Дважды поднявшийся
В середине мая, ситуация на фронте в целом отражала шизофрению всей этой войны. Официально действовал режим прекращения огня. Стороны добивались от Киева выполнения Минских договоренностей. Украинские силовики тем временем совершали десятки обстрелов в стуки, в том числе, и "отведенным" оружием калибром свыше 100 мм, а также, как теперь видим, запрещенными боеприпасами.
- 17 мая во время обстрела вначале по нам отработал "Град", а следом ударил миномет, - рассказывает Виктор. - Чем они били, я не знаю, но я услышал хлопок минометной мины позади себя и тут же вспыхнул, как свечка. Побежал. Вижу горю. Тут парни подоспели, сшибли меня с ног, бушлатами сбили пламя.
За эти секунды произошло многое. Для Равлика - более чем. Был ли это боеприпас, начинённый фосфором или другой зажигательной смесью, теперь неизвестно, однако за эти короткие секунды в результате возгорания у ополченца полностью обгорела вся нижняя часть тела от пояса и ниже. Особенно сзади, где была вспышка. Выгорел Виктор жестоко. Сгорел не только кожный покров, но и мягкие, а также частично и мышечные ткани.
Отправили бойца поначалу в ближайшую Алчевскую больницу. Там через два дня у него стали чернеть ноги - начиналась гангрена.
- Из Алчевска меня на "скорой" быстро привезли в реанимацию Республиканской больницы, - рассказывает Равлик. - Вначале в реанимацию, а через день - в ожоговое. Тут низкий поклон заведующему отделением Евгению Викторовичу Пупову. Он так долго боролся, но все же сумел остановить заражение крови и вытянул меня из могилы. Ну и, конечно, тут больница великолепная. Персонал отличнейший, медикаментами обеспечили. И комбат наш так выручил с лекарствами.
Сколько операций по пересадке кожи сделали ополченцу, Равлик уже не помнит, говорит, штук семь, а там и до десятка, наверное. Снимали кожу прямоугольными лоскутами с рук, с живота, практически вся спина снята - и ставили на ноги и таз. Отдельная тема - боль. Вот как он сам об этом рассказывает.
- Боли были страшные, особенно весь первый месяц. Это просто невозможно передать. Скажу честно, если бы я физически мог, я бы встал и выбросился с девятого этажа. Ведь просто невозможно было терпеть - каждые два-три часа, когда уже не было никаких сил, я просил уколоть мне очередную дозу обезболивающего. Первый месяц был адскими муками. Каждая перевязка - жуткая пытка. Особенно когда меня отмачивали, чтобы оторвать от простыни. После первого месяца стало полегче, теперь уже можно было терпеть.
Тем не менее Равлик не сломался и теперь полон оптимизма.
- Сегодня доктор разрешил попробовать встать на ноги, - говорит он. - Вот после обеда перевяжут, и буду пробовать. Я сам себе сказал - 17 мая меня накрыло, значит, 17 июля я встану на ноги. А, дай Бог, через месяц, 17 августа - я вернусь в отряд.
Правда, врачи не столь категоричны в своих прогнозах. Рассказывает заведующий ожоговым отделением Луганской Республиканской клинической больницы Евгений Пупов:
- Ожоги у него составляли около 48 % тела. Из них 40 % - глубокие ожоги, требовавшие операций. Большой проблемой был сепсис и начавшееся заражение крови. Также были серьезные сложности с лекарствами и антибактериальными препаратами. Доставали мы их в России. Антибиотики привозили и сослуживцы, и родственники, и депутаты нашей Республики - все ему помогали. Самые глубокие поражения на конечностях. Теперь ему предстоит длительный процесс восстановления. Лишь сегодня он будет пытаться вставать на ноги. Кости у него целые. Рубцы же будут образовываться в течение года-полутора. Как пойдет процесс восстановления прогнозировать сложно. Вообще от внутреннего настроя человека очень многое зависит. Мы, со своей медицинской стороны, все, что могли, сделали: с того света его вытащили. Ведь он больше трех недель, почти месяц находился между жизнью и смертью - туда-сюда чаша весов качалась каждый день. Могли бы серьезно помочь реабилитации радоновые ванны, но где их сейчас взять, я даже не представляю. Однако, если он так позитивно настроен, коль у него так сильна воля к жизни, то прогноз положителен.
И действительно, Виктор буквально рвется в батальон и в жизнь. Говорит обо всем сразу, верит в будущее, но и врагу ничего не забывает.
- Пока я воевал, к жене приходили СБУшники два раза - спрашивали за меня: "где-что-как?". Уговаривали, чтобы по телефону она упросила меня вернуться. Мол, пусть едет - ему ничего не будет. Но мы же хорошо знаем "милость" врага. Наши парни тоже так считают. Ребята из батальона приезжают, проведывают. Каждый смотрит на полотенце поверх паха и спрашивает: "А хозяйство-то - как?". А я смеюсь, говорю: "Единственное место, где все нормально, даже шерсть цела!". Так что нас ничем не запугать. Нас убивают, а мы смеемся в ответ. Лично от себя всем нашим пацанам хочу пожелать - здоровья и удачи! А что врагу сказать… Шли бы укропы отсюда куда подальше, к себе б на западенщину, да оставили нас в покое. Мне, например, лучше работать, чем воевать. После войны только в родную деревню, - у меня там дом, хозяйство большое, работа, семья, две, считай, взрослые дочери. Возвращаюсь по-любому. А как иначе?!
Именно такой позитивный настрой, эта воля к жизни, устремленность в будущее и есть, по мнению врачей, та самая причина, позволившая ополченцу не только выжить, но и дарящая ему перспективу на полное восстановление.
- У Виктора Равлика был очень сложный процесс лечения, - рассказывает главный врач Луганской Республиканской клинической больницы Олег Вольман. - Ожоги ставили около 50 % процентов тела. Причем ожоги были очень глубокие, с поражением мышечной ткани, плюс начался процесс заражения крови. Лечение было сложное. Потребовалось все умение и навыки врачей. Также понадобилось огромное количество специализированных дорогостоящих препаратов. Тут уж сошлись усилия и министерства здравоохранения ЛНР, и нашей больницы, и командования его части, и волонтеров, депутаты помогали - писали во все инстанции, кто только не помогал, буквально всем миром вытягивали человека. Но самое главное - его внутренний настрой, психологический фон этого ополченца. Будь он по-другому настроен - он бы погиб. В целом, у него шансы остаться в живых были очень низкими. Выжил буквально чудом.
Слушая ополченца, врачей, мне, со своей стороны, эта история кажется предельно символичной. Как и Равлик, верю, поднимется следом из окопов, стряхнет с себя рубцы ожогов и весь наш Донбасс. Ведь воля к жизни у нас тоже запредельная.
Сокольники: поселок, оставшийся только на карте
Под ногами хрустит щепа. Деревянное крошево - ветки, деревья, куски безжалостно растрощенных стволов. Такое впечатление, что по придорожной посадке прошла лавина. Но это не стихия - это сделали люди. Мы - репортерская группа государственного информационного агентства ЛНР "ЛуганскИнформЦентр" - находимся на позициях 7 бтро Корпуса Народной милиции - одного из взводов Славяносербского направления этого батальона территориальной обороны, прикрывающего Т-образный перекресток перед Трехизбеновским мостом.
До контролируемого ВСУ и печально знаменитым террбатом "Айдар" моста ровно 1850 метров. Все дистанции здесь известны до метра - от этого знания подчас зависит жизнь: куда можно достать из 82-мм миномета, а куда уже не дотянуться из АГС-17 - здесь больше не сухая арифметика.
Красный Лиман, Пришиб, Знаменка, Сокольники, Крымское - теперь линия фронта, растянутая с "нашей" стороны Северского Донца. Дальше ехать всей группой нельзя. Дорога между Знаменкой и Сокольниками простреливается спрятанными за Донцом в "зеленке" 120-мм минометами. Проскочить можно - но на скорости и только одной легковой машиной, желательно по-сельски скромной, дабы не дразнить "укроп" и не дать повода наводчику положить лишнюю мину в ствол.
Два бойца сопровождения из Славяносербской комендатуры плюс старенькая вазовская "пятерка" да мастерство водителя - и вот мы с самым известным луганским фоторепортёром Колей Сидоровым в Сокольниках. Местные делают ударение на последнем слоге, объясняя это тем, что СокОльники - в Москве. Впрочем "местные" - громко сказано. Нет здесь местных - были да все вышли, причем в буквальном смысле слова. Поселок мёртв. Большинство домов разрушены в той или иной степени. Те, что еще стоят - щедро испещрены осколками. Целых окон или шифера нет вообще. Небитых заборов тоже.
На въезде в село, метрах в 30-ти от дороги, посаженная на кол голова годовалого бычка. Разбредшуюся по полям и побитую осколками скотину ополченцам приходилось достреливать. Естественно, часть свеженины съели. Видение все равно чисто апокалипсическое. Да и пейзаж, что называется, "внушает". Если на окраинах поселка ещё куда ни шло, со скидкой на обстоятельства, то ближе к центру внешний вид все больше напоминает свалку - уцелевших домов уже не осталось. Изувеченные, смятые кузова машин валяются во дворах и прямо на улицах. Отходить от дороги нужно аккуратно - зачастую из земли торчат забурившиеся хвостовики оперения минометных мин, да и прочего неразорвавшегося добра хватает с избытком.
Сокольники бьют по сей день, причем со всех стволов и сразу с трех сторон. Работают снайперы. Просачиваются ДРГ. Несколько наших блокпостов, что называется, в осаде. И все это на мертвой трассе по-над линией фронта и в середине не жилого, брошенного жителями села.
Посреди дороги, как раз на полпути к центру - перебитая в пояснице березка. Как знак, как символ подрубленной под корень мирной жизни этого некогда заповедного района, жемчужины Луганского края - Славяносербщины. Но ничего - мы высадим новые саженцы, вскормим молодое поголовье, восстановим и построим заново разрушенные дома. Главное, отстоять свободу и сохранить людей, а жизнь мы как-нибудь наладим.
Люди бахмутского фронта
Камуфлированный штабной "бусик" на пределе скорости летит вдоль Донца. Меж деревьев пойменного леса просматривается тяжелая гладь великой донбасской реки. Правда, сейчас нам не до красот - на той стороне противник. Через реку по дороге периодически работают снайперы, есть там и несколько минометных позиций. Поэтому мы не едем, мы сломя голову проскакиваем два потенциально опасных отрезка очередной "дороги жизни". Дороги - связывающей позиции держащего оборону практически в полном окружении 9-го бтро - батальона территориальной обороны Корпуса Народной милиции ЛНР.
Корреспондентская группа Луганского Информационного Центра вот уже неделю работает на бахмутском отрезке обороны Республики. Ситуация здесь сложная. Сводки Народной милиции каждый день приносят новые факты обстрелов, артналетов, огневых контактов. Случаются попытки прорывов ВСУ и многочисленных подразделений украинских силовиков. Работают вражеские ДРГ. Не весело, одним словом.
Сегодня бойцы позиций Т-образного перекрестка, прикрывающего оперативное направление "Трехизбенский мост", встретили нас хмурой улыбкой: "У нас правосеки появились. Ночью черно-красный флаг повесили". Ополченец протягивает мне бинокль: "Гляди! Вон висит - аккурат возле тряпки". Боец зло сплевывает и подводит черту обсуждения: "Принесла их нелёгкая…". И ведь люди здесь спокойны, вывести их из равновесия сложно - здесь каждый день обстрелы и артналеты. И бывает, что и по нескольку раз в сутки. Все позиции изрыты блиндажами, щелями и траншеями. На позициях испытываешь некое раздвоение сознания, ощущение, словно попал внутрь декораций фильма о Великой Отечественной. Но позиции настоящие, как и люди. Вот прибился к бойцам замызганный котенок. Всё - лечат, откармливают, тутушкают.
Линия фронта тянется над берегом Северского Донца сквозь ставшие передовой поселки Славяносербского района, пока не упирается в село-призрак Сокольники, где граница минного поля от дороги отделена насаженной на кол бычьей головой. Поселок, покинутый гражданским населением, если не считать одну бабушку и одного пожилого мужчину, которым просто некуда бежать от войны. Вся их жизнь сегодня зависит от ополчения - еда, вода, лекарства. Ведь всё расколочено в хлам украинской артиллерией. Сокольники ныне - одна большая позиция. Бойцов практически не видно, кроме нескольких опорных пунктов. Все, что можно, замаскировано и скрыто от глаз.
- Снимайте, что хотите, только не позиции и технику, - тяжело роняет слова командир подразделения 9-го бтро, являющийся по сути начальником гарнизона Сокольников. У командира Николая Александровича говорящий позывной - "Дон". И фамилия, как выяснилось, подходящая - Мелехов. Крепкий казак, хорошо за пятьдесят, словам цену знает. Среди бойцов пользуется безусловным уважением - дисциплина здесь беспрекословная.
- Мы находимся в окружении с трех сторон, - рассказывает он. - Держим оборону с юга, запада и севера. Единственная нитка - дорога на Пришиб, но она простреливается. Против нас кого тут только нет - армия, правосеки, золотые ворота, айдары всякие. Вот здесь, - казачий командир указывает на юг, - высота, занятая ВСУ, метров 400 отсюда. А там, - указывает в другую сторону, - метров триста всего. Но нам это все равно. Со своей земли мы не уйдем ни в коем случае. Без приказа - ни шагу назад.
Веришь ему безусловно. На "той" стороне у него осталась семья. Причем явно, что "там" - это совсем недалеко. Какая родня и где, он распространяться не стал. Только веско обронил: "Через близких приговор мне передали. Мол, вернусь - порешат. Ну, это мы еще посмотрим".
Еще одна реальность любой гражданской войны. Нынешние враги знают друг друга в лицо, зачастую с самого детства. К примеру, командир печально известного вооруженного формирования украинских силовиков "Золотые ворота" - бывший начальник Родаковского РОВД Славяносербского района подполковник Юрий Гречишкин. В свое подразделение он набрал, в основном, сбежавших на украинскую сторону милиционеров. Тут теперь совсем другая мотивация, эти воюют на совесть. Отсюда и постоянные конфликты "золотарей" с подразделениями ВСУ и Айдара. Доходит до полноценных боестолкновений.
Местным от бывших землячков тоже достается. Вот последний случай, приключившийся на днях. Старик, лет под восемьдесят, по житейским делам отправился из Трехизбенки в Славяносербск. На мосту его остановил "Айдар", начал досмотр. Нашли два куска сала. Спрашивают: "Кому несешь?". Он объясняет, что, дескать, себе покушать. "А где хлеб?!". Он терпеливо разъясняет, что пожилому человеку тяжело нести еще и хлеб, тем более, что его можно купить в любом ларьке в Славяносербске. Не убедил. Под глумливые тумаки и улюлюканье пьяного зверья плачущего от бессильного унижения старика заставили съесть оба куска "сепаратистского сала" прямо на мосту. Люди, шедшие мимо, опускали головы и отводили глаза. Старики, женщины и дети бессильны против осатаневшего от вседозволенности бычья, сделавшегося вдруг вершителями людских судеб.
Люди на нашей стороне фронта видят это каждый день. И все прекрасно понимают, что нам несут сюда под жовто-блакытнымы стягами и заупокойной литией про "Щеневмэрлу". И весь этот мутный вал продажных ментов, озверевшего от крови и власти отребья, идейных нацистов, затурканных солдат и офицеров украинской армии да принудительно загнанных под ружье обманутых украинцев сдерживают простые люди Донбасса - бывшие шахтеры, механизаторы, заводчане - ныне офицеры и рядовые бойцы Корпуса Народной милиции Республики. И сдержат. Потому что правильно сказал Мелехов: "Со своей земли мы не уйдем ни в коем случае". Так тому и быть.
Саня "Лютый" и его Фермопилы
Первый раз вживую "Лютого" я увидел 6 июля 2015 года на возложении цветов луганскими писателями к памятнику Пушкину. Среди разношерстной толпы журналистов и съемочных групп в тот раз вдруг мелькнуло до боли знакомое лицо. Подошел, поздоровались: "Кто-что? Какими судьбами?". Оказалось, мы хорошо, хоть и заочно, знакомы. И вот он снова в Луганске - очередной кульбит военной карьеры. Всё такой же не крупный, но кряжистый, основательный, словно вжимающийся в жизненный окоп. Весь внешне суровый, но удивительно правильный мужик. И при этом живая легенда - один из "300 запорожцев", впоследствии буквально пропахавший на пузе в качестве командира штурмового взвода всю летнюю военную кампанию, а после тяжелой контузии - упрямо вернувшийся в строй. Это - Александр Агапов с позывным "Лютый".
Россия-Украина
Довоенная биография проста и незамысловата. Родился Александр чуть больше сорока лет назад в российской Самаре. Там же окончил школу, потом ПТУ. Начал работать в геологоразведке - бурильщиком. Как и все сверстники, честно пошел служить - попал в войска ПВО. Тут его и настиг развал Союза - начинал службу в рядах Советской Армии, а демобилизовался уже из "Збройних сил України". В 1995 году переехал на постоянное место жительство в Донецкую область - к маме. И новая, традиционная для Донбасса работа - машинист горноуборочных машин на шахте Красноармейская-Западная N1.
В 2010 женился и вместе с женой Татьяной перебрался в Запорожье. Двое детей - мальчики 9-ти и 4-х лет. На линейный вопрос: "Какая Родина важнее?", отвечает просто: "Скорее Россия, но здесь у меня дети, - как это поделить?!"