Добрый человек посмотрел на меня с ласковой улыбкой. Белые зубы сверкнули на солнце, а черные глаза, тоже блестевшие, глядели на меня с участием. Лицо его как будто сохраняло юношескую свежесть, и, если бы не седина в густых вьющихся волосах, никто бы не подумал, что он - старик… Я протянул ему ветошь, и он, продолжая улыбаться, обтер руки, перепачканные машинным маслом.
- Большое спасибо, - сказал я. - Как бы там ни было, я вам очень благодарен.
- Жаль, - ответил он, - очень жаль, что я не смог быть вам полезным. - И добавил: - Но поверьте мне, молодой человек, не стоит из-за такого пустяка портить себе кровь.
Хоть я и пребывал в расстройстве, мне не хотелось показаться невежливым такому обязательному человеку. И я пояснил как можно учтивее:
- Нет, портить кровь себе я не собираюсь. Только это… досадно, не правда ли? Мелкая неприятность, не более. Откровенно говоря, зло берет. Но что поделаешь!
И в своем голосе я услышал беспомощные нотки. Улыбка моя, должно быть, показалась ему вымученной и печальной.
- Вы, наверное, торопились, спешили куда-нибудь, - заметил он, оглядываясь, словно искал для меня спасения.
- Да нет… видите ли. По правде говоря, не спешил. Ехал просто так. Неважно, оставим это, выйду из положения.
Мне хотелось ответить любезностью на любезность этому услужливому человеку, и, чтобы не показаться сухим и даже грубоватым, каким я бываю всякий раз, как сталкиваюсь с какой-нибудь неприятностью (уж я-то себя знаю), я пустился в объяснения, попытался в общих чертах обрисовать обстановку, в которой оказался этим утром. У меня была только одна цель: держаться естественно, спокойно и не проявлять свойственной мне по временам сдержанности. Но очень скоро - быть может, потому, что мне не хотелось вернуться к своему одиночеству, - я стал доверительно делиться с ним моими невзгодами, поначалу в безличной форме: дескать, жизнь не часто балует нас, простых смертных, а потом - без лишних подробностей, разумеется, - рассказал и о моем невезении в последние дни.
Он слушал меня, кивая головой и глядя в землю. Сами того не замечая, мы с ним медленно пошли к набережной. Как только завернули за угол, перед нами предстало море - зеленое, синее, белое, сверкающее и искрящееся в это солнечное утро. На набережной никого не было. Солнце припекало уже чувствительно, но здесь жара смягчалась свежим морским ветерком. Мы уселись на скамью лицом к морю.
- Да, сеньор, - задумчиво произнес незнакомец после молчания, - так оно и есть, у каждого свои горести. Таков уж мир.
И вдруг он начал бормотать нараспев какие-то слова, почти не разжимая губ, - он пел что-то вроде гимна, мелодия показалась мне знакомой, но я никак не мог вспомнить, что это такое.
Так мы сидели довольно долго. Время от времени я искоса поглядывал на его склоненную голову, в которой было немало седых прядей, на его набрякшие веки, мигавшие от сверкания моря, на толстые дрожащие губы, из которых неслись тихие звуки бесконечной литании. Я подумал было, что он забыл о моем присутствии, и уже собирался встать, но тут он повернулся ко мне, положил свою темную руку на рукав моей белоснежной рубашки и с неожиданной живостью сказал:
- Не спешите, молодой человек. Куда вы торопитесь? Молодые вечно спешат.
Он был прав: куда мне спешить? Потом он добавил:
- Забудьте, забудьте обо всем, что неважно, и думайте лишь о том, что важней всего.
Но он не пояснил, что именно неважно и что важней всего. Словами не пояснил, но ласково взял меня за плечо, и я подумал, что, по существу, он опять прав; я понял, что глупо изводиться из-за тех забот, которые меня одолевали, из-за досадных мелочей, - и понять это помогло мне море, такое безбрежное и спокойное в это воскресное утро.
- Идемте, - сказал он, вставая.
И я последовал за ним. Мы медленно пошли, не говоря ни слова, вдоль кромки прибоя.
- Разве не ведомо вам, молодой человек, что все в конце концов улаживается? - задумчиво спросил он.
А я не без горькой иронии ответил:
- Да, конечно, когда приходит смерть.
- Вот именно: когда приходит смерть, - серьезно подтвердил он. Но тут же, перейдя на веселый тон, продолжал: - Так что ж, пока наша смерть не пришла, позаботимся о поддержании жизни. Согласны? Тогда пойдемте: я приглашаю вас позавтракать со мной. Окажите мне эту честь.
Я не стал отказываться, хотя бы из приличия. Как я ни старался это скрыть, незнакомец прекрасно понял состояние моего духа, пожалел меня и не хотел оставлять одного. И я молча принял его предложение, ощущая собственную беспомощность и проникшись жалостью к самому себе, но твердо решил расплатиться по счету, прежде чем он успеет это сделать.
Однако момент этот так и не наступил, потому что он повел меня завтракать к себе домой, в дощатую лачугу, выкрашенную в зеленый цвет; на окошках с простыми, вязанными крючком занавесками стояли горшки с геранью.
- Лаура, со мной мой друг, он будет с нами завтракать, - крикнул он, отодвигая полог у двери, и тут же поспешно посторонился, пропуская меня. Донья Лаура тотчас подошла, протянула мне руку и посетовала: если б ей знать заранее, а то она может подать нам только рис, бананы и пиво.
Рис был отличный. Завтракали мы на свежем воздухе, в маленьком немощеном патио - в жилищах бедняков это самое лучшее место. Мне сразу же сказали, что, если захочу, я могу провести здесь сиесту, отдохнуть. Выпили кофе. "Прекрасный кофе, сеньора!" - похвалил я. После второй чашечки, которую я выпил с наслаждением, как и первую, мы долго молчали.
Потом хозяин дома встал, не говоря ни слова, вошел в дом и вернулся с кларнетом в руке, глаза его лукаво улыбались.
- Ого! - весело воскликнул я. И мы оба рассмеялись.
Он поднял ладонь: подождите минутку. Стал передо мной, поднес мундштук к губам и стал пробовать инструмент, извлекая из него тягучие звуки. Донья Лаура меж тем исчезла в полутьме дома, а я развалился в плетенном из ивовых прутьев кресле под освежающей сенью каких-то растений с огромными листьями. Хозяин играл с наслаждением. Меня развлекала и забавляла его манера исполнения: он помогал сверкавшему никелем инструменту всем своим телом, и мне казалось, будто я смотрю на неутомимые выкрутасы резвого и шаловливого ребенка: издавая высокие переливчатые звуки, музыкант пожимал плечами, лукаво подмигивал, потешно тряс головой, а ногой отбивал такт.
Но вдруг после одной из пауз кларнет издал не виртуозное тремоло юморески, а протяжную душераздирающую тоскливую ноту, так что я вздрогнул, сначала даже испугался, а потом замер в ожидании. Что бы это значило? У меня возникло такое же впечатление, какое бывает, когда возишься с приятелем, обмениваясь шутливыми ударами, и вдруг, когда ты меньше всего этого ожидаешь, получаешь сильный удар под ложечку… Я замер: что это такое? Кларнет во весь голос кричал о безысходном отчаянии, но первоначальная острота и пронзительность постепенно смягчились, стали глуше и затем сменились судорожными рыданиями, в которых время от времени возникали новые всплески отчаяния, тут же переходившие в тихую жалобу, и в усталом голосе кларнета все сильней звучали нотки самоотречения, он пел все тише, все печальней.
Я прикрыл рукой глаза: на них выступили слезы. И заметил, что хозяин дома тоже плачет: слезы текли по его щекам, смешиваясь с каплями пота. Тогда я опустил руку, устыдившись. Мы смотрели друг на друга, как двое потерпевших кораблекрушение, перед тем как их поглотит пучина. Наконец агонизирующий кларнет умолк.
Музыкант отер пот с лица рукавом, улыбнулся мне и глубоко вздохнул. Но, едва переведя дух, снова поднял кларнет, и из него полились торжественные, уверенные, спокойные звуки. От самоотречения мы перешли к утешительному забвению, перед нами возник грустный, но мирный пейзаж… Снова пауза, и снова неожиданность. Кларнет издал короткий крик, на этот раз - ликующий и радостный, и потоки счастья хлынули в мою душу, послушную теперь серебряному голосу кларнета, который в финале взвился высокой нотой вечной надежды и бесконечного ликования… Когда он умолк, я, сам не знаю, как и почему, встал и распростер объятия.
- Аллилуйя, брат мой! - воскликнул музыкант. - Аллилуйя!
Я молча обнял его.
И вскоре распрощался с этим добрым человеком и его женой. Не спеша направился к дому. Он был прав: в конце концов все улаживается.
Примечания
1
Fr. Ayala. Recuerdos у olvidos. Madrid, 1982, t. I, p. 37.
2
См. подробнее об издании советской литературы в Испании 20-х гг.: В. Кулешова. Испания и СССР. Культурные связи. 1917–1930. М., 1975.
3
X. Ортега-и-Гассет. Эссе на эстетические темы в форме предисловия. - Вопросы философии, 1984, № 11, с. 149.
4
Ф. Гарсиа Лорка. Об искусстве. М., 1970, с. 100.
5
Fr. Ayala. Recuerdos у olvidos, t. I, p. 121–122.
6
Fr. Ayala. La cabeza del cordero. Buenos Aires, 1949. Proemio, p. 8.
7
Fr. Ayala. Recuerdos у olvidos, t. I, p. 177–178.
8
Fr. Ayala. Recuerdos у olvidos. Madrid, 1983, t. II, p. 215.
9
Ibid., p. 102.
10
J. Goytisolo. España у los españoles. Barcelona, 1979, p. 97.
11
См.: К. Рохас. Долина павших. M., "Радуга", 1983.
12
См. подробнее в кн.: Хорхе Луис Борхес. Проза разных лет. М., "Радуга", 1984.
13
Fr. Ayala. La cabeza del cordero. Proemio, p. 14–15.
14
Ibid., p. 14.
15
A. Amorós. La narrativa de Francisco Ayala. en: Historia y crítica de la literatura española. VIII. Epoca contemporánea. 1939–1980. Barcelona, 1981, p. 532–533.
16
М. Bussagli. Bosch. London, 1967, р. 30–31.
17
Fr. Ayala. Recuerdos y olvidos, t. I, р. 41.
18
Пещера, описанная в "Дон Кихоте". - Здесь и далее примечания переводчиков.
19
Святой Дух изображается в виде голубя.
20
Энрике III (1379–1406) - сын Хуана I и Леонор Арагонской, король Кастилии (1390–1406), за свою болезненность получивший прозвище Немощный, в советской историографии часто переводимое как Слабый.
21
Прозвище Карла II (1661–1700), последнего испанского короля из династии Габсбургов; больной и бездетный, он завещал престол будущему Филиппу V, внуку Людовика XIV, что стало причиной так называемой войны за "испанское наследство" (1701–1713) в Европе.
22
Впоследствии, в дальнейшем (лат.).
23
Библия, Мтф., X, 37.
24
Библия, Мтф., V, 30.
25
Библия, Мтф., VII, 1.
26
Педро Жестокий (1334–1369) - король Кастилии с 1350 по 1369 год, сын короля Альфонса XI (1311–1350).
27
Бастард (т. е. "незаконный сын") - прозвище Энрике де Трастамара (1333–1379), одного из незаконных сыновей Альфонса XI. С 1369 по 1379 год был королем Кастилии и звался Энрике II.
28
Леонор де Гусман (12? - 1351) - возлюбленная короля Альфонса XI.
29
Алька́нтара - рыцарский орден (точнее, орден рыцарей-монахов), основанный в 1156 году для защиты тех земель, которые еще принадлежали испанцам, от нападения мавров.
30
Во времена событий, рассказанных здесь. - королевский дворец в Севилье.
31
Золотая середина (лат.). Здесь: посредственность!
32
Накладное золото (франц.). Здесь: одна видимость!
33
Дж. Бенцони в "Истории Нового света" (1565) описывает, как Христофор Колумб в ответ на ироничное замечание, что открытие Америки оказалось не очень сложным делом, предложил собеседнику установить на столе яйцо в вертикальном положении. Когда у того не получилось, Колумб взял яйцо и сильно ударил острым концом о стол. Скорлупа смялась, и яйцо встало торчком. Выражение "колумбово яйцо" употребляется для обозначения необычного подхода к какому-либо вопросу и неожиданно простого решения.
34
На веки вечные (лат.).
35
Всеобщий союз трудящихся: профсоюзное объединение рабочего класса, тесно связанное с Испанской социалистической рабочей партией.
36
Альвар Фаньес Минайя, родственник и друг героя испанского эпоса Руй Диаса де Бивар, прозванного маврами Сид Кампеадор ("Песнь о Сиде"), вместе с Сидом мстит графам Каррьонским, а мстителем за инфантов Лара выступает Мударра, один из персонажей цикла народных романсов.
37
Святой Иаков - по-испански Сантьяго - считается покровителем Испании, спасшим ее от мавров; отсюда и название города, где он якобы похоронен.
38
В романе Сервантеса "Дон Кихот" герой принимает медный таз для бритья за рыцарский шлем волшебника Мамбрина и, отняв его у цирюльника, водружает на голову.
39
Портал в соборе Святого Иакова Компостельского (по-испански: Сантьяго-де-Компостела).
40
Имеется в виду апостол Иаков Старший (Сантьяго), покровитель Испании.
41
Имеется в виду Альфонсо Перес де Гусман, прозванный Добрым (1258–1309), кастильский военачальник; враги, осадившие Тарифу, которую он защищал, угрожали зарезать его сына, захваченного ими, если Гусман не откроет ворота; чтобы показать врагам, что он никогда не изменит своему королю, бросил сам им нож.
42
Перед расстрелом франкисты обычно силой и угрозой расправы с близкими заставляли республиканцев исповедоваться.
43
Научно-литературное общество и место, где оно собирается.
44
Здесь: в пару (франц.).
45
До соития (лат.).
46
Печаль (лат.).
47
Не святой (лат.).
48
Благоразумнейшую деву (лат.).
49
По собственному побуждению (лат.).
50
Спасибо, господин (искаж. франц.).
51
Во всеуслышание (лат.).
52
В полном неведении (лат.).
53
Здесь: предназначенной для этого (лат.).
54
Начальные слова английского закона XVII в. об обязательной явке задержанного перед трибуналом.
55
Со всей откровенностью (лат.).
56
Плагиат, повторение (франц.).
57
Небрежность (франц.).
58
Бордовый атлас (франц.).
59
Хуан Мануэль (1282–1348) - выдающийся представитель дидактической литературы; его лучшее произведение - "Книга примеров графа Луканара и Патрисио".
60
В финале (итал.).
61
Внимание (итал.).
62
Этот маленький фигляр (франц.).
63
Таким, каким он стал (франц.).
64
Пепе - уменьшительное от Хосе.
65
Занимательный, приятный (франц.).
66
Кружки (франц.).
67
Литератор, писатель (франц.).
68
Мысленно (лат.).
69
Попусту растраченный, неудачный (франц.).
70
Испанское национальное блюдо, характерное для Валенсии; приготавливается из рассыпчатого риса, кусочков мяса, рыбы, овощей и приправ.
71
Большое спасибо (нем.).
72
Большое спасибо. Очень хорошо (нем.).
73
Маленький туберкулезник (франц.).
74
"Бесконечные воспоминания" (франц.).
75
Экзотическое имя (франц.).
76
В те времена (лат.).
77
Одно вместо другого (лат.).
78
Кто есть кто (англ.).
79
Владелец похоронного бюро (англ.).
80
Косметичка (англ.).
81
Речь идет об известном сочинении Цицерона "О старости".
82
Утренний домашний туалет (франц.).
83
Уменьшительное от Энрике.
84
Новогодний вечер (нем.).
85
Двойное мартовское пиво (нем.).
86
Bock (нем.) - козел.
87
Бесцеремонность (франц.).