- Да, очень вы мне поправились! Все, все как один! И не так вы, как ваши голоса! И не только крики, но и акробатические номера, бег по партам, борьба, подбрасывание к потолку портфелей. Просто чудо. И я попрошу директора Лидию Степановну, чтобы она отменила у вас все уроки: начнем заниматься акробатикой!.. Точнее говоря, организуем большой шумовой оркестр и цирк… А всякие там математика, языки, литература - пусть ими занимается кто-нибудь другой…
Класс молчал. А те, которые прыгали по партам и горланили больше всех, стыдливо опустили головы. Не в силах были встречаться взглядом с этим стройным и насмешливым военным.
- Меня предупредили, - продолжал он, - что я иду преподавать не в обычный класс, где дети будут учиться и постигать высоты науки, культуры, чтобы стать хорошими, грамотными людьми, полезными членами общества, а к мальчишкам, которые не уважают никого, а значит, и самих себя… Да, чуть не забыл, в один класс, не знаю точно в какой, пришла учительница, и ее затюкали… Не стали ее даже слушать…
- Так она же хотела учить нас немецкому… - послышался робкий голос с задней парты. - А мы ненавидим этот язык!.. Немцы ведь разговаривают на нем!..
- Вас, товарищ учитель, будем слушать!.. Будем тихо сидеть, - раздался другой голос. - Вы с нами будете учить военку?.. Этот предмет нам очень нравится!..
Учитель окинул ребят быстрым взглядом, лукаво улыбнулся и сказал:
- А вот и не угадали!.. Я буду вас учить именно немецкому языку…
- Мы этого не хотим! - раздались громкие голоса. - Не нужен нам немецкий язык!.. Не будем!
На его лице промелькнула растерянная улыбка. Он поправил длинную прядь волос, спадавшую на лоб. Подумал, как выйти из этого положения. Да, он такого не ожидал. Действительно, не так-то просто будет работать с этими учениками.
- Вы знаете, что эти гады творили у нас, товарищ учитель? Убивали тысячи невинных людей… А посмотрите, что они сделали в Бабьем Яру! Изуверы эти, фашисты, хуже зверей!.. А в Дарнице!
- Не станем учить их язык, никогда!..
Шум сотрясал аудиторию. И учитель не сразу смог утихомирить ребят. Он ждал, пока все утихнет и продолжал:
- Так что же, ребята, может, вместо урока откроем небольшое собрание? Начнем дискуссию о языках хороших и плохих? Какие нам нравятся, а какие нет? Отлично… Если так, то давайте изберем президиум и председателя… Кого предлагаете?
Все рассмеялись. А когда притихли, учитель говорил дальше:
- То, что фашисты изуверы, палачи - это совершенно верно. Мы их вечно будем презирать и никогда не забудем, не простим им кровавых преступлений перед нашим народом. На фронтах войны мы им жестоко мстили. Ни один военный преступник не уйдет от карающей руки… Но, кроме фашистов, есть немецкий народ, не имеющий с фашистами ничего общего… Нет на свете хороших и плохих языков. У каждого народа свой язык любимый, дорогой. Языки надо изучать, знать. Нет хороших и плохих языков, нет хороших и плохих народов. У народа могут быть плохие люди, отщепенцы, изверги, как вот этот проклятый Гитлер и его кровожадная когорта. Но плохих народов нет!
Немецкий язык не повинен в том, что им пользовались фашисты. На этом языке разговаривали и будут разговаривать миллионы честных немцев, весь их народ. Это язык Карла Маркса, Энгельса, Клары Цеткин и Карла Либкнехта. Это язык Гете, Шиллера, Генриха Гейне, наконец, это язык Эрнста Тельмана… А как хорошо знал немецкий язык Ленин! На фронтах мы разгромили немецкий фашизм, но не немецкий народ! Наоборот, мы его спасли от фашизма, спасли его язык, его культуру…
Ребята с напряженным вниманием слушали каждое слово. И он, напрягая память, стал негромко, отчетливо декламировать:
Их вайс нихт, вас золь эс бедойтен,
Дас их зо траурих бин?
Дети внимательно вслушивались в ритмику этих поразительных строк. Илья заметил, что некоторые тихонько повторяют стихи слово в слово.
- Так вот, дорогие ребята, этот язык мы с вами будем изучать. На нем отныне будем разговаривать во время моих уроков. Языки нужно знать. Вот я коротко могу рассказать, как помогло мне в жизни знание немецкого языка…
Ребята насторожились, уставились на сосредоточенного и взволнованного учителя пытливыми глазами. И в полном молчании выслушали его захватывающий рассказ о своем подвиге на войне…
Учитель отлично понимал, что стихи Генриха Гейне, Гете, Шиллера, также как и его история, которую он только что им поведал, не имеют прямого отношения к первому уроку. Но всем сердцем почувствовал: он заставил учеников крепко задуматься над тем, что язык создан для людей. Он побудил их вникнуть в красоту и музыку обаяния языка.
В это время Лидия Степановна сидела у себя в кабинете и с тревогой ждала: вот-вот влетит к ней рассерженный учитель и возмутится: зачем направила его в такой сложный класс… Напрасно не пошла с ним на первый урок. Может быть, она помогла б ему установить какой-то контакт с этими озорниками.
Вышла в коридор и быстро направилась по лестнице к "тяжелому классу". Из многих дверей доносились шум, крики и сердитые возгласы учительниц, старавшихся утихомирить и водворить спокойствие. Но Лидия Степановна не обращала на это внимания - спешила на выручку новому преподавателю. Неужели и он покинет работу, не пожелает заниматься с такими прощелыгами?
Но странное дело! Подойдя к этим дверям, она остановилась. Прислушалась к странной тишине. Ее лицо вытянулось от удивления - мерно и отчетливо звучал голос учителя. Доносились трогательные слова немецкой песни, которую директор запомнила еще со школьной скамьи:
Их вайс нихт, вас золь эс бедойтен,
Дас их зо траурих бин…
Она осторожно приоткрыла дверь. Увидела сосредоточенные лица. Не верилось, что учителю так скоро удалось успокоить этих шалунов, заставить их тихо сидеть на уроке. Она просто не узнала учеников - не представляла себе, каким образом этот человек сразу нашел ключи к сердцам истерзанных войной ребят, отвыкших от школы, учебы и дисциплины.
Тихонько Лидия Степановна прикрыла дверь, чтобы не мешать новому учителю вести первый урок, и с торжествующей улыбкой на устах удалилась.
ДОБРОТА НЕ ЗАБЫВАЕТСЯ
Время между тем шло необычно быстро.
Прошла осень, зима… Наступило лето, и новый учитель со своим классом выехал в лагерь.
Виски его все больше покрывались сединой, а Илья, казалось, все молодел. С оживленной ватагой своих учеников уходил в глубь леса, в те самые места, где стоял с полком в первые дни войны и где получил боевое крещение. Он нашел окопы и землянки, поросшие бурьяном и зеленым мхом, обнаружил ржавые гильзы патронов, осколки снарядов и бомб, которые торчали из земли и в стволах искалеченных сосен. И хоть он уже снова был штатским человеком, но ни на минуту не забывал прошлое. И ребята изучали войну по его рассказам и этим извилистым траншеям, разбросанным старым окопам, которые не давали забыть о страшной войне.
С каждым днем школьники проникались к нему все большим уважением и любовью. Им нравились походы по местам минувших боев, длительные прогулки и поиски, незабываемые военные игры.
Так и протекало время - осенью и зимой в школе, а летом в частых прогулках и походах с учениками, в поездках в родной край к Бугу, к старому пасечнику и пекарю, к могилам погибших…
Давно уже расстался он со своим офицерским мундиром и все больше преображался в штатского человека. Никто не представлял себе, какой путь прошел он в тяжкие годы войны! Плохо залечивались его старые раны, давали себя чувствовать все больше и больше, напоминали о себе перед каждым дождем и любой переменой погоды, начинали ныть.
Но с этим состоянием он уже свыкся и терпел, зная, что только время может утихомирить его боль.
Годы шли все быстрее. Скромный учитель из Меджибожа не любил, как другие, рассказывать о былом. Даже жене и детям не поведал и сотой доли того, что пришлось ему пережить! Трое ребят росло у него; они страстна любили читать книги и смотреть кинофильмы о боевых подвигах наших воинов во время войны. Чем больше отдалялись эти годы, тем больше хотелось знать о них.
Частенько школьники приставали к Илье, чтобы он им подробнее рассказал, как воевал, где был. А он пожимал плечами, - что, мол, может поведать? На фронте занимал скромный пост и выполнял свой священный долг перед Родиной, как и миллионы таких же бойцов. В самых страшных условиях оставался верным своей солдатской клятве. Делал добро людям, как только мог, пожалуй, даже больше. А время упрямо шло вперед. Люди уже, наверное, давно позабыли его и его добрые дела. И это тоже закономерно. Нельзя же вечно жить прошлым. Надо думать и о будущем. Часто он мечтал побывать в тех местах, где воевал, повидать людей, с которыми сталкивала его судьба.
Учитель жил скромно, тихо, как и все бывшие воины, жил своей работой, школой. Он любил веселых и задорных ребят и радовался, когда удавалось сделать для них что-либо хорошее. Был предан людям, с которыми шагал по жизни.
А когда раны стали досаждать сильнее, он распрощался со школой и перешел работать на большой завод. Быстро сдружился с коллективом, и его скоро полюбили за веселый нрав, за жизнерадостность, за веселые шутки и добрый смех. Довольно легко Илья сходился с людьми, а они отвечали ему в свою очередь любовью и преданностью.
На земле стояли тишина, спокойствие. Чувствовалось, что ни ему, ни добрым людям по работе, ни его детишкам, которые росли с завидной быстротой, не доведется больше пережить того, что пережили отец и миллионы таких, как он.
Да, ничто, видимо, не нарушало его тихой, мирной жизни, крепкой дружбы с рабочими завода, рядом с которыми теперь трудился. Мир и согласие царили в доме.
Рита хозяйничала, воспитывала детей, помогала мужу в работе, любила его.
Но где это слыхано, чтобы в небе не было ни облачка? Мудрые личности утверждают, что даже на солнце появляются пятна. И немалые!
И люди не бывают ангелами.
Подчас в них пробуждаются глубоко скрытые инстинкты, и ты их, таких людей, перестаешь узнавать…
Вот и произошло в доме Ильи непредвиденное. Казалось, взорвалась бомба замедленного действия. И совсем нежданно-негаданно. Беда свалилась на него как снег на голову в предвечерний летний час, когда человек после тяжелого рабочего дня возвратился домой.
Не успел помыться, стряхнуть с себя пыль дальней дороги, как вдруг увидел, что жена, сидевшая на диване и вязавшая ребятам рукавицы на зиму, посмотрела на него отчужденным взглядом и не ответила на приветствие.
Хотя Рита не была по природе такой же веселой и шутливой, как ее муж, но и мрачной ее не видели. Всегда его встречала радостной улыбкой, расспрашивала о делах на заводе, спешила в кухню, чтобы подогреть обед, хотя и сама незадолго до этого вернулась с работы.
А сегодня ее словно подменили!
Все, кажется, знают, что он, - "наследник Гершелэ из Острополья", - человек, которому противопоказано жить без улыбки, шутки, веселой истории. Илья сразу помрачнел, глядя на жену. Он ненавидел людей, которые хандрили, ходили постоянно мрачные, недовольные, надутые. Что же сегодня нашло на его супругу? Почему она такая сердитая? Отчего смотрит на него глазами, полными злости? Что случилось?
Он подошел к ней, взял за руку, заглянул в глаза, попробовал было рассмешить ее шуткой. Но она ни в какую! Разозлилась.
- Послушай, родненькая моя, что сегодня с тобой? На работе у тебя неприятности или, может, заболела? Я врача вызову…
В ее больших светлых глазах сверкнули слезы. Тут он совсем растерялся.
- Интересно, - пожал он плечами, - может, в самом деле откроешь мне секрет, какая кошка тебе дорогу перебежала. Почему ты такая странная сегодня?
Она резко поднялась с места, уставилась на него каким-то отрешенным взглядом и дерзко бросила:
- Не думала, Илья, что ты такой…
- Какой? - громко рассмеялся он.
- Бедненький, несчастный мой теленок… Не знаешь?
- Нет, не знаю…
- Никогда ты мне ничего не рассказывал о своих веселых похождениях во время войны, о любовницах… Дорогой мой муженек…
- Ничего не понимаю… Поточнее ты можешь говорить?
- Могу… Могу… - едко перебила она его. - Недаром люди говорят, что в тихом омуте черти водятся…
- Ну, знаешь, это уже что-то новое… - рассмеялся он. - Не помню за тобой такого, чтобы ты говорила загадками. Начну думать, что не я наследник Гершелэ из Острополья, а ты, моя роднуля… Отколе стала разговаривать ребусами?.. Так, пожалуй, и наш великий земляк не умел…
- С меня достаточно, что ты умеешь! - грубо оборвала она его. - Загадки, говоришь, ребусы? Ничего себе загадки! Небось, не знаешь ничего? Там, где ты находился во время войны, по тебе даже через столько лет соскучилась одна важная дамочка… Разлюбезная ждет тебя не дождется… Беги! Покупай билет и езжай к ней немедленно! Только не забудь надеть новые тапочки… А еще лучше будет, если к ней на самолете полетишь…
Она подошла к столу, выдвинула ящик и достала оттуда конверт.
- Возьми и радуйся!.. Ангелочек! Разве не знаешь, что все тайны всплывают в конце концов, как масло на воде? И все тайное становится явным… Почему ты мне о ней ничего не рассказывал? Было бы не так обидно…
Она опять заплакала и убежала в соседнюю комнату.
Илья недоумевающе смотрел на дверь, за которой исчезла его оскорбленная жена. Подняв с пола скомканное письмо, он рассеянно пробежал первые строки. И вдруг лицо его озарилось радостью, просияло.
- Если б ты мне все честно рассказал с самого начала, не было б так обидно, - донесся к нему ее голос. - Я, может быть, тогда простила бы тебя, мало что могло случиться на войне. Да ты тогда и не был моим мужем. Но теперь… Нет, нет, ни за что не прощу!
Но Илья никак не мог сообразить, что она должна была ему прощать. Недаром Гершелэ из Острополья говорил: "Черт его знает, столько хороших, красивых и умных девушек на свете, они ласковы, милы, хоть к ране прикладывай. Но как быстро превращаются после свадьбы в злющих жен, господи милосердный!"
Он перевел взгляд на последнюю строчку и чуть не подпрыгнул от радости.
- Глупая моя, посмотри, - воскликнул он и, распахнув дверь, влетел в ее комнату, обхватил крепко рассерженную жену, весело засмеялся. - Так ведь это письмо от Клавы! Нашлась! Жива! Клава отозвалась!..
Тут уже Рита вовсе растерялась и взглянула на мужа, как на сумасшедшего. Оттолкнув, вырвавшись из его цепких рук, бросила:
- Ну да, сперва Клава… А потом будет Дуня, а там Соня! Очень красиво!
- Да погоди ты! Это Клава! Из Ростовской области… Из Николаевки!.. - пытался он успокоить ее, объяснить.
Рита испуганно посмотрела на него, не понимая, чего так радуется.
Но он уже больше не обращал внимания на жену. Присел к столу и углубился в чтение письма.
Лицо просветлело, глаза блестели, искрились радостью.
"Клава, Клава…" - шептали его губы. Он тут же вспомнил лютую зиму сорок третьего года… Большое село Николаевка в Ростовской области. Недалеко от Таганрога… Форкоманда… Ганс, шофер… Сколько лет прошло с тех пор? Двадцать, а может, и чуть больше! И как эта женщина разыскала его? Какая сила - людская память! Какая это силища! Значит, живет она, Клава!..
Такое ему даже не могло присниться - письмо от Клавы! Жена возмутилась, подозревает в глупых грехах… Ну и пусть!..
Рита тем временем немного успокоилась, осторожно приоткрыла дверь, посмотрела на вдохновенное лицо мужа. Боже, с каким упоением читает! И вдруг подумала: здесь явно что-то не так. Может напрасно в чем-то заподозрила, прочитав только обратный адрес на конверте и слово "Клава"? Рита подумала, что поспешила с выводами, напрасно обрушилась на Илью. Укоряла себя, а главное, соседку, которая до прихода Ильи с работы принесла ей это письмо, ехидно подмигнула и шепнула: "Твой-то муженек, оказывается, не был монахом на фронте… Какая-то милашка откликнулась. Видать, ищет его… Полюбовница, что ли, Клава… Все они, мужчины, на фронте были такими…" - И убежала, заронив в душу Риты тень сомнения…
И подмигивание старой карги, известной во всем доме сплетницы, болтухи и ханжи, неожиданно подействовало.
Рита сперва думала, что он постарается спрятать это письмо, будет читать наедине, а затем наговорит ей всякого вздора, начнет оправдываться. Но Илья читал письмо вслух, отчетливо, громко. Жена растерялась, присела поближе и, затаив дыхание, стала слушать.
И странное превращение! Ее будто в один момент подменили! Еще минуту назад готова была обрушиться на него, а сейчас…
Увидав, с каким интересом присмиревшая жена прислушивается, смотрит на него, Илья, притворившись, что не замечает ее, начал читать с самого начала, не пропуская ни слова!
"Здравствуйте, Илья Исаакович!
Пишу Вам из той самой деревни, вернее, села Николаевки. Помните разгром гитлеровской армии под Сталинградом? После разгрома осталось их очень мало - человек 150–200. Одна какая-то команда расположилась у нас в Николаевке. Вы, - если это вы, - жили у бабушки Ульяны… А к нам иногда приходили. Зовут меня Клава. Должны вы помнить, когда вы носили имя Эрнст Грушко…
Мой брат Вася тяжело болел, и Вы его спасли. Большое Вам спасибо за это!
Мы Вас вспоминаем очень часто. Мама жива, но болеет. У Васи уже два сыночка - Боря и Ваня. Если бы не Вы, он бы погиб тогда. Он потом был тоже на фронте, приобрел военную специальность - стал воздушным стрелком-радистом.
Вы мне тогда оставили два письма. Из них я узнала, кто Вы такой. Я их передала в штаб, как Вы просили. Сделала это с большим удовольствием.
Из этих писем узнала, что Вы за человек, - до сих пор помню. Одно письмо отправили в Москву, в Генеральный штаб РККА, а другое в штаб Юго-Западного фронта…
Я чудом узнала о Вас. Вы много сделали для людей. Напишите мне - как Ваше здоровье, как Вы живете? Передайте привет своей семье от всех нас.
Я как вспомню, как было радостно на Вас глядеть, когда Вы заходили к нам и на Вас была форма советского офицера - гимнастерка и ремень с пряжкой, на которой пятиконечная звезда. Нам было любо-дорого смотреть на все русское. Вы знали и видели, как немцы издевались над народом. Вскоре после того, как Вы уехали, Вася еще был болен тогда, лежал в постели, пришел к нам полицай и забрал больного, угрожая винтовкой, и погнал, - Вы должны помнить, - в Санбак, на передовую к немцам. И держали его там больше месяца, пока он не убежал. Ему повезло. А одного человека, нашего, николаевского, повесили за то, что убежал из Санбака. Фамилию того человека забыла. А мы Васе справку достали, что он чесоточный (он действительно был жуткий). После такой тяжелой болезни страшно было на него смотреть.
Илья Исаакович! Меня тоже гнали под винтовкой на работу. Кто-то донес, что я комсомолка. На самую тяжелую работу гоняли. Знали бы Вы, сколько всего пережито!
Если только Вы помните наш двор и нашу летнюю кухню. Сколько я в этой летней кухне прятала наших военнопленных. А потом собирала одежду, переодевала и провожала ночами или на рассвете кого куда. Все, все пережили. Только бы не повторилось такое несчастье!
Отзовитесь, и я тогда опишу вам свое горе и свои радости. Привет от мамы. Вы ее должны помнить, от Васи - моего брата. И от меня большой привет. Жду Вашего письма. А помните, Вы обещали заехать.
Я все время считала, что Вас нет в живых. Приезжайте к нам в гости. Ждем с нетерпением.
От всех людей села низкий поклон. Клава".