- Да я и не прихожу в отчаяние… Я рук не сложу, не бойся, но надо называть вещи их именами… Ты, папа, как посмотрю, такой же отчаянный идеалист, как и был.
- Ну, не такой, как был, мой друг… Жизнь самого завзятого идеалиста собьет с позиции, - усмехнулся Иван Андреевич, - а все-таки не думаю, что все кругом нас дураки или мошенники. Свежая водица просачивается… Ну, а ты-то сам, ты-то, мой друг, разве не идеалист?! Идеалист, да еще какой! Да разве можно не быть им в твои годы, с твоим честным, добрым сердцем, с твоей впечатлительной натурой? В двадцать три года да извериться в людей!.. Это, Коля, было бы ужасным несчастием… И дай бог, чтобы ты подольше сохранил в себе веру… Нынче, как погляжу, молодые люди как-то морщатся, если зовут их идеалистами… Сороковыми годами пахнет!.. Эх вы!.. А вся твоя филиппика , что это такое, как не лучшее доказательство?.. А твои письма? А, наконец, твоя статья?.. А еще прикидываешься… Меня, мальчик, не обманешь.
- Ты разве читал статью? - спросил молодой человек, весь вспыхнув.
- Читал, да не раз, а три раза перечел.
- Я думал, ты не читал. Она ведь всего две недели как напечатана. Я и книжку с собой привез!
- И ты думал, что я еще не прочел! - ласково укорил Иван Андреевич. - Как только в газетном объявлении бросилось мне твое имя, я тотчас же поехал в город и у знакомых достал книжку журнала, где напечатана твоя статья…
- Как ты нашел ее, папа? Ты, пожалуйста, не щади авторского самолюбия.
- Статья недурная. В ней есть жар, есть увлечение, видно, что она написана нервами, и потому производит впечатление - словом, статья хорошо рекомендует тебя.
- Отец твой всем нам читал ее, - проговорила Марья Степановна.
- Но есть и недостатки…
Хотя Николай и хотел казаться спокойным, но волнение проглядывало на его лице.
- Какие же, папа?
- Фактов маловато, фактов. Видно, что ты вопроса не изучил как следует… знаешь ли, по-немецки. Тогда бы статья еще лучше вышла.
- Но ведь это журнальная статья!..
- А все фактов побольше не мешало бы. Но я к слову об этом. Вообще же статья хорошая, честная. Ну, мы еще с тобой о ней поговорим, поспорим. Теперь будет с кем мне спорить. Вася - тот больше про себя думает!.. - засмеялся старик. - Взгляни, он и не слышит, что о нем говорят. Вася! Слышишь? О чем это ты задумался?
Вася сконфуженно встрепенулся и рассеянно смотрел на отца.
- О чем это ты?
- Да так!..
- Он вот всегда таким манером от меня отделывается, - шутливо промолвил Иван Андреевич. - Не удостоивает.
По лицу Васи пробежала застенчивая улыбка.
- Еще смеется! - добродушно заметил отец, дружески похлопывая Васю по плечу. - Хоть бы ты, Коля, расшевелил нашего меланхолика!..
С этими словами Вязников встал из-за стола.
- Ты, Коля, потом зайди ко мне. Нам с тобой еще о многом поговорить надо. Ведь два года, брат, не видались. Ишь какой ты большой стал, меня перерос. А после обеда по усадьбе пройдем…
- Отлично, папа. Я к тебе зайду, дай только переодеться. Я совсем ведь по-дорожному. Эка прелесть какая! - воскликнул он, выходя на балкон. - Сад-то еще более разросся. Что, все Василий за садом смотрит? - спрашивал Николай, направляясь с отцом в густую аллею.
- Все он. Никаких перемен без тебя не было.
- И соседи те же?..
- Вот только Лычков имение продал. Совсем старик разорился.
- Кому?
- Кривошейнову. Помнишь мельника бывшего, Кузьму Петровича?
- Как не помнить… Шельма порядочная!..
- Он и купил!
- Это огромное имение купил?
- У него, братец, миллионное состояние. Он нынче у нас в уезде чуть не первое лицо.
- Времена!..
- И важничает как Кузьма!.. Рожа уморительная! Вот только по-прежнему теснит народ… Все крестьяне на него плачутся. Они у него все в руках. Все должны ему. Лаврентьев кассу устроил - все пользы мало: почти весь уезд в кабале у Кузьмы. Уж я в земстве подымал вопрос о нем. Напрасно! Только Кузьму обозлил.
- А Лаврентьев по-прежнему дикий человек?.. Ни с кем не знаком?
- Тише, тише, Коля!.. Вася за Лаврентьева горой стоит. Дикий человек - его приятель! - засмеялся Иван Андреевич. - Сошлись.
- Вот как!
- Человек-то он честный, только с некоторыми странностями. Совсем мужиком живет, по-прежнему!
- Ну, а Лески пусты?
- Нет. Недавно приехала Смирнова с двумя дочерьми. Очень неглупая женщина. Верно, в Петербурге о ней слышал?
- Как же, слышал. У нее бывает интеллигентное общество.
- Познакомься, если хочешь…
- С удовольствием. Говорят, порядочная женщина.
- И у Лаврентьева побывай. Человек он хороший, хоть и странный. Ты ведь с ним не знаком? И я с ним через Васю познакомился, а то прежде встречались только.
- Так вот как! Перемен-то у вас немало!
- Леночка, Коля, замуж выходит! - вставила Марья Степановна, подходя к разговаривающим.
- Да, да, я и забыл тебе сказать.
- Леночка? Это интересно. За кого?
- Угадай.
- Трудно.
- За Лаврентьева.
- Дикий человек женится на Леночке! Вот не ожидал! Никак не ожидал. Она часто у вас бывает?
- По-прежнему. Верно, сегодня придет.
- Леночка за Лаврентьева! Признаюсь, вы меня поразили.
- Лаврентьев три раза ей делал предложение.
- И она, наконец, согласилась?
- Что ж, если любит.
- Ну, разумеется; только я думал, что Леночке иная судьба готовится, а впрочем… Непременно поеду к Лаврентьеву. Верно, он стал чище одеваться, если Леночка за него замуж выходит. С ним, значит, произошла метаморфоза!.. - засмеялся Николай. - Экая роскошь-то в саду! После Петербурга точно в рай попал!
- Надеюсь, ты у нас до осени? - спросила Марья Степановна.
- Еще бы…
- А после? - спросил отец.
- Еще не решил, папа. Предположение есть. После поговорим! - произнес он, возвращаясь назад. - Ну, пойду переоденусь, а то я на дикого человека теперь похож!
Он вошел в столовую и, увидевши Васю, сидевшего на том же месте, охватил его за тонкую талию и нежно сказал:
- Чего ты, милый Васюк, один сидишь? Пойдем-ка!
И он увлек брата к себе в комнату.
- Все тот же! - проговорил, радостно улыбаясь, Вязников, обращаясь к жене.
- Тот же. Приехал - и будто веселье с ним приехало.
- А за обедом не худо было бы выпить по бокалу шампанского. Как ты думаешь, старуха? Есть у нас?
- Как не быть! Я припасла к Колиному приезду.
- Вот и отлично! Поздравим его с окончанием курса! Молодец он у нас. Конек горячий!
- Это-то и страшно.
- Отчего страшно?
- Ты разве забыл свою-то молодость?
- Ему не надо этого… Боже сохрани! - проговорил Иван Андреевич. - И к тому же… А, впрочем, зачем загадывать, милая… Что будет то будет! Лишь бы остался честным человеком!
IV
- Ну, а ты, Вася, как живешь? - спрашивал старший брат у Васи, подававшего Николаю мыться.
- Ничего, живу себе. На голову лить?
- Полей, голубчик… Вот так… Эко славно как! Перед обедом, Вася, купаться? Вода, я думаю, славная теперь, - говорил старший брат, с фырканьем вытираясь полотенцем. - А в академию скоро?
- Не знаю еще…
- Как не знаешь? Готовишься?
- Не очень. Не тянет меня академия…
- Так в университет, что ли?
Вася замахал головой.
- Так куда же?
- Разве надо непременно куда-нибудь?
- А то как же? Не недорослем же быть!
- Не по форме?
- Как это не по форме?
- Так, говорю: не по форме?.. Непременно надо?
Николай остановился и смотрел во все глаза на брата.
- Ты что, Коля, удивляешься так? - тихо спросил Вася.
- Да ты, Вася, чудак… Не сердись, голубчик, а ты чудак какой-то стал… Ведь надо же кончить курс!
- А ты почем знаешь, что надо?.. Как для кого!
Старший брат совсем был изумлен.
- Я думаю, для всякого.
- Это ты про диплом? Так, может быть, мне его не надо… А учиться и так можно, без диплома… Диплом этот для того, кто хочет потом людей морочить… Стара штука!
- Как людей морочить?
- Очень просто, как людей морочат… Мало ли морочат… А я не хочу…
- Ты какими-то загадками, Вася, говоришь… С папой говорил?
- Нет еще. Придет время - скажу!
- Это уж не Лаврентьев ли тебя первобытности учит?
- Ты, Коля, Лаврентьева не знаешь, так зачем ты смеешься? Лаврентьев - чудеснейший человек… Ты посмотри, как мужики его уважают… Он, брат, хоть и без диплома, а по совести живет… человека не теснит… Да ты, Коля, не сердись, пожалуйста… когда-нибудь, может, поговорим, а теперь не расспрашивай.
Он замолчал. Потом, как бы спохватившись, продолжал:
- А ты с Лаврентьевым познакомься. Сам увидишь. Он тоже желает с тобой познакомиться. Статья твоя ему понравилась… Он тебе может много сведений сообщить… Он жизнь-то крестьянскую знает…
Это известие произвело на Николая приятное впечатление. Ему было лестно, что статья понравилась Лаврентьеву.
- А тебе понравилась?
- Понравилась и мне… только… ну, да не теперь… Я на нее заметку написал, - прибавил Вася конфузливо. - После покажу… Так написал… для себя…
- Я познакомлюсь с Лаврентьевым. Сведи меня к нему.
- Отлично! - обрадовался Вася. - Ты увидишь, какой Лаврентьев.
- Ты, кажется, влюблен в него?
- Люблю… да его все любят. Один Кузька не любит. Собирается его извести. Только шалишь, брат!
- Какой Кузька?
- А живодер здешний… Кривошейнов.
Николай продолжал свой туалет. Вася внимательно оглядывал брата и заметил:
- Франт-то ты какой, Коля!
Старший брат вдруг вспыхнул.
- А по-твоему, надо неряхой быть?
- Да я так… Ты не сердись, брат.
- Я и не сержусь…
- То-то, а я было подумал…
Николай протянул руку.
- Ах, Васюк, Васюк, голубчик, кроткая ты душа! Не сердись и ты на меня… Ведь я расспрашивал тебя, как брат… не желая оскорбить…
- Что ты, что ты, Коля! Да разве я обиделся? За что? - повторял он, крепко пожимая брату руку. - Я после тебе все расскажу, на каком основании я никуда не хочу… Ты умный, ты должен понять… Всякий по-своему… Вот если б я умел писать, как ты, то знаешь, что бы я сделал?
- Что бы ты сделал?
- Остался бы здесь да подробно и описал, как мужик живет, а то ведь в газетах все врут… Ах, если бы ты видел только, Коля, что здесь Кузька делает! И нет ему предела! - прошептал задумчиво Вася.
- Это всем хорошо известно, Вася.
- Нет, не говори. А, впрочем, тем хуже… Всем известно, и все смотрят!
"Странный брат какой!" - промелькнуло в голове у Николая.
Братья несколько времени молчали.
- Послушай, Вася, скоро Леночкина свадьба?
- Елены Ивановны? - поправил Вася.
При этом бледное лицо его вспыхнуло ярким румянцем.
- Ну да…
- Осенью, кажется… А что?
- Так спросил. Тоже старые приятели. А отец ее?
- Обыкновенно что: исправник, как и был! Еще папа его немного в страхе держит, а то…
- А Смирновых видел?
- Видел… Такая сорока, так и стрекочет, а барышни все об адвокатах да о литераторах… Слышал, как они маме в уши визжали! Ты хочешь с ними знакомиться?
- А по-твоему не стоит?
- Не стоит. Болтуньи! Все эдак больше о возвышенности, а землю по десяти рублей сдают… Шельмы!
- Ты, однако, брат, сильно. Говорят, Смирнова умная женщина.
- Да кому от ума-то ее прок? - добродушно возразил Вася. - Вот и Бежецкий твой умный, а сам же ты говорил, на что пошел его ум… на мамону !
- Философ ты, как погляжу. Стоик ! - заметил Николай, надевая жакетку.
Он был совсем готов. Свежий, красивый, в хорошо сшитом костюме, он глядел таким молодцом, что Вася, любуясь братом, воскликнул:
- И какой же ты, Коля, красавец!
Брат улыбнулся своей привлекательной улыбкой.
- Вещи твои убрать?
- Авдотья уберет.
- Все равно… Теперь мне нечего делать… я уберу.
- Ну, давай вместе.
Они принялись выкладывать платье, белье и книги из большого чемодана. Вася внимательно разглядывал книги и две из них отложил.
- Можно почитать?
- Разумеется… Ты что выбрал? - полюбопытствовал брат.
Вася назвал заглавия.
Николай шутя погрозил пальцем.
- Ишь к чему тебя тянет! - протянул он. - Смотри, Вася, с ружьем осторожнее: заряжено… Думал дорогой что-нибудь подстрелить… Дичи теперь, я думаю, много?
- Есть… намедни куропаток видел!
- А ты по-прежнему не любишь охоты?
- Нет. К чему я буду божью тварь убивать… потехи ради.
- Тогда и мясо есть не следует?
- Ну, это другое дело. А, впрочем, пожалуй, что и не следует! - заметил Вася. - Я думаю об этом.
- А пока ешь?
- Ем.
Николай рассмеялся.
- Ну, теперь пойдем, брат, в сад, туда к речке, а оттуда в малинник.
- Пойдем!
Они спустились в сад.
Николай весело пустился в самую глубь, ощущая полной грудью прелесть большого, тенистого, густого сада с вековыми деревьями. Ему было как-то весело, хорошо и привольно в этом гнезде. Хотелось резвиться, как школьнику. Они обошли весь сад. В малиннике, под палящим солнцем, прикрывшись платком, Николай ел ягоды с жадностью мальчишки. Потом зашли на огород, оттуда спустились к речке и пошли по берегу.
Деревня была как на ладони. На улице не было ни души. Деревня точно вымерла.
Они остановились.
- Ну, как наши живут - по-прежнему хорошо?
- Хуже.
- Разве и их ваш Кузька донял?
- Сюда пока не добрался… Неурожаи!..
- Пойдем-ка в деревню!
- Пойдем, если хочешь, только теперь никого дома нет. В поле все.
- Ах, я и позабыл! Так вечером?
- Ладно.
Они вернулись назад.
- Ах, мама, как у вас хорошо! - радостно говорил Николай, подбегая к Марье Степановне, которая беседовала о чем-то с поваром.
- Смотри, не соскучься. После Петербурга, пожалуй, и соскучишься!
- Что ты, мама! Я разве так целый день бездельничать буду? Я работу с собой взял… Что, Петр, - обратился он к старику повару, - опять на охоту будем ходить?
- Когда угодно, Николай Иванович. Я с радостью…
- Собаки вот нет…
- Найдем-с и собаку.
- Где?
- У дьякона есть собака.
- Ну, ладно. А ты, мама, по-старому хозяйничаешь?
- Да, Коля. Не хочешь ли покушать? Ты чаю один стакан пил.
- Нет еще. Да ведь обедать будем в два?
- В два, по-прежнему.
- Так через два часа и обед. Я лучше приберегу аппетит к обеду.
Николай прошел к отцу.
Кабинет Ивана Андреевича был большой, просторный, с мягкой, обитой темной кожей, мебелью. Вдоль стены тянулся большой шкаф, наполненный книгами. Другие стены были увешаны портретами разных знаменитостей науки, литературы и искусства. У открытого окна, выходящего в сад, стоял большой стол, за которым сидел Иван Андреевич и что-то писал. В комнате было прохладно, хорошо. Густая тень сада защищала комнату от солнца.
- Ты извини, папа. Я помешал тебе.
- Что ты!.. Садись-ка, Коля, голубчик.
- Ты чем это занимался?
- Записку, брат, сооружаю для доклада в будущее собрание.
- О чем, папа?
- Да помилуй, Коля. И без того мы деньгами не богаты, брать-то больше неоткуда, а наши земцы что выдумали! Понадобилась им, видишь ли, железная дорога. Они и хотят хлопотать, чтобы с гарантией земства построить дорогу, - ведь это новый налог на бедного мужика. Ну, разумеется, нашлись люди, которые в этой мутной водице рыбки хотят наловить.
- Ты дашь мне прочесть записку!
- Конечно, дам. Только сомнение меня берет, Коля: не напрасно ли я пишу?
Между отцом и сыном завязался разговор. Старик рассказывал Николаю о деятельности своей в последние два года. В словах его звучала унылая нотка. Он все еще не падал духом, все еще бодрился, но Николай заметил, что в эти два года Иван Андреевич потерял много прежних надежд. Иван Андреевич с грустной усмешкой говорил, что он в собраниях почти всегда в меньшинстве.
- Ты, как Прудон, один составляешь партию .
Старик усмехнулся.
- Почти что так. Впрочем, два-три товарища иногда есть, а то больше один да один. И меня даже в беспокойные люди записали. Вот через месяц будет экстренное собрание. Поедем - увидишь.
- А ты все отдельные мнения подаешь?
- Подаю.
- И громишь своих противников?
- В последнее время, Коля, меня уже слушают не так, как прежде.
- А ты все громишь?
- Не молчать же! Если все замолчат, то что хорошего? Все капля точит камень. И о чем иногда приходится спорить-то, брат!
Старик махнул рукой.
- И чего беречься? - уныло прибавил он и замолчал. - Знаешь ли, просто стыдно в пятьдесят два года рассказывать. На днях ко мне приезжал председатель земского собрания, испуганный, взволнованный. Знаешь ли, зачем? Сообщить мне, что моя речь в последнем собрании показалась кому-то резкой, и его вызывали для объяснений. А знаешь, о чем говорил я эту зажигательную речь? - печально усмехнулся старик. - О том, чтобы земство ходатайствовало о соблюдении закона при взыскании недоимков. Это, видишь ли, деликатный предмет!.. Бедняга председатель просто насмешил меня своим страхом. Рассказал, что Кривошейнов сплетню в губернии пустил. Ему и поверили!.. Но ведь не может же так продолжаться, не правда ли? Еще немного времени - и ты, Коля, увидишь, что будет и на нашей улице праздник, взойдет и над нашей нивой солнышко.
Лицо Ивана Андреевича сияло надеждой, слова звучали верой.
- А пока будем, Коля, записки писать! Авось что-нибудь и выйдет. По крайней мере недаром бременишь землю! - весело прибавил Вязников, трепля сына по плечу. - Так ведь? Ну, а ты что с собой думаешь делать?
Из полуотворенной двери несколько времени как доносился чей-то свежий женский голос. Николай несколько раз прислушивался и поворачивал голову. Он только что хотел отвечать на вопрос отца, как на пороге появилась Марья Степановна, а из-за ее плеча выглядывало хорошенькое женское личико с синими глазами.
- Можно к вам, господа? - спросила Марья Степановна. - Я гостью привела.