6
Серегин остервенело - даже в коленке хрустнуло - тряхнул ногой. От подошвы оторвался и шурша покатился вниз большой ком грязи. Нога сразу стала непривычно легкой. Он уперся ею в корневище и замахал другой ногой. Но грязь упорно не стряхивалась. Пришлось сделать из ветки "чистик".
Склон был настолько крут, что опадающая листва не удерживалась на нем, почва была голая, и ничто не мешало ей налипать на сапоги пудовыми комьями. Мало того, что эти комья гирями висели на ногах, - они не давали возможности твердо ступать, упереться, нога превращалась в тяжелую, неуклюжую култышку. И через каждые три-четыре шага надо было останавливаться, чтобы очистить сапоги да, кстати, и немного отдышаться.
В одну из таких остановок Серегин ехидно спросил пыхтевшего по соседству лейтенанта:
- Так, говорите, для альпиниста такая горка не препятствие?
- Чорта едва! - яростно ответил лейтенант. - Альпинист, он с какой почвой дело имеет? Камень - все равно что асфальт, а лед и снег - это не хуже паркета! В худшем случае - альпийский луг, всякие эдельвейсы и ромашки - это ж ковер! Давайте сюда альпиниста с его тяжелыми башмаками на шипах - и он пристанет к этой горе, как муха к липучке! Нет, только многострадальная пехота способна преодолевать такие препятствия. Обидно, что это никак не учитывается, - хоть бы нашивки ввели за пролитие пота. Да в крайнем случае хоть бы заметку в газете дали: сегодня лейтенант такой-то совершил героическое восхождение на грязевую горку. Присутствовавший при этом наш корреспондент задал отважному грязелазу ряд вопросов…
- Во-первых, я совсем не замечаю у вас скромности, - заметил Серегин, - а во-вторых, вы еще не совершили восхождения. Но так и быть, когда вы влезете на вершину, обещаю дать об этом информацию для ближайшей стенной газеты.
- Хорошо, но имейте в виду: если у вас есть вопросы, задавайте их сейчас. На вершине я не смогу вам отвечать: у меня все лицо будет залеплено грязью.
- Посмотрим, посмотрим, - сказал Серегин, - вы лезьте. - И сам энергично подтянулся, держась за ветку.
В тишине леса, нарушаемой лишь их шумным дыханием да шорохом ветвей, послышался еще один звук, прерывистый и низкий, как гудение басовой струны. Они подняли головы. Низко над горами пролетала девятка "юнкерсов".
- На Туапсе пошли, - сказал лейтенант. - Вот, сволочи! Там уж и бомбить нечего: одни развалины остались.
На вершину выбрались такими измученными, что даже курить не хотелось. С обрыва они увидели петлю потока и заводь, от которой начали восхождение; определили, куда им надо спускаться. Лейтенант показывал Серегину будто бы хорошо видимые отсюда дорогу на перевал и самый перевал, но Серегин увидел только полого поднимающиеся холмы и вдалеке - гору, над которой висело маленькое светлое облачко. Созерцая этот мирный солнечный пейзаж, они услышали, как далеко за горами гневной скороговоркой забормотали зенитки, как тяжело завздыхала колеблемая взрывами земля.
Не задерживаясь на горке, путники спустились в долину и там устроили небольшой отдых. В молчании съели по бутерброду, запили водой, которая оказалась в фляжке запасливого лейтенанта. В воздухе опять загудело. "Юнкерсы" возвращались.
- Слушайте, лейтенант, ведь их было девять? - возбужденно спросил Серегин.
- Девять, - ответил лейтенант, поднимая голову. - Сбили! - радостно закричал он. - Двух сбили. Ай молодцы зенитчики!
Они вскочили на ноги.
- Пошли, пошли! - заторопился Серегин.
- Пошли! - охотно согласился лейтенант. - Не помню, где-то читал я стихи: "Прогоним усталость, забудем отсталость, еще половина за нами осталась". Даже меньше половины. На все согласен, только чтоб больше на такие горы не подыматься.
- Да неужели мы такие несчастные, что опять дороги не найдем? - возмутился Серегин. - Должна же быть на свете справедливость. А то буду жаловаться!
Но жаловаться не пришлось: поток ни разу не преградил им дороги, лишь в одном месте он подступал близко к горам, и путники прошли метров тридцать, продираясь сквозь чащу. Однако в конце концов им надо было искать переправу, потому что дорога на перевал проходила по другому берегу.
Серегин усомнился, не напрасно ли они лазали по горам. Лейтенант успокоил:
- Это ж горная река! Девятнадцать бродов, конечно, найти невозможно, а один, чтоб с камешка на камешек перепрыгнуть, всегда найдется.
Походив по берегу, они действительно нашли такое место. По валунам, между которыми лениво бежали боковые струи потока, они добрались до "камешка", с которого надо было прыгать. Многотонная, почти кубическая глыба слегка нависла над потоком. Напротив, метрах в двух, лежал древний валун с круглой, окатистой верхушкой. Мокрый валун был пониже глыбы, так что прыгать приходилось сверху вниз. А между ними, стесненный их близостью, стеклянно выпучился поток, настолько стремительный, что казался неподвижным. Он даже умолкал в этой маленькой стремнине и, лишь снова вырвавшись из нее, шумно плевался клочьями пены и брызгами.
Взглянув с глыбы на застывшую струю потока, Серегин почувствовал, как под ложечкой у него похолодело. Он вспомнил рассказ шофера об утонувшем боцмане и теперь поверил ему без всяких сомнений: спастись из этой бешено мчащейся воды было, конечно, невозможно. Он понял, что боится, и твердо решил прыгать первым.
- Разрешите, товарищ старший лейтенант, - услышал он вдруг голос попутчика. - Сейчас исполним полет без сетки. Желающим - вход бесплатный, красноармейцам - скидка.
Лейтенант говорил бодрым, веселым тоном, но Серегин понял, что и ему боязно.
- А почему это вы настраиваетесь? - спросил он. - Первым буду прыгать я.
- Почему - вы?
- Хотя бы по старшинству, - сказал Серегин.
- Как раз наоборот: я, как младший по званию, и должен первым прыгать.
- Ну, какие тут могут быть чины, - возразил Серегин, забыв, что минуту назад сам говорил о старшинстве. - Посторонитесь, пожалуйста.
- Падайте сразу на камень, чтобы не поскользнуться, - посоветовал лейтенант.
Серегин отошел на самый край глыбы, мысленно размерил расстояние, глубоко втянул в себя воздух и решительно бросил вперед ставшее совсем невесомым тело.
Еще во время прыжка, увидев летящий навстречу валун, Серегин понял, что прыгнул хорошо и не промахнулся. Он приземлился обеими ногами; не удержавшись, упал на грудь и слегка ушиб коленку.
Так же удачно совершил "полет" и лейтенант. Через минуту они уже прыгали по камешкам, удаляясь от неприятного места.
- Ну, и натерпелся же я страху, - после долгого молчания сказал лейтенант. - Да и вы, наверно, набрались новых впечатлений?
- Набрался, - чистосердечно признался Серегин.
7
Начало дороги на перевал поражало обилием грязи. У подножия холма, на который круто поднималась дорога, разлилась огромная лужа. У южного берега ее сиротливо, будто потерпевшая кораблекрушение, стояла груженая полуторка, утонув выше осей. Жидкая грязь, покрывавшая дорогу, вливалась в лужу неторопливой широкой рекой. В двух шагах от ее устья высился на бугорке шалаш регулировщика. Хозяин шалаша, сивоусый краснолицый мужчина с выдающимся клинообразным носом, сидел без шапки на скамеечке и явно наслаждался хорошей погодой и полным отсутствием работы. Увидев подходивших офицеров, он встал. Шапку он надеть не успел, и легкий ветерок шевелил его редеющие на макушке седеющие волосы. Из шалаша доносился богатырский храп.
- Что это у вас так тихо? - спросил Серегин.
- С ночи никакого движения нет, - объяснил регулировщик - куда-а, все позалило! С час назад пошел на гору вездеход. Так он сюда добрался еще до дождя, а тут чинился долго. Повез продукты на перевязочный. Да еще капитан верхом с той стороны приехал, а так - никакого движения.
Он рассказывал очень охотно, глядя на Серегина добрыми глазами из-под выжженных солнцем кустистых бровей. Но вдруг по лицу регулировщика пробежала тень. Он переступил с ноги на ногу и спросил, пытливо глядя на Серегина:
- Товарищ старший лейтенант, разрешите спросить: а вы как же сюда добрались?
- А мы на подводной лодке, - весело сказал лейтенант.
- Мы шли пешком, по горам, - ответил Серегин.
- По горам? - недоверчиво спросил регулировщик. - Да разве ж там есть дорога?
- Мы без дороги.
- А, ну ясно, без дороги, - глядя в сторону, неожиданно согласился регулировщик. - Да вы садитесь, отдыхайте, небось заморились.
Он отошел от скамеечки, засуетился, усаживая офицеров. Они сели, а регулировщик нырнул в шалаш. Богатырский храп оборвался, потом послышалось какое-то шуршанье, шопот, регулировщик торопливо вышел и, не глядя на сидящих офицеров, скрылся за растущими возле шалаша кустами, а в шалаше кто-то смачно, до хруста в челюстях, зевнул, и затем у входа появился угрюмый боец с винтовкой в левой руке. Мрачно откозыряв офицерам, он стал как часовой, недовольно глядя на белый свет. На щеке у него ясно отпечатался конец хлястика и пуговица.
Путники не успели сделать и двух затяжек, как вдруг появился капитан без шинели. Из-за его спины выглядывал регулировщик.
- Предъявите ваши документы, - сухо произнес капитан.
Серегин сразу сообразил, в чем дело.
- Вот теперь докладывайте, куда вы дели подводную лодку, - шутливо сказал он лейтенанту.
Однако капитан на шутку не отозвался. Он очень внимательно изучал их удостоверения и спросил лейтенанта:
- Вы давно в этой дивизии служите?
- Три года.
- Ну-ка, пригласи капитана, - сказал капитан регулировщику, не возвращая удостоверений.
Через минуту в сопровождении регулировщика неизвестно откуда появился еще один капитан, тоже без шинели.
- Стрюков! Ты как сюда добрался?! - воскликнул он, увидев лейтенанта.
- По суворовскому рецепту, товарищ капитан, - весело ответил лейтенант, - пешим ходом.
- Так это ваш? - уже мягко спросил первый капитан, видимо комендант переправы.
- Наш, наш!
Регулировщик заулыбался ничуть не сконфуженно, а, наоборот, всем своим видом показывая, что он службу знает и, в случае чего, опять поступит так же. Угрюмый боец тоже слегка посветлел и исчез в шалаше. Богатырский храп раздался оттуда сию же секунду, и у Серегина даже мелькнуло подозрение: не заснул ли угрюмый боец стоя?
- У тебя что? - спрашивал между тем капитан у лейтенанта.
- Пакет.
- Ну, давай.
Капитан вскрыл пакет.
- Тебе тащиться через перевал незачем, - сказал он. - Здесь отдохнешь, а потом возвратишься на попутной. Понятно?
- Понятно, товарищ капитан, - совсем весело ответил лейтенант.
- Значит, не придется нам дальше вместе шагать, - сказал Серегин, - а жаль! До свиданья, товарищи!
- Да что ж вы так спешите! - воскликнул лейтенант. - Отдохните хоть немного.
- Не могу, у меня срочное задание.
- Если вы пойдете сейчас напрямик, тропочкой, - сказал комендант, - то через часок нагоните вездеход и сможете на нем доехать до перевала. В скорости вы, правда, не выиграете - у него мотор барахлит, а ноги сбережете.
- Спасибо, - сказал Серегин и, еще раз откозыряв, зашагал по грязи в гору.
Он шел, не оглядываясь, но, когда дорога сделала первую петлю, увидел внизу "скрытый раньше кустами я деревьями блиндаж коменданта и офицеров, стоявших у блиндажа. Лейтенант помахал Серегину рукой, и Серегин ответил ему тем же.
Солнце уже стояло высоко и хорошо пригревало землю, хотя воздух и оставался свежим и прохладным. Над склонам и дорогой поднимался легкий дымок. Должно быть, от этого очертания окрестных холмов казались удивительно мягкими. Обманутая почти весенним теплом, на обочинах дороги пробивалась молодая, яркая травка. Серегин старался ступать туда, где травки было побольше, чтобы не так налипало на подошвы. По самой дороге итти было невозможно: глубокая вязкая грязь стаскивала с ног сапоги. Он спохватился, что забыл спросить, где же будет тропочка, но тропочка вскоре сама себя показала. Она отделилась от дороги, как ветка от ствола, и потянулась напрямик вверх - туда, где над сияющей в блеклом небе вершиной недвижно застыло светлое облачко.
Долго карабкался по этой тропочке Серегин, задыхаясь и обливаясь потом, а облачко все так же недостижимо светлело вдалеке.
Постепенно солнце потускнело, потом совсем скрылось. Стало холодней. Дорога шла уже не по голым холмам, а лесом. Серегин очень удивился, сообразив, что грязносерый плотный туман, заволакивающий дорогу и лес, это и есть то самое светлое легкое облачко, которое он видел из долины. Вместе с тем его обрадовал этот туман, - значит, перевал близок. Однако долго еще пришлось шагать, прежде чем он различил в тумане большую серую палатку. Это и была высшая точка перевала; Серегин знал, что на ней расположен пункт полевого госпиталя. Палатка стояла в стороне под деревьями, а у самой дороги на лужайке горел костер, вокруг которого грелись пять бойцов. Рядом стоял вездеход с разобранной гусеницей.
Серегин постоял у костра, покурил в тепле и решил, что надо быстрей итти дальше. На перевале холодно, сыро; никаких признаков жилья, кроме палатки для раненых, не было видно, и отдыхать негде.
Уже начинало смеркаться. Молчаливый лес задумчиво стоял вдоль дороги.
Начался спуск, мощенный уложенными в ряд тонкими стволами деревьев. Стволы были покрыты грязью, играли под ногами. Ступать приходилось наудачу, рассчитывать каждый шаг было некогда.
С большим огорчением Серегин почувствовал, как в один, а потом в другой сапог просочилась холодная вода.
Спуск между тем становился все круче. Ожидалось, Что вот-вот покажется равнина, но дорога делала новую петлю - и опять под онемевшими ногами колебался тонкий настил и хлюпала жидкая грязь, и опять Серегин всматривался в темноту, надеясь увидеть конец перевала.
Наконец за одним из бесчисленных поворотов, где-то впереди и внизу, мелькнул огонек, рядом с ним другой, третий. Вскоре уже множество прихотливо разбросанных огней засветилось впереди. Серегин, который давно не видел ночью незамаскированный огонь или незашторенное окно, "невольно прибавил шаг, хотя, казалось, на это уже не было никаких сил. Оши приближались, и можно было уже различить, что это костры, вокруг которых толпилась бойцы. Спуск прекратился. Серегин сбился с дороги и пошел наугад к одному из костров.
- Здравствуйте, товарищи, - обратился он к группе солдат, стоявших у костра. - Что за часть?
- А вы кто такой? - спросил у него высокий боец в ватнике и черной капелюхе.
Серегин протянул ему удостоверение и про себя решил, что не сделает" ни шагу дальше.
- Мы - морская пехота, - сказал боец, возвращая Серегину удостоверение.
- А кто у вас командир? - угадывая ответ, спросил Серегин.
- Подполковник Остриков, - ответил боец.
- Куда же вы направляетесь?
- Пока в Михайловку. Здесь переночуем, а утром двинем через перевал.
Штаб армии, перебрасывая морской батальон, сам того не зная, сыграл с корреспондентом Серегиным злую шутку. Завтра утром придется вместе с этим батальоном маршировать туда, откуда пришел. Выходит, "напрасно он шагал сегодня с самого утра до позднего вечера, почти без отдыха и голодный. Выходит, что он без всякой надобности, просто так, прогулялся через перевал. Было от чего обозлиться на столь нелепое стечение обстоятельств. Можно было и посмеяться, хотя бы и горько, над своим комическим положением. Но Серегин настолько устал, что уже не был способен ни злиться, ни смеяться, и покорно сказал бойцу:
- Так я здесь с вами перекочую.
Боец в ватнике и черной капелюхе оказался вовсе и не бойцом, а лейтенантом, командиром батареи. Ординарец постлал ему и Серегину не то попону, не то орудийный чехол. Бойцы усаживались в кружок вокруг жарко дышащего костра.
Старшина выдал всем по большому куску ржаного хлеба, густо посыпанному сахаром. Проглотив этот кусок, Серегин еще больше захотел спать, но, помня о предстоящем переходе, заставим себя разуться, высушить и размять пропитанные грязью портянки и снова обуться. Только после этого он накрылся плащ-палаткой, поджал ноги, чтобы не сгорели сапоги, и уснул мертвым сном, не обращая внимания на мелкий, но частый дождь.
8
Утром Серегин увидел неширокую долину, по которой передвигались группы моряков. Возле дороги стоял приземистый сарай, в него поминутно входили и выходили. Очевидно, в сарае находился командир батальона. Посчитав необходимым явиться к Острикову, корреспондент направился к сараю и очутился возле него как раз в тот момент, когда из сарая вышла группа офицеров. Впереди шел мужчина лет сорока пяти, с белеющими висками и хорошо выдубленным ветром и соленой водой лицом. Серегин понял, что это и есть подполковник Остриков.
Выслушав Серегина, кто он и зачем прибыл, Остриков сказал:
- Очень приятно! Только сейчас какие же материалы, когда все на ходу? Придем на место, тогда, пожалуйста, что было - все расскажем.
И, признав на этом разговор с корреспондентом исчерпанным, зашагал по направлению к перевалу неожиданно легким, юношеским шагом. За Остриковым двинулись другие офицеры, а за ними и корреспондент.
Вероятно, моряки знали кратчайшие пути через перевал. Они шли совсем не той дорогой, какой добирался сюда Серегин, лезли все время на кручи и преодолевали их с веселым ожесточением. Корреспондент скоро отстал от подполковника и шел теперь в массе моряков, которые были тяжело нагружены оружием и боеприпасами. День выдался ясный, теплый, и едва колонна втянулась в лесную тропу, как в воздухе надоедливо заныл немецкий самолет-разведчик "фокке-вульф".
Большое дело - коллектив. Проснувшись утром, Серегин с ужасом думал о том, что ему придется снова итти через перевал: ноги были будто чужие, все тело ныло-и болело от усталости и плохо проведенной ночи. Ему казалось, что он не в силах будет подняться на самый ничтожный пригорок, а вот все шли - и он шел, цеплялся за ветки, как и все, влезал на кручи… Шагая уже по ту сторону перевала, он встретил начальника политотдела. Бригадный комиссар ехал на рыжем дончаке в сопровождении ординарца и глянул на корреспондента еще более строгими глазами, чем обычно.
На привале Серегин развил - кипучую деятельность. По его просьбе Остриков вызвал нужных людей, поручил им дать корреспонденту все необходимые материалы. Начальник штаба и командиры рот взялись за перья, и вечером Серегин мчался в редакцию на попутной машине, увозя статьи о штурме укрепленной вершины, о встречном бое в горно-лесистой местности и на редкость обильную информацию.
Срочное задание было выполнено.