Мусульманское вторженіе снова обрекло толедскихъ архіепископовъ на смиренную жизнь. To, что было во времена римскаго владычества, конечно, не повторилось боле и прелатамъ не приходилось бояться за свою жизнь: мусульмане не умножали число мучениковъ и не насиловали врованій побжденныхъ. Вс толедскія церкви остались во власти мозарабскихъ христіанъ за исключеніемъ собора, превращеннаго въ главную мечеть. Но католики были бдны и постоянныя войны между сарацинами и христіанами, а также притсненія, которыми мавры отвчали на варварство, сопровождавшее обратное завоевываніе христіанами мавританскихъ земель, затрудняли служеніе церкви. Къ этому времени относятся невдомыя имена Циксила, Элипандо и Вистремиро, того Вистремиро, котораго святой Евлогій называлъ "факеломъ святого духа и свточемъ Испаніи", но о которомъ исторія даже не упоминаетъ. Если самого святого Евлогія предали мученической казни въ Кордов, то этимъ онъ обязанъ неистовству своего религіознаго пыла. Что касается Бенито, француза по происхожденію, его пріемника на архіепископскомъ престол, то онъ не желалъ уступать своимъ предшественникамъ въ святости и поэтому прежде чмъ прибыть въ Толедо, постарался, чтобы въ одной изъ церквей у него на родин сама Пресвятая Два принесла ему новое облаченіе.
Вскор посл того въ XI вк на сцену выступили воинствующіе архіепископы, прелаты въ кольчугахъ, вооруженные топорами о двухъ лезвіяхъ, "конквистадоры", которые, предоставляя служеніе мессъ смиреннымъ каноникамъ, сами садились на боевыхъ коней и считали, что недостаточно служили Господу, если въ теченіе года имъ не удавалось прибавить къ церковному достоянію нсколько деревень и нсколько горъ. Первыми изъ нихъ были французы, монахи знаменитаго монастыря Клюни, посланные въ сагагунскій монастырь аббатомъ Гюго; они первые стали называться "донами" въ знакъ своей сузеренской власти. Благочестивая вротерпимость прежнихъ епископовъ, которые среди полной мозарабской свободы поддерживали дружескія отношенія съ арабами и евреями, смнилась жестокимъ фанатизмомъ побдоносныхъ христіанъ. Какъ только архіепископъ донъ Бернардо занялъ толедскій престолъ, онъ тотчасъ же воспользовался отсутствіемъ Альфонса VI, чтобы нарушить королевскія обязательства. Въ силу торжественнаго договора, подписаннаго королемъ, главная мечеть должна была оставаться во власти мавровъ. Но архіепископъ, подчинивъ своему вліянію королеву, сдлалъ ее своей сообщницей; однажды ночью, въ сопровожденіи клира и рабочихъ, онъ ворвался въ мечеть и освятилъ ее; на слдующій день, когда сарацины пришли молиться, обращая лица къ восходящему солнцу, оказалось, что храмъ превращенъ въ католическій соборъ… Архіепископъ донъ Мартинъ предводительствовалъ войсками въ поход противъ андалузскихъ мавровъ; онъ завоевывалъ земли и участвовалъ, сопровождая Альфонса Ш, въ аларкосской битв… Знаменитый архіепископъ донъ Родриго написалъ хронику Испаніи, наполнивъ ее чудесами, и самъ созидалъ историческія событія, проводя больше времени на кон, чмъ въ собор; въ битв Ласъ Навасъ онъ подалъ примръ храбрости, бросившись первый въ бой. Посл побды король даровалъ ему двадцать деревень и между прочимъ Талаверу де ла Реина. Донъ Санчо, сынъ дона Хайме Арагонскаго и братъ королевы Кастильской больше цнилъ свое званіе войскового начальника, чмъ свою толедскую архіепископскую митру; узнавъ о приближеніи мавровъ, онъ выступилъ навстрчу имъ въ мартосскія равнины, ринулся въ битву и былъ убитъ врагами, которые отрзали ему руки и насадили его голову на пику… Донъ Хиль де Альборнозъ, знаменитый кардиналъ отправился въ Италію, спасаясь отъ дона Педро Жестокаго и, будучи очень умлымъ вождемъ, - вновь завоевалъ земли папъ, убжавшихъ въ Авиньонъ… Донъ Гутьере III воевалъ противъ мавровъ при дон Хуан II. Донъ Альфонсо де Акунія сражался при Энрико IV во время гражданскихъ войнъ. Этотъ рядъ прелатовъ, ставшихъ государственными людьми и воинами, богатыхъ и могущественныхь, какъ монархи, завершился кардиналомъ Мендоцца, который участвовалъ въ битв при Торо, въ завоеваніи Гренады и потомъ правилъ этой страной; такой же воинственностью отличался Хименесъ де Циснеросъ, который, не найдя боле мавровъ на полуостров, переправился черезъ море и двинулся на Оранъ, потрясая крестомъ, превращеннымъ въ оружіе для наступленія.
Орловъ смнили прелаты, напоминавшіе скоре домашнихъ птицъ. Посл архіепископовъ въ желзныхъ кольчугахъ потянулся длинный рядъ архіепископовъ, любившихъ роскошь и богатство; ихъ воинственный духъ проявлялся только въ интригахъ; они вели вчные процессы съ городами, съ корпораціями и съ частными лицами, ограждая огромныя богатства, собранныя ихъ предшественниками. Боле щедрые изъ нихъ, какъ напримръ Тгвера, воздвигали дворцы, покровительствовали художникамъ, Греко, Беругвете и другимъ, и такимъ образомъ положили въ Толедо начало возрожденію, представлявшему какъ бы отголосокъ возрожденія итальянскаго. Скупые, какъ напримръ Квирога, сокращали расходы церкви, привыкшей къ роскоши; они становились банкирами королей, одолживали милліоны дукатовъ австрійскимъ монархамъ, которые хотя и владли огромной имперіей, въ предлахъ которой никогда не заходило солнце, но все же нищенствовали, когда запаздывали суда изъ Америки.
Соборъ былъ вполн произведеніемъ своихъ архіепископовъ. Вс они оставили на немъ свой отпечатокъ. Самые сильные духомъ, самые воинственные создали остовъ собора, эту каменную гору и деревянную чащу, составлявшую скелетъ зданія; боле развитые, т, которые жили въ эпоху утонченнаго вкуса, соорудили рзныя ршетки, порталы, представлявшіе настоящее кружево изъ камня, обогатили соборъ картинами и драгоцнными камнями, превратившими ризницу въ хранилище истинныхъ сокровищъ. Постройка гигантскаго собора длилась около трехъ вковъ. Когда сооружены были стны и колонны, готическое искусство находилось въ первобытномъ період своего развитія. Въ теченіе слдующихъ двухъ съ половиною вковъ готика сильно подвинулась впередъ и ходъ ея развитія ясно обозначился въ архитектур собора. Подножія колоннъ были грубой работы, безъ всякихъ украшеній; колонны устремлялись вверхъ со строгой простотой и своды покоились на капителяхъ готическаго стиля, не достигнувшаго еще цвтистости позднйшей эиохи. Но верхняя часть, построенная двумя вками позже, окна съ ихъ многоцвтными стрльчатыми дугами, свидтельствовали о пышности искусства, достигнувшаго своего апогея.
Въ двухъ концахъ трансцепта ясно намчались успхи архитектуры за т вка, въ теченіе которыхъ сооружался соборъ. Дверь Часовъ, называвшаяся также Праздничной дверью, съ ея первобытной скульптурой, съ ея торжественной холодностью, съ ея тяжеловсными сценами сотворенія міра въ медальон посредин, представляла полную противоположность двери другого конца, такъ называемой Львиной двери, построенной двсти лтъ спустя, радостной и величественной, какъ входъ во дворецъ, уже обнаруживавшей чувственную смлость возрожденія, которая торопилась вытснить строгость христіанской архитектуры: ручка двери была сдлана въ вид голой сирены, свернувшей свой хвостъ.
Соборъ, весь изъ молочно благо камня, привезеннаго изъ каменоломенъ около Толедо, поднимался стройно и цлостно отъ подножія колоннъ до самыхъ сводовъ. Этотъ нжный камень былъ тотъ же, который употреблялся для архитектоническихъ украшеній; другой камень, еще боле нжный, служилъ для постройки сводовъ. Извн контрафорсы и перекидныя арки, брошенныя въ пространство, какъ мосты, были изъ твердаго гранита и составляли какъ бы твердый щитъ, который вка покрыли золотистымъ налетомъ. Щитъ этотъ поддерживалъ и защищалъ воздушность внутреннихъ сооруженій.
Внутри собора представлены были образцы всхъ стилей, процвтавшихъ на полуостров. Самыя старыя двери являли первобытную наивную готику; дверь Прощенія, такъ же какъ Львиная дверь, были яркими образцами цвтущей готики. Арабская архитектура представлена была своими изящными подковообразными кругами въ трифоріум, обходившимъ за главнымъ алтаремъ всю хоровую часть церкви: это было произведеніе Циснероса, который жегъ мусульманскія книги, но ввелъ мавританскій стиль въ христіанскія церкви. Даже стиль барокко представленъ былъ знаменитымъ прорзомъ Тамэ, въ свод за главнымъ алтаремъ.
Въ свободное время отъ занятій Габріэль бродилъ въ собор до вечера. Онъ любилъ заходить за главный алтарь; это было самое темное и самое тихое мсто во всей церкви. Тамъ почивало въ гробницахъ прошлое Испаніи. Въ королевской часовн за дверью, которую оберегали два подбоченившихся каменныхъ воина, кастильскіе монархи спали въ своихъ могилахъ, на которыхъ стояли въ молитвенныхъ позахъ статуи въ золотыхъ доспхахъ.
Семинаристъ любилъ останавливаться также передъ часовней Сантъ Яго и смотрть во внутрь черезъ ршетки трехъ стрльчатыхъ сводовъ. Въ глубин, святой въ одежд странника, поднявъ въ рук мечъ, топталъ нечестивцевъ копытами своей лошади. Большія раковины и красные щиты, украшенные серебряными полумсяцами, покрывали блыя стны до верха. Отецъ Габріэля считалъ эту часовню своею собственностью. Это была, по его словамъ, часовня семейства Луна и, какъ надъ нимъ ни смялись, онъ всетаки врилъ, что конетабль донъ Альваро и супруга его донья Хуана Пиментель, лежавшіе въ своихъ монументальныхъ гробницахъ, его славные предки. На гробниц супруги стояли въ углахъ четыре колнопреклоненныхъ монаха изъ чернаго мрамора, и созерцали благородную даму, лежавшую на мавзоле. А. гробница несчасгнаго кастильскаго конетабля охранялась четырьмя рыцарями Сантъ Яго, которые, завернувшись въ орлеанскіе плащи, стерегли своего начальника, погребеннаго съ отрубленной головой въ каменной гробниц готической формы. Габріэль вспоминалъ о томъ, что отецъ его разсказывалъ про статую донъ Альваро; когда-то статуя эта была бронзовая и когда въ часовн служили обдню, то въ минуту дароприношенія статуя приводилась въ движеніе посредствомъ скрытой пружины; она подымалась и стояла на колняхъ до конца службы. По однимъ свдніямъ Изабелла Кастильская потребовала уничтоженія этого театральнаго эффекта, нарушавшаго благоговніе молящихся; по словамъ другихъ, автоматъ былъ разбитъ взбунтовавшимися солдатами, врагами конетабля. Снаружи часовня Луна со своими большими укрпленными башнями походила на крпость, отдленную отъ собора.
Но хотя родители Габріэля считали эту часовню своею, все же его боле привлекала часовня святого Идлефонсо, гд находилась гробница кардинала Альборноза. Изъ всего прошлаго собора Габріэля боле всего восхищала романтическая фигура этого воинствующаго прелата, любителя литературы, испанца по рожденію, итальянца по своимъ побдамъ. Кардиналъ почивалъ въ богатой мраморной гробниц, которой года придали особый блескъ и янтарную мягкость. Невидимая рука вковъ, стирая лицо лежащей фигуры, сплюснула носъ, что придало воинственному архіепископу выраженіе монгольской жестокости. Четыре льва оберегали его прахъ. Все въ этомъ человк было необычайно, даже его смерть. Его трупъ, привезенный изъ Италіи въ Испанію при пніи молитвъ, несли на плечахъ цлыя толпы: он сбжались за индульгенціями, общанными папой. Это возвращеніе умершаго на родину длилось нсколько мсяцевъ: добрый кардиналъ подвигался медленно, переносимый изъ церкви въ церковь; передъ нимъ несли Распятіе, украшающее еще теперь его часовню, и онъ разливалъ на колнопреклоненныя толпы ароматы своего набальзамированнаго тла. Для дона Хиля дель Альборнозъ ничто не было невозможнымъ. Онъ являлъ собой какъ бы мечъ апостола, вернувшійся въ міръ, чтобы вновь насадить вру. Спасаясь отъ дона Педро Жестокаго, онъ укрылся въ Авиньон вмст съ другими, боле знаменитыми бглецами. Тамъ тогда жили папы, изгнанные изъ Рима народомъ, который въ своемъ средневковомъ бреду мечталъ возстановить по зову Ріенци древнюю консульскую республику. Но дону Хилю не могла прійтись по душ жизнь при веселомъ провансальскомъ двор. Онъ носилъ подъ рясой кольчугу, какъ полагалось толедскому архіепископу и за неимніемъ мавровъ, жаждалъ сразиться съ еретиками. Онъ отправился въ Италію съ порученіемъ собрать тамъ приверженцевъ церкви и принять начальство надъ ними. Его войско составилось изъ европейскихъ искателей приключеній и изъ итальянскихъ бандитовъ; онъ опустошилъ много деревень, истребилъ много городовъ отъ имени своего повелителя папы и вскор авиньонскіе изгнанники смогли вновь утвердиться на римскомъ престол. Посл этихъ походовъ, которые вернули папамъ половину Италіи, кардиналъ разбогатлъ какъ король и основалъ въ Болонь знаменитую "испанскую коллегію". Папа, знавшій о его грабительскихъ набгахъ, потребовалъ отъ него счетовъ. Тогда гордый донъ Хиль предсталъ передъ папой съ повозкой, нагруженный ключами и замками.
- Это ключи отъ городовъ и крпостей, которые я покорилъ папской власти, - надменно сказалъ онъ. - Вотъ мои счета.
Габріэль относился къ кардиналу Альборнозо съ тмъ восторгомъ, который люди слабой воли часто питаютъ къ военной доблести. Ему было особенно отрадно, что такая гордость духа и такая храбрость проявились именно у служителя церкви:
"Если бы въ нашъ маловрный вкъ, - думалъ онъ, - нашлись такіе люди, они подняли бы католичество на прежнюю высоту!"
Часто бывая въ собор, Габріэль особенно восхищался ршеткой главнаго алтаря, дивной работой Вилальпандо, ея листвой изъ темнаго золота и черноватыми, мстами поблвшими прутьями. Проводники и нищіе объясняли эти блыя пятна тмъ, что ршетка была серебряная, но что каноники нарочно выкрасили ее въ черное, чтобы ее не украли наполеоновскіе солдаты. Въ глубин святилища сверкалъ мягкимъ блескомъ главный алтарь изъ стариннаго темнаго золота: подъ его ажурнымъ балдахиномъ изображены были разныя сцены страстей Господнихъ. Золото струилось вдоль блыхъ стнъ, отмчая сверкающими линіями соединеніе камней. Подъ покровомъ рзныхъ стрльчатыхъ сводовъ стояли гробницы древнйшихъ кастильскихъ королей, а также гробница великаго кардинала Мендоцца.
Вдоль всей обшивки стнъ вокругъ алтаря изображенъ былъ безмолвный оркестръ готическихъ ангеловъ въ строго спадающихъ съ плечъ ризахъ, со сложенными крыльями; они играли на лютняхъ и на флейтахъ. Между колоннами статуи святыхъ епископовъ чередовались съ изображеніями различныхъ историческихъ или легендарныхъ лицъ. Съ одной стороны возвышалась статуя добраго магометанина Абу Валида, увковченнаго въ христіанскомъ храм за его вротерпимость, съ другой стороны, стоялъ таинственный пастухъ изъ Ласъ Навасъ, который научилъ христіанъ итти путемъ побды, а потомъ исчезъ какъ посланникъ Божій. Онъ представлялъ собой жалкую фигуру крестьянина съ плоскимъ лицомъ, съ грубымъ капюшономъ на голов. Справа и слва ршетки, какъ свидтели былой пышности, возвышались дв кафедры изъ драгоцннаго мрамора и рзной бронзы.
Габріэль бросилъ взглядъ на хоры, восторгаясь изумительными креслами, на которыхъ возсдали каноники. Онъ радостно мечталъ о томъ времени, когда и у него будетъ тамъ свое кресло. Идя дальше, онъ останавливался передъ огромной фреской, изображавшей святого Кристобала; фреска была столь же уродлива, какъ и внушительна, гигантъ занималъ всю стну и казался, благодаря своему росту, единственнымъ достойнымъ обитателемъ собора.
Кадеты военной академіи, разсматривая гиганта, опирающагося на пальму, похожую на метлу, измряли саблей его щиколодки и высчитывали, сколько "саблей" во всей фигур святого. Эта безцеремонность будущихъ воиновъ очень возмущала семинариста.
Иногда утромъ Габріэль заходилъ въ мозарабскую часовню и внимательно слушалъ службу, которую тамъ свершали на старинный ладъ, такъ, какъ въ средніе вка. На стнахъ изображены были въ краскахъ сцены завоеванія Орана знаменитымъ кардиналомъ Циснеросомъ. Семинаристъ, слушая однообразное пніе мозарабскихъ священниковъ, вспоминалъ столкновенія, которыя при Альфонсо VI происходили между римской литургіей и толедской, т.-е. между иностраннымъ и національнымъ культомъ. Врующіе, чтобы закончить вчный споръ, обратились къ "суду Божіему". Король избралъ бойца за Римъ, а жители Толедо поручили защиту готическаго культа мечу Хуана Руидза, владвшаго замкомъ на берегахъ Писуэрги. Побда выпала на долю готической литургіи, крторая доказала свое превосходство тмъ, что прекрасно владла мечомъ. Но, вопреки ясно обнаружившейся вол Господней, римскій культъ постепенно вытснилъ старый, и мозарабская литургія сохранялись во всей своей неприкосновенности только въ одной часовн.
Вечеромъ, когда посл окончанія службы, закрывали соборъ, Габріэль отправлялся къ звонарю. Маріано, сынъ звонаря, былъ однихъ лтъ съ семинаристомъ и дружилъ съ нимъ, цня его ученость. Онъ служилъ проводникомъ Габріэлю, когда они забирались на чердакъ собора. Взявъ ключъ, открывавшій двери на своды, они проникали вдвоемъ въ это таинственное мсто, куда отъ времени до времени попадали только рабочіе, производившіе работы въ собор.
Сверху соборъ казался некрасивымъ и лишеннымъ всякой оригинальности. Въ первое время своды оставались открытыми, огражденные только воздушными перилами. Но дожди сильно попортили своды, грозя полнымъ разрушеніемъ; каноники покрыли тогда соборъ кровлей изъ срыхъ кирпичей, придававшей храму видъ магазина или большого жилого дома. Верхушки перекидныхъ арокъ какъ бы стыдились показываться надъ такой уродливой крышей; контрафорсы вдавались во внутрь и терялись между плоскими постройками служебныхъ зданій, прислоненныхъ къ собору; башенки лстницъ прятались за щитомъ изъ уродливыхъ кирпичей.
Два друга, скользя по выступамъ, позеленвшимъ отъ дождя, шли вдоль наружнаго края собора. Ноги ихъ путались въ дикихъ травахъ, которыя росли въ расщелинахъ между камнями. При ихъ приближеніи стаи птицъ вылетали изъ этихъ крошечныхъ лсовъ. Выступы скульптурныхъ украшеній служили убжищемъ для гнздъ. Каждое углубленіе камня становилось маленькимъ озеромъ, куда стекала дождевая вода и куда слетались птицы, чтобы утолить жажду. Иногда на верхушк перекидной арки виднелась какая-нибудь большая черная птица, казавшаяся въ своей неподвижности страннымъ скульптурнымъ украшеніемъ: на самомъ дл это была просто ворона, гладившая себ крылья клювомъ на солнц. Для тхъ, кто смотрлъ на нее снизу, она казалась не больше мухи.