- Как видишь, зарубок нет! Пока нет!
- Что так? Мазанул?
- Смеешься? Да, я со ста метров тебе без оптики пятак сделаю! Был один случай пару недель назад, да нельзя было себя обнаруживать. Да, наверное, и не смог бы тогда. Думаешь, что вот так запросто, можно человека грохнуть! Одно дело, когда стреляешь и не видишь его, в кустах там или в темноте, а другое, когда он у тебя на "мушке".
- У Джека Лондона рассказ есть про одного мужика, который отлично стрелял. Как-то ночью разорались кошки под окнами гостиницы, где он жил. Он, не выдержав их дикого концерта, открыл окно и два раза выстрелил в темноту на звуки. Утром нашли два окоченевших кошачих трупа. Потом он нанялся на корабль, который отправлялся на Соломоновы острова вербовать туземцев для работы на плантациях. И во время вербовки эти папуасы, бля, подлым образом перерезав команду, завладели судном. Он же, вооружившись винчестерами и прихватив несколько патронташей, забрался на мачту и стал оттуда отстреливать чернокожих. В панике те стали бросаться в воду и плыть к острову. Перебив всех на палубе, он перестрелял всех, находящихся в воде. Ни один не добрался до берега.
- Здорово! Крутой, видно, мужик был!
- В том то и дело, что нет. Тюфяк тюфяком, такой бестолковый, что дальше некуда. Абсолютно ничего не умел, только хорошо стрелять.
- Это не последнее дело в нашей жизни.
- Вот, что я тебе скажу! Лучшие стрелки - это бабы! О Павличенко, знаменитой снайперше, слышал? Которая 300 фрицев отправила груши в раю околачивать. Ей американцы подарили именной "кольт", который сейчас в музее Вооруженных сил в Москве находится. Симпатичная игрушка, скажу тебе!
- Нет, не слышал! Алию знаю, Молдагулову. Тоже снайпер. Памятник ей в Актюбинске на улице Карла Либкнехта стоит, мы туда с братом к бабульке часто на лето ездили…
Их оживленную беседу прервало появление капитана Карасика. Он был мрачнее тучи. Его красное обветренное лицо приобрело багровый цвет; серые глаза потемнели и излучали такую злобу, что не приведи господь!
- Мудачье! Мразь, тыловая!
Тяжело плюхнувшись на сидение, скомандовал:
- Поехали! Ну, бля, уроды! Окопались тут!
Таким Валерка еще его никогда не видел. Ведь Карасик - душа батальона, добрейший малый, правда, с чудинкой. Утром встает чуть свет, выходит из палатки, в чем мать родила, с полчаса перебрасывает с плеча на плечо ржавую двухпудовую гирю и потом обливается из ведра ледяною водой. У нас мурашки по всему телу от одного его вида. Клубами пар от его широкой спины поднимается, а он только посмеивается, громко покрякиваает да еще и подмигивает нам, съежившимся от холода и сырости.
Обратно ехали одни, без сопровождения. Над головой просвистели две "сушки" и удалились в сторону гор. Через некоторое время донеслись глухие взрывы.
- Отбомбились! - сказал Селифонов.
- По лагерям боевиков садят!
- Милое дело, - прервал молчание капитан Карасик. - Не надо грязь месить, по горам на брюхе ползать! Одел комбинезончик с иголочки, слетал, сделал дело и назад к бабе под бочок в теплую постельку! Чего я дурак, тогда в Черниговское не пошел? Однокашник, Витька Еременко, туда поступал. Звал ведь с собой. Где-то летает теперь, сукин сын. Так, нет же! Захотелось романтики. Насмотрелся фильмов всяких. Типа "В зоне особо внимания", "Афганский излом"…
Вдоль дороги, то здесь, то там, нашла последнее пристанище разбитая, сгоревшая бронетехника. В одном месте, похоже, заваруха была та еще, не приведи бог в такую попасть! За поворотом, в ложбинке, целое кладбище искореженного железа. Проскочили несколько селений. На обочинах дороги в станицах во всю торговали самопальным бензином, батареи канистр и пятилитровых банок сверкали и переливались на солнце всеми цветами радуги. Бензин шел на ура, другого здесь не было. "Уазик" мчался, пыля, местами юлил, объезжая рытвины и колдобины. Виртуозно вертя баранку, Вовка с неизменной сигаретой в зубах, без удержу матюкался, когда их побрасывало на ухабах.
- Чего гонишь как сумашедший? Шумахер, тоже мне, выискался, так недолго и в ящик сыграть! - выразил недовольство рядовой Селифонов, пригибая ушибленную голову.
- Не дрова везешь! - с раздражением добавил Крестовский. - Всю задницу отшибло! Живого места уже нет!
- Если будем вот так ползти, еще быстрее туда загремим! - зло отозвался хмурый капитан Карасик, сидящий на переднем сидении, держа на коленях автомат. Валерка, выглядывая из-за бритой головы капитана, наблюдал за вьющейся дорогой. В голову лезли всякие мысли о доме, о Наташке, о "первом своем чехе", которого чуть не завалил неделю назад…
Глава третья
Туман рассеивался. Стал виден родник, который Валерка выбрал как цель. Он осторожно заворочался, пытаясь размять от долгого лежания онемевшее тело. В маскировочной "шаманской" хламиде, в своих лохмотьях он был похож на лешего. Отстегнув фляжку, глотнул противной вонючей воды. Вдруг краем глаза заметил какое-то движение у родника. Там кто-то двигался. Валерка, отложив фляжку в сторону, взглянул в прицел. У родника неподвижно стоял, озираясь и прислушиваясь, вооруженный автоматом невысокий коренастый "чех". С рыжеватой бородой, горбоносый, в расшитой тюбетейке с кистью. Потом он присел, и зачерпнув ладонями воду, стал пить. Валерка тихонько подвел риски прицела на голову врага и стал ждать, когда тот выпрямится, чтобы бить наверняка, точно в грудь. Горбоносый не подозревал, что там, в темных зарослях затаилась Смерть, что теперь его жизнь висит на волоске. Одно движение согнутого указательного пальца снайпера и его душа отлетит в рай. Валерка весь вспотел от напряжения, сердце ритмично стукало, громкие удары его отдавались эхом в голове.
"А вдруг он не один, а их целая группа", - промелькнула быстрая мысль, палец на спусковом крючке разжался.
Неожиданно "чех" двинулся вдоль ручья. Снайпер потерял свою цель и взглянул поверх прицела. Навстречу боевику по тропинке быстрым шагом приближался мальчишка лет десяти с большой спортивной сумкой через плечо. Они обнялись, чеченец ласково потрепал пацана по взъерошенным волосам. Они разговаривали минут десять. Мальчишка что-то оживленно рассказывал, смеясь и размахивая руками, словно мельница. Потом "горбоносый" с сумкой исчез в кустарнике.
Разочарованный Валерка оглянулся на "Мастера", Серега мирно спал, свернувшись калачиком и укрывшись с головой. Напарник достался ему отличный. Пацан, что надо! Кандидат в мастера спорта по стрельбе. Очень интересный собеседник, с ним не соскучишься. В ихнюю часть попал за месяц до отправки на Кавказ, перевели в связи с сокращением внутренних войск из Саратова. А до этого он успел сменить несколько частей. Куда только его судьба не забрасывала. Два раза в бегах был из-за дедовщины. Тихий такой с виду, молчаливый, с задумчивыми глазами, а иногда так взовьется, что держись. На "маковке" шрам длиной с палец, это ему в Ангарске в "учебке" пряжкой чуть черепок не раскроили. Рассказывал как-то, как его "менты" в поезде взяли. Удрал из части, где его "деды-мудаки" достали. Паспорт, благо, у него с собой был. Добирался через Москву, форма в пакете. Ну, тут его и "кинули" сразу на пороге "белокаменной". Какой-то пройдоха-таксист слупил с него все деньги, осталось только на билет. Сел в свой родной поезд, успокоился. Да, не тут-то было. Проводница, стерва горластая, прицепилась к нему как репей, бери постель, орет. А у него ни копейки за душой, ну и, послал ее подальше. Она, не долго думая, привела из соседнего вагона наряд милиции. Те, проверив документы, стали его "шмонать" и обнаружили в спортивной сумке камуфляж. Утром, когда поезд подошел к знакомому перрону, его сдали в комендатуру. И очутился он вместо теплой ванны на гарнизонной гауптвахте. Потом военная прокуратура, новый округ, новая часть…
Вдруг запыленное лобовое стекло треснуло и рассыпалось, обдав их сверкающей крошкой словно слезами. Грохота выстрелов он уже не слышал. Неуправляемая ни кем машина на полной скорости, резко свернув в кювет, закувыркалась. И, безжалостно сминая, ломая на своем пути кусты и молодые деревца, влетела вверх колесами в посадки.
Очнулся он под раскидистым деревом с крепко стянутыми проволокой руками и ногами. Сильно болела голова, прямо раскалывалась, тошнило. Глаза были как ватные, еле ворочались. Раскрытый рот перетягивала скрученная в жгут и завязанная на затылке тряпка, от которой несло бензином. Первое, что он увидел: это ковер из бурых опавших листьев, на котором расплывчатыми пятнами белели рассыпанные письма пацанов. На ближнем листке чернели, написанные знакомым неровным прыгающим почерком слова: "Дорогая мамулечка, не беспокойся за меня, я скоро вернусь…"
Он услышал чьи-то грузные шаги, и почувствовал, как ослабли путы на ногах. Его ухватили за одежду и резким рывком усадили на землю, приткнув спиной к дереву. Перед собой он увидел заросшее бородой лицо боевика лет тридцатипяти, который внимательно сверлил Валерку взглядом блестящих как вишня прищуренных глаз. Из-под берета оливкового цвета на плечи ниспадали пряди длинных волос. Камуфлированный бушлат перепоясан патронташем с "вогами". На плече дулом вниз висел АКМ с "подствольником". Из нагрудного кармана торчала, поблескивая антенной, поцарапанная миниатюрная рация. К ним, прихрамывая, подошел другой. Валерка чуть не вскрикнул, его он сразу узнал. Это был тот самый горбоносый "чех" с рыжеватой бородой, которого он держал на прицеле у родника. Лицо боевика портил свежий уродливый шрам под правым глазом. Ястребиные глаза чеченца зло впились, словно шипы в лицо пленника.
Боевиков было четверо. В стороне двое совсем молодых парней вытаскивали из рюкзаков и, молча, раскладывали на разостланном брезенте боеприпасы. Тут были: и тротиловые шашки, и электродетонаторы, и магазины, и несколько выстрелов к РПГ, целая горка "вогов"… Чуть поодаль, у кустов, топтался черный мохнатый ишак со светлыми обводами вокруг глаз, застенчиво моргая длинными ресницами. Он что-то жевал, иногда нервно встряхивая мордой и поводя недовольно ушами. Точно такой же ишак был у них в части: ребята привезли из одной из командировок. Теперь тележку возит с пищевыми отходами с кухни на подсобное хозяйство.
Вдруг "патлатый" и Валеркин "чех" бурно заспорили. "Со шрамом" все время возбужденно размахивал руками и неугомонно тараторил, брызгая слюной; речь шла, как Валерка понял, о каком-то Мусе. "Патлатый" же категоричным тоном возражал ему, наступая на несговорчивого оппонента. "Меченный" вроде как притих, но потом вновь визгливо заорал, поминая Мусу, на что противник, потеряв видно терпенье, в сердцах зло плюнул и крепко выругался по-русски матом.
Валерка замычал и смежил веки от нестерпимой боли, которая пронзила разбитую голову. Будто огромный клещ вцепился в висок.
Последнее, что он увидел, когда, задрав ему голову, полоснули по горлу, были ястребиные глаза и холодное голубое небо с медленно плывущими кучерявыми облаками.
Последнее, что он почувствовал, была боль, и что-то булькающее горячей волной залило ему грудь…
Последнее, что он услышал, был глухой стук упавшего на траву тела.
Глава четвертая
Валерку Крестовского нашли на следующий день около полудня, благодаря овчарке Гоби, взявшей след. В трех километрах от подбитой машины. В небольшой рощице близ селения Хашки-Мохк обнаружили его изуродованное тело со скрученными проволокой руками. Колька же, Селифонов, пропал безследно.
Когда вышли к этому страшному месту, капитан Дудаков остановил группу, дал команду рассредоточиться. Дальше он двинулся с Мирошкиным и овчаркой. Гоби, обежав поляну и обнюхав все, улеглась около трупа. Приказав проводнику увести собаку, капитан внимательно оглядел поляну и медленно приблизился к убитому. Присев на колено, долго и тщательно обследовал труп и все вокруг. Даже Дудаков, предостаточно повидавший на своем веку, от увиденного невольно содрогнулся.
Коротко стриженная голова солдата с разбитым лбом была запрокинута назад, лицо и грудь в запекшейся крови, на горле от уха до уха зияла страшная рана, из которой выглядывал провалившийся посиневший язык. Гимнастерка с тельняшкой были вспороты от низа до верха вместе с животом, похоже, одним сильным движением кинжала. Брюшная полость набита сухими листьями и прелой травой, окровавленные клочья которой торчали во все стороны. Глаза из-под полуприкрытых век как бы наблюдали за происходящим вокруг и словно жаловались: "вот видите, что они со мной, подлюки, сделали". По поляне были разбросаны измятые письма, тут же валялись две сброшюрованные фанерки, в которых у Валерки хранились весточки из дома, от матери и друзей; рядом с трупом маленький медный крестик на оборванном шнурке, внутренности. Дудаков, неспеша, обошел убитого и прилег с другой стороны, прижавшись щекой к мерзлой земле, пытаясь заглянуть под тело.
Минут через пять мрачный капитан вернулся к остальным.
- Сволочи! Зверье, бля! - зло сплюнул он.
- Думаешь заминировали? - спросил "собр" Трофимов.
- Гадом, буду! Наверняка, подарочек состряпали, гниды! Нутром чую, эту дрянь! - разминая пальцами отсыревшую сигарету, поделился своими предположениями Дудаков.
- Что делать-то будем, Дмитрич?
- Что делать? Что делать? - огрызнулся тот, присаживаясь рядом со всеми на холодную пожухлую траву, закуривая. - Вытягивать! Что делать?
- Саперов будем ждать или сами рискнем?
- Хер их дождешься, саперов-то! Припухнешь ждать! - отозвался радист Гусев, освобождаясь от лямок рации.
- У них и без нас хватает подобного дерьма! - добавил Ромка Самурский.
- Не дай бог, если "лягуха" или "монка"! Тогда точно полный п…дец! - сказал сержант Головко, громко сморкаясь и вытирая красные пальцы об траву.
- Ты че, Контрабас, какая "монка"? Охренел, совсем? Чтобы ее под Валерку запихнуть, надо ямку, знаешь какую, будь здоров, выкопать. Да, и какой дурак будет "монку" на нас тратить. На нас и "фени" за глаза хватит, - возразил с горькой усмешкой Гусев.
- А я бы на их месте и фугасика для нас не пожалел, - буркнул угрюмый лейтенант Трофимов.
- Ну, чего сидим? Ванюша, давай свою веревку! - обернулся старший лейтенант Колосков к рядовому Привалову, который сидел, нахохлившись как курица, уткнувшись замерзшим шмыгающим носом в поднятый воротник бушлата.
- Попытаемся вытянуть пацана.
Привалов, покопавшись в сидоре, извлек моток веревки.
- Коротковата, бля!
- Хер такой вытянешь, Квазик!
- Нарастить можно! - откликнулся Привалов.
- Чем?
- Ремнями!
- Поводок с Гоби можно снять! - посоветовал Ромка.
- Да, уйми ты своего пса! - разозлился капитан, обращаясь к кинологу Димке Мирошкину и настойчиво отпихивая от себя собаку. Гоби возбужденно крутилась под ногами, скулила, рычала, тычась влажным носом в колени.
- Гусев, передай майору Сафронову. Что нашли, - сказал Дудаков, потирая в раздумье небритую щетину на щеке и подбородке, и чуть помедлив, тих добавил. - Двухсотый.
- Ну, чего тянем кота за хвост? - спросил Колосков, вставая. Его крепкая статная фигура напоминала молодого сильного тигра, в каждом его движении чувствовалась неуемная мужская сила. Он был похож на сжатую пружину, которая в любой момент может расправиться и обрушиться всей своей мощью.
- Погоди, Игорь, надо все обмозговать! Спешить тут нельзя. - Дудаков поднял на него усталое лицо с воспаленными глазами. - Черт его знает, что там под ним! Может так накрыть, что мало не покажется! Сон мне сегодня нехороший приснился, парни. Танюшка, дочурка моя шестилетняя, приснилась под утро. Забралась на табуретку, чтобы достать с верхней полки в стенке игрушку, ну и оступилась, упала. Больно упала. Лежит, плачет. Я подбежал, поднял ее с пола. Успокаиваю, значит, в ушибленный лобик целую. А она сквозь слезы и говорит: "Пап, мне не так больно как жалко колечко". И показывает мне свое колечко серебряное, которое ей бабушка на день рождения подарила. Которое она на пальчике носила. Смотрю: тоненькое колечко треснуло как чайная сушка на три части. Я говорю: "Не плачь, Танюша, ничего страшного не случилось, починю я его". А она мне в ответ: "Нет, папуля, его уже не починить". Вот, братцы, такой сон…
- Да, Дмитрич, скажу, сон не очень-то.
- В том то и дело.
- А я никогда снов не вижу, - отозвался, хлопая белесыми как у теленка ресницами, белобрысый с большими голубыми глазами Мирошкин.
- Счастливчик! Век бы их не видеть! - буркнул немногословный Трофимов.
Отбросив окурок, он поднялся, молча, взял из рук Привалова веревку и направился к Крестовскому.
- Алексей! Куда тебя черт несет? - крикнул раздраженно тезке вслед Дудаков.
Все прильнули к земле, провожая взглядами "собровца". Тот постоял некоторое время перед трупом, склонился над ним, что-то долго сосредоточенно рассматривая, потом осторожно стал продевать веревку между телом и локтем убитого.
- Чего он там возится? - недовольно пробубнил пухлыми губами, ерзая, окоченевший Привалов.
- Не видишь? Письма собирает, - отозвался рядовой Чернышов, наблюдая за Трофимовым.
- Честно скажу, не нравится он мне, этот хмырь, Конфуций. Какой-то еб. нутый, ей богу. "Крыша" у него, явно, поехала. Вечно хмурый, злой как цепной пес, слова из него доброго не вытянешь, не улыбнется никогда, словно монумент какой. Прям Чингачгук, ей богу! - пожаловался первогодок Привалов.
- Сам ты монумент! Чингачгук херов! Мастер за троих жрать и балаболить, - вставил "контрактник" Головко, лежа на спине, уставившись серыми глазами на медленно плывущие холодные облака.
- Если бы не он, ты и Чаха давно червей кормили! - добавил Танцор.
- Да, Святка, тут ты как всегда прав. Мы тогда с Чахой влетели капитально, считай, уже там были, в райских кущах. У боженьки за пазухой. У меня до сих пор волосы на башке дыбом встают, и мураши по спине ползают, как вспомню. Если б он не зашел с тыла к тем троим абрекам, покрошили бы они нас с Чахлым в том переулке в капусту. Вернусь домой, обязательно свечку Трофимову за здравие поставлю.
Это случилось две недели назад, на зачистке. Ночью выпал небольшой снег, покрывший будто легким пуховым одеялом все вокруг. Рядовые Привалов и Чахов, выставив перед собой АКМы, медленно брели по узкому заснеженному проулку чеченского села. За заборами заходились, гремя цепями, захлебываясь в яростном лае, лохматые псы.
- Чаха, дай сигаретку, а то мои совсем в кашу превратились, - сказал Привалов, вытряхивая на снег из кармана раскисшую пачку "Примы" и остатки развалившихся сырых сигарет. Нежный выпавший накануне снег сразу окрасился рыжими пятнами. Словно оспинами.
- Стефаныч на днях балакал, что в конце месяца нас наконец-то заменят, - отозвался, втянув голову в плечи, окоченевший Чахов, протягивая напарнику сигарету.
- Совершенно нет никакого желания "шпротами" становиться!
- Думаешь, у меня есть? Или у Ромки с Танцором?
- Бляди штабные! Посылали на три месяца, а мы сколько тут торчим? Уже второй срок скоро закончится. Свихнуться можно!
- Так и до дембеля не дотянешь!
- Да, пошли они в задницу! Домой хочу!
- Вон, Серегу увезли, совсем крыша съехала!
- Да, Сережку жалко! Не повезло парню!
- Тут у любого мозги заклинит.
- Скоро, похоже, за нами очередь…