Обе замерли на склоне небольшого холма, глядя вдаль, на долину, расстилавшуюся в весеннем убранстве, на ее лужайки, золотые от лютиков и жемчужно-белые от маргариток; сегодня свежая зелень долины улыбалась под лучами солнца, сверкая прозрачными изумрудами и янтарем. Тень от облаков окутывала Наннлийский лес - остаток тех древних заповедных чащ, что некогда покрывали равнины северной Англии в старину, когда ее горы устилали густые, высокие, чуть ли не в рост человека, заросли вереска. Отдаленные холмы были испещрены темными и светлыми бликами, меркнувшая даль переливалась перламутровыми оттенками: серебристо-голубые, нежно-пурпурные, прозрачно-зеленые и дымчато-розовые, они таяли среди белых, как горный снег, облачков, представляясь восхищенному взору наблюдателя мимолетным видением сказочной небесной обители. Лица девушек обвевал легкий, живительный ветерок.
- Чудесный край Англия, - заметила Шерли, - а наш Йоркшир - один из самых прелестных ее уголков.
- Разве вы сами родом из Йоркшира?
- Я - йоркширка и по рождению и по крови. Пять поколений моих предков спят под приделами Брайерфилдской церкви; и сама я появилась на свет в том полутемном мрачном доме, который вам знаком.
- Значит, мы землячки, - сказала Каролина и протянула руку.
Шерли крепко пожала ее.
- Да, - произнесла она и торжественно кивнула головой. - А вон там это Наннлийский лес? - продолжала она, указывая на лесную гряду.
- Да.
- Вы туда ходили?
- Много раз!
- В самую глушь?
- Да.
- И каков же он?
- О, это словно лагерь лесных великанов. Если стоять у подножья этих вековых, могучих деревьев, то кажется, что их вершины ушли в заоблачную высь; мощные стволы неподвижны, словно колонны, а ветви шевелятся при малейшем дуновении. Даже при полном затишье листва чуть слышно шелестит, а при ветре над вами словно колышутся волны, словно бушует море.
- Кажется, в этом лесу было пристанище Робина Гуда?
- Как же, и там все еще многое о нем напоминает. Да, мисс Килдар, отправиться в глубь этого леса - это как бы отправиться в глубь седой старины. Виден вам просвет между деревьями в самой чаще?
- Да, хорошо виден.
- Там небольшая долина; у нее вид глубокой чаши с ровными краями, и она вся заросла травой, короткой и ярко-зеленой, как вот здесь, на лугу: у края впадины стоят купами лесные великаны - корявые могучие дубы, а на самом дне - развалины женского монастыря.
- Пойдемте туда как-нибудь вдвоем? Выберем погожее утро и отправимся туда на целый день; захватим с собой альбомы, карандаши и интересную книгу; у меня есть две маленькие корзиночки, в них моя экономка, миссис Джилл, уложит нам еду, и мы возьмем их с собой. Но, может быть, такая длительная прогулка утомит вас?
- Нет, нет, в особенности если мы будем целый день в лесу, - я знаю там самые прелестные уголки, знаю, где можно нарвать орехов, когда они созреют, и где растет дикая земляника, знаю совсем уединенные, нехоженые тропинки, по которым стелются причудливые мхи, то желтые с золотистым отливом, то бледно-серые, то изумрудно-зеленые. Знакомы мне и места, где в живописном беспорядке растут деревья, радуя взгляд: могучий дуб возвышается рядом с нежной березкой и глянцевитым буком; а ясени, величественные, как Саул, стоят поодиночке, так же как и совсем древние патриархи леса, одетые густым плющом, словно ризой. Да, мисс Килдар, я могу вам показать эти места.
- А вы не соскучитесь со мной?
- Что вы! Мне кажется, у нас много общего! Да и кого нам пригласить еще, чтобы не испортить удовольствие?
- Правда, среди наших сверстниц мы не найдем подходящей спутницы, а что касается мужчин…
- Это будет уже совсем не то, - перебила ее Каролина.
- Да, я согласна, это будет уже не то.
- Ведь мы хотим посмотреть на старые деревья, на древние развалины; провести денек как бы в прошлом среди вековечного лесного безмолвия и покоя.
- Да, вы правы; присутствие мужчин испортит все очарование; если они скучны, как Мелоун, или молодой Сайкс, или Уинн, - они только портят настроение; если же они интересны, то все равно что-то меняется, - я не могу точно определить, что именно; это чувствуешь, но выразить трудно.
- Во-первых, мы тогда не обращаем внимания на природу.
- И природа мстит нам за это; она набрасывает покрывало на свое высокое, ясное чело, скрывает свой лик и не дарит нам той безмятежной радости, какой она наполнила бы наши сердца, если бы мы пришли для того, чтобы благоговейно преклониться перед ней.
- И что же она дает нам взамен?
- Волнение и тревогу; волнение, при котором часы проходят как миг, и беспокойство, нарушающее их мирное течение…
- Способность быть счастливым во многом зависит от нас самих, рассудительно заговорила Каролина. - Помнится, я гуляла в этом лесу с большой компанией; там были молодые священники, соседние помещики и несколько дам, и эта прогулка показалась мне невыносимо утомительной и пустой. Но когда я ходила совсем одна или вдвоем с Фанни, у меня весь день было безмятежно-счастливое настроение, - Фанни все сидела в домике лесника, беседуя с его женой и занимаясь шитьем, а я бродила где хотела, рисовала пейзажи или читала. Правда, я тогда была моложе, - это было два года тому назад.
- А вам случалось гулять там с вашим кузеном Робертом Муром?
- Да, прежде случалось.
- Он, должно быть, интересный спутник?
- Как вам сказать: кузен - это ведь не то, что посторонний!
- Я знаю. Но если кузены глупы, они досаждают нам еще больше посторонних - их ведь труднее держать на расстоянии. Но ваш кузен не глуп?
- Нет конечно, но…
- Так что же?
- Видите ли, общество глупцов несносно, вы правы, зато в присутствии умных мужчин всегда появляется странное чувство неловкости: если ваш спутник умен, благороден, образован, то вы невольно начинаете сомневаться, достойны ли вы его общества.
- О нет, тут я с вами не согласна; такое самоуничижение мне чуждо: я не считаю себя недостойной даже лучшего из них - то есть лучшего из джентльменов, хотя это, конечно, звучит нескромно; мне кажется, когда они благородны, то уж в полном смысле этого слова! Кстати сказать, ваш дядюшка, несомненно, относится к лучшим представителям своего поколения. Где бы я его ни встретила, я всегда рада видеть его смуглое, характерное и умное лицо. А вы его любите? Он к вам добр? Ответьте мне откровенно.
- Видите ли, ведь он воспитывал меня с раннего детства и уделял мне столько же внимания, сколько уделил бы родной дочери. Он, конечно, сделал мне много добра, однако я не могу сказать, что люблю его. Я предпочитаю видеть его как можно меньше.
- Странно! Ведь он, несомненно, умеет завоевывать симпатии!
- В обществе - да, но дома он суров и молчалив, и прячет общительность в книжный шкаф или в ящик письменного стола точно так же, как убирает на место трость и шляпу. Своему очагу он дарит только хмурое лицо и отрывистые слова, а улыбку, шутку, острое словцо приберегает для общества.
- У него деспотичный характер?
- О нет, ничуть; он не деспот и не лицемер; о нем можно сказать, что он скорее щедрый, чем добрый, скорее блестящий, чем непосредственно искренний, скорее щепетильно беспристрастный, чем справедливый. Не знаю, понятны ли вам все эти тонкости?
- Понятны. Доброта обычно влечет за собой снисходительность, а ее нет; при непосредственности и искренности неизбежна отзывчивость, а ее тоже нет; справедливость возникает из участия и уважения к ближним, в чем наш почтенный строгий друг никак не повинен!
- Вот я и думаю, Шерли, - неужели все мужчины в семейном кругу таковы, как мой дядя? Неужели женщины их пленяют, внушают им уважение к себе только прелестью новизны и необычности, а видя их каждый день и привыкнув к ним, мужчины уже не способны питать те же чувства?
- Не знаю. Я и сама нередко об этом думаю, но пока не могу рассеять ваши сомнения. Впрочем, откровенно говоря, будь я уверена, что мужчины и вправду так непохожи на нас, так непостоянны, так быстро охладевают и перестают любить, так нечутки и невнимательны, я предпочла бы совсем не выходить замуж. Мне было бы очень тяжело обнаружить, что любимый человек ко мне равнодушен, что я ему наскучила и что все мои усилия угодить ему тщетны, ибо так уж ему положено - быть изменчивым и охладевать. Поняв это, мне не оставалось бы ничего другого, как уйти, навсегда покинуть человека, которому я бессильна подарить счастье.
- Но вы не смогли бы уйти, если бы были замужем.
- Вот то-то и оно, я уже не была бы сама себе госпожа! Я содрогаюсь при одной мысли об этом! Это, должно быть, невыносимо - сознавать, что тобой тяготятся, видят в тебе только обузу, - ненавистную, гнетущую обузу! Сейчас, если я чувствую, что я лишняя, я спокойно окутываюсь своей независимостью, как плащом, прикрываюсь своей гордостью, как вуалью, и удаляюсь в уединение. А замужняя этого не может.
- В таком случае удивительно, что все девушки не дают клятву оставаться старыми девами, - заметила Каролина. - Если верить людям, умудренным опытом, это было бы разумнее всего. Вот и дядя всегда говорит о супружестве как о тяжком бремени и на всякого вступающего в брак смотрит как на безумца или во всяком случае как на глупца.
- Но ведь не все мужчины таковы, как ваш дядюшка, Каролина; разумеется, нет… я надеюсь, что нет, - проговорила Шерли и задумалась.
- Мне кажется, каждая из нас считает исключением из общего правила того, кого она полюбит, но только до замужества, - заметила Каролина.
- Я с вами согласна; и наш избранник кажется нам идеалом; мы верим, что он похож на нас, что между нами полная гармония; в его голосе звучат для нас самые искренние, самые нежные обещания сердца, которое никогда не охладеет к любимой; в его глазах мы видим чувство, которому можно доверять, - любовь. Наверное, нельзя доверять так называемой страсти, - она вспыхнет ярко, как огонь в сухой соломе, но лишь на минуту, и тут же угаснет! Наблюдая за нашим избранником, мы видим, что он ласков к животным, к детям, к бедному люду; и к нам он тоже ласков, добр, внимателен. Он не льстит женщинам, но кроток и терпелив с ними; видно, что ему легко и приятно в их обществе; он любит не из тщеславных и эгоистичных расчетов, а так же, как и мы, - от чистого сердца. Мы замечаем, что он справедлив, не способен лгать, честен, порядочен; как только он входит в комнату, на душе становится светло и радостно; уходит он - мы впадаем в уныние и тоску. Мы узнаем, что он любящий сын и заботливый брат; кто осмелится утверждать, что такой человек не будет хорошим мужем?
- Мой дядя первый же заявит без малейшего колебания: "Через месяц он к тебе охладеет".
- То же самое скажет и миссис Прайор.
- Миссис Йорк и мисс Мэнн будут мрачно намекать на то же.
- Ну, если они правдивые оракулы, то лучше не влюбляться.
- Что может быть лучше! Если только вам это удастся!
- Я предпочитаю сомневаться в их правоте.
- Как, значит, вы уже попались?
- Нет, а уж если бы попалась, то знаете, у каких правдивых советчиков попросила бы я совета?
- Любопытно узнать.
- Не у мужчин, не у женщин, молодых или старых, а у босоногого мальчугана-ирландца, что приходит к моим дверям просить подаяния; у мышки, что украдкой вылезает из норки; у птицы, что в снежную стужу стучит клювом в мое окно, прося бросить ей крошку; у собаки, что лижет мне руки и сидит у моих ног.
- А случалось ли вам встретить человека, ласкового к этим безобидным существам?
- А вам случалось ли встретить человека, к которому льнули бы такие существа, шли бы за ним следом, доверяли бы ему?
- У нас в доме есть старый пес и черная кошка. И я знаю человека, на коленях у которого обязательно усядется эта кошка или влезет к нему на плечо и с мурлыканьем начнет тереться о его щеку, а стоит ему показаться во дворе, как старый пес вылезает из своей конуры, и машет хвостом, и визжит от радости.
- А как же ведет себя этот "некто"?
- Ласково поглаживает кошку, позволяя ей расположиться как можно удобнее, а если встанет, то осторожно поднимет ее и опустит на пол, но никогда не отбросит грубо; так же и с собакой - он посвистит ей и приласкает ее.
- Правда? Уж не Роберт ли это?
- Ну конечно, Роберт.
- Прекрасный человек, - с жаром проговорила Шерли, и глаза ее сверкнули.
- Он и вправду прекрасен! Разве у него не красивые глаза, не тонкие черты лица, не высокий благородный лоб!
- Да, все это так, Каролина! Он и великодушен и хорош собой.
- Я была уверена, что вы сумеете оценить его! С первого же раза, увидев ваше лицо, я это поняла.
- Я была расположена к нему и до того, как узнала его; когда я его увидела, он мне понравился; теперь я восхищаюсь им; красота очаровывает сама по себе, Каролина; если же она сочетается с добротой, то очарование становится всесильным.
- А если прибавляется еще и ум, Шерли?
- Тогда никто не может устоять.
- И тут нам не мешает вспомнить о моем дяде и о наших дамах - Прайор, Йорк и Мэнн.
- Вспомнить, как квакали египетские лягушки! Он - благородный человек! Я уже вам говорила: когда мужчина благороден, - он венец творения, он истинный сын Бога. Он вылеплен по образу и подобию своего создателя, несет в душе его божественную искру и возвышается над всем человечеством! Да, великому, доброму, прекрасному мужчине принадлежит первенство в мироздании!
- Он стоит выше нас, женщин?
- Мне кажется, оспаривать у него первенство - унизительно для нас самих; неужели левая рука должна состязаться в превосходстве с правой? Пристало ли пульсу соперничать с сердцем? Или венам - с наполняющей их кровью?
- Однако мужчины и женщины, мужья и жены ужасно ссорятся, Шерли.
- Несчастные! Испорченные, падшие создания! Им был уготован творцом иной жребий, иные чувства.
- Но можем мы, женщины, считать себя равными мужчинам или нет?
- Я только радуюсь, если мужчина во всех отношениях выше меня и дает мне почувствовать свое превосходство.
- И вы такого встретили?
- Надеюсь встретить когда-нибудь; и если он будет намного выше меня, тем лучше: снисходить - унизительно, преклониться - сладостно. Но вот что грустно - всякий раз как я готова благоговейно преклониться, я обнаруживаю, что введена в заблуждение, что мой избранник - это ложный Бог, недостойный моего почитания.
- Мисс Килдар, не зайдете ли ко мне? Мы у дверей моего дома.
- Сегодня нет, но завтра я зайду и уведу вас к себе на весь вечер. Каролина, если вы и на самом деле такая, какой мне кажетесь сейчас, мы с вами близко сойдемся. Еще ни с одной девушкой мне не случалось беседовать так откровенно, как нынче с вами. Ну, поцелуйте меня на прощание.
* * *
Миссис Прайор не меньше самой Шерли искала встреч с Каролиной. Она, никогда не ходившая по гостям, вскоре после знакомства явилась к ней с визитом. Священника в это время не было дома. День выдался томительно-душный, она раскраснелась и выглядела возбужденной то ли от жары, то ли оттого, что пришла в незнакомый дом: ведь она вела очень замкнутую жизнь. Когда Каролина вышла к ней в столовую, миссис Прайор сидела на диване, обмахиваясь носовым платком, дрожала и, казалось, была близка к истерике.
Каролина в душе подивилась на такое неумение владеть собой в ее возрасте и на такую слабость при таком цветущем виде. Миссис Прайор поспешила сослаться на духоту и усталость от прогулки; пока она, в который уже раз, торопливо, но бессвязно объясняла, чем вызвано ее столь неожиданное волнение, Каролина принялась ласково ухаживать за гостьей, снимая с нее шаль и шляпку. Надо сказать, что миссис Прайор не от всякого соглашалась принимать такие знаки внимания; бывало, стоит кому-нибудь только прикоснуться к ней или подойти близко, как она отпрянет с растерянным и холодным видом, отнюдь не лестным для того, кто вознамерился проявить эту учтивость; однако она с готовностью позволила проворным ручкам Каролины распоряжаться собой и, казалось, даже находила в этом облегчение. Спустя несколько минут она перестала дрожать и успокоилась.
Когда к ней вернулось самообладание, она заговорила о повседневных делах. В многолюдном обществе миссис Прайор редко открывала рот; а если ей все же приходилось вступать в разговор, то она говорила, мучительно стесняясь и с трудом связывая слова; но с глазу на глаз она была приятной собеседницей, отсутствие живости в речи искупалось изяществом оборотов, она судила обо всем здраво и рассудительно и могла поддерживать разговор на самые разнообразные темы; Каролина даже не предполагала, что беседа с этой дамой доставит ей столько удовольствия.
На стене, против дивана, на котором они сидели, висели три портрета; в середине, над камином, - женский портрет, по бокам от него - два мужских.
Миссис Прайор, нарушив минутное молчание, воцарившееся после получасовой оживленной беседы, заметила:
- Какое прекрасное, безукоризненно правильное лицо у этой дамы; здесь даже резцу скульптора нечего было бы исправить. Это портрет?
- Это портрет миссис Хелстоун.
- Миссис Мэттьюсон Хелстоун? Жены вашего дядюшки?
- Да; и говорят, что здесь она как живая. До свадьбы она слыла первой красавицей в наших местах.
- Ну что ж, она заслуживала эту славу. Лицо прекрасное, точеное, только его несколько портит безжизненное выражение; эту особу вряд ли можно назвать женщиной с характером.
- Мне кажется, она была на редкость тихой и молчаливой.
- Вот бы не подумала, что ваш дядюшка выберет себе такую жену! Он ведь как будто любит, чтобы его развлекали, занимали веселой болтовней.
- В обществе - да; но, по его собственным словам, он не ужился бы с женой-болтушкой, у себя дома ему нужен покой. В гости ходят, чтобы развлечься, говорит он, а домой возвращаются, чтобы почитать и поразмышлять.
- Я слышала, что миссис Мэттьюсон скончалась вскоре после своего замужества?
- Спустя пять лет.
- Так вот, моя милочка, - проговорила миссис Прайор, вставая, надеюсь, вы будете частой гостьей у нас в Филдхеде. Хорошо? Вам, вероятно, бывает тоскливо в этом доме, где у вас нет даже близкой вам женщины.
- Я уже привыкла. Я ведь и росла одна. Разрешите, я помогу вам накинуть шаль.
Миссис Прайор покорно приняла ее услуги.
- Если вам понадобится помощь в ваших занятиях, прошу вас, обращайтесь ко мне.
Каролина поблагодарила ее за любезность.
- Я надеюсь часто беседовать с вами совсем запросто, как сегодня. Мне хочется быть вам чем-нибудь полезной.
Каролина снова поблагодарила ее, подумав про себя, что в груди этой дамы под внешней холодностью бьется горячее, доброе сердце. Заметив, что миссис Прайор, направляясь к выходу, еще раз бросила внимательный взгляд на портреты, Каролина как бы между прочим объяснила:
- Портрет, что у самого окна, - дядя, каким он был лет двадцать тому назад; а на этом, слева от камина, изображен его брат Джеймс - мой отец.
- Они немного похожи; однако очертания лба и рта говорят о различии в характерах.