- Гм, тут ничего не поделаешь. Психоз, характерный для нашего времени. Даже в печати намекают на это. Но пока что тема карбюраторов вытеснила эту проблему. Невиданная вспышка религиозного фанатизма. Очевидно, какой-то вирус действует на психику или что-то вроде того. На днях я встретил доктора Губку, он проповедовал, обращаясь к толпе людей, собравшейся перед Промысловым банком, что-то насчет озарения души и приуготования к пришествию бога. Срам, да и только. Под конец он даже творил чудеса. И Форст - туда же. Розенталь свихнулся окончательно. Миллер, Гомола и Колатор заявили о добровольном отречении от своих миллионов. Отныне нам не собрать членов правления. Это сумасшедший дом, пан президент. Придется вам все забрать в свои руки.
- Но это ужасно, господин директор, - вздохнул Г. X. Бонди.
- Согласен. А вы слышали о Цукробанке? Там дух божий вселился во всех служащих разом. Они раскрыли сейфы и раздавали деньги всем без разбора, кто бы ни заглянул. А в центральном банковском зале банкноты жгли на костре тюками. Я бы назвал это "коммунизмом религиозных фанатиков".
- В Цукробанке, гм… А у них нет карбюратора?
- Есть. Карбюратор центрального отопления. Цукробанк одним из первых приобрел нашу новинку. Теперь полиция распорядилась закрыть это учреждение. Вы знаете, даже уполномоченные и директора не убереглись.
- Я запрещаю продавать карбюраторы банкам, господин директор!
- Почему?
- Запрещаю - и все. Пусть обогреваются углем.
- Теперь, пожалуй, поздновато. Все банки переходят на новую систему отопления. Уже ведутся работы по установке карбюраторов в парламенте и во всех министерствах. Гигантский карбюратор на Штванице предназначен для освещения Праги. Это пятидесятикилограммовый колосс, его мотор не имеет себе равных. Послезавтра в восемнадцать часов объявлен торжественный пуск в присутствии главы государства, бургомистра, пражского магистрата и представителей MEАС. Вы должны принять участие в этом торжестве. Именно вы, пан Бонди!
- Сохрани бог! - переполошился президент. - Нет, нет, сохрани бог! Не пойду.
- Но это ваш долг, пан президент. Нельзя же послать туда Розенталя или Губку, у них ведь буйное помешательство. Еще нагородят там всякого вздору. Это дело нашей чести. Бургомистр готовит торжественную речь, где воздаст должное нашему предприятию. Ждут представителей зарубежных держав и корреспондентов различных мировых агентств. Готовится невиданное торжество. Как только на улицах зажгутся фонари, зазвенят фанфары и трубы, зазвучат хоры Кршижковского, певческого общества "Глагол", Дедрасбора, хор учителей, вспыхнет фейерверк, прогремит сто один залп. Пражский Град озарится огнями; не знаю, что там выдумают еще. Нет, вы непременно должны присутствовать, пан президент.
Г. X. Бонди устало поднялся. "Боже мой, боже, и ты это терпишь, - шептал он, - да минует нас, господи… чаша сия…"
- Так вы придете?! - неумолимо настаивал генеральный директор.
- Отчего ты оставил меня своей милостью, о господь владыко!
Глава 8
На землечерпалке
Землечерпалка МЕ-28 недвижно возвышалась над Штеховицами, и силуэт ее четко вырисовывался на фоне вечернего неба. Неутомимый ковш уже давно прекратил подачу холодного песка с влтавского дна; вечер был сырой и безветренный, благоухающий запахами свежескошенного сена и ароматами леса. Северо-запад еще пылал нежным оранжевым светом. То тут, то там, колебля отражение небес в зеркальной глади, божественно просияет речная волна, сверкнет, прошелестит тихонько и разольется в мерцании вод.
Со стороны Штеховиц к землечерпалке, упорно преодолевая быстрое течение, приближался челн - на спокойной, переливающейся светлыми красками реке он казался черным, как водяной жук.
- Это к нам, - спокойно заметил матрос Кузенда, восседавший на корме землечерпалки.
- Их там двое, - помолчав, отозвался механик Брых.
- Я знаю, кто это, - догадался пан Кузенда.
- Штеховицкие влюбленные, - подсказал пан Брых.
- Пойду сварю им кофе, - решил пан Кузенда и спустился вниз.
- Эге-ге, ребята! - крикнул пан Брых пловцам. - Левее, левее берите! Ну-ка давайте мне руку, барышня, так! И хоп - наверх!
- Я с Пепиком, - заговорила девушка, ступив на палубу, - мы… мы хотели…
- Добрый вечер, - поздоровался молодой рабочий, выбравшись из челна следом за своей милой. - А где пан Кузенда?
- Пан Кузенда готовит кофе, - объяснил механик. - Присядьте. Гляньте, еще кто-то плывет. Это вы, пекарь?
- Это я, - раздалось в ответ. - Добрый вечер, пан Брых. Я привез к вам почтаря и лесничего.
- Так поднимайтесь наверх, братья, - пригласил пан Брых. - Как пан Кузенда сварит кофе, так и начнем. А кто еще будет?
- Я, - послышалось у борта. - Я, то есть пан Гудец, хотел бы послушать вас.
- Приветствую вас, пан Гудец, - сказал механик, обращаясь к кому-то внизу. - Подымайтесь наверх, тут лесенка. Погодите, я подам руку, пан Гудец, вы ведь у нас впервые.
- Пан Брых, - крикнули с берега, - пошлите лодочку за нами, ладно? Нам тоже к вам хочется.
- Съездите за ними, кто там внизу, - попросил пан Брых, - пусть все слышат слово божье. Рассаживайтесь, любезные братья и сестры. С тех пор как мы топим калбуратом, у нас тут чистота. Сейчас брат Кузенда подаст кофе, и начнем. Приветствую вас, молодежь. Поднимайтесь на палубу. - Тут пан Брых подошел к люку, откуда в трюм землечерпалки вела лесенка. - Алло, Кузенда, на палубе десять человек.
- Хорошо, - донесся из чрева землечерпалки глухой густой бас. - Несу.
- Так, рассаживайтесь, пожалуйста, - усердно приглашал гостей пан Брых, - у нас только кофе, пан Гудец; надеюсь, это вас не обидит?
- Нет, нет, нисколько, - уверил хозяина пан Гудец, - я лишь хотел посмотреть на ваше… ваши… ваше… заседание.
- Наше богослужение, - смиренно поправил гостя пан Брых. - Так, значит, вы знаете, что все мы братья. Должен вам сообщить, пан Гудец: я был алкоголик, а Кузенда - политический деятель; и на нас снизошла благодать. А эти вот братья и сестры, - он показал на сидящих вокруг, - каждый вечер приезжают к нам, чтобы помолиться о такой же благодати. Вот пекарь страдал удушьем, а Кузенда его исцелил. Расскажите нам, брат пекарь, как это произошло.
- Кузенда возложил руки мне на грудь, - тихо и проникновенно произнес пекарь, - и вдруг у меня в грудях разлилась этакая сладость. Видать, что-то у меня там лопнуло, и я вздохнул легко, словно вознесся на небеса.
- Постойте, пекарь, - поправил рассказчика Брых, - Кузенда не возлагал руки вам на грудь. Он и сам не ведал, что творит чудо. Он только махнул на вас рукой - так вот, и вы сказали, что вам полегчало. Вот как дело было.
- Мы тоже были при этом, - заговорила девушка из Штеховиц. - И у пана пекаря еще такое сияние появилось вокруг головы! А потом пан Кузенда излечил меня от чахотки, - правда, Пепик?
- Чистая правда, пан Гудец, - подтвердил влюбленный Пепик. - Но куда большее чудо приключилось со мной. Я ведь дурной человек, пан Гудец; я уже в кутузке сидел, знаете, за воровство, ну и еще кое за какие грехи. Пан Брых мог бы вам такое порассказать!..
- Пустяки, - отмахнулся Брых. - Обошли вас божьей милостью, и все тут. Но здесь, на этом самом месте, дивные дела творятся, пан Гудец. Однако вы и сами, поди, в этом убедитесь. Уж так-то хорошо брат Кузенда говорит об этом, потому как раньше он ходил на разные собрания. Смотрите, вот он, идет уже.
Все повернулись в сторону люка, который вел в машинное отделение. В отверстии показалась бородатая физиономия растерянного и несколько напряженно улыбающегося человека, которого толкают в спину, а он делает вид, будто в этом нет ничего особенного. Кузенда высунулся из люка по пояс - в обеих руках он держал большой жестяной поднос, уставленный глиняными горшочками и банками из-под консервов; неуверенно улыбаясь, он плавно поднимался наверх. Стопы ног пана Кузенды уже были на уровне палубы, а он со своими горшочками улетал все выше и выше. Поднявшись на полметра над отверстием, он остановился, как-то странно перебирая ногами, непроизвольно повис в воздухе, явно пытаясь коснуться пола.
Пану Гудецу казалось, что это сон.
- Что с вами, пан Кузенда? - в испуге прохрипел он.
- Ничего, ничего, - замялся Кузенда и оттолкнулся от воздуха, а пану Гудецу припомнилось, что в детстве над его колыбелькой висела картинка с изображением вознесения Христа и что там Иисус с апостолами точь-в-точь так же вот висели в поднебесье, подгребая ногами, но выражение их лиц не было столь сокрушенным.
Тут пан Кузенда внезапно подался вперед и поплыл, поплыл по вечернему небу, словно уносимый легким зефиром; время от времени он поднимал ногу, как будто намеревался сделать шаг в воздухе или предпринять еще кое-что; он заметно опасался за свои горшочки.
- Примите у меня кофе, пожалуйста, - вдруг попросил он.
Механик Брых поднял руки и принял железный поднос с горшочками.
Тут Кузенда свесил ноги, скрестил на груди руки и неподвижно замер, склонив голову набок.
- Приветствую вас, братья, - обратился он к присутствующим. - Пусть вас не смущает, что я летаю; это всего лишь знамение. Этот горшочек с цветами для вас, барышня.
Механик Брых разносил горшочки и консервные баночки. Никто не отваживался нарушить тишину; попавшие на палубу впервые с любопытством глазели на вознесение Кузенды. Остальные гости не спеша отхлебывали кофе, в промежутках между глотками будто бы творя молитву.
- Попили уже? - немного погодя раздался голос Кузенды, и недавний политический деятель широко раскрыл белесые, сияющие восторгом глаза. - Тогда я начну.
Он откашлялся, подумал немного и начал:
- Во имя отца! Братья и сестры, мы собрались здесь, на землечерпалке, где нам господь являет знамение милости своей. Я не стану отсылать прочь неверующих и пересмешников, как это делали спириты. Пан Гудец явился к нам неверующим, а пан лесничий рассчитывал потешиться всласть. Приветствую обоих. Однако вам следует знать, братья, что благодаря явленной мне милости господней я вижу всех насквозь. Ах, лесничий, лесничий, ведь вы зелье хлещете почем зря, и гоните неимущих из лесу, и сквернословите, когда в этом нет никакой нужды. Не делайте этого впредь. А вы, пан Гудец, отъявленный мошенник, вы лучше меня знаете, что я имею в виду; потом вы не в меру вспыльчивы, резки. Но вера исправит вас и исцелит.
На палубе воцарилась глубокая тишина. Пан Гудец тупо уставился в землю. Лесничий всхлипывал и трясущимися руками шарил у себя в карманах.
- Вижу, вижу, пан лесничий, - нежно пропел парящий в воздухе Кузенда, - вам закурить хочется. Пожалуйста, не стесняйтесь. Здесь вы как у себя дома.
- Рыбки, - прошептала девушка и показала на зеркальную водяную гладь. - Посмотри, Пепик, карпы тоже пришли послушать.
- Это не карпы, - проговорил озаренный милостью божьей Кузенда, - это лини или окуни. А вы, пан Гудец, перестаньте терзаться из-за своих грехов. Взгляните на меня: я ничем не интересовался, кроме политики. И я вам скажу, что это тоже грех. А вы, лесничий, утрите слезы, я не хотел вас обидеть. Кому однажды открылась истина господня, тот видит людей насквозь. Вы ведь тоже, пан Брых, можете теперь читать в душе у каждого.
- Могу, - кивнул пан Брых, - вот пан почтмейстер думает, не поможете ли вы его доченьке? У нее золотуха, не так ли, почтмейстер? Приведите ее к нам, и пан Кузенда ей поможет.
- Вот говорят: суеверие, - заметил Кузенда. - Братья, ежели бы мне раньше кто-нибудь стал рассказывать про чудеса да про бога, я бы поднял такого на смех. Настолько я был испорчен. А как попали мы сюда, на землечерпалку, к этой новой машине, что работает без угля, так всякая грязная работа у нас прекратилась. Да, пан Гудец, это первое чудо, которое явилось нам здесь; этот калбурат все делает сам, словно все понимает. И землечерпалка плывет сама по себе, куда ей надобно, а поглядите, как крепко она сейчас стоит. Посмотрите, пан Гудец, якоря-то уже наверху, она стоит себе без якорей, а когда нужно черпать песок, плывет опять, сама начинает работу и сама определяет, когда ее кончить. Нам, то есть Брыху и мне, даже пальцем пошевелить - и то незачем. И пусть мне теперь кто-нибудь скажет, что это не чудо. Взяли мы на заметку такое дело - правда, Брых? - и стали раздумывать, пока не разобрались. Это божеская землечерпалка, храм железный, а мы - всего лишь слуги господни. И ежели раньше-то господь бог являлся в источниках или, как у древних греков, в дубах, а порой и в женщине, то отчего бы ему не объявиться теперь в землечерпалке? А чего, в самом деле, брезговать машиной? Машина - она порой чище монашки, а у Брыха все блестит, как в буфете. Ну это так, к слову пришлось. И потом учтите, бог вовсе не бесконечен, как утверждают католики. Он действует в радиусе около шестисот метров, на краях приметно слабее. Сильнее всего он здесь, на землечерпалке. Здесь он способен творить чудеса, а на берегу его хватает только на озарение и обращение людей в свою веру; в Штеховицах, например, при благоприятном ветре он оказывает себя этаким священным благовоньем. Как-то вертелись тут гребцы из "Молнии" и из Чешского яхт-клуба, так на них снизошла благодать. Вот какая сила у него здесь. А что богу от нас надобно, может почувствовать только эта… душа, - вещал Кузенда, выразительно тыча пальцем себя в грудь. - Я знаю, он не выносит политики, денег, умствований, гордыни и высокомерия. Ведомо мне, что он обожает людей и животных, радуется вашему приходу и одобряет благие поступки. Он демократ до мозга костей, братья. Нас, то есть меня и Брыха, жжет каждый геллер, пока мы не истратим его на кофе для всех. Однажды в воскресенье здесь собралось сотни две молящихся, на обоих берегах сидели, и знаете, кофе у нас вдруг оказалось столько, что хватило на всех. И какой был кофе, братья! Но это лишь отдельные его проявления. А самое великое чудо - это его влияние на наши души. Это так неописуемо прекрасно, что дрожь пробирает. Иногда прямо чувствуешь, будто умираешь от любви и счастья, словно сливаешься вот с этой водой, зверюшками, с глиной и каменьем или как будто тебя сжимают в каких-то гигантских объятиях, - нет, никто не в состоянии выразить этого ощущения. Все вокруг звенит и поет, постигаешь язык всего сущего - воды, ветра; видишь, как все связано между собой и с тобою самим, и все вокруг делается яснее, отчетливее, чем даже печатный текст в книге. Порой это словно приступ, так что пена на губах выступает; иной раз он оказывает действие помаленьку и пронизывает все ваше существо до последней жилочки. Братья и сестры, да не убоимся мы никого на свете. К нам теперь подплывают двое полицейских, чтоб, значит, распустить наше собрание, поскольку о нем будто бы не заявлено в полицию. Но вы сидите в мире и спокойствии и доверьтесь землечерпальному богу.
Стемнело, но палуба землечерпалки и лица собравшихся людей светились нежным сиянием.
У борта судна прогремели и стихли весла гребцов.
- Эй, - окликнул чей-то мужской голос, - нет ли там пана Кузенды?
- Тут он, - херувимским голосом пропел Кузенда. - Поднимайтесь наверх, братья полицейские. Мне уже известно, что на нас донес штеховицкий трактирщик.
Двое полицейских ступили на палубу.
- Который из вас Кузенда? - спросил главный.
- Это я, извиняюсь, - отозвался Кузенда, возносясь несколько выше. - Сделайте милость, господин полицейский, поднимитесь ко мне.
Тут полицейские плавно вознеслись вверх и по воздуху приблизились к Кузенде. Ноги их отчаянно искали опоры, руки хватали податливый воздух; слышно было их лихорадочное, учащенное дыхание.
- Не пугайтесь, братья полицейские, - величественно изрек Кузенда, - и молитесь со мною вместе: "Отче наш, иже воплотился в этот ковчег".
- Отче наш, иже воплотился в этот ковчег, - хрипло повторял разводящий.
- Отче наш, иже воплотился в этот ковчег, - заголосил пан Гудец, грохнувшись на колени, и хор голосов присоединился к нему и зазвучал в унисон.
Глава 9
Торжество
Редактор Цирил Кевал, корреспондент пражских "Лидовых новин", облекшись в черный фрак, помчался на Штваницу, чтобы вовремя тиснуть статейку о торжественном пуске новой центральной карбюраторной электростанции для Большой Праги. Вонзившись в толпы любопытствующих зевак, запрудивших Петрский квартал, проникнув сквозь тройной кордон полицейских, он очутился возле небольшого каменного домика, увешанного флагами. Из домика доносилась ругань монтеров, которые, как полагается, не поспевали и теперь изо всех сил наверстывали упущенное. Центральная пражская карбюраторная станция была не больше общественной уборной. Возле нее в задумчивости расхаживал слегка смахивавший на философствующую цаплю редактор Чванчара из газеты "Венков".
Пан Чванчара любезно поздоровался с молодым коллегой.
- Держу пари, молодой человек, - провозгласил он, - сегодня что-нибудь да произойдет. Не было еще на моем веку торжества, на котором не совершилось бы какой-нибудь глупости. И так уж больше сорока лет.
- Но это потрясающе, не правда ли, мэтр? - заметил Кевал. - Крохотный домик зальет светом целую Прагу, приведет в движение трамвай и поезда в радиусе шестидесяти километров, тысячи фабрик и… и…
Пан Чванчара скептически покачал головой.
- Увидим, дорогой, увидим. Нас, стреляных воробьев… на мякине не проведешь; а впрочем… - Тут пан Чванчара понизил голос до шепота: - Обратите внимание, дорогой, тут нет даже запасного карбюратора. А если этот сломается или, скажем, взорвется… что тогда… а?
Кевалу стало неприятно, что до такой простой вещи он не додумался сам.
- Это исключено, мэтр, - пылко возразил он. - Я располагаю надежной информацией. Этот домик сооружен лишь для блезиру. Настоящая электростанция где-то в другом месте; она… она… там, - прошептал он, показывая вниз и давая тем самым понять, что электростанция находится глубоко под землей. - Не смею сказать, где именно. Но вы заметили, мэтр, что вся Прага раскопана?
- Уж сорок лет, как раскопана, - задумчиво подтвердил пан Чванчара.