась к нам метров на двести, я взял у Гришина ракетницу и выстрелил. Красный шарик, шипя и оставляя за собой огненный хвост, взметнулся над лесом. Прозвучали первые хлопки наших снайперов. Их дружно поддержали автоматчики. Головная машина, потеряв управление, встала поперек проезжей части. На нее налетели ехавшие сзади. До нас донесся треск, послышались крики раненых. Образовался затор. Вражеские солдаты начали выпрыгивать из кузовов и прятаться за колеса, зарываться в снег. Офицеры пытались организовать оборону, но не сумели подавить поднявшуюся панику.
Примерно через четверть часа колонна была разгромлена. Уйти удалось лишь нескольким вездеходам. На месте осталось восемнадцать автомобилей и свыше полусотни гитлеровцев.
Мы подошли к чадящим остаткам. Кто-то из ребят предложил заминировать уцелевший транспорт. Старшина Гришин поддержал бойца:
- Не последние здесь прошли. Обязательно еще будут драпать...
Я не стал возражать, и мины были установлены. После этого тронулись в обратный путь. Когда возбуждение постепенно прошло, начала сказываться усталость. Мне очень хотелось спать. Да и другим, видимо, тоже. Парашютисты все чаще спотыкались, падали. Надо было передохнуть. Углубились в лес, разгребли снег, набрали веток для костра. Только собрались разжечь, как часовой подал сигнал тревоги. Все взялись за оружие. Откуда-то донеслось конское ржание. Еще через некоторое время уже совсем близко заскрипел снег, зашуршали кусты, и на небольшую полянку, ведя на поводу лошадей, вышли три наших хлопца. Увидев меня, один из них доложил:
- Товарищ майор, нас послал к вам старший политрук на подмогу.
- А лошади откуда?
- Трофеи, - улыбнулся боец. - На буксир хотим вас взять.
Задолго до войны я служил в Приморье, был командиром взвода конной разведки на границе. Служба нелегкая, беспокойная. Часто приходилось гоняться за нарушителями, совершать марш-броски, буксируя лыжников. Теперь сам оказался за хвостом коня. Кавалерии я изменил еще в 1931 году. Случилось это так. Однажды, вернувшись с очередного объезда своего участка и доложив дежурному по штабу свои наблюдения, спросил его:
- Разрешите идти?
- Да, - коротко ответил тот и протянул мне свежий номер нашей армейской "Тревоги".
Не выходя из помещения, я пробежал глазами по страницам. Мое внимание привлек крупно набранный заголовок-призыв "Комсомолец, на самолет!". Стал читать обращение к молодежи. Дежурный заметил это и улыбнулся:
- В небо захотелось? Валяй подавай рапорт. Есть приказ наркома добровольцев направлять в авиационные училища.
Эта реплика натолкнула меня на мысль: "А может, и правда податься в летчики?" Подумал, подумал и написал рапорт. Прочитав его, командир полка Иван Павлович Шевчук, в прошлом известный на Дальнем Востоке партизанский вожак, сказал с обидой:
- Значит, решил сменять коня на самолет? Смотри не прогадай!
Я понимал старого конника. Но что поделаешь, воздушный океан тянул сильнее. И я не ошибся: с тех пор и поныне верен ему.
Приладив к седлам парашютные стропы и держась за них, мы тронулись в путь. Передвигаться таким способом было куда легче.
На командный пункт отряда добрались быстро. Там нас первым делом накормили. Лейтенант Касимов доложил, что десантники встретились с партизанами. Начальник штаба подал знак, и ко мне подошли несколько мужчин в гражданской одежде. Старшим у них, судя по всему, был небритый человек, возраст которого я тогда не смог определить. От мороза у него распухло лицо, потрескались до крови губы, и он то и дело облизывал их. На груди - немецкий автомат.
- Вы командир десантного отряда? - спросил он. Я кивнул. Спросивший протянул потрепанное удостоверение личности:
- Я капитан Седов...
Волнуясь и от этого торопясь и часто сбиваясь, он поведал о себе и своих товарищах. Я узнал, что он служил в инженерной части, располагавшейся между Оршей и Смоленском. Саперам, которыми Седов командовал, было приказано взрывать мосты на шоссе Минск - Москва. Пока они этим занимались, немцы прорвались на других направлениях, и Седов со своими бойцами очутился во вражеском тылу. Воины перешли к партизанским методам борьбы. Днем и ночью, группами и в одиночку они пускали под откос поезда, взрывали мосты, нарушали линии связи. В стычках с противником, от холода и голода многие из них погибли. Сейчас в подразделении насчитывалось всего двадцать два человека.
- Нам было очень трудно, - говорил Седов, - но никто из нас ни на минуту не терял веры в то, что наша армия вернется. Вы не думайте... документы все при нас... и военные, и партийные, и комсомольские... А не по форме - так это оттого, что начали воевать летом, а теперь зима. На вещевом довольствии, сами понимаете, нигде не состояли...
Седов сказал, что видел, как высаживался десант. Он и его люди отыскали три мешка с боеприпасами, сброшенные на парашютах, и передали их старшему лейтенанту Анатолию Левенцу, тот направил Седова ко мне. Капитан показал место, где саперы хранят трофейные мины, автоматы, патроны, передал нам немецкие штабные бумаги, захваченные в разное время, - их набралось - ни много ни мало - целый вещевой мешок. Среди них были и такие, которые касались проводимой фашистами операции "Ольденбург". Эти данные мы переправили по назначению.
Передо мной встал вопрос: включить группу Седова в состав отряда или проводить за линию фронта? Сначала решил к себе ее не брать. Седов воспринял это как недоверие к нему и его товарищам.
- Пошлите на любое дело, поручите что угодно, только дайте нам возможность сражаться, выполнять приказы, а не быть снова оторванными от войск.
Я посоветовался с комиссаром отряда Щербиной, командиром одной из рот старшим лейтенантом Левенцом, начальником штаба лейтенантом Касимовым.
Николай Харитонович Щербина сказал:
- Лично я не возражаю, чтобы Седов и его команда действовали вместе с нами.
На том и порешили. И не ошиблись. Потом десантники не раз ходили вместе с седовцами в разведку, совершали налеты на вражеские колонны, взрывали мосты, устанавливали заграждения на дорогах. Ребята воевали на совесть.
А пока... мы сидели с Седовым у костра и вели речь о том, какие задачи предстоит решать саперам. Вдруг до нас донеслись взрывы и частая пулеметная стрельба. Мой ординарец Василий Мальшин, посланный узнать, в чем дело, доложил:
- Наша авиация бомбит и обстреливает дорогу.
Мы встали на лыжи и поспешили на опушку посмотреть, что происходит на шоссе. Было отрадно видеть, какой мощный удар нанесли наши летчики по отходящему врагу.
К вечеру погода ухудшилась: усилилась метель, злее стал мороз. Термометр показывал тридцать два градуса. Надежды на то, что в этот вечер прибудет второй эшелон, у нас никакой не было. И все же должны были готовиться к его приему.
Радист Владимир Суханов в течение дня не смог связаться со штабом ВВС фронта. Над ним посмеивались:
- Сказано, зелен. Опытный давно бы уже что-нибудь придумал.
Насмешки были несправедливыми. Просто рация, которой мы располагали, была недостаточно мощной. Суханов ждал появления самолета-разведчика, радиостанцию которого можно было бы использовать как промежуточную.
Не зная, прилетят наши или нет, на всякий случай ждем, готовые зажечь посадочные костры, как только в небе послышится гул моторов. Но в вышине - ни звука. Суханов возится у приемника, не замечая холода. Наконец в хаосе сигналов, наполняющих эфир, он слышит свой позывной. Мне казалось, что сейчас мы получим весть о вылете десанта. Однако пришлось разочароваться. Принятая радиограмма гласила: "Вылет второго эшелона отменен. Действуйте самостоятельно: нарушайте коммуникации в том же районе в целях срыва организованного отхода войск противника..."
Так на войне случалось нередко. Теперь нам надо было думать, как небольшими силами выполнить поставленную задачу.
"Внимание, русские парашютисты!"
Наша главная база расположилась в лесу между Ильинское и Вертковом. У нас не было возможности врубиться в мерзлый грунт, соорудить хоть какие землянки. Укрывались от пронизывающего ветра в шалашах, присыпанных снегом, в палатках, сооруженных из парашютов, отогревались у костров. Раненым уступали самые удобные и теплые места.
С момента выброски десанта прошло уже три дня. Сидя у огня, мы с Николаем Харитоновичем Щербиной анализировали действия отряда. Итоги первых стычек с противником были неплохие. Мы мешали отходу вражеских частей, наносили им ощутимый урон. Но полностью перерезать дороги пока не удалось: обещанная подмога где-то застряла, а своих сил слишком мало.
- Ну что не поделаешь, - сказал Щербина, - хотя и говорят, что выше себя не прыгнешь, а мы все-таки попробуем...
Прилегли отдохнуть. Рядом, на еловых подстилках, в обнимку с оружием крепко спали умаявшиеся за день бойцы. Я, как ни пытался, не смог последовать их примеру. Почему-то сильно разболелась голова, залихорадило. Я встал и подошел к бодрствующим бойцам. Это были парашютисты из 214-й бригады. Они прибыли к нам накануне выброски. Одного из них, сержанта Григория Хиля, я знал.
- Как дела, Гриша?
- Помаленьку, товарищ майор. Вот пленных доставили, - Хиль кивнул на связанных гитлеровцев.
- Откуда они?
- Из-под Теряевой...
- Ну-ка расскажи, как захватили.
- С донесением послал нас лейтенант. Троих. По пути напоролись на германов. Едва унесли ноги. Бежать пришлось по глубокому снегу. Устали так, что валились с ног. Спрятались под елками, отдышались, двинулись дальше. Встретили двух наших ребят из другого подразделения. Они возвращались из засады... Пошли впятером. Кто-то заметил на дороге сани. Укрылись за деревьями, стали наблюдать. Лошадь, вся покрытая инеем, еле плелась. Рядом с нею, держа в руках вожжи, шагал ездовой. Когда он поравнялся с нами, мы выскочили из-за веток. Немец быстро сунул руку под сиденье, но рядовой Осипов тут же сбил его с ног. В санях мы нашли оружие и легко раненного офицера. Ну, конечно, конягу мы развернули в другую сторону, и вот они, пожалуйста...
Я приказал начальнику штаба допросить захваченных. Лейтенант Касимов установил, что вчера с двенадцати до двух часов дня в Волоколамске проводилось секретное совещание представителей полевой жандармерии, службы безопасности и гебитскомиссариата. Обсуждался вопрос о том, как в связи с высадкой русского десанта обеспечить безопасность передвижения отходящих войск. Плененный офицер был участником этого совещания. А подстрелили его при выезде на шоссе Клин - Лотошино. Там действовало наше подразделение.
Гитлеровец подтвердил:
- Да, огонь вели лыжники в белых маскировочных халатах.
При обыске у него обнаружили схему населенных пунктов, расположенных близ Лотошино. Взглянув на названия деревень, начальник штаба отряда лейтенант Касимов сказал, что это обозначены места действий парашютных групп, а цифры под ними - их предполагаемая численность. Надо признать, противник успел собрать о нас в общем довольно точную информацию.
Пленный немец служил в штабе оперативной группы, ведавшей охраной коммуникаций. Он рассказал, как они ведут борьбу с партизанами и десантниками, как взаимодействуют службы безопасности гебитскомиссариата и армейского командования.
Глубокой ночью я услышал взрывы: они доносились со стороны сел, где остановились на отдых отступавшие вражеские части. Это наши ребята выгоняли фашистов из теплых изб на мороз.
Снова уснуть сразу не удалось. Немного полежав, я встал, обошел часовых, потом присел к костру караульных. Навес из еловых лап маскировал огонь сверху. С земли он защищался высоким снежным валом. Старшина Гришин что-то рассказывал окружившим его ребятам. Речь шла о рядовом Шульге. Этого парня я знал хорошо. Совсем недавно Шульга учился в специальной артиллерийской школе. Когда началась война, он стал проситься на фронт. Юноша долго обивал пороги военкомата, пока его наконец не приняли в наш отряд. Ему еще не было восемнадцати. Он только-только надел военную форму. Выброска в район Лотошино - его боевое крещение.
От Гришина я узнал, что во вчерашнем бою Шульгу ранило. Случилось это так. Шульга и Логинов обстреляли немецкую автомашину. Она остановилась. Из нее выскочил офицер и бросился наутек. Логинов погнался за ним, а Шульга направился к автомобилю, надеясь найти в нем какие-либо документы. Голова шофера лежала на руле, и парашютист посчитал его убитым. Шульга открыл дверцу и потянулся за автоматом, лежавшим у водителя на коленях. Неожиданно раздалась короткая очередь, пронизавшая левую ладонь десантника. Шульга не растерялся. Здоровой рукой он нажал на спусковой крючок своего ППШ...
Вернувшийся Логинов наложил ему выше локтя жгут, снял наполненную кровью перчатку. Кисть руки была раздроблена, и два пальца безжизненно болтались. Шульга молча достал финку, положил пальцы на приклад автомата, отрезал их и бросил в снег. Потом зажег спиртовую горелку, накалил нож и прижег кровоточащие раны. Логинов наложил на них повязку.
- Попало Шульге потом от фельдшера Кузьминой, - сказал старшина. - Ругала здорово. А Шульга свое: "Так поступали мои предки - запорожцы, чтоб заражения крови не было..."
Близился рассвет. Одна за другой стали возвращаться с задания группы. Некоторые товарищи пришли на базу лишь под вечер. Это были в основном молодые бойцы. Они, как оказалось, заблудились и не могли сразу найти базу.