Затем начиная с 1972 года книгу переиздавали несколько раз в полном виде (последнее такое издание появилось в 2014 году), иногда с предисловием (статья Луи Жановера, предваряющая двухтомное издание 2011 года), но ни разу – с примечаниями. Примечаний удостоились только тексты классиков, переиздававшиеся отдельно, – рассказы Бальзака и Альфреда де Мюссе . Бальзаковская история английской Кошки вообще имеет отдельную и очень счастливую судьбу: она не только неоднократно переиздавалась, но даже легла в основу мюзикла; в мюзикл была превращена и послужившая ей продолжением история французской Кошки, сочиненная Этцелем/Сталем . Этцель, как уже говорилось выше, переиздал свои "звериные" рассказы в однотомнике 1854 года "Звери и люди". Мюссе включил "Историю белого Дрозда" в издание своей прозы 1854 года (с небольшой правкой, о которой см. примеч. 597 и 600). Несколько раз (1927, 1951, 1953, 1955) переиздавались рассказы Шарля Нодье и его дочери. Но, разумеется, наибольшая популярность была уготована гравюрам по рисункам Гранвиля. Они переиздавались и переиздаются постоянно по самым разным поводам и зачастую без всякой связи со сборником, для которого были выполнены. Понятно, что книга, на титульном листе которой выставлен вопрос "Имеют ли животные душу?", сопровождается рисунками Гранвиля , но и сборник сатирических зарисовок на современные темы, написанный Кристианом Мийо (сооснователем знаменитых гастрономических гидов Го и Мийо) , украшен теми же гранвилевскими рисунками.
Знали "Сцены" и в России, где они появились почти сразу после выхода из печати во Франции и где, как правило, название книги метонимически замещали фамилией Гранвиля . Владимир Даль начинает свой рассказ "Денщик" (1845) со ссылки на "единственного в своем роде Гранвиля", который "неподражаемо умел схватывать сходство и отношения [с тем или иным животным] и переносить их карандашом на бумагу", и применяет эту же методу к своему герою – "небывалому, невиданному чудовищу, составленному из пяти животных" . И это не единственный пример русского усвоения французской "анималистики", какой она предстала в "Сценах". Автор другого "физиологического очерка" той же эпохи, В. Толбин, напоминает, что если провинции населены "только барсуками, телятами, чечетками и горлицами", то столицы "изобилуют зверьми очень редкими, такими, которых трудно отыскать иногда и в самом полном зверинце"; так, в Петербурге "множество особенной породы львов, онагров, баранов, кротов, премиленьких и предорогих мускусовых крыс" .
Следует, впрочем, упомянуть и случай, когда вывод о зависимости русского сочинения от "Сцен" приходится счесть ошибочным. Евгений Гребёнка выпустил в 1844 году повесть "Путевые записки зайца", начало которой, казалось бы, говорит само за себя: дедушка повествователя, знающий все языки, включая звериные, говорит, что знаком с историей зайца, потому что читал его записки. "Где же вы читали? разве зайцы пишут? – Пишут; теперь все животные грамотны, и лесные, и полевые, и водяные: все пишут; даже насекомые имеют свою грамоту и своих писателей" . Уже современники поспешили укорить Гребёнку в подражании французскому изданию "Животные, нарисованные ими самими", и с этим выводом согласны исследователи ХХ века . Между тем впервые "Путевые записки зайца" были опубликованы в "Литературной газете" в 1840 году; цитированные строки о животных, которые "все пишут", опубликованы в 11-м номере этого издания (7 февраля), когда ни один выпуск "Сцен" еще не вышел в свет. На приоритет Гребёнки, кстати, указала сама редакция "Литературной газеты" в № 22 от 8 июня 1844 года; авторы редакционной заметки спорят с "Библиотекой для чтения" и "Москвитянином", назвавшими Гребенку подражателем, тогда как на самом деле ""Записки зайца" не могли быть подражанием изданию, о котором говорит "Библиотека для чтения", потому что явились в свет гораздо прежде этого издания. Бόльшая половина "Записок зайца" была напечатана в "Литературной газете" 1841, за март и апрель месяцы, а первые ливрезоны "Les animaux peints par eux-mêmes" [Животные, нарисованные ими самими] явились в Париже в 1842 году, стало быть, целым годом позже". В заметке две ошибки в датах: на самом деле повесть Гребёнки начала печататься в "Литературной газете" не в 1841-м, а в начале 1840 года, а первые "ливрезоны", то есть выпуски "Сцен" появились в Париже в конце этого года, но по сути все правильно: русский заяц взялся за перо независимо от зайца французского.
В начале 1870-х годов несколько рассказов из "Сцен" появились на русском языке в иллюстрированном журнале "Переводы лучших иностранных писателей", которые издавала в Петербурге Марко Вовчок . Здесь напечатаны "Огорчения одного крокодила" (1872, № 2) и "Похождения одного мотылька" (1872, № 5) в переводе Марии Михайловской и "История белого дрозда" (1871, № 11) в переводе самой Марко Вовчок. Впрочем, если первые два текста – это в самом деле более или менее точные переводы французских оригиналов, то "Историю белого дрозда" назвать переводом довольно затруднительно; скорее это некая фантазия переводчицы, местами приближающаяся к оригиналу, но местами не имеющая с ним решительно ничего общего .
Во второй половине XIX века "Сцены" дважды выходили на русском языке отдельными изданиями: в 1876 году в Санкт-Петербурге под названием "Общественная и домашняя жизнь животных" в переводе Н. А. Шульгиной под редакцией А. Н. Плещеева и в 1897 году в качестве приложения к петербургскому журналу "Стрекоза" . Оба издания неполны; в первом напечатаны пятнадцать рассказов из издания 1842 года, во втором – десять. В первом рассказов больше, однако в нем не сохранена "рамка": есть только "Парламентский отчет", но нет ни рассказа о второй звериной революции, ни "Заключительной главы". Рассказ о второй революции не вошел и в издание 1897 года, зато завершается оно "Заключительной главой". Издание 1876 года содержит только текст рассказов, изданию 1897 года предпослано предисловие издателей, где, в частности, говорится: "Текст книги отличается эластичностью и приспособляемостью рассказа, неожиданностью и пикантностью милых, безобидных шуток, намеков и сближений, живостью, легкостью повествования и безукоризненно-художественным изложением. ‹…› Выпуская нынешнюю книгу как главную премию к нашему журналу за нынешний год, мы утешаем себя мыслью, что даем нашим читателям произведение, во всех отношениях заслуживающее сочувствия и внимания". С этим мнением трудно не согласиться.
В дальнейшем на русский язык заново переводились три рассказа Бальзака (об английской Кошке, Осле и африканском Льве) , "История белого Дрозда" Мюссе , рассказы Нодье о Лисе и о Жирафе ; наконец, пролог к книге ("Генеральная ассамблея животных") был напечатан по-русски в моем переводе в недолго просуществовавшей газете "Русский телеграф"(27 декабря 1997 года), а "История Зайца" – в журнале "Отечественные записки" (2014. № 3).
Но помимо прямых откликов – переводов и упоминаний в критике – существует еще гораздо более зыбкая сфера в разной степени доказуемых литературных влияний и отзвуков.
Не исключено, например, что о "Сценах" помнил Салтыков-Щедрин, когда сочинял свои "Сказки", где действующие лица из числа зверей, существуя во вполне "звериных" обстоятельствах, живя в норах или берлогах, решают совершенно человеческие проблемы, а порой даже имеют дело со вполне человеческими бытовыми реалиями, вроде лотерейного билета, по которому премудрый пескарь во сне выиграл большую сумму.
Другое предположение гораздо менее гадательно. Трудно усомниться в том, что когда Анатоль Франс назвал свою книгу "Остров пингвинов" (1908), он, известный книгочей, держал в памяти главу "Остров пингвинов" из "Жизни и философических мнений Пингвина" Этцеля/Сталя; конечно, книга Франса написана с иной целью, и пингвины у него не те, что у Этцеля, и о гранвилевских рисунках он некогда отозвался весьма неодобрительно, однако совершенно очевидно, что когда-то прочитанный рассказ из "Сцен" впечатался ему в память .
Наконец, еще более очевидно, что со "Сценами" был знаком Джордж Оруэлл, автор "Скотного двора" (1945) ; конечно, его памфлет написан совершенно в другом, несравненно более трагическим регистре (сказался опыт ХХ века), но начинает-то он свое повествование точно с того же, что и Этцель/Сталь: однажды ночью звери собираются вместе, чтобы сказать друг другу, что человек их эксплуатирует, а между тем они заслуживают лучшей доли!
Что касается рисунков Гранвиля, то исследовательница его творчества А. Ренонсья называет среди тех, на кого они повлияли, длинный ряд знаменитейших художников и кинематографистов: Гюстава Доре и Вильгельма фон Каульбаха, Мельеса и Диснея .
Отзвуки "Сцен" обнаруживаются и в таких произведениях и изданиях, где их, казалось бы, ожидаешь менее всего. Когда французский кот-ловелас восклицает: "Весь мой капитал – это мои усы, лапы и хвост", то невозможно не вспомнить другого кота, нашего современника и соотечественника по фамилии Матроскин , а когда шведский писатель Ян Экхольм сочиняет сказочную повесть "Тутта Карлсон Первая и единственная, Людвиг Четырнадцатый и другие" (1965), посвященную лису, желающему дружить с курами, невозможно не предположить, что он читал сказку Нодье о лисе, влюбленном в курицу. И даже тот одинокий хвост, изображение которого завершает "Сцены" (с. 647), знаком всем, кто в детстве держал в руках "Винни Пуха" с иллюстрациями Алисы Порет и видел хвост ослика Иа-Иа, превращенный Совой в шнурок колокольчика. Словом, можно сказать, что мы, сами того не зная, окружены далекими отзвуками "Сцен частной и общественной жизни животных". Тем больше оснований для того, чтобы познакомиться с самой этой книгой.
* * *
Несколько слов о нашем издании. Переводы выполнены по первому изданию 1842 года . Из тридцати текстов оригинала в нашем сборнике напечатаны двадцать три: опущены несколько рассказов, которые либо чересчур сентиментальны и приторны, либо полны каламбуров, не поддающихся переводу. Некоторые из текстов, вошедших в нашу книгу, были переработаны авторами для издания 1867 года; наиболее интересные варианты отмечены в примечаниях. В оригинале все животные, растения, а заодно и человек пишутся с прописной буквы; мы постарались соблюсти это авторское правописание. Во французском оригинале реальные авторы-люди указаны не в начале, а в конце текстов, потому что в начале значатся имена авторов-животных; эту особенность мы также сохранили, а имена реальных авторов выставлены перед названиями текстов в содержании.
В нашем издании воспроизведены все полосные иллюстрации, сопровождавшие переведенные рассказы в издании оригинальном; опущены мелкие виньетки. Под иллюстрациями помещены те же цитаты из текста, что и в оригинальном издании.
Курсивом напечатаны примечания авторов; прямым – примечания комментатора. Сведения об авторах даны в первом примечании к первому тексту данного автора. Сведения из зоологии, энтомологии или ботаники в примечаниях сделаны как можно более краткими; я старалась сообщать только то, что необходимо для понимания текста и авторской словесной игры.
"Сцены" принадлежат к тому "полусмешному-полусерьезному миру иллюстрированной сатирической прессы, физиологий и коллективных нравоописательных сборников", о котором можно сказать то, что Жюдит Лион-Каэн сказала об упоминавшемся выше романе Луи Ребо "Жером Патюро": "Каждый эпизод романа вписывается в богатейший интертекст сатирической прессы и панорамической литературы" . Привести все эти параллельные места невозможно, да и ненужно, поэтому в примечаниях отмечены только самые выразительные из них или те, которые уточняют смысл текста.