На старом пепелище
Во дворе Хана, по соседству с домом Тэна, где раньше жила Мен Хи, собралась почти вся деревня. Хан даже сам не ожидал стольких гостей. Он решил лишь скромно отпраздновать рождение сына.
Жена Хана хотела устроить праздник сразу же после родов. Но женщины всегда так неразумно рассуждают. Будто она не знает, что дети редко доживают до года, и уж если праздновать, то надо делать это, как у людей - подождать годок. Даже помещики отмечают день рождения ребенка через сто дней, когда его уже начинают привязывать к спине кормилицы или матери. А вот теперь, спустя год, раз его сын не умер, значит, действительно можно повеселиться.
Хан достал все, что надо для браги, и, хотя самураи строго запрещали варить брагу, он приготовил ее так, что она получилась как вино. Он умел готовить вкусную брагу.
Сначала пришли только соседи, человек десять, и начался праздник. Но потом стали приходить новые гости, и каждый приносил подарки: кто пяток яблок, кто пару яиц или сладкий картофель. А Тэн принес кусочек фабричного ситца, который давно лежал у него в сундуке.
Жена Хана гладила материю рукой, и гладкий ситец цеплялся за ее шершавые ладони.
Хан сказал, пусть перестанет гладить, потому что она порвет материю. Все засмеялись, и с этого началось веселье. Гости выпили брагу и приплясывали вокруг жены Хана, а трое мужчин играли на тонких бамбуковых дудках, и еще один перебирал струны каягыма. Пожилая женщина била в узкий и длинный барабан и сама тоже приплясывала.
А гости все прибывали и приносили новые подарки, и уже в хижине не хватало места, поэтому пришлось перейти во двор. В доме остались только старики, но, когда появился фокусник, и они покинули циновки, чтобы посмотреть на его затеи.
Хану очень повезло. Надо же было фокуснику прийти в их деревню как раз во время такого торжества! Фокусник сказал, что скоро придут сюда еще два акробата и актер, исполняющий роли молодых девушек. Артисты задержались в соседней деревне. Никто не удивился, что Хану так повезло. Если человеку везет, то уж во всем. Значит, такое счастье у Хана.
Фокусник стоял посреди двора, а вокруг него разместились дети и, предвкушая удовольствие, не могли усидеть спокойно. Второй круг образовали старики, присевшие на корточки. И они тоже с нетерпением ожидали представления и пыхтели длинными тонкими трубками. Позади стариков тесным кольцом сгрудились остальные гости. И те, кому плохо было видно, подтаскивали корыто или бревно, чтобы встать повыше. Кто-то подкатил арбу, и туда сразу набилось много народу.
Фокусник в это время был занят приготовлениями. Он разостлал на земле кусок яркой зеленой материи и высыпал все, что было в его корзине: разноцветные шары, коробочки, фонарики, три яйца и много красивых непонятных вещиц. Потом извлек откуда-то пять каштанов и бросил их детям.
- Посмотрите, что это такое, и покажите всем, - сказал он.
- Каштаны! Каштаны! Нежареные каштаны! - раздалось со всех сторон.
Все видели, что это действительно каштаны, но каждому хотелось подержать их в руках.
Потом фокусник собрал каштаны и подбросил их высоко над собой. Они взлетели широким веером, и люди уже готовы были ловить их, но фокусник подставил шляпу и выкрикнул какое-то слово. Он держал свою картонную шляпу на одном месте, но все пять каштанов со стуком попадали в нее. Кругом засмеялись, а он перевернул шляпу, и смех сразу умолк - каштанов в ней не оказалось. Все стали осматривать шляпу, которую он обносил по кругу, и даже ощупывать ее руками, но ясно было, что она пустая.
Тогда фокусник сказал детям, что хватит шутить и пусть они отдадут каштаны, ведь он купил их своим ребятам. Фокусник даже заплакал, прося, чтобы ему скорей вернули его каштаны, за которые он так дорого заплатил.
И опять все смеялись, а дети совсем развеселились и кричали, что они ничего не брали. Но фокусник им не поверил, а подошел к одному мальчику и достал каштан у него из волос.
Все очень удивились и не знали, что подумать.
Другой каштан оказался в ухе девочки, третий закатился в чей-то кисет с табаком. Все пять каштанов быстро нашлись.
Веселье охватило людей. Каждый усаживался и устраивался поудобнее, готовясь смотреть следующий фокус.
Отец Тэна, дедушка Мун, в это время только собирался на праздник. Куда-то запропастилась внучка и оставила ему Хен Бо, который все время плачет, и неизвестно, как его унять. Не может же он, словно женщина, привязывать ребенка к спине, хотя в этом привычном положении тот сразу успокоится.
Старик вышел на улицу, чтобы посмотреть, куда девалась девочка, и сразу почувствовал неладное. Он увидел жену Туля, что живет на самом краю деревни. Она спешила к дому Хана и кричала:
- Туль, Туль, скорее!
Вдоль улицы в разных местах стояли три воинские телеги, запряженные лошадьми, но людей возле них не было. Где-то лаяли собаки, мычал скот, а со двора Хана по-прежнему доносились громкие возгласы и веселый смех.
Старик хотел было пойти позвать Тэна (наверно, что-то случилось), но не успел. Откуда-то выскочили два полицейских.
- Плати налог на стихийное бедствие! Живо! Всего тридцать вон, - скороговоркой проговорил один из них.
- Тридцать вон? - Старик невольно улыбнулся: таких больших денег он уже давно не видел.
- Давай и не разговаривай. Сгорела целая деревня Змеиный Хвост. Нет денег - можно рисом, три маля риса или шесть малей чумизы. Можно и овощами, только давай быстрей.
Старик хотел что-то сказать, но полицейские оттолкнули его и через открытые ворота ринулись во двор.
Сердце Муна тревожно забилось. В маленьком камышовом сарайчике тихонько хрюкал поросенок. Это - надежда всей семьи. Вместе с Тэном старик не раз прикидывал, когда можно будет зарезать животное, чтобы по кусочку мяса хватило на всю зиму.
Оставив на улице кричащего Хен Бо, старик засеменил во двор. Так и есть! Обрубив мечом веревку, на которой висел красный перец, и растоптав мелко нарезанные огурцы, сушившиеся на циновке, полицейские ловили поросенка.
Старик протянул к ним трясущиеся руки:
- Сына подождите, без него нельзя… Что же вы делаете?!
Поросенок отчаянно визжал, но его затолкали в мешок и потащили со двора.
Вконец растерявшийся Мун ухватился за мешок, но полицейский с силой выдернул его из рук старика.
А к ним уже бежал Тэн, и сзади него из открытых ворот молча и грозно надвигалась толпа.
- Отдай! - крикнул Тэн, рванув к себе мешок.
Самурай выхватил маузер, но Тэн ударил японца кулаком по руке, и пуля попала в Хана. Он упал, выбросив вперед руки, и кровь струйкой потекла по его лицу. И в ту же минуту второй самурай ударил Тэна по голове рукояткой револьвера.
Разъяренная толпа ринулась на японцев, сбила их с ног, смяла и обезоружила.
Привлеченные выстрелом, к дому Тэна бежали еще три полицейских с револьверами. Но теперь маузеры были в руках Тэна и другого крестьянина. У самых ворот они уложили двух японцев. Третий, отстреливаясь, побежал назад, вскочил в телегу, ударил бамбуковой палкой лошадей и умчался из деревни.
Толпа, вооруженная уже четырьмя маузерами, мечами и кольями, металась по улице, но полицейских больше не было видно. Тогда все бросились на сопку в конце деревни, где помещался полицейский участок. И здесь никого не оказалось. В ярости люди переломали мебель, изорвали бумагу и подожгли дом.
Когда все вернулись в деревню, кто-то крикнул:
- В горы!
И словно эхо пронеслось по улице:
- В горы! В горы!
Быстро собирали пожитки, кто что успел, и бежали в ближайшее ущелье. Еще не все скрылись, как из-за полицейской сопки донесся треск мотоциклов. Словно москиты, налетели самураи и в полчаса разгромили деревню.
Они опустошали хижины и часть добра грузили в машины, а часть жгли.
Самураи умчались, и деревня осталась как после боя: изуродованные и сожженные дома, трупы людей.
* * *
Сбор налога на стихийное бедствие, постигшее деревню Змеиный Хвост, продолжался во всем уезде.
Японская полиция действует быстро и точно.
Со двора во двор по окрестным селениям ходили вооруженные мечами самураи. От стихийного бедствия пострадала целая деревня. Надо помочь людям. Вообще надо помогать друг другу. Государство не в состоянии принять все расходы на свой счет. Империя Ниппон и так слишком много тратит на своих корейских братьев. У кого нет денег, пусть вносят натурой. Можно платить рисом, скотом, птицей. Расценки имеются в Восточно-колониальной компании. Это государственные расценки, и они не так уж низки, как кажется крестьянам.
От налога на стихийное бедствие не освобождается никто. Есть приказ самого губернатора провинции. Каждый должен внести небольшую сумму на такое благородное дело. Даже у самых ленивых, у тех, что едят одни коренья, - даже у таких есть дочери, которые все равно не останутся в доме отца. Их можно продать. Крестьянин от этого только выгадает. Самому кое-что останется, и одним ртом в семье будет меньше. У кого нет дочери, пусть возьмет необходимую сумму в долг у помещика. Потом можно всегда отработать. Долги есть у каждого. Значит, их будет немного больше, и только.
И крестьяне потянулись к базам Восточно-колониальной компании, где скупают все. Понесли зерно, птицу, овощи.
Ли Ду Хан радовался. Он всегда говорил, что издольщикам нельзя верить. Они постоянно твердят, будто им нечего есть. Но это от скупости. Вот ведь нашли и зерно, и деньги…
Ли Ду Хан получил уже почти все, что ему причиталось, и начал строить новую усадьбу на том же месте, где стоял старый дом. Место удобное, обжитое, и незачем его менять. Управляющий вызвал из города большую артель плотников. Подсобные работы будут выполнять двенадцать крестьян, которые так и не заплатили налог. Ли согласился дать им заработать, чтобы они могли внести налог государству.
… Ли Ду Хан стоял посреди двора, когда к нему, низко кланяясь, подошел крестьянин. Это был Пак Собан, Пак-неудачник. Помещик удивился, но и обрадовался его приходу. Даже в хлопотах о новом доме он не забывал о Мен Хи, о том, что настоящее богатство еще придет к нему.
Он никак не мог себе простить, что не захватил тогда девчонку с собою, понадеявшись только на поминальную доску. А доску он действительно вывез и надежно спрятал.
Управляющий уверял его, что перед поджогом деревни все батраки разбежались и никто из помещичьей челяди не попал к японцам. Значит, жива и Мен Хи. Ли Ду Хан все собирался разыскать Пака Собана и узнать, куда он ее девал. Как хорошо, что тот сам пришел.
- Где моя дочь? - глухо спросил Пак.
- Твоя дочь? - удивился помещик. - Что же ты меня о ней спрашиваешь? Я у тебя хотел узнать, где твоя дочь. Ведь это же твоя дочь? Ты получил за нее столько, что мог бы и последить за ней. Или, может быть, ты прячешь ее? Так знай, что от меня не укроешь ничего.
Пак тоскливо смотрел на помещика.
- Я пришел отрабатывать налог, - сказал он. - Пришел вместе с женой.
Ли Ду Хан внимательно посмотрел на Пака и понял, что тот действительно не знает, где Мен Хи. Он быстро сообразил, что должен держать Пака возле себя. Если его дочь жива, она обязательно придет к отцу. И Ли Ду Хан стал снова ласковым.
- А у тебя, бедного, уже не осталось ни денег, ни зерна? Ты не можешь оплатить налог? Ну не горюй. Я много раз выручал тебя из беды, выручу и на этот раз. Я люблю тебя, как отец, за твою честность и трудолюбие. Я дам тебе в аренду тенбо земли. Расплатишься, когда снимешь урожай. Зато каждый день до обеда ты вместе с женой будешь работать у меня, а после обеда на своем участке. Между делом и дом себе построишь, глины здесь много. Крышу пока сделаешь из веток, а когда соберешь урожай, у тебя и солома будет.
Пак стоял и думал. Он работал у многих помещиков. Он жил в сараях, спал под сопками, голодал. Нет, уж лучше в родных местах. Правда, нарастут проценты и за старые долги и за новые, но хоть угол свой будет, да и земля здесь урожайная. А от большого урожая, может быть, и ему что-нибудь перепадет.
И Пак решил снова поселиться там, где была деревня Змеиный Хвост. В тот же день отправился на свое пепелище у высокой мачты. Они расчищали площадку для хижины, а вокруг никого не было, и мать его детей тихо пела:
Ариран, Ариран, высоки твои горные кряжи,
И счастье - там, на вершинах скал.
Злые духи, ущелья и пропасти черные
Преграждают пути к дорогой Ариран.
Чо Ден Ок делает карьеру
Нет, не зря старался в свое время младший надсмотрщик строительства Супхунской гидростанции Чо Ден Ок. Японская администрация оценила его преданность и сообразительность. Он получил место в Восточно-колониальной компании и уверенно шел вверх по служебной лестнице. Всего через три года после того, как он переступил порог пученского уездного отделения компании, робко кланяясь каждому чиновнику, он получил отдельный кабинет на том же этаже, где вершит делами руководитель отделения Цуминаки.
О, будь он сам японцем, он давно бы подмял под себя этого Цуминаки, который только и держится тем, что приехал из Токио! Но теперь с ним не придется иметь дело. Еще десять дней надо просидеть в этой дыре, а там Тэгу… полицейская форма… настоящие дела.
Полицейский инспектор города Тэгу господин Чо Ден Ок еще покажет себя… Он знает, чего хотят самураи, он научился угадывать их желания даже по едва заметному жесту.
Сегодня Чо впервые мечтает о будущей деятельности в полиции, уже имея туда назначение. Конечно, это только одна ступень той огромной лестницы, по которой он уверенно идет к вершине славы. Но он добьется своего. Он еще будет назначен инспектором в крупный центр вроде Хейдзио. Он еще получит кабинет в самом полицейском управлении Сеула. Он купит себе большой дом, куда привезет молодую жену. А старая пусть остается в деревне, где она живет и сейчас. В Сеуле много красивых девушек. Он подберет себе двух-трех, содержать их он сможет вполне. Его имя станет известно в Токио, и он не будет больше зависеть от таких выскочек, как Цуминаки, который присваивал себе все заслуги Чо.
Но эти последние десять дней надо по-прежнему угождать ему, а то еще напортит под конец.
Чо Ден Ок встает из-за письменного стола и начинает ходить по комнате. Даже важные бумаги не могут заставить его сосредоточиться надолго. Его голова на тонкой и длинной шее все время вертится. То он глянет в окно, то подастся вперед, улавливая едва доносящиеся в кабинет звуки шагов или разговора за дверью, то включит приемник, чтобы послушать сводки с фронтов.
Чо Ден Ок не может иначе. Он привык все замечать, все знать.
После службы он не просто отправляется домой. Он выходит на охоту. Он идет медленно, втянув голову в плечи.
Но вот показался силуэт человека, и длинная шея Чо Ден Ока вытягивается вперед. Он впивается своими маленькими колючими-глазками в незнакомую фигуру. Он определяет рост, походку, успевает заметить на лице прохожего каждую морщинку, каждую родинку или бородавку. Он как бы фотографирует человека, запечатлевает в мозгу все до мельчайших деталей. Он старается определить, что выражают глаза, ему хочется проникнуть в душу человека. Временами ему кажется, что отгадывает даже; о чем тот думает.
Все это может пригодиться.
У него редкая память и острый глаз. Достаточно один раз взглянуть на человека, чтобы узнать его и через десять лет. Он помнит все события, даты, происшествия, разговоры. Помнит во всех деталях, со всеми подробностями. Все, чему он был свидетелем или о чем слышал, как бы откладывается в его мозговом архиве, чтобы в нужную минуту быть использованным.
В школе он никогда не учил уроков, но всегда хорошо отвечал. Его не интересовали науки, он не старался в них разобраться или понять существо дела. Он механически запоминал все, что говорил учитель.
Его ставили в пример другим ученикам, и он объяснял свои успехи большой усидчивостью.
Раньше он не любил возвращаться к тому, что уже сделано, за что уже получены отметки. Теперь у него другие привычки. Он постоянно возвращается к ранее сделанным наблюдениям. Кажется ему, например, что этому прохожему лет тридцать пять, что он содержит мастерскую чугунных котлов для варки пищи или, скажем, торгует осьминогами, и Чо обязательно найдет возможность проверить свои предположения.
Но не только людьми интересуется Чо Ден Ок. Поднимаясь по лестнице, он считает ступеньки. Попадая в незнакомый дом, определяет, из каждой ли комнаты есть выход во двор или найдется такая, куда можно попасть только из соседней комнаты. Он прикидывает, могут ли здесь быть две комнаты с дымоходами под полом, или, как обычно, только одна.
Вечером, идя по улице и заглядывая в окна, старается угадать, что там сейчас делается, замечает, сколько горит лампочек и примерно во сколько свечей каждая.
В редких случаях, когда уже совершенно не за кем наблюдать и нечего считать, он на глаз определяет количество шагов от одного столба до другого или до крайнего дома, а потом проверяет, не ошибся ли.
Кто знает, может быть, и это пригодится.
И ничего нет удивительного в том, что через год после приезда в Пучен он знал всех его жителей, весь небольшой уездный город.
Он знал, кто чем занимается, когда в каком доме ложатся спать и когда встают, где бывают его обитатели.
Он знал, о чем говорят люди, их настроения и даже мечты. Ни одно событие в городе не было для него неожиданностью. Когда разорялся лавочник, Чо Ден Ок отмечал про себя, что месяц назад предвидел это. Если по улицам шла свадебная процессия, он проверял лишь, не ошибся ли в сроке свадьбы, который мысленно давно назначил.
Все видеть и все знать ему было необходимо как воздух.