И пошел прочь. Менза затравленно поглядел ему вслед и почти не притронулся к пище.
Вскоре за ним пришли, чтобы вывести на прогулку. Выйдя во двор, он сначала прикрыл глаза от яркого света, а когда открыл их, первое, что увидел, была наглая ухмылка Баглана – бывшего главаря шайки вымогателей, стоявшего неподалеку от тюремной стены, огораживающей глухой двор-колодец...
***
Любезно распрощавшись с выпустившим его на улицу офицером тюремной охраны, монах не спеша направился вдоль стены, шепча себе под нос молитвы. Дойдя до угла, он повернул и подошел к светлой "тойоте", за рулем которой сидел человек в костюме под цвет машины.
По-хозяйски открыв дверцу, монах расположился на заднем сиденье, и "тойота" сорвалась с места.
– Они действительно готовы, – закуривая, сообщил монах.
– Когда его будут переводить, сообщат адвокату, – откликнулся сидевший за рулем.
– Он просил приготовить склады, – стряхивая пепел, добавил монах.
– Спасибо, капитан, – поймав в зеркальце отражение лица лжемонаха, водитель подмигнул ему. – Куда вас подбросить?
– К заведению Мензы "Горбатый бык". Лучше всего, если высадите там, где начинаются ночные кварталы. Надо же передать распоряжения хозяина Бэрху? – усмехнулся "святой отец"...
***
Секретарь министерства внутренних дел – еще довольно молодой человек в подчеркнуто модном и дорогом штатском костюме – встретил сотрудника контрразведки, разъезжавшего на "тойоте", предельно любезно. Расточая сладкие улыбки и поминутно кивая в знак согласия с каждым замечанием гостя, он усадил его в кресло около небольшого столика и устроился напротив, положив перед собой папки с материалами дел.
Относительно любезностей секретаря контрразведчик не обольщался. Свою карьеру сидевший напротив него полицейский начал в одном из портовых городов, работая в бригаде криминальной полиции по борьбе с подпольным игорным бизнесом. Довольно скоро на него обратили внимание работники специальных служб – молодой криминальный полицейский несомненно обладал рядом достоинств: был скрытен, нечист на руку, не брезговал подношениями, легко завязывал контакты, отличался умом и изворотливостью, в меру проявлял смелость и не останавливался перед тем, чтобы начисто "выпотрошить" нужного ему человека любыми методами, заставив того, смотря по обстоятельствам, либо говорить, либо молчать.
И еще он был весьма жесток. Люди из спецслужб вошли с ним в контакт и помогли продвинуться по ступеням лестницы, ведущей наверх, в кабинеты министерства. Выбор оказался удачным – молодой полицейский не забыл оказанной ему услуги и старался выполнять поручения чисто и без лишних вопросов, всегда находя самые оптимальные варианты решения поставленной перед ним задачи и стремясь остаться в стороне от происходящего. Это было как раз то, что сейчас нужно.
– Как успехи? – расстегивая пиджак, спросил контрразведчик.
– Неплохо, – секретарь одарил гостя очередной улыбкой. – По роду службы мне приходится самому вести некоторые дела и поэтому удалось подобрать для вас нужные кандидатуры.
– Люди подходящие? – Гость налил из сифона стакан воды и жадно выпил: на улице жара, день и ночь приходится мотаться, поневоле запаришься.
– Несомненно.
– Важно, чтобы не произошло срыва и ситуация развивалась, как запланировано. Боюсь, могут возникнуть досадные неожиданности.
– Неожиданности могут возникнуть всегда и везде, – ответил секретарь. – Особенно, если акция плохо подготовлена. Но в данном случае, несмотря на недостаток времени, связанный с вашей просьбой о сокращении сроков подготовки операции, срывов быть не может. Я готовил другую операцию, в которой задействован мой человек, а теперь включаю его в вашу работу. По счастливому стечению обстоятельств он как раз находится в той тюрьме, где отбывают сроки подобранные для вас кандидатуры. Мой человек будет работать "втемную", жестко выполнять полученные инструкции, и все пойдет как по маслу, поверьте.
– Ваш осведомитель сделает то, что ему приказали, – рассматривая носки своих туфель, усмехнулся контрразведчик. – А остальные? Они не разбегутся?
– Не волнуйтесь, – успокоил гостя полицейский, – наш осведомитель опытен в своем деле и потянет за собой остальных, свяжет их по рукам и ногам, не оставив возможности выйти из игры. Кроме того, предприняты меры, чтобы постоянно держать их всех под наблюдением. Я контролирую перемещения и переговоры в тюрьме и, так сказать, вижу будущих участников акции изнутри и снаружи.
Слушая, гость подумал, что в случае успеха предприятия придется быстренько решить судьбу этого толкового малого – если начальство сочтет, что он еще понадобится, то двинут выше, а если нет, то...
– Ладно, будем надеяться, что они не сорвутся с крючка, – пробурчал он, доставая сигареты. С ними как-то легче переносить нервное напряжение, в котором он постоянно находился в последние сутки. Машина завертелась, и хода назад уже нет: слишком много людей втянуто в дело, слишком многое произошло и происходит, чтобы резко тормозить на повороте. – Ваш осведомитель надежен?
– Вполне. Не сомневайтесь, все обставлено так, что у них не будет иного выхода. Я даже согласен на завершающем этапе пожертвовать своим человеком.
– Не надо торопиться, – поморщился гость, – ему еще придется сказать несколько слов с экрана телевизора, дать, если так можно выразиться, интервью с веревкой на шее. И только потом...
– Понимаю. Он все сделает.
– Кто еще посвящен в детали операции?
– Только начальник тюрьмы, – ответил полицейский и, заметив на лице гостя гримасу недовольства, тут же добавил: – Вынужденно, и то лишь частные моменты.
– Неужели без этого никак нельзя обойтись?
– К сожалению, – развел руками секретарь.
– Жаль, – протянул контрразведчик, подумав: "Еще один кандидат на кладбище. А этот опять провернул дельце чужими руками".
– Позаботьтесь о патрулях и постах оцепления. Пусть они скрытно займут позиции заранее. И пустите за машинами группы наружного наблюдения, – вставая с кресла, сказал он.
– Уже сделано. Выпьете кофе?
– Нет, мне надо торопиться на телевидение, а я не люблю опаздывать...
***
Сделав вид, что он совершенно не замечает издевательской ухмылки Баглана, Менза отошел в тень чахлых пальм, росших на тюремном дворе. Опустившись на корточки, прислонился спиной к шершавому стволу и, отыскав глазами Моу, что-то весело рассказывавшего группе заключенных, сделал ему знак подойти.
– Где недовольные Багланом? – протягивая уголовнику сигарету, спросил китаец, пристально следя за тем, что делает его противник. Тот пока не проявлял активности, видимо, выжидая.
– Вон, длинный, террорист Тонк.
– Тощий, – разочарованно сплюнул Менза. – Потянет ли в драке? Где другие?
Моу огляделся и показал на двух мужчин, пристроившихся в тени тюремного здания:
– Видите? Здоровяк – бывший военный, Ривс. А второй из левых, Латур. Я пойду? – уголовник буквально чувствовал спиной пристальный взгляд Баглана.
– Боишься? – криво усмехнулся китаец, и его раскосые глаза вспыхнули недобрым огнем.
– У меня долгий срок, – отходя от него, уклончиво ответил Моу.
Однако далеко уйти ему не удалось, хотя он торопился поскорее затеряться среди заключенных, чтобы избежать объяснений с противостоящей Мензе группировкой.
– Эй ты, подойди сюда! – приказал ему Баглан.
"Начинается", – подумал Менза, наблюдая, как Моу послушно поплелся на зов бывшего главаря шайки вымогателей.
Баглан ждал, уперев руки в бока. Не дойдя до него шаг или два, уголовник остановился.
– Ближе, ближе, – поманил его Баглан и, когда Моу сделал шаг вперед, резко ударил его в грудь. Казалось, послышался треск ребер старого уголовника, захрустевших под кулаком Баглана.
Не издав ни звука, Моу рухнул на раскаленные солнцем каменные плиты двора тюрьмы Бир.
"Пора", – понял Менза и, отбросив окурок, подошел к стоявшему над корчившимся от боли уголовником Баглану.
– Зачем ты ударил его?
Вокруг потихоньку собирались заключенные. Охранник на вышке, встроенной во внутренний угол тюремной стены, лениво облокотясь на перила, с интересом наблюдал за происходящим.
Ривс, сидевший около стены тюремного здания рядом с Латуром, легонько постучал по ноге стоявшего перед ним заключенного:
– Отойди, нам плохо видно...
Тот сердито обернулся, но, увидев, кто его просит, послушно отодвинулся.
– Я спрашиваю, зачем ты ударил его? – тихо повторил Менза.
Краем глаза наблюдая за собравшимися вокруг заключенными, он уловил движение – сейчас симпатии собравшихся явно на его стороне. Надо использовать подходящий момент, тем более что позади Баглана уже собралась кучка его приверженцев. Протянув руку назад, он что-то незаметно взял у одного из них и спрятал за спиной.
"Нож", – понял Менза и, широко раскинув руки, словно призывая собравшихся вокруг подтвердить его правоту, крикнул:
– Все видели?
И тут же, на мгновение опередив выпад Баглана, сильно ударил его головой в лицо. Отпрянув назад, развернулся и добавил ногой в низ живота противника – раньше Менза усердно занимался кунг-фу в китайской общине, справедливо полагая, что это ему не раз пригодится в жизни.
Лицо Баглана покрылось кровью, его отбросило назад, и нож – узкий стилет с металлической рукоятью, – звякнув о камни двора, выпал из руки. Менза хотел поднять оружие, но в этот момент ему сзади врезали по почкам. Согнутый пополам жуткой болью, терзающей поясницу, хозяин казино "Горбатый бык" попытался выбраться из свалки, чтобы отдышаться, но на него сверху прыгнули, сбили с ног, пнули по ребрам, отдавили пальцы левой руки...
Устроившийся около стены тюремного здания Ривс пропустил момент, когда на середине двора началась общая свалка, – он видел, как один из сообщников передал Баглану нож, как ударил Менза, как тому угодили ногой по почкам, но тут все смешалось и куча сцепившихся людей, над которой облаком повисли пыль, стоны, вопли и проклятия, начала неожиданно быстро смещаться к тому месту, где расположились Ривс и Латур.
– Нас затопчут! – схватив Ривса за руку, прокричал он.
Бывший офицер и сам понял, какая опасность им грозит, если вовремя не убраться. Он вскочил на ноги, прикрывая собой хрупкого Латура, но было поздно – распаленная дракой куча заключенных надвинулась на них, обдав жаркой волной пота и взаимной ненависти, прижала к камням старой стены тюрьмы, заставив судорожно работать руками и ногами, чтобы не оказаться внизу, где по тебе пройдут десятки ног, оставив после себя уже не человека, а изувеченный труп.
Страшный, с залитым кровью разбитым лицом, Баглан с ревом сунулся в месиво тел, разбрасывая их, как разъяренный буйвол, стремясь поскорее добраться до Мензы, успевшего прийти в себя и отбивавшегося от наседавших на него сторонников претендента на подпольный тюремный престол. По пути к Мензе Баглану попался террорист Тонк – короткий удар, кулак главаря шайки вымогателей врезался в челюсть террориста, и тот отлетел в сторону. Не обращая более на него внимания, Баглан рванулся к Мензе.
Тонк, получив удар в челюсть, упал, перевернулся на живот, потом встал на четвереньки и, оглядевшись по сторонам, юркнул между ног дерущихся, рискуя больше не выбраться из свалки.
Менза блокировал удар случайного противника и, сделав обманное движение, рубанул того ребром ладони по кадыку – заросший щетиной уголовник, наседавший на него, сломался пополам и рухнул под ноги своему приятелю. Тот споткнулся и подставил спину. Менза поймал его голову и, ухватив за волосы, ударил об колено, с яростным наслаждением чувствуя, как хрустят кости носа врага, а потом сверху обрушил ему на хребет сцепленные в замок руки. С этим, считай, покончено, – если и встанет, то не скоро. Быстро оглядевшись, китаец заметил продирающегося к нему Баглана и хищно ощерился – давай, подходи, здесь тебе не Моу, доедающий из жестяных мисок чужую похлебку! Сейчас он посчитается с наглецом, возомнившим себя вправе оспаривать его привилегии и распускать слухи по тюрьме. Ну, смелее, что же ты медлишь?!
Ривс старался не причинить никому из дерущихся вреда – он просто отпихивал их от себя и Латура, закрыв его спиной, и отбивал случайные удары. Кругом сипели, надсадно вопили, пугая криком противников, пятнали одежду друг друга своей и чужой кровью, тянулись скрюченными руками к горлу, ломая ногти, стремились выцарапать глаза, вырывали волосы, выплевывали на истоптанные, пыльные каменные плиты двора выбитые зубы.
Ривс чувствовал – еще немного и он выдохнется, не сможет поднять наливающиеся усталостью руки: слишком много вокруг давящих на него потных спин, слишком много грязных кулаков, нацеленных то в переносье, то в солнечное сплетение, то в висок, слишком много тел, своей массой пытающихся вмять его и Латура в кирпич стены.
И в этот момент кто-то страшно закричал – тонко, пронзительно, на высокой ноте, выражая криком ужас и страх, безысходность и недоумение. Дерущиеся на миг остановились, как-то разом отшатнулись и медленно, словно во сне, стали отступать от некоей точки в центре кучи тел, образуя живой круг, посредине которого стоял на коленях бледный Баглан. Руки его были прижаты к груди, и по сведенным судорогой пальцам скользнула темная, казавшаяся маслянистой, струйка крови. За ней пробежала вторая и главарь шайки вымогателей, еще недавно рвавшийся навстречу Мензе, чтобы свести с ним счеты и выяснить наконец, кто же из них будет "держать" тюрьму, рухнул лицом вниз...
***
Человек в светлом костюме наблюдал за дракой, глядя на экран телевизора. Меланхолично посасывая сигарету, он отмечал удачные удары и слегка дергал плечом, словно сам принимал участие в потасовке, безжалостно дробя крепким кулаком чужие носы и зубы.
Когда динамик донес до него жуткий крик и заключенные начали пятиться, вперив глаза в стоявшего на коленях Баглана, человек в светлом костюме подался вперед, стараясь разглядеть подробности происходящего. Увидев, что Баглан рухнул вниз лицом, он повернулся к офицеру тюремной охраны:
– Видели?
– Да! – подтвердил офицер, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.
– Готовьте машину! Скорее, дьявол вас возьми, что вы тут перебираете копытами? Бегите, нельзя терять ни секунды!
Офицер тюремной охраны схватил фуражку и опрометью бросился вон из комнаты, оставив человека в светлом костюме наблюдать за дальнейшим развитием событий на экране телевизора...
***
Охранник на вышке, совершенно забыв, что у него есть оружие, в каком-то исступлении нажимал на кнопку вызова дежурного наряда, не отводя взгляда от жуткой картины во дворе тюрьмы, где в центре круга растерзанных в драке заключенных уже затих скорчившийся Баглан.
Укрепленная на тюремной стене телекамера-монитор беспокойно завертелась, словно пытаясь запомнить лицо каждого уголовника и накрепко зафиксировать на пленке мрачную картину неподвижного тела, палящего солнца, пыльных плит двора, жалкой тени чахлых пальм и нацелила свой фиолетовый глаз на Баглана, под которым медленно расплывалась темная лужица.
Пронзительно затрещал звонок тревоги, распахнулись двери караульного помещения – и на двор, громко стуча грубыми солдатскими башмаками с высокой шнуровкой, выбежал дежурный наряд. Сноровисто окружил не пытавшихся разбежаться заключенных, привычно взяв автоматы наизготовку.
Щурясь от яркого света и досадуя, что в спешке забыл надеть солнцезащитные очки, во двор вышел господин начальник тюрьмы, сопровождаемый чинами тюремной администрации. Всем им стало жарко после прохлады кондиционеров, по спинам противно потек пот, и, казалось, шумело в ушах от гнетущей тишины, прерываемой лишь сдавленными вздохами и легким позвякиванием амуниции дежурного наряда охраны, готового в любой момент открыть огонь, если заключенные попытаются разбежаться или прорвать оцепление. Хотя, куда им бежать?
Небрежно раздвинув стеком стоявших вокруг тела, господин начальник тюрьмы подошел к Баглану и наклонился. Выпрямившись, знаком подозвал врача.
Маленький, толстый тюремный доктор шариком подкатился к телу и, опустившись на колени, перевернул его, отводя испачканные кровью руки Баглана от груди.
– Готов! – буркнул доктор. – Закололи прямо в сердце. Здесь нужен не врач, а священник. Распорядитесь отправить тело в тюремный морг. Там я лучше рассмотрю, что к чему.
И бочком, как напуганный краб, удирающий от преследователя, спрятался подальше от заключенных за спины охраны.
– Построиться! – хмуро приказал начальник тюрьмы. Заключенные, словно очнувшись от сна, привычно выстроились в одну шеренгу. Менза оказался в конце. Прикладывая к разбитой губе тыльную сторону ладони, он с тревогой поглядывал то на неподвижное тело Баглана, то на медленно идущего вдоль строя начальника тюрьмы.
– Так, – поигрывая стеком, приговаривал тот. – Кто желает сам облегчить свою участь? Ну?!
Строй понуро молчал, обливаясь потом под лучами палящего солнца. Откуда-то уже успели налететь мухи и теперь роились над телом Баглана и лужицей быстро подсыхающей крови.
– Никто не желает, – недобро усмехнувшись, констатировал начальник тюрьмы и уперся концом стека в грудь Мензы. – Ты начал драку! Выйди из строя! Кто его заколол? Говори!
Менза опустил голову и сделал шаг вперед. Остановился, упорно глядя себе под ноги. Строй хранил гробовое молчание: может, кто-то и видел, как закололи Баглана, но сказать об этом открыто, здесь, сейчас, означало бы подписать себе смертный приговор, который не подлежит обжалованию и будет приведен в исполнение незамедлительно, сегодня же ночью, прямо в камере или даже в карцере.
– Ладно, – отходя от Мензы, проворчал начальник тюрьмы. – Что именно ты начал драку, я видел собственными глазами, – он кивнул на телевизионную камеру. – А ты, похоже, тоже сильно размахивал руками?
Стек уперся в грудь Ривса, приказывая выйти из строя. Пожизненно приговоренный вынужден был повиноваться.
– Господин начальник! – неожиданно подал голос Латур, щуривший близорукие глаза. – Этот человек не участвовал в беспорядках.
– Вот как? – чуть повернул голову начальник тюрьмы. – Выйди из строя!
По знаку офицера, один из охранников вытолкнул тщедушного Латура из шеренги и поставил рядом с Мензой и Ривсом.
– Вот так, – усмехнулся начальник тюрьмы. – У меня есть свободный карцер, но в нем четыре места. Ты! – стек ткнулся в грудь Тонка. – Составь им компанию, тебе это невредно. Надеть им наручники и в карцер! Быстро! Остальных по одиночкам и на допросы. Живей, бездельники, я желаю покончить с этим делом еще до вечернего намаза!..