"А потом дальше, разве ты не понимаешь" (Кевин давится от хохота) "дальше, к другим мирам, к самым шизанутым мирам, папаша" - "к самым дальним рубежам", добавляет он. На самом деле Коди работает на железной дороге, тормозным кондуктором, и сейчас на нем чуть узковатые синие форменные штаны, накрахмаленная белая рубаха под синим жилетом, а синюю кепку с надписью ЖЕЛЕЗНОДОРОЖНИК он оставил в своем трогательном зверюге Шевви 33, эх-эх - сколько раз Коди кормил меня когда я был голоден человек веры - и что за тревожный и беспокойный человек! - А как он ломанулся с лампой в руках в полной темноте чтобы найти пропавший вагон, и потом утром успел подцепить этот вагон с цветами к пригородному шермановскому - Эх, старина Коди, что за человек!
Я вспоминаю свои видения одиночества и понимаю что все идет как надо. Потому что нас окружает пустота, и мы с Коди оба знаем это и бесцельно едем вперед. Просто Коди ведет эту машину. А я сижу и медитирую на них обоих, на Коди и на его машину. Но именно его твердая рука должна справиться с рулем чтобы избежать столкновения (пока мы скользим по переулкам) - И мы оба знаем об этом, мы оба слышали эту неземную музыку однажды ночью? когда ехали вместе в машине, "Слышишь?" Я только что слышал позвякивание музыки в заполненной ровным гудением мотора машине - "Да", говорит Коди, "что это?". Он слышал.
80
И без того поразительный, Рафаэль поражает меня еще больше когда с рукописью в руках он возвращается со двора где в тишине наблюдал за деревьями, и говорит, "У меня в книжке вырос новый лист" - говорит он Коди, Коди деятельному и недоверчивому, и Коди слышит его, но я вижу каким взглядом смотрит он на Рафаэля - Потому что это два разных мира, Урсо и Померэй, и хоть имена у обоих звучат как Casa d`Oro и не хуже чем Corso, они как Итальянский Сладкоголосый Певец против Ирландского Брабакера - кррркрр - (это по кельтски, так дерево потрескивает в море) - и Рафаэль говорит "Джек только и хочет, что писать маленькие бессмысленные песенки, он как Гаммельнский Крысолов ведущий никуда" такая вот песенка, рафаэлевская.
"Ну и пусть, раз ему охота, др-др-др", это Коди как машина не знающая ни музыки ни песен
Рафаэль поет: "Ты! Мои тетушки предупреждали меня, - берегись таких как Померэй - они говорили мне, никогда не гуляй по нижней Ист-Сайд"
"Бурп", - громкая отрыжка Коди.
И так вот они постоянно
А в это время милый и кроткий Иисусов Отец Иосиф, Кевин с иосифовой бородой, улыбается и слушает и сидит на полу чуть развалясь и ссутулясь, и вдруг садится выпрямившись в задумчивости.
"О чем думаешь, Кевин?"
"Да вот водительские права потерял, если до завтрашнего дня не найду хреново дело".
Коди врубается в Кевина, конечно, он в него врубается уже давно, много месяцев, может чуть свысока как эдакий ирландский папаша но также как и браток, как свой - Коди приходил сюда, и уходил, и обедал тут сотни тысяч миллионов раз неся с собой Истинное Знание. - Коди теперь зовут "Проповедник", так его назвал Мэл Называтель, который также прозвал Саймона Дарловского "Русский Псих" (так оно и есть, кстати)
"А где теперь старина Саймон?"
"О завтра часиков в пять встретимся с ним тут", быстро тараторит Коди само-собой-разумеющимся тоном.
"Саймон Дарловский!" завопил Рафаэль. "Что за шизовый чувак!" Так обалденно говорит он это "шизовый", шизоооо-вый, чистый восточный выговор, настоящий чудной говор парней с Болтик-элли, настоящий пацанский базар... так говорят детишки играющие во дворике за бензоколонкой, у груды старых покрышек - "Он же рехнулся", и обхватывает голову руками, потом роняет их и улыбается, робко так, внезапный приступ кротости и самоуничижения у Рафаэля который теперь тоже сидит скрестив ноги на полу, но выглядит при этом так будто свалился туда в полном изнеможении.
"Странный странный мир", говорит Коди чуть отбегая в сторону а потом разворачивается и возвращается опять к нам - чеховский Ангел тишины пролетел над нами и мы убийственно спокойны, мы слушаем гммм этого дня и шшшшш тишины, и в конце концов Коди кашляет, совсем чуть-чуть, "Кхе-кхм", и выпускает большие кольца дыма с самым Индейским и Таинственным видом Кевин замечает это и смотрит на него прямым и ласковым взглядом полным изумления и любопытства, неосознанного чистого голубоглазого удивления - И Коди тоже это замечает, теперь его глаза полуприкрыты.
Пенни все еще сидит (как и раньше) в буддистской позе медитации, все эти полтора часа разговоров и размышлений - Сборище недоумков - И мы ждем, что случится дальше. То же самое происходит по всему миру, просто в некоторых его местах сейчас пользуются презервативами, а в других говорят о делах.
У нас нет ног, и нам не встать.
81
Все это лишь рассказ о мире и о том что в нем произошло - Мы, все вместе, спускаемся в кевиновский дом, и его жена Ева (по-сестрински милая зеленоглазая босая и длинноволосая красавица) (она позволяет маленькой Майе ходить в чем мать родила если ей этого хочется, а ей хочется именно этого, и она бродит ("Абра абра") по высокой траве) предлагает нам обильный обед, но я не голоден и объявляю об этом несколько самодовольно: "Там, в горах, я научился не есть когда не голоден", так что ясно дело Коди с Рафаэлем жадно съедают все без меня, громко галдя за столом - А я все это время слушаю пластинки - Потом после обеда Кевин встает коленями на свой любимый коврик из плетеной соломы и вынимает изящную пластинку из белого изящнейшей луковой бумаги конверта, самый безупречно индийский в мире маленький индус, так Рафаэль называет его, и еще они хотят поставить григорианские хоралы - это когда толпа священников и монахов прекрасно, очень формально и необыкновенно поют под старую музыку, она старее камней эта музыка - Рафаэль обожает музыку, особенно ренессансную - и Вагнера, когда я впервые встретил его в Нью-Йорке в 1952 году он кричал "Рядом с Вагнером все чепуха, я хочу пить вино и запутаться у тебя в волосах (своей подружке Джозефине) - "На хрен этот джаз!" - Хотя на самом деле он самый настоящий джазовый чувак и должен любить джаз, ведь даже ритм его движений джазовый хотя сам он этого не знает - но есть эта легкая итальянская манерность в его натуре и ее не совместить никак с современным какофоническим битом - Ну, пусть это останется его личным делом - А что касается Коди, то он любит всякую музыку и отлично в ней разбирается, когда мы впервые поставили ему индийскую музыку он сразу понял что барабаны ("Самый трудноуловимый и сложный ритм в мире!" говорит Кевин, и мы с Кевином даже начинаем обсуждать влияние дравидов на все эти арийско-индийские дела) - Коди врубился что барабаны-тыквы, с мягким звуком от металлического паммм до нижнего уаннг, это просто барабаны с ненатянутой кожей - Мы слушаем григорианские хоралы и потом опять индийскую музыку, и каждый раз слыша ее обе кевиновские дочурки начинают радостно щебетать, всю весну (прошлую) каждый вечер перед сном они слышали эту музыку из большой настенной аудиоколонки (повернутой к ним задом) и из нее рвутся прямо в их кроватки змеиные флейты, деревянные чародейские стучалки, барабаны-тыквы, и грохочет изысканный и усмиренный Дравидией ритм старой Африки, и на этом фоне старый индус принявший обет молчания и играющий на гармонике выдает такой фейерверк невозможных и запредельных музыкальных идей что Коди впадает в остолбенение и у многих других (у Рэйни например) (во времена бродяг Дхармы, незадолго до моего отъезда) сносит крышу от восторга - По всей округе вдоль пустынной заасфальтированной дорожки разносятся звуки кевиновских колонок пульсирующих мягкими песнопениями Индии или высоким пением католических монахов, и лютнями, и мандолинами Японии, и даже китайскими непостижимыми гармониями - И еще он устраивал многолюдные вечеринки когда во дворе разжигается большой костер и несколько священнодействующих жрецов (Ирвин и Саймон Дарловский и Джерри) стоят у огня совершенно голые, среди изысканных женщин и чьих-то жен, разговаривая о буддистской философии и не с кем-нибудь а с главой отделения Азиатских Исследований Алексом Омсом, которого это нимало не смущает, он пьет себе вино и повторяет мне "Надо чтобы о буддизме узнало как можно больше народу"
Сейчас уже полдень и обед окончен, еще несколько пластинок и мы сваливаем в город, забрав мои старые рукописи и одежду которые я оставлял в деревянном сундучке в подвале у Кевина - Еще с прошлой весны я задолжал ему 15$ и поэтому выписываю два туристических чека из полученных мной в Седро-Вулли, и он не поняв (в темноте подвала) (деликатно, с грустными глазами) протягивает мне в обмен скомканную пригоршню долларовых бумажек, четыре, и одну надорванную которую бы мне в жизни не заклеить - Кевин немного пьян (из-за выпитого после обеда вина и всего прочего) и он говорит "Так чего Джек, когда мы опять увидимся?", однажды шесть месяцев назад мы пошли с ним вдвоем бродить и пристроились на задворках уотерфронтовского железнодорожного депо с бутылочкой токайского и созерцали (как Бодхидхарма принесший Буддизм в Китай) громадный Утес бугрящийся у подножия Телеграфной Горки, ночью, и мы оба увидели как волны электромагнитно-гравитационного света исходят из этой массы вещества, Кевин тогда был очень рад этой нашей ночи вина, созерцания и брожения по улицам вместо обычного вечернего пива в Местечке
Мы втиснулись в маленький двухместный седан, развернулись, помахали на прощание Кевину с Евой, и отправились через Мост назад в Город
"Эй Коди, ты самый безумный чувак из всех кого знаю", признает Рафаэль
"Слушай Рафаэль, ты сказал как-то что тебя прозвали Рафаэль Урсо Поэт-Игрок, так давай парень, поехали завтра с нами на скачки", зазываю я
"Черт, могли бы сегодня успеть, да уж поздно - " говорит Коди
"Отлично! Я еду с вами! Коди, ты научишь меня выигрывать!"
"Договорились!"
"Завтра - мы заедем за тобой к Соне"
Соня это девушка Рафаэля, но годом раньше Коди (конечно же) приметил ее и влюбился ("Чувак, ты себе и представить не можешь как у Шарля Свана ехала башня из-за всех этих девиц - !" сказал мне однажды Коди... "Марсель Пруст не мог быть гомиком раз написал такую книгу!") - Так всегда стоит Коди встретить какую-нибудь симпатичную деваху как он сразу в нее влюбляется, он шлялся за Соней по пятам и даже притащил шахматную доску специально чтобы играть в шахматы с ее мужем, однажды он взял меня с собой и там она сидела на стуле лицом к шахматистам и раздвинув ноги в широких брюках а потом спросила меня "Ну как тебе Дулуоз жизнь одинокого писателя не кажется скучноватой?" - Я согласился, глядя на разрез ее штанов, который Коди прозевывая ладью в обмен на пешку ясное дело тоже видел - В конце концов она опустила таки Коди сказав "Э, знаю я зачем ты тут ошиваешься", но все равно оставила потом мужа (шахматную пешку) (временно исчезнувшего сейчас из пределов видимости) и стала жить с только что приехавшим с Востока громогласным Рафаэлем -"Заедем за тобой к Соне"
Рафаэль говорит "Ага, у меня с ней начались разборки, похоже пора сваливать, забирай ее себе Дулуоз"
"Я? Отдай ее Коди, он по ней сохнет - "
"Нет, нет", говорит Коди - он уже позабыл про нее
"Поехали все сегодня ко мне пить пиво и читать стихи", говорит Рафаэль, "а потом я начну собирать вещички"
Мы приезжаем назад в кафе где нас уже ждет Ирвин, и одновременно в двери заходит Саймон Дарловский, один, отработавший уже на сегодня свое водителем "Скорой Помощи", а потом Джеффри Дональд и Патрик МакЛир два старых (в смысле давно общепризнанных) поэта в Сан Фране которые всех нас терпеть не могут
И еще зашла Гия.
82
Я уже успел смотаться за бутылочкой калифорнийского красного, перелить его в флягу и уже основательно к ней приложиться, так что мир вокруг становится чуть смазанным и восхитительным - Гия заходит держа по своему обыкновению руки в карманах юбки и говорит своим низким голосом "Короче, об этом уже весь город знает, журнал Mademoiselle собирается в пятницу вечером всех вас сфотографировать - "
"Кого?"
"Ирвина, Рафаэля, Дулуоза - А через месяц вы будете в журнале Life!"
"Откуда это ты узнала?"
"На меня не рассчитывайте", говорит Коди когда Ирвин берет его за руку и просит придти, "В пятницу мне на работу надо, вечером"
"Но Саймон будет с нами сниматься!" торжествующе объявляет Ирвин и хватает Дарловского за руку, и Дарловский кивает просто
"А можно будет потом устроить сексуальную оргию?" говорит Саймон.
"На меня не рассчитывайте", говорит Гия
"И у меня с этим может не получится", говорит Коди, и каждый наливает себе из кофейника чашку кофе и садится за отдельный столик а вокруг снуют туда-сюда тусовщики из мира Богемы или Подземных
"Так давайте сделаем это вместе!" кричит Ирвин. "Мы все станем знаменитыми - Дональд и МакЛир, вы тоже пойдете с нами!"
Дональду 32, полноватый, красивое лицо, печальные глаза, элегантный, молча отводит взгляд, и МакЛир, 20 лет, стриженный под ежик, безучастно смотрит на Ирвина, "О нас уже снимают отдельно, сегодня вечером"
"Как - отдельно от нас?" кричит Ирвин - и вдруг понимает что тут какие-то разборки и интриги и его взгляд гаснет в задумчивости, пытаясь осознать все эти союзы, разлады и разделения в священном золотом братстве
Саймон Дарловский говорит мне "Джек я два дня тебя искал! Где ты был? Что делал? Что тебе снилось последнее время? Что-нибудь прекрасное? А девчонки какие-нибудь залезали тебе в штаны? Джек! Посмотри на меня! Джек!" И он меня заставляет смотреть на себя, у него неистовое исступленное лицо с мясистым орлиным носом, светлые волосы его пострижены теперь ежиком (вместо безумной копны волос раньше) и полные серьезные губы (как у Ирвина) но весь он длинный и худощавый и будто только-только из колледжа - "У меня есть миллион вещей рассказать тебе! И все про любовь! Я открыл секрет красоты! Это любовь! Каждый это любовь! Повсюду! Я тебе сейчас все объясню - " И он объяснил, на предстоящем поэтическом чтении (первой встрече Рафаэля с ненасытными ценителями поэзии Фриско 50-х) он был внесен в список выступающих и должен был (с согласия и по пожеланию Ирвина с Рафаэлем которые только глупо хихикали и которым на все было наплевать) после чтения их стихов встать и выдать большую длинную спонтанную речь о любви
"Что ты им скажешь?"
"Я скажу им все - Я ничего не упущу - Я заставлю их плакать - Джек, прекрасный брат Джек, слушай! Вот моя рука, она протянута к тебе в этом мире! Возьми ее! Сожми! Ты знаешь что случилось со мной однажды?" внезапно вскричал он превосходно пародируя Ирвина, иногда он Коди тоже имитирует, ему всего 20 - "В четыре часа дня я пошел в библиотеку закинувшись распирухой - знаешь что это?"
"Распируха?"
"Таблеткой дексидрена - в желудок" - похлопывая себя по пузу "Понимаешь? Кинул ее на кишку и потом когда расперло мне в руки попался "Сон Гомика" Достоевского - Я увидел что любовь - "
"Сон Смешного Человека" ты хочешь сказать?"
" - что любовь возможна в чертогах сердца моего, но снаружи в реальной жизни у меня мало любви, понимаешь, я увидел проблеск жизни наполненной любовью, такой же как мощный свет любви который Достоевский видел в своей темнице, и у меня слезы на глаза навернулись когда в сердце своем я смог подняться до этого блаженства, понимаешь, а потом у Достоевского был сон, понимаешь, он перед сном положил в ящик стола пистолет чтобы проснуться и застрелиться - БАБАХ!" он хлопнул в ладоши, "но ощутил искреннее и острое желание любить и молиться - да Молиться - так он сказал - "Жить И Молиться За Истину Которую Я Знаю Так Хорошо" - так что когда придет мое время сказать эту речь, когда Ирвин и Рафаэль закончат читать свои стихи, я хочу поразить публику и себя самого идеями и словами любви, и еще сказать о том почему люди не любят друг друга так сильно как могли бы - Я даже заплачу перед ними чтобы они почувствовали - Коди! Коди! Эй ты, чумовой чувак!" и он кидается на Коди и начинает его толкать и пихать и Коди лишь покряхтывает "Амм хммм хе ага" поглядывая на свои старые железнодорожные часы, чтобы не опоздать пока мы все тут ошиваемся - "Мы с Ирвином говорили долго-долго- и решили что построим наши отношения как фугу Баха, понимаешь, где все движется и друг друга заменяет, понимаешь - " Саймон заикается, ерошит себе волосы, он по-настоящему возбужден и безумен, "И мы снимаем с себя всю одежду на вечеринках, мы с Ирвином, и устраиваем большие оргии, однажды ночью перед твоим приездом к нам пришла эта девушка знакомая Сливовица и мы затащили ее в постель и Ирвин трахнул ее (это та самая девица которой ты зеркало кокнул, помнишь?), ну и ночка, первый раз я кончил через полминуты - И я совсем не вижу снов, или нет, недели полторы назад я видел эротический сон но совсем его не запомнил, как одиноко..."
И хватает меня за плечи "Джек спит читает пишет говорит идет ебется смотрит и опять спит" - он искренне хочет мне помочь и оглядывает меня встревоженными глазами, "Джек тебе надо больше трахаться, мы должны так устроить чтобы ты трахнулся сегодня ночью!"
"Мы идем к Соне", вставляет Ирвин который слушает все это веселясь
"Мы разденемся и сделаем это - Давай же, Джек, сделаем!"
"О чем это он только говорит!", кричит Рафаэль подходя к нам - "Ты ненормальный, Саймон!"
И Рафаэль мягко отталкивает Саймона и Саймон так и остается стоять как маленький мальчик ероша свою стрижку ежиком и невинно поблескивая на нас глазами, "Но это же правда!"