Содержание:
Конец вместо начала 1
Глава 1 2
Глава 2 2
Глава 3 3
Глава 4 5
Глава 5 6
Глава 6 6
Глава 7 7
Глава 8 8
Глава 9 9
Глава 10 10
Глава 11 11
Глава 12 12
Глава 13 13
Глава 14 14
Глава 15 15
Глава 16 15
Глава 17 16
Глава 18 17
Глава 19 18
Глава 20 19
Глава 21 20
Глава 22 21
Глава 23 22
Глава 24 23
Глава 25 24
Глава 26 25
Глава 27 25
Глава 28 26
Глава 29 27
Глава 30 28
Глава 31 29
Глава 32 29
Начало вместо конца 30
Гарольд Роббинс
Никогда не покидай меня
Конец вместо начала
Я вернулся в офис после ленча в половине третьего.
- Контракт уже поступил от юриста? - спросил я секретаршу.
Она кивнула.
- Я положила его вам на стол, Бред.
Пройдя в кабинет, я сел за стол и взял документ. Полистал страницы. В плотных строчках, заполненных всевозможными условиями, оговорками и дополнениями, чувствовался профессионализм высочайшего класса. Я начал читать и испытал удовлетворение. Это было лучше, чем бренди после обеда.
Зазвонил телефон; не отрывая глаз от контракта, я снял трубку и услышал голос секретарши.
- Пол Реми, из Вашингтона, по второму аппарату.
- Хорошо, - я нажал кнопку селектора. - Пол, договор уже у меня на столе... - радостным тоном сообщил я.
- Бред! - резко перебил он меня.
В его голосе прозвучали ноты, заставившие мое сердце забиться чаще.
- Да, Пол?
- Элейн покончила с собой!
- Нет, Пол!
Произнесенные им слова потрясли меня.
Контракт выскользнул из моих пальцев, белые листы разлетелись по столу и ковру. Кто-то сильно сдавил мне грудь. Я дважды безуспешно попытался что-то сказать.
Я откинулся на спинку кресла. Комната медленно крутилась вокруг меня. Я закрыл глаза и беззвучно закричал: "Элейн! Элейн! Элейн!"
Потом невероятным усилием воли заставил себя вновь обрести дар речи. Не узнал своего дрожащего голоса.
- Как это случилось, Пол? Когда?
- Вчера ночью. Она приняла смертельную дозу снотворного, - ответил он.
Я сделал глубокий вдох. Самообладание постепенно возвращалось ко мне.
- Почему? - выдавил я из себя, зная ответ. - Она оставила записку?
- Нет. Ничего. Никто не знает причину.
Я перевел дыхание. Известие о смерти станет для всех полной неожиданностью. Мой голос окреп.
- Ужасная новость. Пол.
- Для всех нас - тоже, Бред. Последнее время она, казалось, начала оживать. Несколько недель тому назад Эдит сказала, что Элейн снова, похоже, обрела покой благодаря этой работе по профилактике полиомиелита, в которой ты ей помогал. По словам Эдит, Элейн снова нашла себя, делая что-то полезное для других.
- Знаю, - устало вымолвил я. - Знаю.
- Поэтому я и позвонил, Бред. Элейн симпатизировала тебе. Восхищалась тобой. Она не раз говорила Эдит, какой ты прекрасный человек.
Его слова причиняли мне боль. Я должен был заставить Пола замолчать - он мог убить меня.
- Я тоже считал ее замечательной женщиной, - подавленно произнес я.
- Мы все так считали. Нас поражало, откуда в ней столько мужества, столько сил, чтобы выстоять после случившегося. Теперь, наверно, мы этого никогда не узнаем.
Я сомкнул веки. Они никогда не узнают. Но я-то знал.
Знал многое. Слишком многое.
- Когда состоятся похороны?
- Послезавтра.
Он назвал кладбище и добавил:
- В одиннадцать часов. Она будет лежать рядом с мужем и детьми.
- Я приеду. Встретимся там. Если я что-то могу сделать...
- Нет, Бред. Все уже подготовлено, - сказал он. - Теперь никто не сможет сделать для нее что-либо еще.
Я опустил трубку. Его слова звенели у меня в ушах. Я сидел, уставясь на разлетевшиеся по столу и ковру листки. Машинально наклонился, чтобы поднять их, и вдруг внезапно на моих глазах появились слезы.
Я услышал, как открылась дверь, но не поднял головы. Передо мной стояла Микки. Она коснулась рукой моего плеча.
- Мне очень жаль, Бред, - сказала Микки.
Выпрямившись, я посмотрел на нее.
- Ты знаешь?
Она кивнула.
- Он сообщил мне, прежде чем я соединила его с вами, - тихо промолвила Микки. - Это ужасно.
Она протянула мне бокал.
Я взял его и поднес к губам. Микки стала собирать бумаги, валявшиеся на полу. Подобрав последние листки, она вопросительно посмотрела на меня.
Моя улыбка больше походила на гримасу.
- Ничего, - сказал я, - оставь договор здесь. Я просмотрю его позже.
Она положила аккуратную стопку на стол и направилась к двери.
- Никаких звонков, Микки, - предупредил я ее. - И никаких посетителей. Я занят.
Обернувшись, Микки кивнула; дверь мягко закрылась за секретаршей. Я подошел к окну и посмотрел в него. Мрачные серые здания врезались в холодное голубое небо. На клочке Мэдисон-авеню размером пятьсот на четыреста футов размещались помещения общей площадью в полмиллиона квадратных футов. Новые соседние дома казались крохотными. Этот городской пейзаж был частью большого бизнеса, которому я принадлежал.
Я стремился к этому миру с тех пор, как началась моя сознательная жизнь. Теперь я знал, чего он стоит.
Ничего. Абсолютно ничего. Один маленький человек на тротуаре стоит больше целого города.
Я не мог поверить в то, что она мертва. Совсем недавно мягкие губы Элейн касались моих, ее голос звучал у меня в ушах.
Элейн. Я произнес имя вслух. Некогда сладкое и нежное, теперь оно казалось кинжалом, вонзающимся в мое сердце. Почему ты сделала это, Элейн?
Снова раздалась трель телефона. Я вернулся к столу, раздраженно поднял трубку.
- Я же просил ни с кем меня не соединять, - рявкнул я.
- Ваш отец здесь, - тихо сказала Микки.
- Хорошо, - произнес я, поворачиваясь лицом к двери.
Он скованно вошел в кабинет. Отец почти всегда имел смущенный вид; уверенным в себе он казался лишь сидя за рулем автомобиля. Отец осторожно, изучающе покосился на меня своими темными глазами.
- Ты знаешь? - спросил он.
Я кивнул.
- Мне позвонил Пол.
- Я услышал по радио и сразу же приехал сюда, - пояснил он.
- Спасибо.
Подойдя к бару, я вытащил бутылку.
- Со мной все в порядке.
Я наполнил два бокала виски и протянул один из них отцу.
- Что ты собираешься делать? - спросил он.
Я покачал головой.
- Не знаю. Я сказал Полу, что приеду на похороны, но сейчас не уверен, что сумею это сделать. Не знаю, смогу ли смотреть на нее.
Его глаза по-прежнему изучали мое лицо.
- Почему?
Я молча уставился на него и вдруг взорвался.
- Почему? Тебе это известно не хуже, чем мне. Потому что я убил ее! Мне кажется, что я приставил револьвер к ее виску и нажал на спусковой крючок!
Я опустился в кресло, стоящее возле бара, и закрыл лицо руками. Отец сел напротив меня.
- Почему ты так считаешь? - спросил он.
Я посмотрел на него горящими глазами.
- Потому что я занимался с ней любовью, лгал ей, давал обещания, которые не мог выполнить; потому что она верила мне, любила меня и надеялась, что я никогда не оставлю ее. И когда я покинул Элейн, она потеряла свое место в этом мире, потому что ее миром стал я.
Он медленно отпил виски, посмотрел на меня и наконец произнес:
- Ты действительно убежден в этом?
Я кивнул.
Он на мгновение задумался.
- Тогда ты должен отправиться туда и попросить у нее прощения. Иначе ты никогда не обретешь покоя.
- Но как я смогу это сделать, отец? - едва не закричал я.
Он поднялся на ноги.
- Сможешь, - уверенно сказал отец. - Потому что ты - мой сын, Бернард. Ты унаследовал многие мои слабости и недостатки, но ты не трус. Тебе будет тяжело, но ты сумеешь вымолить у нее прощение.
Дверь закрылась за ним, и я снова остался один. Посмотрел в окно. Сумерки опускались на город. Вот в такой же день несколько недель тому назад я впервые встретился с ней.
Где-то в промежутке между тем днем и сегодняшним находился ответ. Я должен был отыскать его.
Глава 1
Бреясь, я следил за ее отражением в уголке зеркала. Сквозь распахнутую дверь ванной я видел, как она сидит на кровати. Длинные, каштановые, с медным отливом волосы волнами падали на изящные белые плечи. Она прекрасно сохранилась, с гордостью подумал я. Глядя на нее, невозможно было поверить, что через три недели мы будем отмечать двадцатилетнюю годовщину нашей свадьбы.
Двадцать лет. Двое детей - девятнадцатилетний сын и шестнадцатилетняя дочь. А она по-прежнему выглядит как девочка. Стройная, узкокостная, она носила сейчас одежду того же двенадцатого размера, что и в год свадьбы. Ее серые глаза остались такими же живыми, а губы - нежными, пухлыми, свежими даже без помады. Рот Мардж свидетельствовал о доброте и цельности ее характера; подбородок был округлым, чуть широковатым, он говорил о прямоте, честности его обладательницы.
Я увидел, как она встала с кровати и надела платье.
Ее девичья фигура почти не изменилась, она до сих пор волновала меня. Отражение Мардж исчезло из зеркала.
Я сосредоточился на бритье. Провел пальцами по щеке.
Плохо. Вечно так. Я всегда дважды проходил по одному месту, прежде чем оно становилось безукоризненно гладким. Я, взяв помазок, начал повторно намыливать щеку. Внезапно заметил, что мурлычу себе под нос.
Я удивленно уставился на собственное отражение. Я редко напеваю во время бритья, потому что не люблю эту процедуру. Я бы предпочел отпустить густую черную бороду.
Мардж всегда смеялась, когда я жаловался по поводу бритья.
- Почему ты не наймешься копать канавы? - спрашивала она. - Своим сложением ты больше походишь на землекопа.
И лицом тоже. Я твердо знал, что по внешнему облику человека нельзя делать заключения о характере его работы. Моя крупная, грубоватая физиономия относится к числу тех, что обычно ассоциируются с физическим трудом под открытым небом. Но я не помнил, когда, в последний раз работал на воздухе. Меня невозможно заставить что-либо сделать в саду.
Я продолжал бриться, напевая себе под нос. Я был счастлив - к чему отрицать это? Удивительно то, что я пребывал в этом замечательном состоянии после двадцати лет семейной жизни.
Освежив лицо туалетной водой, я сполоснул бритву и причесался. Еще одно очко в мою пользу. Я сохранил неплохие волосы, хотя за последние пять лет у меня появились седые пряди.
Когда я вернулся в спальню, она уже была пуста, но на кровати лежали свежая сорочка, носки, белье, костюм и галстук. Я улыбнулся. Мардж следила за моим гардеробом. Я предпочитал рискованные сочетания, но она утверждала, что они не годятся для человека моей профессии. Я должен иметь солидный вид.
Так было не всегда. Только последние восемь-девять лет. Когда-то я мог носить лошадиную попону и плевал на всех. Но теперь я - уже не рядовой пресс-агент. Став консультантом по связям с общественностью, я получал в год тридцать тысяч вместо трех и занимал кабинет в одном из небоскребов Мэдисон-авеню, а не сидел за письменным столом в клетушке размером с телефонную будку.
И все же, одевшись и посмотрев на себя в зеркало, я не мог не признать, что Мардж была права. Постаревший мальчишка имел респектабельный вид. Одежда преображала меня. Смягчала резкость моих черт и придавала облику основательность.
Когда я собрался завтракать, Мардж уже сидела за столом и читала письмо. Я подошел к ней и поцеловал в щеку.
- Доброе утро, милая, - сказал я.
- Доброе утро, Бред, - отозвалась она, не отрывая взгляда от листка бумаги.
Я посмотрел на него через плечо. Узнал знакомый почерк.
- Бред? - спросил я, имея в виду Бреда Ровена-младшего. Он учился на первом курсе колледжа и отсутствовал уже достаточно долго для того, чтобы писать лишь раз в неделю, а не каждый день, как сначала.
Она кивнула.
Я обошел вокруг стола и сел на свое привычное место.
- Что он пишет? - я поднял бокал с апельсиновым соком.
Она посмотрела на меня своими серыми глазами.
- Он сдал экзамены со средним баллом восемьдесят.
Проблемы у него были лишь с математикой.
Я улыбнулся.
- Беспокоиться тут не о чем. Я бы испытывал те же трудности, доведись мне учиться в колледже.
Когда я допил апельсиновый сок, Салли, наша служанка, подала бекон и яйца.
Обожаю две вещи. Яйца на завтрак и утренний душ.
В детстве и то и другое было для меня недоступной роскошью. Мы жили в Нью-Йорке. Отец водил такси. Он и сейчас крутит баранку, несмотря на свои шестьдесят четыре года. Мы не имели лишних денег. Единственное, что он позволил мне сделать для него, - это купить собственное такси. В чем-то он был странным стариком. После смерти мамы отказался перебраться к нам. "Мое место - на Третьей авеню", - сказал он.
Но дело было не только в этом. Он не хотел уезжать далеко от мамы. Какая-то частица ее существа оставалась в нашей квартире на Третьей авеню. Я уважал его чувства и не настаивал.
- Что еще пишет малыш? - спросил я. Почему-то я считал, что студенты колледжа обязательно должны в письмах домой просить денег. Тут Бред не оправдывал моих представлений.
Мардж посмотрела на меня с тревогой. Щелкнула пальцем по письму и заговорила:
- Он простудился во время экзаменов и до сих пор не может избавиться от кашля.
В ее голосе звучало беспокойство.
Я улыбнулся.
- Он поправится, - заверил ее я. - Напиши ему, пусть обязательно сходит к врачу.
- Он этого не сделает, Бред, - заявила она. - Ты его знаешь.
- Конечно, - отозвался я. - Все дети такие. Но простуда - это ерунда. Он выздоровеет. Бред - крепкий парень.
К столу подошла Джини. Она, как всегда, торопилась.
- Ты уже закончил, папа? - спросила она.
Я улыбнулся ей. Джини - моя девочка. Младшая.
Она напоминала мне Мардж, только была избалованной.
- Что за спешка? Я еще не пил кофе.
- Но, папа, тогда я опоздаю в школу! - запротестовала она.
Я посмотрел с любовью на дочь. Я сам ее испортил.
- Автобусы ходят все утро, - заметил я. - Тебе не обязательно ждать меня.
Она положила мне руку на плечо и чмокнула в щеку.
Замечательная это вещь - поцелуй шестнадцатилетней дочери. Не сравнимая ни с чем на свете.
- Но, папа, - произнесла Джини, - ты же знаешь, как я люблю ездить в школу с тобой.
Я усмехнулся, догадываясь, что она немного обманывает меня. Тут уж ничего не поделаешь. Мне это нравилось.
- Ты ждешь меня лишь потому, что я разрешаю тебе вести машину, - поддразнил я Джини.
- Не забывай, папа, что я без ума от твоего автомобиля с откидным верхом, - парировала она; ее карие глаза смеялись.
Я взглянул на Мардж. Она смотрела на нас с еле заметной улыбкой на губах. Она знала, чем все закончится.
- Что мне делать с этой девчонкой? - сказал я с наигранным отчаянием.
Продолжая улыбаться, Мардж ответила:
- Теперь уже поздно что-либо исправлять. Придется тебе ехать с ней.
Я залпом выпил кофе и встал.
- О'кей, - сказал я.
Джини посмотрела на меня с улыбкой.
- Я принесу твои пальто и шляпу, папа.
Она побежала в прихожую.
- Вернешься рано, Бред?
Я посмотрел на Мардж.
- Не знаю. Может, задержусь, чтобы обсудить с Крисом заказ сталелитейщиков. Постараюсь освободиться поскорей.
Она поднялась и, обойдя стол, подошла ко мне. Наклонившись, я поцеловал ее в гладкую нежную щеку.
Она подставила губы. Я поцеловал их.
- Не переутомляйся, мистер.
Она улыбнулась.
- Обещаю, мэм.
Со двора донесся гудок автомобиля. Джини уже выкатила машину из гаража. Я направился к двери. У порога обернулся и посмотрел на жену.
Она провожала меня улыбкой.
Я улыбнулся в ответ.
- Знаете, мэм, будь я на двадцать лет моложе, я бы, наверно, сделал вам предложение.
Глава 2
Я шел по дорожке к автомобилю. Вокруг меня умирал октябрь. Я провожал его с сожалением. Это было мое время года. Кто-то предпочитает зелень июня, а я люблю багрянец и золото осени. Эти цвета удивительным образом действуют на меня.
Наполняют жизненной силой.
Остановившись возле машины, я уставился на Джини. Она улыбалась, глядя на меня.
- Зачем ты опустила верх? - спросил я, надевая лежавшее на сиденье пальто.
- Что за удовольствие ездить на таком авто с поднятым верхом? - запротестовала она.
- Но, милая, - произнес я, садясь рядом с дочерью, - уже осень; лето закончилось.
Не успев ответить мне, она включила скорость и поехала. Затем произнесла:
- Не будь старым занудой, папочка.
Я едва сдержал улыбку. Поглядел на Джини. Она сосредоточенно управляла машиной. Я увидел розовый кончик языка, высунувшийся в тот момент, когда Джини выруливала на улицу. В этом месте у нее всегда был такой вид.
Она надавила педаль газа, и я почувствовал, что автомобиль набирает скорость. Бросил взгляд на спидометр. К концу квартала мы уже ехали со скоростью сорок миль в час; стрелка продолжала ползти вправо.
- Полегче, милая, - предупредил я.
Джини на миг оторвала взгляд от дороги и посмотрела на меня. Ее глаза говорили мне больше, чем она смогла бы выразить словами. Я почувствовал себя стариком, виновато прикусил язык и уставился на ленту асфальта.
Через несколько секунд мое настроение улучшилось.
Джини была права. Что за удовольствие ехать в таком автомобиле с поднятым верхом? Есть необъяснимая прелесть в езде по загородной дороге, мимо пламенеющей осенней листвы, под ясным небом, раскинувшимся над твоей головой.