2
Я сделал остановку в областном центре. Постригся в парикмахерской вокзала и сходил в универмаг, где купил себе ботинки, светлую в клеточку фуражку и еще кое-какие необходимые вещи: носки, галстук и объемистую конторскую книгу "Учет материальных ценностей" - лощеная белая бумага, широкие линейки. Я намерен время от времени делать в ней записи. Это не настоящий дневник. У меня не хватит духу изо дня в день аккуратненько вести его. Просто буду рассказывать, как умею, о своей жизни!
На окраине города у соснового бора я отыскал пчелоконтору. Большой заросший травой двор огорожен зеленым штакетником, кое-где стоят одинокие березы и старые коряжистые сосны; недалеко от каменного склада сложены друг на друга многокорпусные синие и желтые ульи.
Я нерешительно вошел. Просторная комната с одним-единственным окном освещалась люминесцентными лампами. Вдоль стен за четырьмя столами сидели служащие: женщины и мужчины. Они настолько были заняты своими бумагами, что не обратили на меня внимания. Я прошел в более светлый угол, где на дощечке, прибитой к стене, было написано: "Начальник".
За солидным двухтумбовым столом сидел пожилой мужчина в очках. Я коротко объяснил, что я агроном, знаю пчеловодство. Хотел бы устроиться на работу недалеко от родного города. На вопрос, откуда прибыл, ответил внятно и так же коротко: "Еду из заключения". Все вдруг оторвались от бумаг и посмотрели на меня с любопытством. Мне радушно предложили место старшего зоотехника по пчеловодству в самом глухом районе области, должно быть, рассчитывая на то, что откажусь. И я отказался.
- Может, вы согласитесь работать пчеловодом? - спросил начальник, посмотрев на меня без надежды.
- Не против, - сказал я.
Я давно мечтал об этом. На пасеке можно подумать о многом, почитать. Люблю уединение, мудрую природу. Хочу побыть сам с собой.
- Но там работать надо крепко, чтобы пасеку восстановить, - заметил начальник. - С весны до осени жить на отшибе, в стороне от селения. Вряд ли это вам, молодому человеку, понравится.
Я как мог спокойнее объяснил, что ищу именно остров уединения, где бы никто мне не мешал. Работы не боюсь. Мне надо хорошо попрактиковаться. Проверить кое-какие мысли на опыте…
- В таком случае, вы можете устроиться в совхоз "Восток", что расположен рядом с вашим городом. Пасека в семи километрах.
Я очень хорошо знал эту пасеку. Бывал там в детстве. Чудесный уголок!
Отбил телеграмму Марине, чтобы встречала, и ночью сел в поезд. В кармане направление на работу. Было прохладно. Я прикорнул в полутемном уголке на нижней полке. Пассажиры спали. В душе я был спокоен и доволен собой, но вдруг встрепенулся: а если место кто-нибудь уже занял? Ведь на работу, в конце концов, принимает директор совхоза. Он не отчитывается перед областной конторой. Может принять любого…
Уснуть уже не мог. Время текло еле-еле. Казалось, что поезд шел невыносимо медленно. Никогда я так жадно не хотел работать, быть принятым, быть при месте, как все нормальные люди. Никогда так не жаждал долгожданной встречи с Мариной…
Ранним утром поезд подходил к моей станции. Вот и старинный чугунный мост через Белоярку, ее берега густо заросли ивняком. Вдали из-за кустов выползало малиновое солнце. Приземистые домики на пустынной окраине города, старые с почерневшими крышами товарные склады, железнодорожные тупики, водокачка (башня молчания, как мы называли ее в детстве), ажурные мачты высоковольтных линий вдруг обрели свое лицо, как бы ожили и приветливо смотрели в мое окно. И что-то родное я уловил во всем том, что раньше и не замечал. Сердце дрогнуло: скоро я увижу Марину. Я взял свой видавший виды чемодан и вышел в тамбур. Влажный от ночной сырости асфальт, низенький штакетник, за которым гнулись от густой листвы клены, приземистый вокзал…
…Мой город небольшой, районного значения, и обычно в будние дни на станции народу мало, особенно в такую рань.
Я держался за поручни и со ступенек вагона всматривался в лица людей, искал Марину, надеясь, что она вот-вот появится, улыбчивая и шаловливая - такой она осталась в моей памяти.
С минуту постоял на полупустом перроне, осмотрелся и, вздохнув, направился к вокзалу. В сердце закрадывалось тягучее, как туман, неприятное одиночество: не встретила… Почему?
Я перешагнул вокзальный порог, когда услышал за спиной звонкий женский голос. Ко мне подошла бывшая моя одноклассница Маша. Протянула пухленькую ручку. Ее лицо зарумянилось: кажется, она искренне рада встрече.
В школе все называли ее Машенькой. Она небольшого роста, рыженькая, веснушчатая, черты лица правильные, даже очень симпатичные. Она помолчала, закрывая острый живот полами короткого плаща, как видно, стесняясь своей беременности.
- Ты зачем здесь, Машенька? - спросил я.
- Маму провожала. А я тебя сразу заметила. Ты почти не изменился, разве что возмужал.
Ее ровные зубы сверкают белизной. Как всегда, с кем бы ни разговаривала, она щурит глаза, прячет их в ласковых ресницах. Ее лицо светится добротой и этим внутренним душевным светом притягивает к себе.
Я знал, что в школе Машенька была влюблена в меня. Кто знает, может, это чувство теплилось в ней до сих пор?
- Ты зачем сюда приехал? Просто так, к Марине? Кроме Марины у тебя, кажется, никого здесь нет.
- Знакомые есть, ты, например. На работу приехал, Машенька.
- Наверное, в управление? Начальником станешь…
Я глубокомысленно молчу с минуту, намеренно не спрашиваю о Марине, надеюсь, что сама продолжит разговор о ней.
- А я, Ваня, замуж вышла, - сказала смущенно.
- Поздравляю. Ты, конечно, счастлива?
Она не ответила на мой вопрос, как будто не слышала его.
- Приходи в гости, не стесняйся. Муж у меня простой и славный. Приходи!
Она смотрела так, будто обманула меня в чем-то.
- Спасибо. Будет время - приду. Муж-то у тебя кто?
- Шофер. А Марина в деревню уехала, вчера еще, по заданию редакции. К вечеру вернется. Мы рядом с ней живем, по соседству. Не забыл? Куда же ты теперь? Может, к нам? Не стеснишь…
- Спасибо. Где-нибудь устроюсь.
Я сдал чемодан в камеру хранения, которая находилась в вокзале за высокой тонкой перегородкой (слово "камера" резануло мое сознание!..). Внутри человек в очках играл с дежурным в карты. В зале изящные фанерные диваны на железных ножках. В одном углу расположилась семья цыган. Худенькая девочка подходила к каждому пассажиру и, останавливаясь, принималась плясать, держа в руках банку из-под консервов, в которой звякали монеты. За ней следила из угла пожилая цыганка.
- Веселов! Ты ли это? Привет! - подошел ко мне мужчина.
Это был Сергей Дмитриевич Шабуров, инженер-электрик. Года четыре назад он проходил практику у моего отца. Шабуров объяснил:
- Приехал к поезду, чтоб встретить свое областное начальство, но никого не оказалось. Видимо, нанесут мне визит в более благоприятное время, - сказал с иронией. И продолжил: - Значит, считай, тебя встречаю!..
Мы вышли на перрон. Он закурил и рассказал, что руководит строительным участком, электрифицирует окрестные деревни. Я залюбовался Шабуровым. Он почти двухметрового роста, скуласт, носит большие роговые очки. Широкие брови срослись на переносице. Чувствуется спокойная сила в нем и русское добродушие.
- Давай ко мне в гости, - предложил он с ходу.
- Я ведь, Сергей Дмитриевич, еще не осмотрелся. Надо найти где-то угол, обосноваться.
- Незачем искать. У меня достаточно углов. Крестовый дом, а семья небольшая: отец да жена-учительница. Давай поехали, - скомандовал он. - Потом все решим. Чего раздумываешь?
У вокзала стоял "бобик", забрызганный грязью. Сергей Дмитриевич сел за руль, лихо сдвинул на затылок берет, из-под которого выбился соломенного цвета вихор. Вскоре въехали к нему во двор. Под навесом около ходка с коробом серая лошадь невозмутимо ела овес.
На крыльце нас встретила жена Шабурова - черноглазая с девичьей талией женщина. У нее чуть вздернутый нос и маленький, хорошо очерченный алый рот.
- Встречай, Тоня: гостя привез, - оживленно шумел Шабуров.
- Ты без гостей жить не можешь. Каждый день у нас гости, - улыбнулась она и внимательно осмотрела меня.
Мне стало неловко.
- Тех - напоказ, а этого - на постоянное местожительство привез. С чемоданом, - сказал он, обнимая жену за плечи.
- Без моего разрешения? - шутила она, сверкая черными глазами.
- Я и сам с утра не знал, - засмеялся он. - Это сын моего друга, инженера Веселова. Знакомьтесь: Иван Петрович.
Мы познакомились.
- Зовите меня Тоней. Муж сердиться не будет.
- Не буду, - сказал Сергей Дмитриевич, лукаво усмехаясь.
- Располагайтесь, - сказала Тоня. - Сразу же уговоримся: здесь ваш дом, и вы совершенно независимы. Договорились? Я лично нигде и никогда не люблю чувствовать себя квартиранткой.
Она поставила на стол маленький самовар. Мы сели завтракать.
- Сергей Дмитриевич, - спросил я, - чья у вас во дворе лошадь?
- Совхозная. Мой отец сторожит пасеку. Он ездит на Серке. Кстати, Тоня, где отец?
- В контору пошел, кажется, приехал новый пчеловод.
Сердце мое подскочило к горлу. Так и знал!
- Откуда этот пчеловод? - спросил я обеспокоен но.
- А что? - полюбопытствовала Тоня. - Вчера звонили из области. Должен приехать. Вот он и пошел разведать.
От сердца отлегло. Я облегченно вздохнул. Все в порядке.
- Ты что обмяк? - спросил хозяин, откусывая кусочек сахару.
- Человек с дороги. Устал, - вмешалась Тоня.
- Чем думаешь заниматься? - откидываясь на спинку кресла, поинтересовался Сергей Дмитриевич.
- Работать пчеловодом. Это обо мне звонили.
- Ты серьезно? - удивился Шабуров, отодвигая блюдце со стаканом.
- Весьма серьезно, Сергей Дмитриевич. Направление получил.
- Не дури. …А впрочем, вольному - воля. Лучше уж к нам.
- Какое у вас образование? - спросила Тоня.
- Он агроном, - пояснил Сергей Дмитриевич. - И машины знает.
- А что плохого, Сережа, в том, что он будет работать пчеловодом?
- Да это же глупо, - сердито сказал Шабуров и, придвинув к себе стакан, энергично отпил глоток. - Здоровый молодой человек, полон сил, с высшим образованием и вдруг - на пасеку.
Тоня иронически улыбнулась. В комнату вошел старик с курчавой бородой, молча снял у порога туфлю (вторая нога у него была деревянная) и, присев на скамейку, поздоровался.
- Ну что? - живо осведомилась Тоня. - Встретил кого-нибудь?
- Да ничего. Брехня. Никто не приехал. Кому нужна наша пасека? - сказал старик хмуро.
- А ведь он у нас сидит… вот он, - улыбнулась Тоня. - Знакомьтесь.
- Это мой отец, Кузьма Власович, - кивнул Сергей Дмитриевич.
Я встал, подошел к порогу, поздоровался. Старик мне сразу понравился.
- Приехал, ну и хорошо. Теперь все будет в порядке, - облегченно произнес Кузьма Власович.
Тут скрипнула дверь, и в проеме показался высокий сухопарый человек в гимнастерке защитного цвета, в щеголеватых, надраенных до блеска хромовых сапогах. Он был подпоясан широким солдатским ремнем. Лицо тонкое, в мелких морщинках. Глаза маленькие, юркие, любопытные. Прическа - бобрик (волосок к волоску, как у ежа колючки). Конечно, я сразу узнал Дмитрия Ивановича Дабахова, дядю Марины, заядлого рыбака, человека разворотистого и горячего. Но не объявился, вернулся смирнехонько за стол. По правде, я и раньше встречался с ним лишь несколько раз.
- Здравия желаю! - звонко, по-солдатски отчеканил Дабахов. Он торопливо, как-то небрежно сунул руку старику и, прищурившись, взглянул на Сергея Дмитриевича. - Я к тебе. На товарный склад поступила бумага для типографии. Не на чем вывезти. Машина нужна вот так, - и он провел рукой по тонкой морщинистой шее ниже кадыка. Сергей Дмитриевич улыбнулся и покачал головой.
- Бумагу вывозить или на рыбалку ехать? А?
Дабахов улыбнулся, сморщился и, раздумывая, глотнул слюну. Острый кадык, как поршень, поднялся снизу вверх и нервно опустился.
- Если честно сказать, то мне действительно надо поехать на рыбалку. Жалко своего "Москвича". Приберечь хочется… Э-э, да тут у вас гость.
Он, чеканя шаг, подошел к столу и крепко пожал мою руку.
- Я тебя сразу не узнал. Привет! Э-э… Как тебя?
- Иван Петрович, - подсказала Тоня, остановив на мне глаза.
- Да-да. Вспомнил. Понимаешь, Иван, страсть люблю рыбачить. Поедем со мной! Отдохнешь. Ты в гости?
Я сказал, что собираюсь работать на пасеке.
- Хорошее дело. Приветствую. А ты, говорят, где-то директорствовал? Это правда? Или я что-то напутал?
Его вопрос меня насторожил. Я как будто не понял и произнес:
- А вот Сергей Дмитриевич не одобряет мои планы.
- Напрасно. Честное слово, напрасно. Рыбалка и пчеловодство - самые выгодные занятия. Если с умом взяться за это дело. Я тут в округе многих пчеловодов знаю. Живут крепенько, позавидуешь…
Он говорил с достоинством, засунув руки за ремень и оттопырив нижнюю губу. Сергей Дмитриевич выразительно поглядел на меня и кивнул головой:
- Слыхал? Выгодные занятия… Он без выгоды - ни шагу. Если и ты так смотришь на эти вещи, то, конечно, тебе надо работать пчеловодом. Меньше ответственности, спокойнее, подальше от людей. Кротовая жизнь.
Я заметил, как Тоня вся вспыхнула.
- Кротовая - говоришь? Зачем обижаешь человека? Там жизнь подвижника! Ты каждый день спишь на свежей простыне, отдыхаешь после работы на мягком диване, не думаешь о еде, у тебя радио, телевизор. А там ничего нет. Ты бы там и неделю не выдержал. Кто же, по-твоему, должен заниматься пчеловодством?
- Старики. Это их дело, - буркнул инженер.
- Извини, Сергей Дмитриевич, - мягко вмешался я, - ты просто смутно представляешь себе пчеловодство.
- Да что вы, право, напали на меня. Мне все равно в конце концов.
- Будет или нет машина? - нетерпеливо спросил Дабахов, не обращая внимания на наш спор.
- Помоги человеку, - вмешался Шабуров-старший, наливая ковшом воду в умывальник. - Все равно не откажешь. Что мытарить его.
- Ладно. Только машину не разбейте.
Сергей Дмитриевич вырвал из записной книжки листок, что-то написал и протянул Дабахову.
- Шоферу отдашь.
Дабахов козырнул: - Благодарствую! - и, чеканя шаг, удалился.
3
Сергей Дмитриевич уехал куда-то по своим делам, а я до обеда пробыл в совхозной конторе (она на окраине города) в отделе кадров. Это узкая, с зарешеченным окном, комнатка, где помещается обшарпанный письменный стол и вместо сейфа - большой сундук, обитый жестью. Иногда на нем сидят посетители. Кадрами ведает жена директора совхоза - маленькая, полная и очень бойкая женщина. Когда я вошел в ее кабинет, сундук-сейф был открыт. К толстой крышке с внутренней стороны приклеены какие-то списки, фотографии и вырезки из местной газеты - соцобязательства. В сундуке, как я понял, хранятся личные дела рабочих.
- Что вам надо? - спросила меня "главная кадра", поспешно закрыла сундук от посторонних глаз и предложила сесть на него. Я подал направление из областной пчелоконторы и заявление, которое написал еще вечером на квартире.
- Паспорт, трудовая книжка есть? - скользнула по мне строгим взглядом.
Я все вручил ей. Она долго и пристально рассматривала документы, наклонившись над столом, так долго, что показалось, она забыла обо мне.
- Институт окончил? - спросила, обращаясь на "ты".
- Да. Окончил на пять.
- Не имеет значения. Директором учхоза работал?
- Это отмечено в трудовой…
- Вижу. Отбывал срок? - задавала вопросы, ни разу не взглянув на меня.
- Да, - вздохнул я. - Пришлось, к сожалению, сидеть.
- И поделом. Сейчас директоров, насколько мне известно, зря не сажают. За бесхозяйственность, за большие убытки и аморальное поведение просто выгоняют, но не судят. А у тебя, наверно, присвоение… Извини, но я сомневаюсь, можно ли тебя допустить к пасеке? Биография скачкообразная. Неустойчив. Были у нас тут молодцы-пчеловоды да сплыли…
Я понял: мне не доверяют. И начал прикидывать в уме, куда теперь податься. Видно, придется к Шабурову поступать мастером, как он предлагал.
- Пасека наша дохода не дает, мы продадим ее.
- От пчеловода многое зависит, - попытался я за что-то ухватиться.
- Нет-нет. Этот вопрос уже решен окончательно. До свидания!
Подала трудовую книжку. Ну, что тут делать?
- Может, все же поговорить с директором? - нерешительно, почти с мольбой сказал я.
- Он скажет то же, что и я. У нас одно мнение.
Я шагнул к двери, когда вошел директор - высокий черный пожилой мужчина. Очень серьезный на вид.
- Василий Федорович! Вот просится на работу, - она кивнула на меня головой и все ему вмиг объяснила: кто я и что я.
- Его здесь никто не знает и положиться на него нельзя…
- Подожди ты, Муся. Веселов? А не родственник ли вам Веселов Петр Тимофеевич? Инженером здесь работал… - спросил он с любопытством, доброжелательно.
- Это мой отец.
- Славный, большой души человек. Я с ним лично знаком.
Директор приблизился и крепко пожал руку.
- Вася, так это он твой совхоз электрифицировал раньше других в районе? - вступила в разговор жена директора и уже дружелюбно посмотрела на меня.
Меня снова усадили на сундук, и мы долго беседовали. Я показал директору документы и попросил его не афишировать то, что я находился в заключении. Неприятно все-таки, как бы то ни было…
- Не беспокойся, - махнула Муся пухлой рукой.
Директор молча улыбнулся: дескать, все понятно.
- Значит, решил пчеловодом? - спросил он, присаживаясь рядом.
- Да. Мне хочется заняться научной работой, на практике проверить некоторые наблюдения, добиться высоких медосборов. Хочется пожить среди природы, привести в порядок мысли.
- Понятно! Ну, что ж, дело твое. Только как-то неловко: человек с высшим образованием… Кстати, у нас есть место агронома. А впрочем, пасека тоже дело серьезное, интересное. Я не против, лады… За помощью всегда обращайся ко мне.
Мы договорились, что завтра я поеду принимать пасеку.
Я отправился было в ту часть города, где жила Марина, но раздумал и вернулся. Пришел к Шабуровым. Тоня в короткой юбочке и белой безрукавой кофточке сидела под навесом на низкой скамейке и чистила рыбу. Перед ней на земле стоял большой эмалированный таз, полный карасей. Они сверкали влажным серебром.
- Помогите мне, - сказала она.
- С удовольствием.
- Умеете пластать? - спросила Тоня, приподняв черную бровь.
- Нет. Не приходилось. Не умею, по совести сказать.
- Я вас научу. Смотрите. Это очень просто. Садитесь сюда.
Я снял пиджак, засучил рукава и примостился рядом с ней на березовом чурбане, приспособленном для колки дров. Она взяла карася, быстро очистила чешую, одним движением разрезала рыбу вдоль спины, затем удалила икру и внутренности.
- Вот и все! - взглянула и шаловливо брови взметнула.
Рыбьи внутренности она бросила серой кошке, которая сидела с котятами у ее ног.
- Где вы берете рыбу, Антонина Петровна?
- Ведь условились, что будете звать меня Тоней. Мы же сверстники. Правда?
- Хорошо, Тоня. Где вы берете рыбу?