Жиллиат был оглушен и повис в воздухе, однако все же он настолько сохранил присутствие духа, что не выпускал веревки из рук. Несколько мгновений он никак не мог обхватить бечеву ногами; наконец ему удалось это. Тогда, цепко держась за веревку руками и ногами, он посмотрел вниз. Жиллиат не опасался, что веревка окажется слишком короткой: она уже не раз служила ему при более высоких подъемах. И действительно, нижний конец бечевы достигал палубы Дюранды. Убедившись, что он сможет по ней спуститься на пароход, Жиллиат начал взбираться вверх. Через несколько минут он достиг площадки.
Здесь, кроме пичуг, никогда не было ни одного живого существа. Площадку покрывали птичьи гнезда. Она имела форму несколько неправильной трапеции, завершая собой колоссальную гранитную призму – Большой Дуврский утес. В центре площадки дожди выбили углубление, похожее на миску.
Предположения Жиллиата оправдались. В одном из углов площадки были навалены каменные глыбы – остатки многолетних разрушений. Между ними сохранились проходы, достаточно широкие для того, чтобы мог проползти зверь, случайно заброшенный на эту вершину. Местами камни были навалены друг на друга; в них не было ни гротов, ни пещер, а лишь дыры, как в огромной губке. Жиллиат мог поместиться в одном из таких углублений. Дно его было выстлано травой и мхом. Жиллиат лежал бы там, как в футляре.
Вход в это отверстие имел вышину в два фута. В глубине оно суживалось. Иногда бывают каменные гробы точно такой формы. Камни защищали его с юго-западной стороны, проливной дождь не мог проникнуть туда. Отверстие было доступно лишь северному ветру.
Жиллиат остался доволен.
Два трудных вопроса были разрешены: для лодки найдена бухта, для него самого – ночлег. Главное удобство его пристанища заключалось в том, что ему легко было сообщаться с Дюрандой.
Крюк веревочной лестницы, попавший в расщелину утеса, держался крепко. Жиллиат укрепил его еще надежнее, привалив сверху большим камнем.
Затем он тотчас же занялся устройством правильного сообщения с Дюрандой. Он устроился хорошо; Большой Дувр был его домом, Дюранда – корабельной верфью. Уходить и приходить, спускаться и подниматься можно легко. Он быстро соскользнул по веревке на палубу.
Погода стояла прекрасная, все шло хорошо. Жиллиат был доволен. Вдруг он почувствовал, что проголодался.
Развязав корзину с провизией, достал ножик, отрезал кусок копченого мяса, хлеба, затем налил себе пресной воды, словом – поужинал прекрасно.
Хороший ужин после успешной работы – большое удовольствие. Полный желудок дополняет радость удовлетворенной совести.
Когда Жиллиат окончил ужин, еще не стемнело. Он воспользовался этим, чтобы облегчить, насколько возможно, судно от обломков. Уже раньше, днем, он начал разбирать их. Теперь принялся откладывать в безопасное место, возле машины, все то, что могло ему пригодиться: дерево, железо, веревки, парусину. Все ненужное он выбрасывал в море.
Груз из его собственной барки, поднятый на палубу, что ни говори, представлял собой значительную тяжесть. Стоя на палубе, Жиллиат мог достать рукой до отверстия в стене Малого Дувра. На утесах часто встречаются такие естественные шкафы, правда, незакрывающиеся. Жиллиат решил устроить там кладовую. На дно углубления он поставил два ящика – один с инструментами, другой с одеждой, затем два мешка – с мукой и сухарями, а спереди – быть может, слишком близко к краю, но другого места уже не было – корзину с провизией. Из ящика с одеждой предварительно достал свою овчину, плащ с капюшоном и просмоленные гетры.
Для того чтобы веревка с узлами не раскачивалась при ветре, Жиллиат привязал ее нижний конец к одной из перекладин Дюранды. Изогнутая перекладина держала веревку крепко, как сжатый кулак. Оставалось подумать о верхней части бечевы. Нижний ее конец был теперь в безопасности, но наверху, в том месте, где веревка касалась острого края площадки, она могла постепенно перетереться. Жиллиат стал рыться в отложенном им хламе, выбрал куски парусины, нашел среди обрывков каната несколько пучков пакли и набил всем этим карманы. Моряк сразу догадался бы, что он, стараясь предохранить веревку от трения, собирается обмотать ее в том месте, где она соприкасалась с утесом.
Запасшись всем необходимым, Жиллиат натянул на себя просмоленные гетры, надел плащ поверх куртки, поднял капюшон, накинул баранью шкуру и, взявшись за веревку, прочно прикрепленную к вершине Большого Дувра, начал взбираться на мрачную морскую башню.
Несмотря на то что ладони его были ободраны, он легко вскарабкался на площадку. Вершину еще освещали последние лучи солнца. На море была уже ночь. Жиллиат воспользовался светом заката для того, чтобы обмотать веревку. Он наложил на бечеву, в том месте, где она касалась камня, толстую повязку из парусины, обматывая каждый слой ткани паклей. Подобные наколенники делают актрисы, когда им приходится в последнем акте трагедии ползать на коленях и корчиться в агонии.
Наложив повязку, Жиллиат выпрямился. Уже в течение нескольких минут в воздухе раздавался странный звук. Он напоминал хлопанье крыльев гигантской летучей мыши. Жиллиат поднял глаза. Над его головой, на фоне сумрачного неба, быстро кружилось большое черное кольцо. На старых картинах такие круги изображают над головами святых. Но там они золотые на темном фоне. А это кольцо было черным на светлом фоне. Оно производило странное впечатление: казалось, ночь возлагает венец на Большой Дувр.
Круг то приближался к Жиллиату, то отдалялся, то суживался, то расширялся. Это были чайки, бакланы, рыболовы, птицы-фрегаты, целая стая испуганных морских пичуг. Очевидно, Большой Дувр являлся их гостиницей, куда они прилетали на ночлег. Жиллиат занял комнату в этой гостинице. Незваный постоялец тревожил их.
Они никогда не видели здесь человека. Птицы довольно долго с беспокойством кружились над скалой, как бы ожидая, что Жиллиат удалится. Он задумчиво следил за ними взглядом.
Наконец пичуги перестали кружиться, круг внезапно превратился в спираль, и вся стая направилась к вершине утеса "Человек".
Они опустились на него и, казалось, стали держать совет. Жиллиат улегся в своем логове, подложил под голову камень вместо подушки и долго еще слышал, как беспокойно кричали птицы.
Наконец они умолкли. Наступила тишина. Птицы заснули на своей вершине, Жиллиат – на своей.
Месть пернатых
Жиллиат спал довольно хорошо. Ему мешал лишь холод, несколько раз заставлявший его просыпаться. Он лег ногами вглубь отверстия, а головой – ко входу, забыв очистить свою постель от камешков, которые впивались в его тело, что не могло способствовать крепости сна. Время от времени Жиллиат открывал глаза.
Несколько раз до него доносились глухие раскаты: это волны во время прилива обрушивались в просвет между скалами. Все окружающее было настолько необычно, что казалось призрачным. Жиллиат думал, будто он грезит; ночью все кажется невероятным. Он твердил себе: это сон.
Засыпая, видел себя в Бю-де-ля-Рю, в Сен-Сампсоне, возле дома Летьерри; он слышал пение Дерюшетты, словом – возвращался к действительности. Когда он спал, ему казалось, что он живет и бодрствует; когда просыпался – думал, будто спит.
Среди ночи в небесах раздался какой-то гул. Жиллиат услышал его сквозь сон; очевидно, поднимался ветер. Один раз, проснувшись от холода, он широко раскрыл глаза и увидал тяжелые тучи над головой; луна, казалось, убегала от непогоды, и большая звезда гналась за ней.
Жиллиат еще не вполне проснулся, поэтому видения, носившиеся в его мозгу, слились с суровой картиной ночи.
На рассвете он крепко заснул, несмотря на холод. Его разбудили первые лучи солнца: он лежал головой к востоку. Жиллиат зевнул, потянулся и вылез из своей дыры. Сон его был так крепок, что в первую минуту мужчина не мог понять, что с ним происходит. Но понемногу он пришел в себя и наконец воскликнул: "Пора завтракать!"
Стояла тихая погода, было холодно, однако на небе – ни облачка: ночной ветер очистил горизонт, и восход солнца выглядел ослепительно. Начинался второй прекрасный день. Жиллиат почувствовал радость. Он снял плащ и гетры, завернул их в овчину, положив ее мехом внутрь, перевязал узел и засунул его глубоко в дыру на случай, если начнется дождь. Потом привел в порядок постель, очистив ее от камней. Сделав это, спустился по веревке на палубу Дюранды и направился к нише, куда поставил свою корзину с провизией.
Корзина исчезла. Ночью разыгрался сильный ветер, корзина стояла на самом краю, и ее, очевидно, сдуло в море. Стихия отказывалась сдаться без боя. Ветер, унесший корзину, вероятно, силен в своей злобе. Это уже настоящее объявление войны. Жиллиат так и понял. Находясь в открытом море, в полном одиночестве, трудно не видеть в ветре и скалах живых существ.
Теперь у Жиллиата оставались сухари, ржаная мука и, на худой конец, моллюски, которыми питался тот, кто умер от голода на утесе "Человек". О рыбной ловле не приходилось и думать. Рыба избегает подводных камней и прибоя; рыболовные снасти в этих местах бесполезны: закинутые сети лишь рвутся об острые рифы.
Жиллиат позавтракал несколькими раковинами, с трудом отделив их от утеса. Он чуть не сломал при этом свой нож. Во время скудного завтрака услышал странный шум над морем. Оглянулся.
Стая чаек с криком, шумом и хлопаньем крыльев опустилась на один из соседних утесов. Птицы все устремились в одно место, терзая клювами и когтями какой-то предмет.
Это была корзинка Жиллиата, занесенная порывом ветра на один из выступов скалы. Пернатые разлетелись в разные стороны, унося в клювах куски добычи. Жиллиат разглядел свое копченое мясо и треску.
Птицы тоже объявили ему войну. Они мстили ему. Жиллиат лишил их пристанища; они лишали его пищи.
Как можно пользоваться рифом
Прошла неделя.
Стоял сезон дождей, но, к великой радости Жиллиата, погода была сухая.
Собственно говоря, все, что он затеял, превышало человеческие силы. Успех казался до того невероятным, что далее попытка превращалась в безумие.
Препятствия и опасности возникают во время работы. Лишь задумав дело, человек начинает видеть, насколько трудным будет конец. Всякое начало непросто. Но вслед за первым шагом трудности ранят нас, как острые шипы.
Жиллиат сразу же столкнулся с препятствиями. Для того чтобы спасти от гибели то, что уже на три четверти погибло, для того чтобы успешно проделать этот подвиг в таких условиях и в такое время года, нужно очень много рабочей силы. Жиллиат был один. Следовало иметь в своем распоряжении все необходимые инструменты и механические приспособления. У Жиллиата была лишь пила, топор, долото и молоток. Требовалась мастерская и хорошее помещение для жилья. У Жиллиата не было даже крыши над головой; нужен был достаточный запас продовольствия – у Жиллиата не осталось даже хлеба.
Тот, кто мог бы наблюдать за Жиллиатом в течение этой недели, когда он копошился среди утесов, не понял бы, что он собирается делать. Казалось, он забыл о Дюранде и о Дуврах. Целые дни он проводил на нижних камнях, заливаемых во время прибоя, спасая застрявшие вокруг утесов обломки. Он пользовался часами отлива для того, чтобы тщательно обыскать все щели и найти в них остатки кораблекрушения. Жиллиат собирал все куски парусины, обрывки веревок, обломки железа, доски, реи, балки, цепи.
В то же время он изучал каждую извилину рифа. Ни одна из них, к великому разочарованию Жиллиата, не была пригодна для жилья. Он мерз по ночам в своей дыре на вершине Большого Дувра и очень хотел бы найти что-то более подходящее для ночлега. Два места, правда, оказались довольно удобны; хотя естественная каменная мостовая была в них косой и неровной, все же тут можно было стоять и даже ходить. Эти извилины были открыты ветрам и дождю, но самый сильный прилив сюда не достигал. Они находились рядом с Малым Дувром, и с утеса туда можно было пройти в любое время. Жиллиат решил в одной из них устроить склад, в другой – кузницу. Используя все обрывки веревок, он связал обломки деревянных частей и клочья парусов в тюки. По мере того как прилив поднимался, Жиллиат перекатил по воде все эти тюки в свой склад.
Он трудился с поразительной выдержкой и терпением. Все ему удавалось. Ничто не может устоять перед настойчивостью муравья.
К концу недели Жиллиат в образцовом порядке уложил в своем складе все то, что разбросала буря, Дюранда была очищена от всего лишнего груза. Все, что можно, Жиллиат разобрал. На разбитом судне оставалась только машина.
Часть носовой перегородки, оставшаяся там в тот момент, когда нос рухнул в море, не обременяла чересчур зависший между скалами остов. Она не висела и не оттягивала Дюранду вниз, так как всей тяжестью упиралась в выступ утеса. Она была широка и объемиста, ее трудно было переправить на склад, и, кроме того, она заняла бы там слишком много места.
Этот кусок перегородки напоминал плот. Жиллиат оставил его на месте.
Погрузившись в такую работу, он не переставал искать куклу, украшавшую нос Дюранды, но поиски его не увенчались успехом. Волны поглотили ее навсегда. Для того чтобы отыскать куклу, Жиллиат охотно отдал бы обе руки, если бы они не были ему так нужны.
Снаружи, у входа в склад, лежали две кучи обломков; одна состояла из железных, годных для ковки, другая – из деревянных, подходящих для топлива.
Жиллиат принимался за работу на рассвете. За исключением тех часов, когда спал, он не отдыхал ни минуты. Морские птицы, кружась над ним, следили за его работой.
Кузница
Покончив со складом, Жиллиат принялся за устройство кузницы.
Вторая извилина рифа, найденная им, представляла собой нечто вроде довольно глубокой траншеи. Сначала он думал поселиться там, но беспрерывный сквозняк заставил его отказаться от этой мысли. Однако именно сквозняк натолкнул Жиллиата на идею устроить в этой траншее кузницу. Раз она не могла быть его жильем, он решил превратить ее в свою мастерскую. Взять на службу само препятствие – важный шаг на пути к победе. Ветер был врагом Жиллиата, а Жиллиат задумал сделать его своим слугой.
О некоторых людях говорят: способен на все, не годен ни на что – это можно сказать об углублениях в скалах. Они кажутся удобными, но толку от них никакого. Вот, например, впадина, которая, казалось бы, может служить прекрасным бассейном для воды: но вода из нее уходит через трещину; другая напоминает комнату, но в ней нет потолка; в третьей – чудесное ложе из мха, но там слишком сыро; в четвертой – стоит удобное кресло, но оно из камня.
Кузница, которую Жиллиат хотел оборудовать, была уже наполовину устроена природой. Но для того чтобы до конца довести дело, начатое ею, требовалось преодолеть много препятствий. Несколько камней представляли собой подобие горна, однако тяга в нем была слишком велика, а регулировать ее оказалось невозможно. Ураган не соразмерял своих сил с потребностями человека.
Кроме ветра, пещеру пронизывала и вода. Прилив не достигал сюда, но по дну извилины беспрерывно журчали ручейки. Брызги пены, постоянно долетающие до вершины утеса, с течением времени наполнили морской водой естественный бассейн, находящийся на вершине. Когда этот резервуар переполнялся, вода, смешиваясь с дождевой, стекала по склону утеса небольшим водопадом. Иногда проносящаяся туча переполняла и без того неистощимый резервуар. Вода в нем была хоть и чистая, но солоноватая и неприятная на вкус. Капли водопада красиво сверкали на стеблях водорослей, похожих на распущенные волосы.
Жиллиат надеялся применить эту стекающую воду для того, чтобы использовать порывы ветра. Сложив из досок подобие воронки и два желоба для стока, устроив под нижним концом желобов широкий бак, Жиллиат – а как мы уже говорили, он знал немного и кузнечное дело, и механику – ухитрился заменить кузнечные меха, которых у него не было, подобием поддувала.
Из ржаной муки он сделал клей. Кроме того, у него была пакля. С помощью клея, пакли и кусков дерева Жиллиат заделал все трещины в скале, не тронув лишь одно небольшое отверстие для притока воздуха, в которое вставил фитильную трубку от сигнальной пушки, найденную им на Дюранде. Эта трубка была направлена горизонтально на большую каменную плиту, где Жиллиат устроил очаг. В случае необходимости трубку можно было затыкать куском трута.
Покончив со всем, Жиллиат свалил на плиту уголь и щепки, с помощью кремня высек огонь из скалы, подпалил клочок пакли и поджег им сложенное на плите топливо. Затем испробовал свое поддувало. Оно действовало превосходно. Жиллиат ощутил гордость циклопа, властителя воздуха, воды и огня.
Он был властителем воздуха – заставил ветер дышать через сделанное им легкое, устроил в граните дыхательный орган и превратил порыв ветра в кузнечный мех; Жиллиат был властителем воды: из водопада он сделал водопровод; он был и властителем огня: в глубине затопленной скалы развел пламя.
Над кузницей виднелись широкие трещины, через которые дым, покрывая копотью камни, мог свободно уноситься к небу. Утесы, знакомые лишь с пеной, впервые увидели сажу.
Жиллиат выбрал для наковальни гладкий валун, подходивший по размерам и форме. Но этот камень был не особенно надежен – он мог треснуть.
Жиллиат жалел о том, что не привез с собой собственной наковальни. Он не ожидал, что буря разломила Дюранду надвое, и надеялся найти все необходимые инструменты в носовой части судна. Но именно она затонула.
Оба углубления, выбранные Жиллиатом, располагались поблизости друг от друга. Склад и кузница были рядом.
Каждый вечер, окончив работу, Жиллиат съедал несколько сухарей, размоченных в воде, пару моллюсков или морских орехов – единственное, что ему удавалось найти возле рифа, и, дрожа, от холода, взбирался по веревочной лестнице в свое логово на вершине Большого Дувра.
Книга вторая
Труд
Чем располагает человек, лишенный всего
Жиллиат немедленно пустил свою кузницу в ход. У него не хватало инструментов, и он принялся за их изготовление.
Топливом служили обломки, двигателем – вода, кузнечными мехами – ветер, наковальней – камень, уменьем – инстинкт, могуществом – воля.
Жиллиат ревностно взялся за тяжелый труд.
Погода благоприятствовала ему, дождей не было, несмотря на равноденствие, которое обычно сопровождается ими. Незаметно наступил март; дни стали длиннее. Небо было синим, море спокойным, солнце ярким. Ничто не предвещало бури. Водная гладь сверкала под лучами солнца. Но ласки часто предвещают измену. Нельзя верить спокойному морю, как нельзя доверять улыбке женщины.
Ветер был слаб; устроенное Жиллиатом поддувало работало прекрасно. Более сильный ветер принес бы скорее вред, чем пользу.
У Жиллиата была пила, он сделал себе напильник. Пила требовалась для дерева, напильник – для металла. Затем Жиллиат изготовил два предмета, для кузнеца равноценные рукам: щипцы и клещи. Они заменяют кулак и пальцы. Набор инструментов представляет собой целый организм. У Жиллиата появлялись союзники: он делал для себя оружие. Из куска листового железа смастерил навес над очагом.
Одной из главных забот Жиллиата была починка блоков. Он привел их в порядок, затем выровнял обломанные края бревен. Мы уже говорили, что он собрал среди обломков все уцелевшие рамы и решетки и разложил их по сортам материала, по форме и величине: дубовые – в одном месте, сосновые – в другом, там – выгнутые, здесь – прямые. Эти запасы могли оказаться необходимыми в качестве точки опоры для рычага.